Ж У Р Н А Л И С Т К А
ПЬЕСА В ЧЕТЫРЕХ ДЕЙСТВИЯХ
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
СИНИЦИНА Анна Васильевна, журналистка, редактор газеты.
ЗАЙЦЕВ, начальник районной службы МЧС
ЗАЙЦЕВА Татьяна, его жена.
ВАЛЕНТИНА, подруга Татьяны.
ГОРЮНОВ Владимир Ильич, режиссер муниципального театра.
ЗОЯ, секретарь главы администрации.
ФИЛИМОНОВ Иван Александрович, глава администрации.
КОЛОБИН, директор городского ремстройуправления.
ЧИВИКОВ, начальник ГАИ
МАЛИКОВА Альбина Михайловна, зав. отделом мэрии.
СЕМЕНОВ, начальник и тренер футбольной команды.
ФЕЛЬДМАН Абрам Моисеевич, инспектор госпожнадзора.
ФИРА, его жена.
Дежурный по МЧС, курьер, работники администрации.
Горюнов, худрук, актер и режиссер муниципального драмтеатра тоскливо смотрит по
сторонам. В зрительном зале варварски сняты половина кресел. На сцене, что-то вроде
стола. На двух ящиках резная, позолоченная дверь, имитация дворцовой, 19-го века.
На "столе" забытые инструменты, засохшие остатки нехитрого обеда, спецовка, посуда.
Брезгливо сморщенный, одинокий кирзовый сапог с отставшей подошвой. Ремонт ...
Горюнов, сорок раз запрещавший трогать реквизит и декорации, со стоном плюнув на
пыльный пол поплелся в городскую администрацию. Зачем он все это затеял? Так хоть
как то работали, репетировали. Его, горюновский, проект реконструкции театра одобрили
в отделе культуры, обсудили на сессии депутатов и ... изуродовав до неузнаваемости,
приняли к исполнению. Он-то хотел установить вращающуюся сцену, наклонный партер,
полукруглый балкон. И интерьер бы как изменился, и количество мест увеличилось.
По утвержденному же плану предполагалось покрасить стены, перестелить скрипящие
полы, заменить шторы и занавески. А если силы останутся, обиходить клумбу у входа.
Но и в таком сиротливо-скудном варианте, "реконструкции" не видать было конца.
То и дело ходить и клянчить было унизительно, но иначе вообще ничего не делалось.
У Горюнова заблямкал телефон. Звонила Зоя, секретарь мэра. Зоя хорошо относилась
к искусству, хотя в театр не ходила. А может к Горюнову, как его представителю.
- Владимир Ильич, приходите скорее. Тут бюджет пилить собираются. Колдобин с утра
пасется. Давайте поторопитесь, а то опять вам ничего не достанется.
- Ах Зоинька, если меня не позвали, даже и не сказали, выходит там ловить уже нечего.
- Да идите же, Владимир Ильич, не будьте рохлей. Ничего еще не решили, иначе здесь
Колдобин спозаранку бы не ошивался. А я Зайцеву сейчас позвоню, он вам поможет.
- Нет, Зоя, нет! Все что угодно, хоть землетрясение, хоть цунами, только не Зайцев!
Но Зоя уже не слушала, она бросила трубку.
Д Е Й С Т В И Е П Е Р В О Е
Малый зал заседаний администрации. Когда-то здесь распекали нерадивых городских чиновников.
Прошли те времена, но дух, аура кабинетов осталась. Там, во главе стола, "вверху" рассаживается
городское начальство, дальше работники мэрии. А уж на другом конце те, кому "ловить нечего".
Сегодня, кроме привычных лиц, очень симпатичная молодая женщина. Это Синицина Анна Васильевна.
Её еще не представили. Не слишком разбираясь в иерархии, или не думая об этом, она садится "внизу".
Слева и справа от нее свободные стулья. Обычно сидящий возле мэра Чивиков, поёрзав, выходит.
Вроде как позвонить, но быстро возвращается и садится уже рядом с ней. Вошедший Горюнов, кивнув
всем, робко усаживается с другой стороны.
ФИЛИМОНОВ. Ну, что товарищи, пока другие подойдут, давайте пока пройдемся по
благоустройству. Альбина Михайловна, как у нас там дела-то, движутся хоть?
МАЛИКОВА. Ну, в общем-то движутся. За уличное освещение еще и не принимались,
но к осени электрики обещают все сделать. С автобусными остановками наверное снова
не управимся. На следующий год останутся. Пляж хотели обиходить, а там горы мусора.
А на детские площадки, не знаю, песку бы хоть что ли завезти? А, главное, в парке арку
надо ремонтировать. Не ровен час развалится, придавит кого-нибудь. А, в остальном ...
ФИЛИМОНОВ. (Про себя) А в остальном прекрасная маркиза ...
МАЛИКОВА. Что вы говорите?
ФИЛИМОНОВ. Нет, нет, ничего, извините. Продолжайте пожалуйста.
(Входит Зайцев, быстро сориентировавшись, сразу направляется к Синициной)
ЗАЙЦЕВ. (Горюнову вполголоса) Иди пальто сними, а то взопреешь.
(Никакого пальто на нем нет, Горюнов в пиджаке, но, пока, встав, соображает...)
ЗАЙЦЕВ. (Наклонясь к Синициной) У этого стула ножка сломана. На тот пересядьте.
(Синицина испуганно держась за стол садится на стул Горюнова. Зайцев тут же плюхается на ее
место. Крайне недовольный Чивиков уходит к Филимонову, на свое привычное место)
ЗАЙЦЕВ. Иван Лексаныч, я здесь, валяйте, продолжайте.
ФИЛИМОНОВ. (Сбитый с толку. Чего продолжать-то? Петь что ли?) А-а ... Да ... А, Альбина
Михайловна, что вы говорили?
МАЛИКОВА. Я? А, ну да. В парке, говорю, арку ремонтировать надо. И еще, у бани, у
выхода теплотрассу надо приподнять. У входа же сделали. А тут пятый год все никак.
И лужа там постоянно. Люди помытые выходят, спотыкаются и хрясь в лужу. У нас за
это ответственным записан Колдобин, а он и не чешется.
КОЛОБИН. (В радостном озарении) Таблички надо поменять. "вход" на "выход", Делов-то!
(Маликова что-то записывает, но посмотрев на Филимонова сразу зачеркивает)
МАЛИКОВА. Колдобин, а в парке, ты думаешь арку ремонтировать или нет?
КОЛОБИН. (Обиженно) Моя фамилия Колобин. Как же я сделаю? Там вышку надо, а где
её взять? В электросети не дают. Не с частниками же связываться.
ЗАЙЦЕВ. А зачем тогда брался?
(Колобин не отвечает. только сопит. Зайцев наклоняется к Синициной, беря её за колено)
ЗАЙЦЕВ. Знаете, нога чего-то болит. Вот в этом месте.
СИНИЦИНА. (Решительно снимая его руку) Это моя нога. И в этом месте она не болит.
ЗАЙЦЕВ. Надо же, скажи на милость. Но все равно полегчало.
МАЛИКОВА. Иван Лексаныч, ну что делать-то? А если пришибет кого? Где автовышку
взять. Может у Зайцева?
КОЛОБИН. (Неприязненно отвернувшись) У него нельзя. Он не имеет права технику давать.
