Дом, строение третье.
Дом большой и маленький – смотря как посмотреть. Необычный – это точно. И живут там люди. А еще кошки, собаки и прочая живность и даже скамейка есть у подъезда со старым клёном над ней. Скамеек пара, если быть совершенно точным: друг напротив друга – всё как обычно.
Но и необычностей у дома полно. Строить дом стали почти случайно. Началась большая стройка и начальнику строительства прислали кирпич, целый эшелон. Это слишком много. На первом этапе начальнику больше нужен лес и бетон, но и от кирпича отказываться никак нельзя, потому что если не освоишь в срок то, что выделено, то в другой раз снабжение урежут. Вот и скомандовал начальник:
-Строить дом, не век же энтузиастам в палатках жить!
Кирпича было много, поэтому стены получились толстые, в метр толщиной, как у древних храмов или крепостей.
Но вот завезли бетон, и рабочих перебросили на более важные участки, а дом, его готовые три этажа, достраивали сами будущие жильцы – во время субботников.
Прошло время и возвели не только госудаственноважный объект, но и весь город: красивый, цветущий, зеленый. Некоторых стало раздражать наличие кирпичной коробки. Снести? Жалко: стены наикрепчайшие, зимой тепло. К тому же деревья подросли – почти не видно, потому решили оставить, да еще и достроить – теперь уже обычным способом еще два этажа. Так и сделали.
И с названием – адресом не всё обычно, прямо скажем: чудеса. Когда дом строили, ни города, ни, даже, поселка не существовало, поэтому название дали соответствующее: ДП-О57-С3.
ДП – это дистанция пути; О57 – объект пятьдесят семь – так стройка называлась. А «С3» – это строение третье; строение один – вагончик начальника строительства, строение два – вагончик мастеров с прорабской и конторой, а три – как раз первый жилой дом города.
Пока заканчивали стройку, одновременно благоустраивали территорию. Аккурат мимо дома проложили дорогу, которую обозначили как Шоссе Энтузиастов и дом получил новое обозначение: Шоссе Энтузиастов, дом номер 274-б. Двести семьдесят четыре - потому что по генплану развития улица должна была начинаться с другого конца города и заканчиваться замечательной высоткой, но чуть-чуть правее, поэтому её законный номер -274, а архитектурной случайности или недоразумению (как угодно) дали литеру «б».
По правде сказать, дорога была так себе: для проезда машин и доставления грузов, поэтому, как только город расстроился, так и шоссе перенесли и построили в новом месте широкое, красивое, соответствующее новому городу. И название ему же отдали, а старая дорога стала теперь называться объездной.
Соответственно адрес дома отныне стал таким: «Объездная дорога, дистанция пути, строение б». Почему оставили в названии «ДП», а так же литеру «б» - неведомо, может не хватило последовательности, а может потому, что пришлось бы придумывать номер. Но потом к вопросу всё же вернулись и решили дать обычное название градостроительному казусу.
Улица Ленина дом номер один и единственный. Звучит красиво, даже величественно.
Кажется всё, кончились приключения дома и выкрутасы с его именованием, но нет! Название категорически не понравилось милиции. И не по причине принадлежности к вождю пролетариата, тем более в советское то время! Город разрастался и строился. То, что начиналось как поселок строителей превратилось в крупный промышленный центр, а непрерывное строительство привело в тому, что две станицы и три хутора были поглощены надвигающимися кварталами. И теперь в городе обнаружилось: площадь Ленина, проспект Ленина, проезд Ленина и даже тупик Ленина – вот же казус хуторского творчества. А как иначе? Если на хуторе более одной улицы, так это уже станица или деревня, а всё остальное, так то: проулки, проезды или тупики – и ничего личного.
А улиц Ленина в городе оказалось аж три штуки; четвертую милиция не могла осилить и не хотела. Случилось что жильцы, которым дозарез нужна помощь кричат:
-Ленина, помогите, дом такой-то,- и бросают трубку. Понятно – нервничают.
Приехать – не проблема, беда, если вместо одной улицы Ленина наряд приедет на другую, на противоположном конце города – потерпевший забыл по волнению уточнить в какой районе города сия Ленинка, а такое бывало часто. Звонок в дверь, а в данной квартире гостей не ждут – дом иной. Бедствовали и пожарники, скорая, еще газовики и коммунальщики (но те меньше) то есть все те, кого зовут на помощь когда прижало. Поэтому градостроительный комитет при местной администрации собрался и все ленина, советские, маркса, комсомольские и прочие были секвестрированы до единственного экземпляра, а наш дом получил новое «старое название: проезд Энтузиастов, дом номер 275.
Энтузиастов – название уже прижившееся. Проезд – потому что шоссе всё же теперь было немного в стороне, а номер 275 – на случай, если вдруг милиционер, полицейский или пожарный вдруг не обратят внимание на то, что не шоссе нужно, а проезд, так всё одно: за последним домом по шоссе Энтузиастов наличествует единственный дом по проезду Энтузиастов, следует только свернуть направо.
Вот такой дом, его биография и история.
Это прошлое, а сейчас – жизнь.
Жильцы.
В доме много кого. В квартире номер один живут: Кот, дедушка, мальчик и мама. Папа есть, но он в далёкой командировке. Дальней и долгой, то есть.
Остальные все здесь.
Кот первый в списке. И не удивляйтесь: пока все отсутствуют, он хозяевает. Иногда успешно, иногда весело.
Кот и стрекоза.
Прямо перед носом кота села стрекоза. Большая, мясистая с изумрудными крыльями.
Кот лениво повернул голову и стеганул хвостом, но ловить не стал: вдруг больше не прилетит. Красивая.
Нет, не так: поймав красивую, он больше её не увидит.
-С меня и мух довольно.
Стрекоза улетела и больше не прилетела.
Лист и гербарий.
Старый клён вздохнул и уронил еще один листок. Скоро зима, скоро будет холодно, скоро ни одного листочка не останется.
Мимо бежал мальчишка. Бросил портфель на скамейку, поднял лист.
-Великолепно!
На самом деле лексикон молодого человека еще не был обременен такими сложными и длинными словами, поэтому он сказал иначе, а именно:
-Ха!
