Ночь бессонная
Он ждал её с неизменной улыбкой на черепе, засунув руки в карманы и слегка покачиваясь на пятках, пытаясь не уснуть.
Чувство вины, возникающее каждый раз, когда он зевал и с тоской вспоминал кровать, отрезвляло. Пока он предавался сладкому сну, она сжимала в руках подушки и раскачивалась в кресле, боясь хоть на секунду прикрыть глаза.
Она упрямо отказывалась раскрывать причины своего странного поведения и бессонницы. Уже неделю она не могла нормально спать, сначала просыпаясь с криками в холодном поту, а потом полностью отказавшись от сна.
Ему было больно смотреть на нее. Он знал, что там замешано отражение. Чувствовал, что так и есть.
Почему все просто не может быть нормально?
Фриск попросилась в Подземелье. Он подумал, что она ушла бы и без его согласия и помощи. Просто исчезла бы в лабиринтах.
Короткая дорога привела их прямиком к Водопадам, и она ушла бродить по озерам, заставляя мерцающие подземные растения сиять от прикосновений.
Он ждал.
Она искала.
Затуманенный долгим бодрствованием разум был не в состоянии вычленить мысль из водоворота образов, проносящихся перед глазами. Она искала что-то, сама не зная — чего.
Находиться в сознании было сложно.
Голубоватые пятна растений плыли перед глазами, сливаясь в бледную цветную волну. Эхо и странная музыка затмевали разум, погружая в забвение.
Нельзя сдаваться. Она должна найти.
Босые ноги обдало прохладной водой.
Она вошла в пруд, поросший жухлой, мерцающей от каждого прикосновения травой.
Почему-то от воды, ласково облизывающей её щиколотки, стало немного легче. Успокаивающая мечущееся сознание музыка зазвучала ещё нежнее.
Она хотела покоя. Прекратить скитания по лабиринтам собственной памяти, прекратить попытки собрать себя воедино.
Просто покоя.
Вода дарила покой.
— Если хочешь свести счеты с жизнью, лучше сброситься в лаву.
Знакомый безразличный голос ворвался в голову подобно шторму, пробуждая от наваждения, отрезвляя.
Она была по шею в воде.
Волна паники накрыла сильнее волн, захлестнувших её с головой от судорожных взмахов руками.
Что-то с силой вцепилось в её запястье и потянуло к берегу.
Спустя несколько секунд она отплевывалась от воды, держась ослабевшими руками за траву.
Кисть обвивал стебель.
— Что, не всё так радостно в раю?
Насмешливый голос заставил её вздрогнуть. Она подняла взгляд на золотой цветок, ярким пятном выделяющийся среди серо-голубых растений Водопадов.
Если бы не презрительная ухмылка, она бы подумала, что он волновался за неё. Маленькие блестящие черные глаза цветка сияли совсем иной эмоцией, нежели он пытался показать.
— Почему ты всё ещё здесь? — она смогла только тихо прохрипеть, не справляясь с собственным голосом.
Улыбка слезла с его лица, уступив место пустому безразличию.
— Как будто у меня есть выбор.
— Азриэль…
— Не смей называть меня так, — окрысился он и отодвинулся подальше от неё.
Она молча смотрела на слабый золотой цветок, уныло шевелящий листьями и многочисленными стебельками и поёжилась от противного ощущения мокрой сорочки.
— Флауи, — тихо позвала она. — Она мне снится.
Он вздрогнул.
— Не тебе одной. Она пытается пробиться сюда.
Фриск не очень удивилась, увидев, как потускнели его глаза.
Ему было здесь одиноко. Настолько одиноко, что даже ночной кошмар кажется хоть каким-то отвлечением.
Она потянула было руку к одному из его лепестков, но тот нахмурился и убрал голову-цветок из-под её ладони.
— Кувшинки.
Она непонимающе наклонила голову. Цветок закатил глаза.
— Ты попалась на поющие кувшинки. Они усыпляют, — одним длинным стеблем он выхватил из середины пруда большой бело-голубой цветок с острыми восковыми лепестками, слабо светящимися привычным синим цветом. — И защищают от кошмаров.
— Поэтому ты здесь?
Он отвернулся.
Фриск всё же протянула руку и осторожно прикоснулась к золотому лепестку.
Нежная бархатистая поверхность так не вязалась с обликом озлобленного бездушного убийцы. Скорее подходила забытому печальному принцу.
Флауи и сам не понял, почему внезапно прильнул всем цветком к мягкой женской ладони.
Ладонь внезапно отнялась и зарылась в мягкую влажную почву, осторожно вынимая корни и отрывая его от земли.
Он вцепился к её кисти стеблями.
— Что ты…
— Ты слишком долго был здесь один.