И потом, рабочих с театра надо снимать. Там все остановится.
ГОРЮНОВ. (Вскакивая) Да нет там никого! Вторую неделю нет!
КОЛОБИН. (Не шибко удивившись) Как это нет? Куда ж они подевались?
ГОРЮНОВ. Это ты у меня спрашиваешь? (Справедливо полагая, что слова ему больше не дадут,
Горюнов зачастил) Иван Алексаныч, лучше бы и не начинали, Разворочали все и бросили.
Материалов не привозят. Зарплату рабочим не платят. Ну хорошо, не надо балкона. Бог
с ним, с балконом. Но сцену поворотную. Ну как без этого? А подсобки для реквизита?
Декорации в гримерных хранятся.
ЗАЙЦЕВ. (Наклоняясь к Синициной) Моему сенбернару сука нужна. Ну, в смысле, жениться
хочет. Приспичило. У вас собака какой породы?
СИНИЦИНА. (Испуганно) Какая собака? Да я сама как собака. У меня и дома-то нет.
МАЛИКОВА. Дак если так, где же у тебя люди-то, Колдобин?
КОЛОБИН. (Глядя в пол) Ну, где люди, где люди? Уволились. Говорят мало платят.
МАЛИКОВА. (Возмущенно) Сколько же они хотят? У вас и так самая большая зарплата в
городе. По отчетам. Средняя.
ЗАЙЦЕВ. Так это средняя. У тракториста восемь, у Колдобина сто. Вот и выходит ...
КОЛОБИН. (Еле слышно) У меня ответственность.
ЗАЙЦЕВ. Да у тебя по определению её быть не может. Совести у тебя нет, Колдоебин.
Совесть вон у кого, у Горюнова. Он бы мог купоны стричь не утруждаясь, а он этого не
делает, Потому, что совестно. У него сплошные аншлаги. Билеты на полгода вперед
раскуплены, а ты ему палки в колеса ...
(Больше надеясь отвязаться от Горюнова чем помирить спорящих, Филимонов вмешивается)
ФИЛИМОНОВ. Товарищи, забыл совсем. Вот к нам приехала Синицина Анна (Заглядывает
в бумажку) Васильевна. Вот... Будет у нас работать... Стало быть... Да... Это самое...
Вот значит... Как устроились Анна (Снова заглядывает в бумажку) Васильевна?
СИНИЦИНА. (Привстав) Спасибо, еще никак. Я как раз хотела с Вами .. Но, наверное ...
ФИЛИМОНОВ. Да, да, конечно. Это мы, потом ... Это самое ... В рабочем порядке ...
ЗАЙЦЕВ. В каком еще порядке? Ты, Филимонов, бюрократ в седьмом колене, за что мы
все тебя любим и уважаем. Человеку жить негде, а ты говоришь в порядке. Нет, я бы её
еще потерпел, только сегодня жена приезжает. Иди давай, Альбина, выписывай ордер.
Ты мою жену знаешь. Лучше не рискуй.
СИНИЦИНА. (Ничего не понимая) Какая жена? Что вы несете?
ЗАЙЦЕВ. (Сажая её за плечи) Обыкновенная. 160 рост, 93 вес, Извини Анют, забыл сказать,
не до этого было. (Прижатая к стулу, Синицина молчит, не зная ей что делать)
МАЛИКОВА. Иван Алексаныч, у нас одна квартира. Для доктора. Он полгода ждет. Там
ремонт делают. Мы же гинеколога пригласили. По федеральной программе.
ЗАЙЦЕВ. Доктор еще полгода подождет. У него зарплата большая.
МАЛИКОВА. Да к нему жена приезжает.
ЗАЙЦЕВ. Не понял. А это еще зачем? Ему что, на работе не хватает? Или он маньяк?
(Маликовой) Альбина, ты еще здесь?
ФИЛИМОНОВ. (Обреченно) Выписывайте Альбина Михайловна. Ну что теперь делать ...
(п а у з а)
СЕМЕНОВ. На стадионе трибуны поменять бы надо. На сиденьях все доски сгнили.
КОЛОБИН. Покрасить их в два слоя. Или в три. Да и зачем? Придут зрители, тебя же и
поколотят. Ты в футбол сначала играть научись.
СЕМЕНОВ. Ты бы дороги делал в два слоя. Или в три. Ни одной улицы путной нет.
КОЛОБИН. (Удивленно) Как это ни одной? А Маяковская? А эта ... Как её ... Садовая?
ЗАЙЦЕВ. Ты мозги не пудри. На Маяковской асфальт хороший потому, что я там живу.
А на Садовой Чичиков. (Чивиков польщенно улыбается) Ты хоть раз на автобусе по городу
проехал? На любом? Сиденья от пола отрываются. Шофера бы из кабины выпадали, если
бы Чичиков со своими оболтусами не заставляли их пристегиваться. Пассажиры-то над
ними смеются. (Обращаясь к Чивикову) А если бы у нас аэропорт, да твоя воля, ты бы и на
летчиков парашюты напялил?
ЧИВИКОВ. (Раздраженно) Ну, знаешь ... Положено ... По правилам. Не я закон придумал.
ЗАЙЦЕВ. (Устало) Не ты. Слава богу. Не знаю я, от кого вреда больше, от недоумков
придумавших закон или от идиотов рьяно его выполняющих.
ЧИВИКОВ. (Злой еще и от того, что из-за Зайцева пересесть пришлось) А тебе известно, что
твой Сидоркин опять пьяным попался? И это уже кажется в пятый раз?
ЗАЙЦЕВ. В шестой. А тебе известно, что у него сын родился? А до этого пять девок?
И напился он у себя в деревне. А твои барбосы чего там делали? Калымить ездили?
ЧИВИКОВ. И ты его все равно с машины не снимешь?
ЗАЙЦЕВ. Не сниму.
ЧИВИКОВ. И материальную помощь выпишешь?
ЗАЙЦЕВ. Выпишу. От моего, пьющего раз в год Сидоркина добра и пользы больше чем
от всех твоих трезвых гаишников.
(п а у з а)
(Возвращается Маликова. Полагая, что все ждали именно её, прокашливается и продолжает)
МАЛИКОВА. Иван Лексаныч, я думаю арку надо огородить, чтоб туда доступа не было.
Ну, пока в театре закончат. Или наоборот, театр подождет?
ГОРЮНОВ. (В отчаянии) Как подождет? Да ведь и так ничего не делается! Ну хоть сцену!
ЗАЙЦЕВ. (Собираясь уйти) Ладно, не паникуй. Будет у вас современная сцена. Обещаю.
А Филимонов балкон сделает.
ФИЛИМОНОВ. Ка ... Какой балкон?! Я ... Это самое ...
ГОРЮНОВ. (Не слушая) Иван Лексаныч! Наконец-то! Не знаю как и ...
(Вне себя от радости хватает то, что подвернулось под руку. Синицину. За ногу, недопустимо высоко)
СИНИЦИНА.(Красная от возмущения влепляет ему пощечину) Вы что, с ума тут все посходили?
Дурдом какой-то!
ЗАЙЦЕВ. (Уже на ходу) Ну вот и славно. Кажется все вопросы решили.
МАЛИКОВА. Погодите, а с вышкой-то как быть?