Потому что лист целый, не ломаный, а какой цветной! Загляденье! И задание по гербарию выполнено.
Еще мальчику нравились иголки. Елка - это подарки, это каникулы, это Новый год! Только не знал он как колючую мохнатку в гербарии закрепить. Но ничего, старшая сестра есть, покажет (вернее за него сделает). Но это ничего, ведь новогодние подарки от этого он любить меньше не станет?!
Мальчик достал самый толстый учебник, бережно положил лист между страниц и побежал домой. Третий этаж, квартира налево.
Ностальгия.
Идет по улице, стучит палочкой старичок. Вот школа, где учился, вот сквер рядом со школой, где влюбился. Вот лавочка рядом с которой ударил портфелем её. Это когда уже учился, но еще не влюбился.
Улыбнулся.
Жалко, что не извинился. Когда женился – времени много прошло, да она и так знала, что он любит.
Зря не извинился, когда борщ ставила на стол - да она и так знала, что готов часами слушать её, смотреть.
Плохо, что не сказал. Ладно, хоть сейчас скажу.
Он расправил плечи, перехватил палку посередине и, бодро помахивая ей, уверенно дошел до остановки.
Но доехав до места, всё же снова стал пользовать палочку по назначению: тяжело, столько лет. Встал перед чугунной табличкой, в который раз перечитал смешную надпить:
«Муниципальное кладбище открыто по приказу Его превосходительства генерал-губернатора Тер-Иванова Ф.Ф. осьмнадцатого и-ля 1823 года.»
Почему кладбище нужно открывать по приказу?
Почему у дворянина крестьянская фамилия?
Зачем нужна непонятная приставка «тер»?
«Осьмнадцать» - это 17 или 18?
И отчего вместо буквы «ю» - тире? Несколько миллиметров экономили или какая иная причина?
Почему новое кладбище потребовалось в 1823 году? Ветераны Бородинского сражения стали массово умирать?
Ой, что-то я снова не про то. Я ведь для иного пришел!
Стук, стук, стук. Там, где на дорожке нападали листья, да еще и увлажненные лужей, звук становился глухим:
-Так, тик-так.
Ничего, сегодня он споро дойдет. И расскажет, попросит, поговорит.
Кот и колбаса.
Кот лениво повернул голову и стеганул хвостом. Сам на стуле, а на кухонном столе - авоська с продуктами. Там сыр, еще продукты и главное: замечательная, ароматная колбаса.
Хозяйка пришла с улицы, сейчас раздевается. Самое время!
Ах, как она смешно потом бегает и пытается достать его тряпкой!
Не, не стоит. Не хочу! Потом поиграемся. С утра хорошо покушал, да и горшок, кажется, еще не обнаружен.
Котейка спрыгнул со стула и прошествовал в комнату. Хозяйка застегивает халат и уже в тапочках.
Ой-ё-ёй-е-ёй! Какие ноги! Так и есть: не спешит к плите, присела, вытянула, зажмурилась.
Люди многое не видят и не слышат, а котейка малейший шорох может уловить. Сейчас он не мышку слышит и не полет стрекозы, а стук сердца хозяйки. Вон как вены на ногах хозяйки вздуваются. Стук – и кожа напряглась, стук – еще раз. Сердце – ноги, сердце – ноги,
Мур. Потерся о ноги. Ой, как давит, даже через лоснящуюся шубку чувствует он удары в ногах хозяйки. Запрыгнул на коленки, ткнулся мордочкой под мышку, заглянул в глаза.
Нет, нет, нет! Гладить его – это потом. Соскочил и снова стал тереться о ноги. Теперь не один раз, а снова и снова, раз за разом. В одну сторону, разворот, обратно. В другую сторону, и еще раз. И хвостиком так: по лодыжке, по коленке; по коленке, по бедру. Еще, еще, и еще раз.
Ага, сердечко успокоилось, плечи опустились, теперь можно и на коленочки.
М-мур-у-р.
Может колбаски ей принести? Нет, не надо: пусть просто сидит, просто отдыхает.
Лужа.
Жила была лужа. Лужа как лужа: не большая и не маленькая, не временная и не постоянная. Есть дождь – появляется лужа, выглянуло солнышко – и нет её.
То есть воды нет, а лужа то на месте – только добавь воды!
Вот как сейчас: и дождик небольшой но лужа на месте. А всё почему? Построили строители дом, заасфальтировали дорожку к подъезду, и началось: солнышко притопит и каменную твердость расплавит, женщина каблучками выдавит след, грузовик под самыми ступенями мебель выгрузит и вот уже небольшое углубление для лужицы. Так, безделица с носовой платок, но каждый год одно и то же и вот уже кораблики можно пускать, а сейчас и вовсе ровная гладь от последней ступеньки до дороги, захватывая скамейку.
Сегодня подморозило, так что если пройти по закрайку, то и ног не замочишь – там лёд.
Прошел старичок, обстукивал края палочкой, успешно просочился. Женщина прошла, перескакивала по сухим пятачкам – перебралась. Скоро мальчишка в школу побежит. Этот наоборот – все льдинки раздавит, а на глубине еще и прыгнет для брызг. Жалко. Мама ругать будет. А так – нет, не жалко, даже очень хорошо: птички прилетят, попьют. Если весной, так еще и купаются. Но и так ладно: просто попить – будьте любезны, со всем удовольствием. Мальчишка зальется звонким смехом – прекрасно.
Зима скоро, и не станет её, последние деньки остались. Но весной она вернется, точно.
Даже если здесь дорожку заасфальтируют. Каблучки то не перестанут стучать, а колеса давить. Да и ждать нечего – мало ли приличных выбоин, там пока обоснуемся. И снова: старики сердятся и обходят, женщины кожу сапог берегут, а мальчишки веселятся.
Нет, лужи возвращаются, всегда.
Старик и фрукты.
Старик вздохнул и присел рядом со своими фруктами: у дороги, прямо в пыль. Хотя какой он старик? По кавказским меркам – младенец.
