Войска 1-го Украинского фронта с боями продвигались по территории Силезии. Фашисты оказывали отчаянное сопротивление на всех участках. Тяжело приходилось и бойцам Пластунской казачьей дивизии, в которую меня перевели замполитом одного из батальонов. Однажды мы подошли к небольшому лесному массиву, на опушке которого находился хутор.
– Хлопцы, сейчас молочка бы парного! – воскликнул молоденький кубанский казак, мечтательно кивая в сторону хутора. – А на этом хуторе, наверно, его в достатке.
– А може и нэма, фриц усё разворовал, та испоганил. Мало мы таких хуторов бачили? – устало возразил пластун с лихо сдвинутой на затылок кубанкой.
– Та нэ каркай ты, ну тебя к бисовой матери, щоб тэбэ одному ружье ПТР нэ перетаскать! – гаркнул прокуренным басом пулеметчик Петраченко.
– Нэ каркай, нэ каркай… Мало ли чого нам хочется! Нэма там молочка парного. Нэма! Что-то не нравится мне этот хутор, – упрямо твердил «пэтээрщик.
– Брось ты! – успокоил его кто-то из шедших впереди. – Фриц так пятки смазал, что не догнать. Нэхай драпает до Берлину, а там ему и крышка.
– Хлопцы, а на Кубани сейчас навер…
Пулеметная очередь ударила по колонне. Раздались стоны, отчаянные выкрики, солдатская ругань. И громкое, протяжное «Батальон, к бо-о-о-ю-у!» Хутор между тем раскрыл свою страшную тайну, извергая на пластунов шквал огня. Прижатые к земле свинцовым ливнем, пластуны не сразу пришли в себя. Используя складки местности, вгрызаясь в землю, батальон сначала робко, затем смелее начал отстреливаться. Вскоре на хутор обрушился ответный ураганный огонь. Яростная перестрелка продолжалась полчаса. Огонь с хутора начал слабеть, а затем стих.
– Белого флага что-то не видно,– с сомнением произнес комбат, внимательно рассматривая хутор в бинокль. – Не может быть, чтобы всех фашистов убили… Всыпать им еще! Огонь! Огонь!
– Огонь! – раздалось по цепи. Шквал пулеметных и автоматных очередей захлестнул хутор. Из выбитых окон показался дымок. Еще десять минут обстрела. Но белый флаг так и не показался.
– Надо попробовать войти на хутор, что зря патроны тратить, – предложил командир первой роты комбату.
– Готовься к атаке, – коротко бросил тот.
– Первая рота приготовиться к атаке! – раздалась команда.
– Вторая и третья рота, обеспечить огневую поддержку, а затем – удар с флангов,– жестко потребовал комбат, обращаясь к командирам других подразделений.
После передышки раздалась команда «В атаку! Вперед!». Пластуны поднялись и с криками «Ура!» двинулись на хутор. Его обитатели нарушили молчание стрельбой из автоматов и пулеметов. Местность была хорошо пристреляна и казаки стали нести большие потери. Цепь, не продвинувшись и на сто метров, залегла.
– Слушай, а там ведь, наверно, эсэсовцы! – огорченно произнес комбат, обращаясь к замполиту.
– Да, стоят не щадя шкуры. Возможно, эсэсовцы.
– Батальон! Огонь! – закричал комбат.
С новой силой на хутор обрушилась огневая мощь пластунов. А белого флага все не было. Пехотинцы, используя каждый бугорок, прикрывая друг друга огнем, короткими перебежками и ползком приближались к хутору. Бьющие с хутора смертоносные струи стали стихать. Прозвучала последняя очередь и наступила тишина. После короткой паузы раздалась отчетливая команда «В атаку! Вперед!». Бойцы поднялись. Грянуло русское «Ура!» Но хутор ожил, обрушив на наступающих лавину огня.
– А ведь и эсэсовцы могли не выдержать и сдаться, – с досадой произнес комбат, нервно отбрасывая очередной окурок папиросы. – Батальон! Огонь!
Под прикрытием плотного огня кубанские пластуны с невероятным упорством приблизились к хутору. И вот уже кто-то из смельчаков, приподнявшись, бросил гранату в одно из окон. Огонь начал стихать и тут же в окна полетели гранаты – одна, другая, третья… Появились языки пламени.
Наступившая тишина прерывалась душераздирающими криками и стонами из горевшего дома и хозяйственных построек.
– Все! Выбегают с поднятыми руками! – радостно воскликнул комбат, зачехляя бинокль. – Пошли, замполит! Пленять будем эсэсовскую сволочь. Все в черной униформе.
Ни одного из взятых в плен эсэсовцев допросить не удалось. В молниеносной схватке люди в черной униформе были перебиты штык-ножами. Не успели офицеры подойти, как в толпе окруженных казаками солдат раздался истошный вопль:
– Братцы! не убивайте! Я – русский! Свой я! Я искуплю свою вину! Только не убивайте!
Тонкий визгливый голос подхватил:
– Пощадите! Мы не по своей воле!..
И тут же:
– Хлопцы! Цэ ж власовцы!
И все было кончено. Выстрелов не было. Солдатский суд был беспощаден. А на его весах находилось предательство.