ЗАЙЦЕВ. Да дам я ему вышку. (Колобину) Колдобин, я тебе на два дня автовышку, а ты
за это у драмтеатра все заасфальтируешь. Все, пошли Горемыкин, пока он не опомнился.
(Горюнов с Зайцевым уходят. Зайцев за руку прихватывает с собой расстерянную Синицину. Все
начинают расходиться. Чивиков отойдя в сторону говорит по телефону)
ЧИВИКОВ. ... Узнай кто отобрал права у Сидоркина и чтоб сам вернул. Что значит как?
Элементарно. У нас что в городе, сотня Сидоркиных? И у всех по пятеро детей? И чтобы
извинились. А наряду, обоим по выговору и соответственно премиальные ...
З А Н А В Е С
Д Е Й С Т В И Е В Т О Р О Е
Горюнов и Зайцев быстро идут по улице. Горюнов то и дело забегает вперед, по-собачьи заглядывая
ему в глаза. Синицина не понимает зачем она спешит за этими сумасшедшими и все-таки прибавляет
шаг. Зайцев останавливается. Горюнов чуть не сбивает его с ног.
ГОРЮНОВ. Ну Зоя, ну спасибо ей! А я ведь боялся. Думаю, хрен его знает, что у тебя
на уме. Возьмешь, да так шутя и угробишь все дело. У меня по сцене все давно готово.
Чертежи по поворотному механизму. Я сам делал!
ЗАЙЦЕВ. (Посмотрев на часы. Добродушно) Какие чертежи? Ты что, инженер? Так на словах
объяснишь, а не сумеешь, на пальцах покажешь, что тебе надо.
Ладно, все. Мне уже некогда, а вы езжайте к моей Татьяне. Анька вон с утра не жрамши.
(Зайцев поворачивается и уходит. Не прощаясь, как от пустого места)
СИНИЦИНА. (Обиженно) Я хоть с утра и не пимши, но ни к какой вашей Татьяне не поеду.
В какой-нибудь кафешке пообедаю.
ГОРЮНОВ. Это что же, б/п-шки кушать изволите? Поехали. Зайцев же сказал.
СИНИЦИНА. (Противится, возражает и все равно идет) Ну почему я должна куда-то ехать?
Зайцев видите ли сказал. А мне-то что? Он что мне, начальник?
ГОРЮНОВ. (Почесавшись) Я думал любовник. Ну, в принципе не важно.
СИНИЦИНА. Знаете что! Идите вы, вместе с вашим повернутым механизмом ...
* * *
Квартира Зайцевых. Татьяна что-то стряпает, руки её в муке. Анна не слишком умело чистит лук.
Горюнов суетится между ними. Ему не терпится все рассказать. Татьяна хоть и слушает, но часто,
стараясь делать это незаметно, посматривает на Синицину.
ГОРЮНОВ. Представляешь Танюш, сколько ходил, бился, все ни с места. А твой хоть и
выставил меня сегодня на посмешище, зато все, сказал, у меня теперь будет. И сцена,
и подсобки. и даже балкон! Давайте я картошку почищу. Неудобно как-то бездельничать.
ТАТЬЯНА. Вот этого не надо. А то есть будет нечего. Иди-ка ты в магазин.
(Горюнов уходит, одеваясь на ходу, не спрашивая зачем)
ТАТЬЯНА. (Задумчиво) Все значит, сказал, будет. Интересно, это в честь чего же?
СИНИЦИНА. (Полагая, что спрашивают её) Не знаю. Я и не поняла ничего.
ТАТЬЯНА. (Прищурившись) Анька, ты ... кофе хочешь? ...
СИНИЦИНА. (Продолжая мучить луковицу) Не-е, спасибо. Я не люблю кофе.
ТАТЬЯНА. (Подойдя вплотную) Ну и что мне с тобой делать?
СИНИЦИНА. Что значит со мной делать? В каком смысле?
ТАТЬЯНА. В том простом смысле, что Зайцев кофе терпеть не может.
СИНИЦИНА. Да какое мне дело до него! Пускай он пьет хоть чай, хоть кумыс, хоть
отвар из сосновых шишек.
ТАТЬЯНА. (Похлопывая по ладони кухонным ножом) Анька, если что, пеняй на себя. Зарежу.
СИНИЦИНА. (Испуганно) Да ей богу! Не нужен мне ваш муж. Не знала я его и жила себе
спокойно. Господи! Вот попала! Там за ноги хватают, здесь убить грозятся. Кошмар!
ТАТЬЯНА. (Севшим голосом) Да откуда ты взялась на мою голову?
СИНИЦИНА. Приехала. Работать здесь буду. Редактором.
ТАТЬЯНА. Кем?
СИНИЦИНА. Редактором. Газету буду выпускать. Не знаю, как еще объяснить?
ТАТЬЯНА. (С надеждой) Так ты что, проститутка что ли? Ну, то есть, журналистка?
СИНИЦИНА. (Вскакивая) Нет, или я рехнулась, или в этом городе одни сплошные психи.
Журналистка, да журналистка! Это что, плохо?
ТАТЬЯНА. (Всаживает нож в стол. Радостно) Да ты не представляешь как это хорошо!
Голуба моя, давай-ка я тебя покормлю.Видно этого Мейерхольда мы не скоро дождемся.
(Таня придвигает к ней тарелки. Накладывает сварившуюся картошку. Хотела открыть майонез, но
потряся банку, кидает её в сторону. Пластиковая баночка попадает в лоб как раз вошедшему Горюнову)
ТАТЬЯНА. О, наконец-то. А ты чего это, в гриме что ли? Иди умойся, не пугай народ.
(Горюнов идет в ванную, Таня за ним) Где это тебя так? Без очереди что ли полез? (Берет у него
из кармана бутылку вина) Давай отмывайся, а мы пока выпьем с Нюркой, за знакомство.
ТАТЬЯНА. (Смущенно) Ань, ты уж извини меня, не обижайся. Я ведь невесть что подумала.
Ты баба видная. И судя по всему, нет у тебя ни мужа, ни хахаля. Вот у меня чуть матка
и не опустилась. А раз ты журналистка, тогда все нормально. Слава богу.
СИНИЦИНА. Да чего нормально-то? Я ничего не понимаю, как в америку попала.
ТАТЬЯНА. Ну, ты сама подумай. Как можно относиться к людям пишущим всякую дурь.
Хорошо если просто белиберду, а то и откровенные гадости. Не все наверное, а почитай,
послушай столичных идиотов. Тех, что из кожи лезут. "Вся страна затаила дыхание ..."
Отчего? Оттого, что такая же дура родила ребенка? Вот чудо-то! Так на то она и женщина.
(п а у з а)
СИНИЦИНА. (Грустно) Да, наверное ты права. Права. Как это ни печально.
(п а у з а)
Заходит Горюнов. Вопросительно смотрит на молчащих. Нюхает бутылку. пробует из горлышка.
ГОРЮНОВ. Вы, чего?
ТАТЬЯНА. Горемыкин, ты газеты читаешь?
ГОРЮНОВ. А, вот вы о чем. А как же. В подмосковье осьминог напал на тигра. Все
подробности в следующем номере. Жду, ночей не сплю. Да хрен с ними, с газетами.
СИНИЦИНА. М-да. Бросить что-ли все это к едрене фене. Да я больше ничего не умею.