Вот, постучалась в его дом беда, да не беда вовсе, а так, неприятность: внучка упала. Нога долго болела, бестолковый врач нашел рак-саркому, бесполезно лечил, а съездили в столицу, так вмиг оказалось что просто кость неправильно срослась. Да, так: всё будет хорошо.
Но пришлось потратиться, и поехал дедушка поправить финансы в город, где в юности работал. Здесь ведь недалеко – только горы переехать, ну и границу, конечно. В горах рядом всё: можно крикнуть и услышат, по прямой – всего-то сто километров, по крайней мере, никак не больше тысячи.
Старик снова вздохнул. Ехал – мечтал, планы строил: увидит завод, который строил, город, в котором жил. Людям плоды из собственного сада продаст (лучшие в районе), долги отдаст, лекарства выкупит, операцию оплатит. Еще крышу поправить - должно хватить, гостинцев добрым людям – обязательно нужно.
Потер руки. Вышло немного не так, как планировал. Дальняя дорога оказалась, длинная: добрые люди при дороге, гаишники там. Еще граница. Нет, на новую крышу не хватит. И на гостинцы, пожалуй. Но на операцию и лекарства, обязательно!
Улыбнулся: какой завод, какая мощь – он строил. Это строил он!
Да, добрые люди везде одинаковы. Приехал в городе на центральный рынок – деньги требуют, а уже не хватает, подался на районный, фермерский… Написано: «безплатно». Эх.
А здесь он ничье место не займет, а будут надоедать, то он знает что ответить. Только вот движение маленькое, раньше машины друг за другом шли, рабочие со смены возвращались, а сейчас редко, редко кто. Основная трасса рядом. Но ничего: рядом дом, самый первый, да еще скверик небольшой. Влюбленные; ну, это не покупатели, а вот мамочки обязательно витамины раскупят.
-Хорошо! Вечером накрою ящики брезентом, а сам пойду город смотреть. До утра гулять буду.
Яблоко и груша.
-Здравствуй, а тебя как зовут?
-Маша, а тебя?
-Сережа. Хочешь грушу?
-А она вкусная?
-Да.
-Тогда давай.
Сунув сочную, огромную грушу малыш развернулся и убежал к маме.
-Почему он мне подарил?
-Не знаю, дочка, может познакомиться хотел.
-А почему сразу убежал?
-Стесняется.
-Какие мужчины странные.
-О, да! И девочки тоже.
-Почему, мама?
-А почему ты его яблоком не угостила?
-Не успела.
Кроха дошкольного возраста повертела в руке яблоко, такое же огромное, как и груша.
-Мама, а дядя мне яблоко дал или подарил?
-Угостил.
-Значит дарёное нельзя передаривать!
-Пожалуй да, но можно угостить.
-Жалко что он убежал.
-Но ты можешь поделиться с кем-нибудь другим.
-С дядей? У него ящики целые,- подумала,- с тобой?
Девочка так удивилась этой простой мысли, что оказывается можно поделиться и с мамой, ведь всё теплое, сладкое, вкусное, безопасное, приятное, мягкое – от мамы. Она – источник, а не получатель.
Мысль сложная, взрослая, но девочка её продумала и…
Теперь пришла очередь удивляться маме: девочка вонзила острые зубки в крутой бок яблока, следом, почти не жуя, надкусила грушу.
-Пойдем, Маша домой.
-Пойдем, мама, я попробовала: груша слаще. На, мама, грушу.
Трудно сказать какое чувство в это момент было сильнее: благодарность, удивление, счастье, радость от…
-Спасибо.
-Мама, а мы можем чем-нибудь угостить дядю?
-Можем, но у нас ничего нет.
Несколько шагов молчания.
-Мама, а давай купим папе виноград! У дяди. И угостим его! Я хорошо придумала, он обрадуется?
-Разумеется.
Мама не стала уточнять кто обрадуется. Оба? Почему нет! А может еще кто? Она – уж, точно.
Стрекоза и мух.
-Мама, а стрекоза хорошая?
-Хорошая!
-А мух?
-А муха плохая.
-Но почему? Они обе летают!?
-Муха летает по помойкам, а стрекоза по цветочкам.
-А почему стрекозу зовут стрекозой – она добрая, а муху мухой, а не мух, она ведь злая?
-Не злая, а плохая. Зовут так – ну потому что зовут. Не важно как тебя называют, главное что ты делаешь: доброе или злое.
-Мама, а у нас дома помойка?
-Это почему же?
-Так мухи летают…
-Они пролетают мимо, но не живут у нас.
-Но, но…но…
-Что «но»?!
-Я не знаю!
-Вчера ты попросила папу переключить телевизор, почему?
-Там злые новости были, как стреляли и тётю убили.
-А что смотреть стала?
-Про Белоснежку.
-Вот видишь: телевизор один, но там могут про гадости рассказывать и про доброту и любовь.
-А!
-Кстати, а виноград маленькая белоснежка помыла? Скоро папа с работы придет, будем ужинать.
-Ой!
Лавочка.
-Доброе отношение к иному, терпение, на букву «Л»?
-Любовь.
-Анна Степановна, вы такая умная. Ой, нет. Любовь – короткая. Я хочу сказать слово короткое: шесть букв, а нужно десять.
-Не знаю. Сергей Аркадьевич, вы как думаете?
-Что? Не знаю. А где Ольга Викторовна? Не заболела? Может проведать?
-Нет, у неё всё хорошо и дома её нет. Она поехала в магазин за продуктами и в салон за прической. Скоро день рождения внучки.
-Неужели привезут?
-Неведомо, но как говорит Ольга Викторовна «вооружен, значит вооружен». Если не приедут, то единственными претендентами на пирог снова окажемся мы. А если приедут, то приедут! Места за столом хватит всем. Дорога известна.
-Тот, кто указывает путь?
-Компас!
-«Кто», а не что. По вертикали пересекается со словом вместо любовь, общая буква «т», а начинается на «п».
-Лояльность. Проверьте, должно подойти.
-Подходит.
-А по вертикали «привратник»?
-Снова подходит. Анна Степановна, вы такая умная.