Она осторожно выкопала его из земли и прижала к мокрой груди вместе со всеми корнями и стеблями, все ещё державшими поющую кувшинку.
Флауи почему-то не сопротивлялся, только угрюмо склонив цветок и стараясь не смотреть на Фриск.
Она поежилась от липкого холода, пронизывающего её.
Где-то недалеко её ждал Санс.
От вида мокрой с ног до головы девушки, прижимающей к себе чертов цветок, его пронзила странная мысль.
Он не стал задавать вопросов. Только снял куртку и закутал в неё Фриск вместе со всеми растениями.
Флауи вздрогнул, заметив на себе пристальный взгляд скелета, горящий голубоватым пламенем, и инстинктивно прижался к девушке.
Голубая кувшинка, приютившаяся у её кровати, издавала еле слышимую мелодию и мягко мерцала, освещая умиротворенное лицо Фриск.
Сегодня она крепко спала, не боясь вмешательства Чары.
Золотой цветок на подоконнике не сводил с неё странного взгляда.
Он подумал, что она, возможно, сможет его спасти.
Ночь откровенная
— Не знал, что ты теперь куришь.
Цветок вытянулся на стебле и сморщился от удушливого дыма.
— Фу, мерзость.
Мерцающий окурок с шипением потух в его горшке. Цветок судорожно отдернул листья от остатка вонючей сигареты.
— Заткнись. — пустые глазницы скелета опасно зажглись синим пламенем.
— Так и будешь сверкать на меня своим косым глазом?
Он выдохнул последнюю порцию едкого дыма прямо с золотистые лепестки.
— Еще слово, и я скурю все твои листья.
— Ты бы поостерегся курить, что попало, — ехидно зашипел бывший принц, — так и рассыпаться можно, агрх…
Белая рука с серебристой дымкой вокруг костей внезапно сжала его стебель под самым цветком. Синий огонь злобных глаз горел в опасной близости.
— Фриск милосердна, но не жди, что тебе все сойдет с рук, Семицветик.
— Ни черта ты не знаешь, чтобы решать, чему сходить, — ощерился цветок, едва выпутавшись из рук скелета.
Он принялся вытряхивать из горшочка пепел и остатки сигарет, морщась от мерзкого запаха, стараясь не обращать внимания на неподвижно замершего скелета рядом.
Конечно, после того дня все стремятся обвинить Флауи во всем, сбросить на него всю вину за каждую проблему самого последнего монстра, ведь это он своими стебельками плел интриги против соседей и подсыпал перец в чай влюбленных, между делом сжигая поделки малышей.
Тьфу, делать ему больше нечего.
С самого перерождения все пошло отвратно.
Нытик-отец лил слезы по утраченному семейному счастью и ни разу не подумал о чувствах сына без души, пытаясь вывалить на него всю свою горечь и ожидая ответной реакции.
Флауи не понимал, какого ответа ждал папаша, если он решил убивать каждого встречного ребенка. Вместо любви и сочувствия его быстрее охватило омерзение.
Раз за разом он пытался быть добрым и сострадательным, но монстры вокруг проявляли свои самые отвратительные стороны, снова и снова убивая в нем последние остатки человечности. Они ничего не понимали, не хотели понимать, варясь в котле собственного эгоизма.
Ему плевать на всех. Плевать, что даже эти негативные чувства обострены отсутствием души, плевать, что все считают его чудовищем, хотя он все равно пытался их спасти. Своеобразно.
Он хотел стать богом, но поглощение душ вывернуло его наизнанку.
Жизни, звезды, мысли, пороки, мечты и желания. Он знает их всех, каждую их тайну и маленький секретик, все желания и побуждения. Все, что движет ими.
Целый мир в одном теле, где нет места ему.
— Я разрушил барьер.
Синее пламя слишком резко вспыхнуло в белом черепе, но скелет не пошевельнулся.
Флауи смотрел на звезды и едва шевелил нежными лепестками.
— Я знаю, что ты любил ее еще тогда и немного ревновал к брату. Знаю, какой фильм собирались посмотреть Альфис и Андайн, и что Андайн не могла сконцентрироваться ни на чем, кроме Альфис.
— Крольчиха Мейси собиралась отвезти детей к племяннику в Хотленд на выходные, а Бургерпэнтс втайне мечтал плюнуть Меттатону в лицо.
Бывший принц замолчал, заново вспоминая огромный каскад эмоций Подземелья. Поразительная симфония из тысяч голосов, желаний, мыслей. Любовь, печаль, сострадание, обиды, счастье — бесконечный хор яркой жизни.
И только удушающая ненависть черным пятном выбивалась из гармонии.
— Я разрушил барьер и пропустил через себя все души Подземелья, — бесстрастно повторил Флауи и повернул свой цветок к Сансу, замечая, как едва дернулась его кисть, — И среди них услышал Чару.