ГОРЮНОВ. Ой, извините Аня. Я, я как-то не подумал ...
(п а у з а)
ТАТЬЯНА. Ничего. научишься. Не делай из мухи слона. Не ищи сенсаций там, где их нет.
Ради дешевой популярности, да и вообще, не надо считать людей дурачками.
(п а у з а)
ГОРЮНОВ. Надо учить, призывать, заставлять если хотите, добрыми людей быть.
Знаете, я вам случай расскажу. Это уж года три, четыре назад. "Вишневый сад" тогда
ставили. И вот, не идет роль Фирса. Не натурально все. У него всего-то несколько реплик,
а вот не получается и все. Нет, загримировать, слепить девяностолетнего старика, в этом
никаких проблем. Но ... Не естественно. Видно, что это не старик. Актер. И он "играет".
Кто только не пробовался. И я в том числе. Так, вроде бы уж смирились. Ну что делать?
А у меня сосед по дому. Я его частенько прошу что-то поправить, отремонтировать. Он, я
вам скажу, на все руки, но ... (Горюнов выразительно щелкает по горлу) С этим делом, беда.
И вот что-то он делал, будучи в трезвой полосе, а мы этот самый "Сад" репетировали. Его
никто не замечал, в этом отношении он очень деликатный. Чтоб никому не мешать. А тут,
уронил он что-ли чего или бросил ... И пошел. Домой. А я смотрю и ... мурашки по коже.
Вот так должен двигаться Фирс! Наверное и остальные поняли. Потому, что все затихли.
Я вечером зашел к нему, а он и не удивился. Как-будто ждал. Так, больше того. Ладно,
говорит, сыграю я того старика. Только без всяких твоих проб или как там у вас, прогонов.
Я, обалдевший, говорю, я понимаю, что тебе ничего такого не надо, что ты мастер, но,
другие актеры, должны же к тебе хотя бы попривыкнуть. Спектакль, это же колллективный
труд. Не знаю, кое-как я его уговорил на одну только репетицию. Ага, репетируем "Сад".
И вот в эпизоде, где Фирс, как младенца наставляет Гаева: "Леонид Андреич, опять не
те брючки надели. И что мне с вами делать!", наш "Фирс" выдает Лучинскому, самому
скандальному и неуживчивому актеру, играющему Гаева - иди братец, штаны поменяй,
ишь раскраснелся, хоть прикуривай. Ильич, (это он мне) хоть ты ему скажи ... Скандал.
Естественно скандал. Я уж не знаю как мне удалось уговорить Лучинского, да и всех
остальных. Скольких нервов стоило ...
(Горюнов долго молчит, курит. Видно. что тогда ему было совсем не до смеха)
Ладно. Спектакль. Все на пределе. Но ничего. Фирс как Фирс. Слова немного путает, да
чуток своих добавляет, но это картины не портит. Скорее наоборот. К четвертому акту
вовсе успокоились. И вот когда в самом конце, когда Фирс бродит по запертому дому,
одинокий, всеми забытый. Бессильный, старый, больной и все заботящийся как о малом
дите, о взрослом, бессердечном и глупом Гаеве, мне стало не по себе. Сыграть, именно
сыграть, нравственную и даже физическую боль невозможно. Что он бормотал, не понять.
Он сутулился, худел на глазах. Лопатки проступили через толстый пиджак. А потом не
упал, он опустился, сложился, стек на пол и так деревянно стукнула рука по доскам, что
вздрогнули даже зрители в зале ...
Никогда у нас такого не было. Люди уходили тихо. Ложили цветы и выходили.
А мы до того расстерялись, что и занавес не опустили. Только когда оцепенение прошло,
вызвали скорую. Оказалось, обширный инфаркт. Вот так ... Он эти два часа не играл, а
прожил ... Действительно, нельзя быть чуть-чуть распятым ...
(п а у з а)
Потом в больницу, мы-то само собой, сколько же к нему людей приходило! До самой
выписки. А ведь их столько на спектакле не было! У нас зал маленький. Просто люди, они
добрее стали, сердечнее и это надолго сохранится.
(п а у з а)
Эх, а в газете хоть бы строчка. Реклама, да кто с кем развелся. Тьфу.
(п а у з а)
Ладно, загрузил я вас. Надо идти. Завтра рабочие придут, надо чертежи, все остальное
приготовить. Пойду, спасибо Танюша.
СИНИЦИНА. Да и мне пора. Надо и честь знать. Спасибо Таня.
ТАТЬЯНА. Ань, а ты где живешь-то?
СИНИЦИНА. Да нигде еще. Я только приехала. В гостиницу пойду.
ГОРЮНОВ. Погодите, а как же ... Вам же ключи, ордер ... Зайцев же велел ...
СИНИЦИНА. (В полном недоумении) Да ну, ерунда какая-то, так не бывает. (Достает ордер)
В наше время, вот так, ни с того, ни с сего. Просто потому, что какой-то Зайцев ...
ТАТЬЯНА. Ну-ка, дай посмотрю. (Читает. Спокойно отдает обратно) Для начала запомни,
Зайцев - не "какой-то". А теперь пошли, посмотрим твою халупу. Это совсем рядом. Так,
Горемыкин, еще раз в магазин и жди нас на улице. Нюрка, собери закусить. а я оденусь.
Горюнов убегает в магазин. Татьяна идет одеваться. Синицина в полном недоумении собирает со стола.
З А Н А В Е С
Д Е Й С Т В И Е Т Р Е Т Ь Е
Однокомнатная квартира на третьем зтаже пятиэтажки. В комнате куски обоев, банки с засохшей
краской, спецовка. На самодельном столе стаканы, бутылки, тарелка с позеленевшими окурками.
Бутылки везде, на полу, на подоконнике. В углу комнаты полный окурков унитаз. Кругом пыль и грязь.
ТАТЬЯНА. Да-а, ремонт тут явно затянулся. Ладно, скажу мужу, за три дня все сделают.
Вовка, открой окно, пусть хоть чуток выдует.
(Женщины убирают со стола, застилают его обоями. Горюнов с трудом открывает раму. Пара бутылок
падает вниз. С улицы несется забористый мат. Горюнув, высунувшись, сваливает еще. Комок грязи
попадает ему в щеку. Горюнов останавливает собравшуюся бежать, улаживать конфликт Анну)
ГОРЮНОВ. Не надо, Аня, не надо. Я сам виноват. Потом, вполне интеллигентные люди.
Шекспира знают. Они же меня спросили: "Бить, или не бить?"...
СИНИЦИНА. (Размазывая ему платком грязь по лицу) Ну, вы идите, умойтесь тогда.
(п а у з а)
ГОРЮНОВ. (Из ванной) Ух, ты! И вода есть. Только кран ... Как же его теперь закрыть?...
ТАТЬЯНА. (Заглядывая в ванную) Лезь под ванну, крути вон ту штуку. (Шум воды утихает)
Все, не трогай больше ничего. Анька, вон в ведре вода, помой там чего надо.
(Анна задумчиво выкладывает из пакетов, вытирает тряпкой стаканы)
СИНИЦИНА. Тань, я ничего не пойму. Твой Зайцев, он кто? Он что, в городе главный?
ГОРЮНОВ. Да нет, просто он человек хороший, хотя и непредсказуемый. А вообще, он
не для себя, для всех, для народа старается. Речку вон как обиходили, сквер у вокзала.