-Не я, журнал такой. Вот посмотрите: колонка редактора – «Толерантность – любовь или лояльность?». На следующей странице: «Привратник не является путем, он его только указывает».
-Странный журнал, и что там пишут?
-Не знаю.
-Вот как?!
-Я забыла очки, поэтому могу осилить только крупные формы: заголовки и картинки. Уж что странное, так это ваш кроссворд. Доброе отношение и не любовь, а путь указывает привратник! Куда, любопытно узнать!?
-Сергей Аркадьевич, а обзавестись бы Вам печатной продукцией? Я с кроссвордом, Анна Степановна с журналом, Вы с книгой, допустим. Получилась бы скамья–читальня.
-Я не люблю читать на воздухе. Природа отвлекает. А знаете как нас называют?
-Кого нас?
-Тех, кто на данной скамейке собирается.
-А! И как?
-Гестапо, иногда инквизиция.
-Возмутительно. Такое мерзкое название могли придумать только злые люди, лишенные любви. Вот эта, например, с мерзкой собачонкой. Как её?
Щелчки пальцами почти высохшей рукой производили весьма странное впечатление. Молодая женщина щелкает – это естественно, иногда красиво, но пенсионерка?!
-Согласна, мы никого не осуждаем. Но я возражаю против дамы с собачкой. Тот, кто любит животных имеет доброе сердце и злословить напрасно не будет, как и мы. Это могла сделать только эта, с третьего этажа…
-А вот, интересный вопрос: то, что между рождением и смертью, но не жизнь? Четыре буквы.
Д.О.М. – старик и лавка.
Старик погладил буквы: Д.О.м. две первые его - вырезал пока ждал Олю, его Олюшку.
Это был первый их поход в кино. Там, в темноте зала случился и первый поцелуй. Ну, он почти был. Старик, а тогда – совсем еще юный подросток, почти ребенок, потянулся к ней губами, даже коснулся её щеки, по крайней мере завитки волос на виске он точно почувствовал, но в этот момент ей что-то срочно понадобилось в её, тоже еще детской, но уже "дамской" сумочке.
Поцелуя почти не было, однако он упорно вел счет именно с него. Первый - в темноте пыльного зала, пусть даже он почти не получился.
Старик еще раз провел ладонью по шершавости доски, почувствовал буквы. Всё, что связано со скамейкой - было впервые или единственным. Впервые он вырезал что-то на чем-то. Никогда больше: первый и единственный раз – ни на дереве, ни на других скамейках, в том числе никогда и нигде не писал – ни на заборе, ни на скале в турпоходе, ни на стене казармы. Эти две буквы – единственное его первобытное творчество.
И ударил её он только один раз. Когда появилась новенькая в классе, он встретил её настороженно - смотрел, смотрел, смотрел, а потом вдруг появилось непонятное желание стукнуть её портфелем - и началась охота. Он внезапно выскакивал из-за угла, подкрадывался сзади, случайно сталкивался в школьном коридоре, замахивался и...
Она успевала пройти мимо, показывался учитель или случайно, на "линии огня" оказывалась другая девочка. И смачного удара с треском пенала о линейку, грохота учебников в чреве портфеля не случалось. Не станет же он бить случайного человека, другую девочку! Его внимание еще заслужить надо!
Вполне возможно отличница Оля и не подозревала о его охоте, не пряталась, не убегала. Да и удар портфелем, когда он, наконец, случился, оказался единственным. Как она на него посмотрела! Всё что угодно там было, в этом взгляде, но только не осуждение. А какие глаза у неё!
Старик прочитал множество книг. Многие писатели пытались выразить глаза, очень многие. Не получилось ни у кого. Впрочем, старик вполне допускал, что где-то на просторах литературной вселенной и были удачные или просто удобоваримые описания, но он, увы, не встречал таковых. Слова: «светящиеся», «огромные» его напрягали, а от: «лучезарные», «искрящиеся», «бездонные» его уже выворачивало. Слова эти сами по себе прекрасные, но от частого использования их в качестве эпитета они стали забитыми и пошлыми. «Лучезарный человек» - хорошо, но «лучезарные глаза» - уже грустно. Сам бы старик описал Олюшкины глаза как коровьи. Это наиболее близкое к истине понятие. Чернющие, громаднейшие. Понятно, что в качестве иллюстрации – пойдет, а вот в литературном тексте – на порядок хуже, чем даже «лучезарные», дак ведь и он – не писатель.
А потом он её пригласил на танец. Очень скоро после того единственного удара в школе случилась дискотека. Он вместе с товарищами стоял и смотрел как старшаки танцуют, а потом взял и пошел. Он не планировал, даже не хотел и тем более не мечтал: он просто подошел. И свершилось чудо: она не стала фыркать, презрительно отворачиваться, демонстративно сообщать подругам что с «такими», с «ударниками» она не танцует.
-Хорошо!
Волшебное слово! Это не просто: «да, я пойду с тобой танцевать»! Ну что вы! «Хорошо» - это ого-го какое слово!
А потом поход в кино. Он вышел из подъезда, но сил сидеть и просто ждать, когда она появится, не было никаких, и он вырезал: «Д» и «О» - Демидова Ольга.
А потом пришла она и они направились в кинематограф. Это так он похвастал перед ребятами. Не «кино» и тем более не «в киношку». Какое там, ведь он почти её поцеловал в темноте зала; конечно: «кинематограф».
И была она, кстати, не Михайловна и не Максимовна, третьей буквой должна была появиться другая. Но ушел он в армию, потом они уехали, вернулись через несколько десятков лет и обнаружили прежнюю скамейку на том же месте, но вот кто-то дописал, довырезал. Может «дом» - это просто дом, их дом, а может какая-нибудь Добровольская Олеся Мироновна. Или Оксана. Или Олег. Старик не узнавал и не выяснял.
Нет теперь его Олюшки, там она, а вот он вспоминает, доски наглаживает, смешно.
Подруги её остались. Вот одна и журнал забыла. Старик повертел, полистал страницы. И вправду: очень смешной журнал. Вот про толерантность, а вот статья про крупнейшую партию.
«Мы старейшая партия страны и предлагаем новый путь: Достоинство, отечество, мужество - ДОМ».