Да много чего. Сейчас ремонт в театре сделаем, он же как заново возродится!
СИНИЦЫНА. (Разочарованно) А-а, бизнесмен значит, благотворительность.
ГОРЮНОВ. Ну, я не знаю ... Только, если б все чиновники за свое дело ...
ТАТЬЯНА. Пожарник он. Начальник районной МЧС. А уж благотворительностью наши
бизнесмены-торгаши занимаются. У которых он проверки проводит. Их же на общее дело
потратиться не уговоришь и не заставишь. Ну вот он к ихней совести и ... Понимаешь?
Давай, расставляй посуду. Горемыкин, наливай, за Нюркино новоселье!
(п а у з а)
СИНИЦИНА. Танюшь, не знаю, я до сих пор в какой-то прострации.
(п а у з а)
(Вечереет. В открытое окно все чаще и громче доносится соловьиная трель)
СИНИЦИНА. Тань, а ты ... песни любишь петь? Давай споем ...
Анна водит рукой, помогая себе вспомнить мотив. м-м-м-м ... Целую ночь соловей нам высвистывал
Город молчал и молчали дома
Белой акации гроздья душистые
Ночь напролет нас сводили с ума ...
Женщины поют душевно, с большим чувством. Под конец у обоих в голосе дрожит слеза
... Боже, какими мы были наивными
Как же мы молоды были тогда ...
(п а у з а)
ТАТЬЯНА. Замуж тебе надо. Ладно, не грусти Анька, найдем мы тебе мужика!
СИНИЦИНА. Да не в этом дело.
ТАТЬЯНА. В этом, в этом. Как раз сейчас-то, именно в этом.
СИНИЦИНА. Знаешь, слушала я уже соловьев. В первый раз глупая еще совсем была.
Во второй ... А во второй просто дура. Вернее полная дура.
(п а у з а)
Владимир Ильич, а правда, что у артистов браки самые недолговечные?
ГОРЮНОВ. Да я не знаю. Я статистикой не интересовался. Да нет наверное. Так же как
и у других. Хотя ... Понимаете, актер часто живет не своей, придуманной жизнью. Новой
ролью или от старой еще не отошел. Бывает, сыграл он какого-то ковбоя, да так, что за
ним школьницы, старшекласницы прохода не дают. Ну он и пыжится, будто это не в кино,
а все так и в жизни. Придет домой, а у жены картошка подгорела. Или она непричесаная
белье стирает. Словом, кондовая сермяжная проза. Ну вот и разлад. На пустом месте.
ТАТЬЯНА. Это ты, Вовка, сейчас про кого?
ГОРЮНОВ. Я вообще, про актера. (Смутившись, с рюмкой отходит к окну) Ну, да, и про себя
тоже. В какой-то степени. Нет, я ни от кого и ни к кому не уходил. Это по молодости такие
мысли были. А потом, постарше, как представишь какую-нибудь ... Без ресниц, без туши,
без парика. Ой, батюшки, да что бы я мог наделать ... И бежишь домой как ...
(В углу, среди бутылок раздается звонок стационарного телефона. Он так неожиданно громок, что
Горюнов вздрагивает и роняет рюмку) Вот зараза! Напугал. Взять что-ли? (Пока он думает, звонок
обрывается) Надо же, а я и не видел.
СИНИЦИНА. Я слышала у евреев браки крепкие. Но у них женщина слова не имеет.
ТАТЬЯНА. Это у евреев-то не имеет? Кто тебе сказал? Да её ... О! Вовка, ну-ка дай мне
телефон. (Горюнов вытягивает провод) Ставь на стол. Включай на громкую. Есть тут такая?
(Горюнов клацает кнопками. Татьяна не сразу вспомнив набирает номер)
ТАТЬЯНА. Алло, Фира? (Снявшая трубку женщина не отвечает, продолжая с кем-то беззлобно
ругаться. По отдаленному оправдывающемуся голосу не понять с кем. Может и с мужем)
Фира! Алло, позови к телефону Абрама. (Лицо Татьяны серьезнеет. Она расстерянно смотрит
перед собой) Если Абрам дома, куда же тогда мой козел намылился?
ГОЛОС Фиры. Исаак, если это ты и ты хочешь таки принести долг, тогда приходи. Я как
раз приготовила фаршмак. Абрам его терпеть не может, но он и тебя терпеть не может...
ТАТЬЯНА. Фира, чтоб у тебя чирий на языке выскочил, дай трубку Абраму!
ФИРА. Я так полагаю, что это не Исаак. Но если он опять решил ...
ТАТЬЯНА. (Почти кричит) Фира, сука! Позови Абрама!
ФИРА. (После некоторого замешательства) А его нет. Он с начальником уехал в область.
Когда будет я не знаю. И я не знаю чем его там кормят, но когда он приходит от Зайцева,
он заставляет меня саму есть то, что я приготовила, Причем все. Причем и то, что стоит
уже неделю. А сегодня он сказал, что когда вернется, чтоб на столе стоял стакан водки
и моя фотография. Только стакан и фотография. И больше ничего. Я не знаю ...
(п а у з а)
(Татьяна ложит трубку. Говорит смущенно, будто оправдываясь)
ТАТЬЯНА. Видишь, а ты говоришь слова им не дают. И не переслушаешь.
(п а у з а)
ГОРЮНОВ. Тань, мы тут сидим, винчишком балуемся, а Зайцев поди голодный?
ТАТЬЯНА. Да нет, раз в область вызвали, значит сегодня его уже не жди.
СИНИЦИНА. (Тревожно) Там что-то случилось?
ТАТЬЯНА. Случилось то, что случается раз в квартал. Планерка. Пока всех переслушают.
Пока ему выговор объявят. Потом генерал премию даст. Обмывать будут. Потом в баню
поедут. Фельдмана, помощника, на ноги ставить. Пока его оживляют, еще раз напорются
Так что, к утру вернутся. (Слышится затейливая соловьиная трель) Ах ты! Хорошо-то как!
(п а у з а)
СИНИЦИНА. Завидую я тебе. Тань, а ты всегда была такой?
ТАТЬЯНА. Да что ты. Я в молодости красавицей была, скажи Вовка.
ГОРЮНОВ. Да-а! Я когда её увидел, прямо как школьник ... А собственно, почему была?
ТАТЬЯНА. Ладно, не извиняйся. Была. Чего уж там. Зато теперь умная. Жалко никому не
надо. Дети выросли. Внуки и те своим умом обходятся.
СИНИЦИНА. (Удивленно) У тебя и внуки есть?!
ТАТЬЯНА. Есть. А ты, Анька, сама жизнь устраивай. И никому не завидуй. А мне тем
более. Радости все меньше, а болячек все больше. Диабет у меня. Такая зараза я тебе
скажу. Что обидно, не геройская болезнь какая-то. Ладно бы что-то венерическое.
(Анна фыркает, Горюнов подавившись, долго кашляет)
Ну все, пошли соловьев слушать. Горемыкина проводим и домой.
Все трое уходят. Горюнов возвращается, запирает дверь. Снова открывает. Допивает вино и уходит.
З А Н А В Е С
Д Е Й С Т В И Е Ч Е Т В Е Р Т О Е
Прошел месяц. Татьяна, её давняя подруга Валентина и Анна Синицина в лесу. Таня, страстная
любительница грибов и ягод, уговорила их ехать, хотя рано. Ничего еще почти нет. Зайцев привез всех
и уехал на работу. Второпях они забыли в машине то, что взяли перекусить.
Уставшие, разморенные сидели теперь в тени, на опушке леса, ожидая пока за ними приедут.
ТАТЬЯНА. Ань, иди вон, в луже умойся, полегче будет.
СИНИЦИНА. (Без энтузиазма) Ага, в луже. Всю жизнь об этом мечтала.
ТАТЬЯНА. Дура, мы же в лесу. Здесь в канаве воде чище, чем в городе в кране.
(Синицина недоверчиво моет руки, умывается. Намочив платок держит его на голове)
СИНИЦИНА. Батюшки, хорошо-то как! Чего ж я раньше не догадалась?
ТАТЬЯНА. Погоди, сейчас будет еще лучше. (Снимает сапог, зачерпывает воды и выливает
ей на спину. Анька, охнув, хватает ведро и делает приятное Татьяне. Валентина, подумав что про неё
тоже не забудут, с невиданной резвостью кидается бежать. Запинается и падает в канаву с водой.)
ЗАЙЦЕВ. (Подъехавший в этот момент) Ничего себе! Вы что, перегрелись?
ВАЛЕНТИНА. Елки-палки, как же ехать-то? На мне чистого места нет.
ТАТЬЯНА. А чего ты понеслась? Сидела бы спокойно.
ВАЛЕНТИНА. Ага, сидела бы. Дали бы вы мне посидеть.
ТАТЬЯНА. (Мужу) У тебя там попить ничего нет?
ЗАЙЦЕВ. Как нет? Вы все харчи в машине оставили, а я увидел, когда за вами ехать.
ТАТЬЯНА. Ты сам-то хоть обедал?
ЗАЙЦЕВ. Да, одному как-то ...
ВАЛЕНТИНА. Да тут всем на неделю хватит. Давайте девки газету на пенек.
(Все вместе раскладывают на широком пне. Проголодавшимся не до разговоров. Слышен лишь хруст
огурцов, стук яичной скорлупы. Разноголосый птичий свист. Из-под ног пахнет прелью прошлогодних
листьев. Из ближнего ельника тянет запахом смолы и хвои. Трапеза проходит практически молча)
(п а у з а)
СИНИЦИНА. (Прислонившись спиной к сосне) Мать чесная! Как же хорошо!
ТАТЬЯНА. Ну вот, а ты бестолковая ехать не хотела.
СИНИЦИНА. (Мечтательно) Ой, так бы и жила здесь.
ЗАЙЦЕВ. Тогда поехали девушки, Нюрка в лесу остается.
ВАЛЕНТИНА. И я бы осталась. Но ... Как всегда, хорошее быстро кончается. Поехали.
(Женщины неспешно собирают со "стола". Анна заворачивает в газету скорлупу, колбасные чешуйки)
СИНИЦИНА. Ну вот и мое творчество пригодилось. Хоть какая-то польза.
ЗАЙЦЕВ. (Внимательно посмотрев на нее) Какой у нас сегодня день? Ах да, среда. Значит
так Анюта, завтра после двух жду вас у себя, вернее у Фельдмана. Завтра он будет на
работе. Рыбок надо будет кормить. Четверг у нас, стало быть, рыбный день.
СИНИЦИНА. А что, пожарники только по четвергам работают? А по постным дням гори
оно все синим пламенем?
ЗАЙЦЕВ. Фельдман не пожарник. Хотя, в какой-то мере и так. Фельдман, это явление.
Сама завтра все увидишь. Ну что, собрались? Тогда поехали.
(Машина трогается, проезжает метров сто и встает. Валентина бежит за забытым ведром. Ставит
его на багажник. Опершись, вытряхивает из туфли. Хлопает дверью. Ведро падает. Машина уезжает)
* * *
Внутренние помещения административного здания МЧС. На всех дверях номерки или ничего. Только на
инспектор
одной медная табличка госпожнадзора
ФЕЛЬДМАН
Абрам Моисеевич
Синицина стучит раз, стучит два, ответа нет. Еще раз постучав, идет к дежурному.
СИНИЦИНА. Извините, а Фельдмана сегодня не будет? Мне сказали после двух ...
ДЕЖУРНЫЙ. Так он здесь. (Глянув на часы) Как раз в данный момент чай пьет.
СИНИЦИНА. Но я стучала. Несколько раз.
ДЕЖУРНЫЙ. Стучали? (Прикрывает лицо рукой) А дверь за ручку потянуть ...
(Синицина идет обратно. Все-таки постучав, пробует открыть дверь. Она не заперта. В комнате большой
аквариум. У окна за столом седой плотный человек действительно пьет чай. Причем делает это с таким
удовольствием, что Анна сразу вспоминает, что сама она с утра практически ничего не ела. А на столе
налит второй стакан и рядом пара бутербродов)
ФЕЛЬДМАН. Ну, что же вы голубушка! Я ведь вас жду. Садитесь. Остывает же.
Начальник велел вас накормить, потому как вы с утра, извините, не жрамши. А главное,
я могу забыть, что хотел сказать. Давайте ешьте, а мы пока решим технический вопрос.
(Не зная что делать, Синицина механически пьет чай. Фельдман кому-то звонит)
ФЕЛЬДМАН. Алло, Зд"аствуйте голубчик! Узнали? Очень хо"ошо. Надо бы нам с вами
согласовать план пожа"но-технических ме"оп"иятий. Я тут наб"осал че"новичок. Всего
семьдесят пунктов. Вы как, сами п"иедете или п"ишлете кого?... А-а, ну конечно, жена
это святое. Пе"едавайте п"ивет. Пусть поп"авляется. Да, наве"ное, пе"ег"елась. Нет, вы
знаете, я там не был. Ну хо"ошо, не смею вас больше беспокоить. Спасибо и вам тоже.
Да я на месте, пусть п"иезжает. Ага, спасибо, до свиданья голубчик.
(Синицына, не понимая зачем она пришла, чувствуя себя не в своей тарелке, выпив чай, съев свои
бутерброды, бездумно подмела и фельдмановские)
СИНИЦИНА. Это ... Аб... Аб... Моисей Абрамыч, я наверное не вовремя. Ой! Извините,
я у вас все съела. Это как-то ... получилось ...
ФЕЛЬДМАН. Да что вы, лишь бы на пользу. (Про себя) Надо же, Зайцев был прав. Ладно
хоть рыб успел накормить.
СИНИЦИНА. Я, правда, не нарочно. Извините ...
ФЕЛЬДМАН. Да будет вам, ну что вы, право. (Наливает чайник, включает его)
Вы, Анна Васильевна, ждете от меня утешения. Так вы его получите. Вы, голубушка,
работаете по штампу, по вековой привычке заведенной до вас. И не утруждаете себя ...
(Одновременно со стуком, больше похожим на поскребывание, в дверь просунулась голова. а затем и
все тело не юноши, но довольно молодого человека. С заискивающей улыбкой он робко проходит к столу.