Какие они смешные, честное слово: отечество не может быть путем. Служба отечеству – да, но само оно – нет! Оно либо есть, либо его нет. Если у тебя нет отечества, то скорей всего ты либо предатель, либо изменник. А если есть, то и дом у тебя в наличии и достоинство с мужеством наличествуют.
Полистал страницы, заглянул по привычке на последнюю. В советские времена у большинства газет и журналов в конце номера печатали нечто занимательное или смешное: анекдоты, случаи из жизни, курьезы. Нет, и здесь про политику.
Старик всерьез расстроился:
«Атаман Козлищев и есаул Фейернлихер подали заявку на регистрацию нового движения: «Борьба и закон – добровольческий единый центр». В регистрации отказано без указания причины.»
Правильно отказали, без юмора и рассусоливаний. Ну что это такое: «Борьба и закон», еще бы написали «право и закон» или «порядок и закон».
Что это за закон, если за него надо бороться – его соблюдать требуется и всё. А право и есть закон. Правопорядок состоит из разных законов и их исполнения. Добровольного исполнения?
Нет, у Козлищева с Фейернлихером ничего не получится кроме юмора. Бздец какой-то.
Три-кол-ор.
-Кто я? Я художник и творец! Я должна жить в гармонии и впитывать энергетические потоки мироздания. А они!?... Ну что они понимают в искусстве, в живописи! Э-эх!
Домра Ольгердовна размышляла о бренности бытия и водила пальчиком по шершавым волокнам. Совсем как старик недавно – только не ладонью, а ноготком, немного испачканным кармином: д. о. м.
Вообще-то она никакая не Домра Ольгердовна и даже не Дарья Осиповна. Из трех букв совпадение было только в последней – «М».
«Итак, она звалась Мариной..».
Просто пришла она на лавочку после творческой встречи слегка расстроенной, стала водить пальцем вдоль волокон и посетила её странная мысль: «вот если бы её звали так, то эта анаграмма была бы отражением её личности». Конечно не отражением, а выражением и не личности, а только паспортных данных, но то мелочи.
По существу это был её личный стиль: она вставала перед мольбертом, делала несколько мощных и хаотичных мазков разными кистями – широкими, мелкими, яркими, тусклыми, отходила на несколько шагов и, после того как накатывало вдохновение, доканчивала картину. Разумеется, в плане внезапно появившейся концепции. Некоторые говорили – «мазня», но она точно знала, что именно это и есть творчество. Иногда вдохновение задерживалось и мазки приходили одни. Но это уж точно – мелочи.
И в обычной жизни она придерживалась той же манеры. Вот пришла, расстроенная, поводила пальчиком по скамейке и пришла мысль о том, что эта лавочка не просто её – то есть не просто потому что она живет в этом доме и в сей момент сидит на ней, а она была бы гораздо ближе к ней по причине, если бы инициалы её, непризнанной (еще) художницы совпадали. Вот звали бы её иначе и её отношения с лавочкой были бы иные. Более глубокие? Более доверительные? Ну и что? Она же может представить что инициалы её!? Значит и скамейка – её территория.
Старая доска, много раз крашенная, а в углублениях разъеденная, разорванная влагой, выветренная. Наверное внутри совсем прогнила, скоро развалится. Вот защитить бы.
Внезапный порыв немедленно и реализуется. Губнушка? Нет, художник обожает радикальный морковный цвет, достать трудно, вот и сейчас – остатки спичкой выковыривает. Губнушку – поберегу. Лак! Очень хорошо. Буква «О» похожа на открытый рот, потому выкрашена качественно, красным. Лак пропитался на достаточную глубину. Теперь даже если снег набьется или лед, то не порвет.
Дальше что? Сбегала в квартиру вынесла дощечку, которую использовала как палитру, горсть тюбиков. «Д» стала белой, «М» асфальтовой, ну, почти синей.
Всё, проголодалась.
Дверь подъезда скрипнула, хлопнула. Художник ушла, а на скамейку присели Ольга Викторовна с подругой.
-Вот и твой журнал.
-А я и не сомневалась, что наши жильцы ни за что не возьмут. Да и не жалко.
-Как не жалко? Кроссворд-то не догадан.
-Пустое. Ты посмотри какие красивые буквы стали. Кто бы это мог сделать?!..
-Кто угодно, только не эта – с собакой.
***
-Как дела?
-Отлично!
-Экзамены сдал?
-В процессе.
Старик подался вперед, руки на тросточке – спина; юноша вальяжно откинулся на спинку лавочки, потянулся, зажмурил глаза – спина, устал. Между ними три разноцветные буквы. Центральная – «О» - переливается всеми цвета радуги.
-Твоя работа?
Неопределенный хмык, выражающий нечто среднее между равнодушным пренебрежением и искренним возмущением от навета.
-Тогда только она.
-Ага, бабуси до такого точно не додумаются, а больше на лавочке никто не тусуется.
-А что, красиво.
-Г-х-м, необычно.
У юноши запищал телефон. Он сморщил нос, прочитал сообщение на экране. Не меняя положения тела, левой рукой принялся массировать переносицу, большим пальцем правой начал тыкать ответ.
Дед восхитился.
-Могёшь!
-Угу.
-И что там?
-Пустое.
Закончил печатать и, поскольку других вопросов от соседа не последовало, посчитал долгом вежливости пояснить:
-В сетях бодаются. Один продвинутый написал что во время войны на Украинских фронтах воевали украинцы, потому что формировались они на Украине и призывались местные.
-И что отвечают.
-Разное.
-А если написать что жили-то на территории и призывались не только украинцы?
-Написали.
-И что, какая реакция?
-Игнор. Гнет свою линию: раз фронт украинский, то и воевали украинцы.
-Фронтов с названием «русский» не было, так что: русские не воевали?
Юноша укоризненно посмотрел на представителя иной эпохи, да так, что тот враз уразумел, что в условностях интернет битв он ничего не понимает.
-А что ты написал? Ведь ты сейчас по этому поводу отвечал?
-Да, но это к делу не относится.
-Очень интересно, не пояснишь?