Движения его суетливы. Он шарит по карманам, но ничего не достает из них)
ФЕЛЬДМАН. А-а, "ад вас видеть, голубчик! От Олега Семеныча? (Тот кивает) Очень
хо"ошо. Давайте вашу, ве"нее его банде"ольку. (Синициной) А вы Анечка, нак"опайте-ка
"асписочку. Пишите: получены от, как вас по имени-отчеству? Ага, значит получены от ...
денежные с"едства на п"иоб"етение о"гтехники для "едакции газеты в сумме ... Сколько
там голубчик? (Курьер неловко вынимает деньги из конверта, несколько раз пересчитывает)
КУРЬЕР. (Очень тихо. "Пианиссимо") Пятьдесят ...
ФЕЛЬДМАН. Пятьдесят? Ах, Олег Семеныч, Олег Семеныч. Ста"еет. Забывчивый стал.
А может со слухом у него что-то? Вы, голубчик. не замечали? (Тянется к телефону)
(Молодой человек, покраснев, снова шарит и хлопает себя по карманам)
КУРЬЕР. Ах ты! Вот же еще. Выпали наверное ...
ФЕЛЬДМАН. Ничего, бывает. Сколько значит получилось? Семьдесят? Ну вот, пишите,
семьдесят тысяч. (Отдает расписку курьеру) Ну, не смею вас заде"живать, голубчик.
(Фельдман вырывает из блокнота листок, вместе с деньгами ложит в конверт и отдает Синициной)
ФЕЛЬДМАН. Это вам. Я уже знаю, что у вас там принтер накрылся и камера у фотокора
на ладан дышит. Ну и на расходные материалы, если останется.
СИНИЦИНА. Да вы что?! Я ... не просила ... Нет уж, увольте. Вы ... (Порывается уйти)
ФЕЛЬДМАН. (Не двинувшись с места) А вы мне нравитесь. И вот что я вам скажу. Да вы
садитесь. (Анна стоит возле аквариума) Анюта, прошу вас, не надо так хищно смотреть на
рыбок. Вам сытнее не будет, а мне это как пинок в пах. (Достает из стола печенье, сушки)
Попробую реабилитироваться в ваших глазах. Эти деньги на благое дело. Если вы могли
подумать, что я вас провоцирую, то вы просто дура с сорокалетним стажем. Приложите
чеки, расписку и все проведете по бухгалтерии.
СИНИЦИНА. (Неуверенно присаживаясь к столу) Подождите, но вы же расписку-то отдали.
ФЕЛЬДМАН. Да у меня блокнот такой, там копирки не надо.
СИНИЦИНА. Я все равно не понимаю. Завтра ко мне придут за деньгами. Этот, как его...
ФЕЛЬДМАН. Голубушка, вам нечего бояться. Уверяю вас, никто не придет. Даже если
вы их пропьете. Бояться надо тому юноше, который хотел чуть-чуть скрысятничать.
(Фельдман долго молчит. У него вид человека уставшего от тяжелой, непосильной работы)
Деньги портят людей. Особенно молодых. Это истина. (Он рассуждает будто сам с собой)
Большие деньги еще хуже. Это тоже истина. Достиг успеха, хорошо. Если не на чужой
крови и не по чужим спинам, и вовсе похвально. Но зачем же считать быдлом того, кто не
смог? Не сумел, да хоть бы и не захотел? А у нас это как раз сплошь и рядом. И зависть.
Разъедающая, доходящая до ненависти. Я не говорю про равенство, его и раньше не
было. Да наверное и не может быть. Утопия. Справедливость, совесть и главное, честь.
Вот это должно быть мерилом всего. И во всем. Хочется верить, что так будет. Когда-то.
"Жаль только, жить в эту пору прекрасную ..."
(п а у з а)
Нельзя, нельзя Анюта думать только о себе. За своим забором и травка пострижена, и на
дорожках ни листочка, а в городе пыль, грязь, деревья поломаны. На дорогах одни ямы.
Но дом-то твой в городе. Что ж ты тогда кривишься, плюешься когда по улицам едешь?
Хочешь уюта и красоты? Да ради бога. Построй у себя хоть фонтанарий.
Знаете, (Фельдман смеется) один князек у нас так и сделал. Каскад водопадов, фонтан или
два, уж не помню. Потом, деревья надо поливать, которые он из тропиков выписал.
А воды у него нет. По документам. За литр ему шланг закопали и к водопроводу. Четыре
года фонтаны били, пока шланг не лопнул. А платил весь поселок. Счетчик-то общий. Да
там и сумма-то небольшая. Вот что это? Жадность дошедшая до маразма?
(п а у з а)
Само оно, ничего не делается. Вот и приходится просить, уговаривать толстосумов наших
раскошелиться на дороги, на театр, на газету, кстати сказать. Тем более, что это для них
не обременительно. Налогов-то стараются не платить. И я к ним отношусь с пониманием.
Потому, что чем больше этих самых налогов соберут, тем больше потом и разворуют.
(п а у з а)
СИНИЦИНА. Абрам Моисеич, но ведь вы же ... незаконно. А если до суда дойдет?
ФЕЛЬДМАН. Анечка, я вас умоляю! Кто будет судиться с Фельдманом? С Фельдманом,
со старым неграмотным евреем, не знающим законов, но прекрасно разбирающимся в
подзаконных актах и толкованиях к ним?!
СИНИЦИНА. Погодите, а ведь вы же ... вы ... не картавите ... А ... зачем тогда ...
ФЕЛЬДМАН. (Смеется) Мне так легче "бизнес" делать. Надменность и высокомерие их
же и расслабляют. Кто-то матерится, кто-то смеется надо мной, но послать увы, не могут.
(п а у з а)
Ну и для полной ясности. Моя совесть как у младенца, абсолютно чиста. Себе я ничего
не беру. У меня пенсия, зарплата. А, главное, помнить: раз возьмешь - не остановишься.
И дело совсем не в сумме, а в самом факте. Так что бояться мне решительно нечего.
(п а у з а)
Абрам Моисеевич в очередной раз включает чайник. Хотел придвинуть ей печенье, но ... тарелка была
пуста. Фельдман даже надел очки. Нет, зрение не улучшилось.
ФЕЛЬДМАН. Анюта, вы позволите дать вам несколько советов?
(Анна послушно закивала головой. Молча, поскольку рот был занят баранкой)
Ага, так вот, отойдите от штампа. Пишите, если не оригинально, то необычно. Не гонитесь
за сенсациями. Их нет. А хорошего, думающего читателя отпугнете. От рекламы напрочь
откажитесь. Сколько газета стоит, рублей десять-пятнадцать? Сделайте пятьдесят.
СИНИЦИНА. (Чуть не подавившись) Аб ... Абрам Моисеич, да ведь и так не берут! Почти.
ФЕЛЬДМАН. Не берут потому, что не шибко интересно. Одни сухие факты и реклама.
Вы всегда мысленно представляйте себе человека читающего то, что вы написали. Всем
не угодишь? Да, так ведь угождать-то и не надо! Ни в коем случае не приспосабливаться!
Да лучше пусть не будет газет совсем, чем многие столичные.
(п а у з а)
Сходите в театр. В наш небольшой, не очень-то известный театр. Там нет народных и
заслуженных, но все порядочные люди. Зарплата у них более чем скромная. Могли бы
сдавать зал в аренду заезжей попсе. Однако хватает же ума не опускаться до пошлости.