-Пожалуйста. Я написал, читаю: "Всё верно. На Степном воевали степняки, на Волховском – волхвы. На Тихоокеанском флоте служили тихони, на Северном - северяне. Боюсь предположить кто был на Черном. Неужели негры?».
-И что отвечает.
-Игнор. Он вообще прекратил отвечать. Всем.
-И почему, любопытно? Неужели прозрел? Думаешь ты его своим сарказмом с иронией отрезвил?
-Не, не думаю. Скорей всего он изначально знал правду, а глупости тиражировал по иным причинам.
-По каким, есть предположение?
-Да не знаю. Я, в принципе, отвечал не для того чтобы его прижать, а теорию проверял.
-Ты полон сюрпризов.
-Да чего вы! Вчера на семейной конференции повесткой дня был вопрос: куды поступать. Два варианта: в универ на философский или в авиационный.
-Своеобразный разлёт. Очень, я бы сказал.
-Да, это и прозвучало, правда в иной словесно-смысловой парадигме.
-Ну-у, дружок, лично я уверен куда тебе сподручней. А аргументацию можно узнать?
-Пожалуйста, никаких секретов от соседей: мне нравится точность в формулировках, образах, плюс память, поэтому математика с физикой мне не в затруднение, точно так же стараюсь облечь и слово в жесткую форму, точную, совершенно конкретную.
-Пока нет противоречий.
-Да, нет. Есть трудности. Инженерное дело сейчас невостребовано, как следствие - конкурса почти нет. Итог: поступаю легко, но перспективы туманные. Философия: все балбесы и лоботрясы не имеют шансов поступить никуда, потому страстно жаждут стать философами, прочими гуманитариями в надежде на легкие экзамены. Но так фантазируют все лодыри и мажоры, отсюда – конкурс запредельный. А в итоге, и поступить труднее и, парадокс, та же безденежная перспектива, если конечно не стану Лосевым или Шопенгауэром.
-И каково решение?
-Надеюсь сейчас узнаю,- юноша потряс телефоном.
-Как это?
-Сейчас, сейчас: объясняю. Вчера переговоры зашли в тупик, поскольку решающего довода не прозвучало, а наличествующие не перевешивали своих контраргументов. Батя выдвинул тезис: если проблема не решается, то её следует выкристолизировать. Конкретизировать, шли ли. В нашем случае: просто проговорить. Иными словами: мы не знаем какое принять решение, но если эту проблему выговорить, то есть четко сформулировать, то может измениться наш подход к ней, а там глядишь и решение отыщется.
-Понятно.
-Что, правда?
-Нет, я не про то. Теперь я понимаю в кого философские наклонности. А что мама?
-«Бред». Это её слова. Еще она добавила: «вы бы к гадалке лучше сходили или на бумажках метки поставили. Крестик – пропеллер, то есть самолет, ну а если баранка, а лучше две - в форме безконечности – то философия».
-Ясно.
-Про то в кого тяга к точным наукам?
-Про подходы к решению проблемы и почему зацепился в сети. Ну и про протекционизм авиастроения, конечно. Так что, ответ есть?
-Не-а, молчок.
-Как сие понимать?
-Я склонен трактовать как то, что метод папы работает.
-Поясни.
-Элементарно, Ватсон. Надеюсь Вас не тревожит столь вольный стиль? На Волге живут волжане, в Москве – москвичи. Вполне разумно предположить, что на Украинских фронтах воевали украинцы. Мысль простая, а закономерность жесткая, поэтому никакие логические построения, исторические факты и выверенные аргументы не работали и поколебать упрямую правду и прямоту тезиса в принципе не могли. Попробуйте доказать что на украинских фронтах не было украинцев! Никак не получится. Я же выкристолизовал проблему и в утрированной форме показал абсурдность категорического императива. В Москве живут москвичи – да, точно. А все ли москвичи русские? На Волге – волжане, но если волгарь приедет в Киев, то он теперь - днепровец? Киевлянин? Оказалось, что в этом ракурсе у оппонента аргументов нет. Стоило только изменить точку зрения на проблему.
«На Украинских фронтах воевали украинцы» - тезис стопроцентно верный, потому неубиваемый. По этой причине небольшое добавление: «на Украинских фронтах воевали ТОЛЬКО украинцы» некоторые вовсе не заметили, а те, кто распознал ложь, никакими сверхдостоверными доводами сдвинуть его с позиции не смогли, потому что платформа: на Украинских – украинцы – гранитная и неубиваемая. Я же вывернул предмет спора наизнанку: «название и содержание не имеет жесткой смысловой привязки». На улице Ленина не живут Ленины или ленинцы. Или живут: не ТОЛЬКО ленинцы. Мой тезис не менее жесткий и его также опровергнуть невозможно, поскольку он – истина. Таким образом, формально не оспаривая его тезис – который уже лживый из-за крохотного добавления – «только», я выдвигаю свой, неубиваемый, и ему оказывается нечего возразить. Думаю что ответа мы не дождемся.
-Ну что ж искренне рад вашим успехам.
-Постойте, так не справедливо, а ваше мнение, ваш совет!?
Старик удивился легкости с какой он встал, прислушался к ощущениям в спине, снова опустился на лавочку – и снова не болит.
-Не считаю для себя возможным давать советы. Но раз Вы просите, то выскажу свою точку зрения, суждение, так сказать. Щас, соображу. Вот! Опишите свой день, молодой человек. Что Вы делали. Делаете каждый день.
-Вот это поворот. Ну хорошо, попробую, хотя не понимаю.
Старик только прихлопнул ладонью по палочке: давай, давай.
-Встал, умылся, позавтракал…
-Стоп, этого достаточно. Встаете вы каждый день и умываетесь, вероятно, так же ежедневно. Ведь так?
-Конечно.
-А что будет, если зубная паста отсутствует: кончилась, например, или нет денег купить новый тюбик?
-Умоюсь без пасты.
-Браво. С завтраком вероятно та же закономерность: вы кушаете вне зависимости от обстоятельств. Есть деньги – икра и пармезан. Не возражайте – это только абстрактное допущение. Нет – кусок хлеба присыпанный сахарком. Впрочем, это из моей юности.
-Да нет, и я практикую.
-Стало быть понятно к чему клоню?
-Догадываюсь.
-В любые времена люди будут кушать, следовательно, нужны продавцы и производители продуктов, будут одеваться – нужны портные, и строить будут всегда! Кризис рано или поздно закончится и спрос на строителей и инженеров возрастет. А даже если и не закончится, и не будут строить новые здания, но старые-то ремонтировать надобно! Не будет новых самолетов, но имеющиеся требуется обслуживать. Всего доброго!
-Так значит авиастроительный!?
Старик больше не стал присаживаться, но остановился.
-Я так не говорил. Это должно быть твоим решением, даже не маминым и не папиным.
Дошел до двери, потянул.
-Кстати, философы так же востребованы практически всегда, во все времена. Только иногда это – шут у трона короля, иногда - Епископ, выгоняющий пинками князей на поле брани, а главного князя благословляющий, иногда же это просто поставщик книг и трактатов – суть писатель. И при этом практически все философы голодали и бедствовали. Как и большинство творческих работников,- махнул рукой, то ли показывая на небеса, то ли на верхний этаж,- художники, поэты, писатели в подавляющем большинстве подрабатывали, чтобы свести концы с концами. Кто переводами, кто гувернерствовал или учительствовал. Новые идеи, новые смыслы - товар дешевый, до тех пор, пока они не овладеют массами. Тогда из каждой подворотни услышишь: «это же очевидно».
-Или поколотить могут.
-Да, и больше: костерок, например в прямом и фигуральном выражении.
Стукнула дверь, юноша согнал в цветка стрекозу и сорвал его. Красивый. Был ли этот весенний цветок лучше осеннего листа с клена, что мальчишка поместил в гербарий – он не знал. Не видел он листа. И та ли это стрекоза что залетала на второй этаж – не ведал. А вот то, что скоро примет решение, возможно даже сегодня – был уверен.
Воткнул цветок в трещину в доске и так же скрылся в подъезде.
Не положил цветок - чтобы никто не подумал что находится он здесь случайно – забыт. Нет, воткнул, чтобы все, кто увидит, порадовались его красоте, хоть и временной и были уверены – цветок здесь не случайно, кто-то позаботился, чтобы они обязательно увидели его, оценили красоту.
Может кто-то и возразит, что мол, цветок, не будучи сорванным, дольше бы простоял. Но на это есть возражение: а вдруг в траве никто бы его и не заметил! Кто прав, пусть философы разбираются, мудрствуют, выискивают смыслы, а юноша: воткнул цветок.
Кажется и я знаю: в какой институт подаст документы юноша. Мудрый юноша. С гранитной поддержкой в семье.
-В правильный!
Демократы, патриоты, тираны.
Простая закономерность: если руководитель государства оставляет территорию большую, чем ему досталось от предшественника, то он патриот, а если меньше – демократ. Все цари были патриотами и даже коммунистические деятели - были, а вот Горбачев и Ельцин – истинные демократы.
Круговорот еды в природе.
-Сейчас, сейчас. Всё будет хорошо! Скоро!
Бабушка развернула на подоконнике кулёк с жирной землей. Рядом поставила горшок с цветком и еще один – пустой пока и немного больше.
Вообще-то ни горшку, ни цветку ничего не угрожало, просто бабушка привыкла разговаривать. Вообще. Она проговаривала свои чувства и это ей помогало. Чем – она сама не знала и не знает, просто разговор с котом (допустим) гораздо веселее чем тишина.
Скоро старый цветок с новой землей и в новом веселеньком горшке оказался на прежнем месте. Оно, это место – его. Цветок очень красивый, но капризный. И, снова, парадокс: всего-то два правила. Цветок любил свет, но прямые солнечные лучи для него смертельны. Еще он любил воду, но подливать её можно было только в поддон. Стоит полить сверху, как обычно, как все иные цветы - и он мгновенно погибал.
Два простых правила – и отбоя нет от заказов на отросток.
Бабушка любила цветок, цветок радовал её. Она не жила для него, он не был центром её вселенной. Но её тепла и заботы хватало, чтобы он жил для неё.
Бабушка полила цветок, глянула в окно:
-Ага, вот и наша троица.
Внизу собрались соседи. Старушка закружила по квартире:
-Сначала газ,
Потом вода,
Еще – горящая еда
Теперь очки и ридикюль
И наконец, ключочков куль.
Стихотворение заставила заучить внучка после конфуза с краном. Зовет постоянно переехать к ней, но на кого ж она подружек бросит?
-И почему в стишке первым пунктом газ? У них в доме газа нет, а вот у внучки есть. Да, давно её зовет переехать, но разве можно бросить подруг, дом?
-Так?! Ах, да: спуститься к лавочке. Всё проверила. Ключи в руке. Цветок в порядке.
Цветок в порядке – растет. А в горшке червяк. Жирный и, в общем-то, симпатичный. Между прочим даже пользу приносит – землю перерабатывает, удобряет.
Печально, но не капризный и ничего не требующий для себя, червяк, умрет.
Да, погибнет. Более того: этого никто не увидит. И не опечалится.
Да парадокс, теперь печальный: червяк приносит пользу, но его никто не любит. Для кого живет червяк? Ужасная судьба. А ведь пользу приносит.
-Здравствуйте подружки, все здоровы? Мне внучка звонила.
«И вообще, я на исповедь опаздываю…»
-Вы знаете, мне такой рассказ дали почитать. Я под впечатлением.
-Дали почитать?
-Да.
-Какие странные слова, как из прошлого.
-Раньше из рук в руки передавали потому, что дефицит. Приличной литературы в свободной продаже не было, а сейчас – потому, что сердце лежит. Так что слова одинаковые, и ностальгия, а причины - разные.
-И что пишут?