СИНИЦИНА. (Не думая спорить) Попса вроде не считается пошлостью. Так, субкультура.
ФЕЛЬДМАН. Да что вы Аня, какая "суб"... Культурой там и не пахнет. Александр Исаич
назвал это "навозной жижей, протекшей под железный занавес". Грубо, но точно.
(п а у з а)
Не потакать низменным вкусам, а тянуть. Хоть за уши, хоть силком тянуть к культуре. К
нашей родной, русской культуре. Особенно молодежь. И тут, все средства хороши.
Для начала, попробуйте, для привлекательности, устройте конкурс. Ну, например, для
старшеклассников. Кто сможет словами описать запах ландыша?
СИНИЦИНА. Но ... Как ... тем более ... ландыш ...
ФЕЛЬДМАН. Вот! Вы уже задумались. Так пусть и они подумают! Дайте им возможность.
(п а у з а)
Вряд ли я ошибусь, но для кого-то это будет запах волос, у девочки через парту ...
Вот вы, Аня, вчера где были? В лесу?
СИНИЦИНА. Вы ... Я ... Я, одно еще не успела додумать ... Да, в лесу ...
ФЕЛЬДМАН. Уверен, в лесу хорошо. А как хорошо? Почему? Ведь и жарко, и комары ...
А потому, что когда вы уставшая прислонились к дереву спиной, посмотрели на чистое,
без облачка, небо ... И показалось оно вам, через сосновые ветки, таким пронзительно
синим, каким вы никогда его еще не видели. И птичий пересвист, появился будто бы
только сейчас. И вы вспомнили, как слушали соловья, с нравившимся вам мальчишкой,
когда вам обоим было по семнадцать. Он был таким робким, что не посмел прихлопнуть
комара у вас на виске, а только согнал его ...
А потом вы уехали, поступили в институт, учились. Он писал вам письма. Вы их читали
вместе с подружками, смеялись ...
Потом вы потеряли голову и надолго забыли про него. И только так, иногда, появлялось
желание узнать, где он, как у него жизнь сложилась? Но вы этого так и не сделали ...
(п а у з а)
(Анна наклонилась к столу, закрыв лицо руками. Фельдман отошел к окну)
Да я вас не осуждаю. Что вы! Юность, она эгоистична, а часто бывает и жестока ...
(п а у з а)
(Синицина шмыгает носом, мочит в аквариуме свой платок, выжимает его и вытирает лицо)
СИНИЦИНА. Откуда вы ? ... Да и не так все ... то есть ... не совсем так ...
(п а у з а)
ФЕЛЬДМАН. Ну, успокоились? Тогда поехали дальше. Вот написано ... (Шуршит газетой)
В администрации состоялось совещание. По его итогам, принято решение ... Ну и что?
Ну и как это решение выполняется? Кто ответственный? Что он сделал? Чего добился?
Наши чиновники, Анюта, это кладезь мудрости и скудоумия. Щедрости и скупердяйства.
Узнайте в мэрии, сколько денег ушло на ремонт дороги. Какой-нибудь конкретной улицы.
А потом в колдобинской бухгалтерии скопируйте процентовку на эти работы. Процентовка,
это такая бумажка, где описано все: сколько чего стоит и кто что сделал. И напечатайте.
В детали можете не вникать. И выводы не делать. Впрочем, вам это и не удастся. То, что
делает Колдобин, нам с вами не повторить. Он может выкопать ямку, метр на метр и на
штык глубиной. А потом всыпать туда двадцать тонн асфальта. И все поместится. Потом
посмотрит по сторонам и если никто не видел, так и еще десять туда вбухает.
А снег! В олимпийский год он возил его в Сочи.
СИНИЦИНА. Да вы шутите! Что, так и написано?
ФЕЛЬДМАН. Нет, как написано я не знаю, не читал. Но если двух миллионов ему только
на половину центральной улицы хватило. Не в карьер же он его ссыпал, за три километра.
Только, Анечка, как бы ни хотелось, а ярлыков вешать не надо. Человек, он меняется.
(п а у з а)
Да пес с ними, с чиновниками. Надо думать о тех, кто через пять, пятнадцать, двадцать
лет ими будет. О тех кому сейчас десять, пятнадцать лет. А мы об этом забываем. Вот
это Анюта главная ваша задача. Хотелось бы сказать наша, но ...
(Фельдман грустно усмехается) Старый я Аня, мне уже ничего не успеть. Знаете, до пенсии
я как-то и не думал, а потом смотрю, так быстро все к закату катится. А у вас все козыри.
И ум, и возможности. Печать! Это великое дело Анечка! Чтоб дети воспитывались не на
дурацких американских мультиках, да на наших еще более дурацких боевиках. Моя бы
воля, я бы режиссера смакующего насилие, уж тем более когда женщину бьют, гнал бы в
три шеи. Близко бы его к киноаппарату не пускал. Самому бы ему морду набил.
Но раз уж нельзя такой кинохлам запретить, значит надо этому противопоставить что-то
гораздо более интересное. Вот вы, матушка, и дерзайте.
(п а у з а)
Никого и ничего не охаивайте. Уж если будет невмоготу, то пусть это сделает кто-то из
конкретных читателей. И вообще почаще давайте им слово. Например, пусть пенсионер
спокойно, не ругая государство, расскажет как он живет на восемь-девять тысяч. Сколько
платит за квартиру и как умудряется выжить на то, что осталось. Но без надрыва, не давя
на жалость. А как в деревнях окрестных? Когда-то говорили, фермер страну накормит. Ну
и что теперь? Есть они вообще или уже одни дачники? А если все-таки есть, наверняка
у них куча проблем. Пусть расскажут. И вы, только вы сможете их объединить.
Раз или два в месяц дайте возможность малышам выступить. Пусть напишут рассказ.
На любую тему. Главное, подтолкнуть их к размышлению. Чтоб они думали, а не тупели
от телевизионной белиберды. А у каждого ребенка родители, еще родственники. Да они
газету как праздника ждать будут! А вы говорите дорого ...
Да, еще, где-нибудь в конце, меленько, о наших благотворителях. Меценатах, наших.
Они популярности не любят, но друг о друге хотели бы знать все. Вот как сегодня. Я вам
полный список дам. Кто, когда, на что и сколько. Ну и ... поблагодарить.
(п а у з а)
СИНИЦИНА. Абрам Моисеич, да если все печатать у нас площадей не хватит.
ФЕЛЬДМАН. (Уверенно) Не хватит где-то через полгода, когда народ к вам потянется.
А пока уберите лишнее. Телепрограмму например. Человеку с нормальной психикой она
и даром не нужна. Всякую чушь, астрологическую. Вот, уже половина освободилась.
Яркий свет, включившегося за окном уличного фонаря, возвестил об окончании летнего дня. Полоса
света упала на аквариум. Фельдман спохватившись начал убирать со стола.
ФЕЛЬДМАН. Елки-палки, что ж вы молчите? Ужинать пора, а я вас целый день чаем ...
Знаете что, поедемте-ка ...
СИНИЦИНА. (Неожиданно для самой себя) К Зайцевым? ...
ФЕЛЬДМАН. (Смеется) Рад, прямо несказанно рад, что не ошибся в вас. Поехали!
Он еще удивленно хмыкает и запирает кабинет. Оба уходят.
З А Н А В Е С