-Сейчас расскажу. Вот, поехала одна женщина в монастырь, на исповедь - там молитва сильнее. И перед самыми воротами монастыря голод её сморил да усталость. Решила она перекусить. Зашла в монастырский ларек, стоит в очереди и силы её постепенно оставляют. Вот, казалось, дотерпела, её очередь подошла, и тут втиснулся перед ней мужик из блатных. «Я здесь стоял, отходил из нужды». Но смирилась женщина, поборола свою гордыню, хотя и глянула так, что почти испепелила. А тот не обращает внимание, набирает пирожки да пироженки и, наглец, требует кофе, лучшего, да две штуки!
-А в чем наглость?
-Ну как? Крутой же!
-А!
-Вот покушала она, набралась сил, вышла на белый свет, а там…
-Что?
-Нищие!
-Такие повороты не для моей лошади,- не сказал, но подумал Старик.
-…этот «крутой» раздал плюшки и кофию нищим, а одного заставил задрать штаны и болячки его осматривает. Потом написал название лекарства и дал денег на него.
-На купюре написал?
-Всё равно пропьет!
-Нет, написал на бумажке, а пропил или нет – я не знаю, женщина ничего не пишет. Елена Кучеренко – вот рассказ,- Анна Степановна продемонстрировала два листка. Ольга Викторовна махнула рукой - поверила и так. Сергей Аркадьевич по привычке прохаживал за скамейкой – так шахматную доску лучше видно во время матчей.
-Это всё?
-Да. Еще женщина пишет, что она спросила: «как Вы можете принимать не в кабинете и без инструментов?», а он отвечает: «я врач»!
-Всё?
-Да. Еще она пишет что поспешила на исповедь, но переживала очень. Так и пишет: «мне еще на исповедь, да толку-то!» С горечью пишет, переживает. Еще она пишет что вместе со старушками отчитала бомжей за плохую жизнь.
-Сергей Аркадьевич, как вам рассказ?
-Впечатляет.
Ольга Викторовна перекинула петли с изнаночных на «лицо;вые», поправила вязанье. Анна Степановна спрятала листки. Сергей Аркадьевич потрогал шершавость доски. Люди молчали, воробушек чирикал, ветер дул.
-А вот у меня была такая история. Работала я тогда в буфете, давно. Заходит тоже «крутой», но не такой как сейчас, а какие раньше были: в наколках, фикса золотая, вид вальяжный, да речь барская и блатная. Заказал стакан чая и бутерброд с килькой, бросил на тарелку червонец. Я сдачу стала отсчитывать, а он рукой так махнул, вроде бы как не надо. Ой, девоньки я уже стала мечтать на что потрачу внезапно накатившее счастье. Уборщица-то у нас получала 27 рублей – это в месяц, я, как буфетчица, немногим больше, а тут 10 рублей, без малого!
-Да, зарплаты были небольшие.
-Откусил он пару раз, отхлебнул от стакана и вышел на ступеньки покурить. Мы обычно, как посетитель уходит, сразу убираем – закусочная маленькая, считай только прилавок и два столика стоячих. Маша, посудомойка и тут пошла, но я её остановила – никого нет, да и вдруг вернется. И он вернулся, как докурил, да не один, еще двое – встали за его столик и он рукой машет: «Эй, кудрявая, бутылочку беленькой давай»!
-Деньги заплатил?
-Какое там!
-А просила?
-Нет, совестно. Цены у нас ресторанные, так что бутылка почти за пять рублей пошла, но всё одно – чаевые огромные, еще пять рублёв оставалось. Вот, а дальше больше: то колбаски ему порежь, то лимонад поставь, да «Беломора» со спичками подай. Выйдут, покурят, возвращаются, гуляют, про жизнь лагерную трандят. А этот – блатной всё на меня поглядывает. Но не так, как девок завлекают, а вроде как проверяет меня, присматривается или реакции ждет.
-Какой реакции?
-Да не знаю. Вот, например, говорит: «а подай-ка огонька!». Слова обычные, не матерные, но так сказал что мороз по коже, будто обругал. Или обидел. При этом на столе коробок лежит – я только что с папиросами поднесла.
-А ты?
-Я спорить не стала, принесла еще коробок, на стол поклала. Мне почему-то всё казалось что он скандал затеять стремится.
-И чем всё кончилось?
-А ничем. Догуляли они и ушли. Я в уме все подсчет вела. Знаете на сколько они набрали? Девять рублей девяносто восемь копеек! Они выходить стали, так я две копейки на тарелку бросила. Звонко так, чтоб услышали. Странно так: ведь если бы он с дружками нагулял, а потом рассчитался, так я бы деньги взяла, сдачу дала и все довольны. А так – как будто оплеванная, как использовали меня.
-А что он?
-Вернулся, разговоры стал заводить что понравилась я ему, что «правильная» я. А мне смотреть на него неприятно, взгляд отворачиваю. Обещал вернуться, но больше я его ни разу не видела. Вот такая история.
-И зачем он так поступил?
-Да не знаю. Рассказала я про происшествие сменщице свой, тёте Тае, так она только руками всплеснула и ругать меня принялась. Не связывайся,- говорит,- с зеками. Они услугу тебе сделают: сумку до дому донесут или дрова поколют, а потом попросят денег взаймы или услугу какую, непосильную. А тебе и отказать уже неудобно. А про случай тот уверяла, что подкатывал он ко мне чтобы с буфета выгоду иметь. Например ворованные вещи сбывать или еще чего. Цель его была скандал затеять, а потом угрожать что начальству пожалуется или ОБХСС вызовет. Вот и заставил бы на него работать. Пронесло.
-На самом деле?
-Может быть, не знаю. Таисья Павловна тертый калач, всю жизнь в торговле и людей знает. А я ничего такого не думала, мне этот червонец как глаза застил. До сих пор стыдно как я мечты свои от цветастой шали маме до полкило шоколадных конфет племяшке уменьшала. Я мечтала, а он игрался мной. Мечтала, считала, до двух копеек дошла. Вот такая моя история.
-А вы, Сергей Аркадьевич, что скажете, да сядьте, пожалуйста. Я уже дважды сбились, петли скидываю. На шахматах нагуляетесь, а я затылком Вас увидеть стараюсь. Садитесь пожалуйста.
-Извините. И я не знаю, но думаю что Таисия Павловна во многом права. А хотите анекдот? Вот, Ольга Викторовна, я сел.
-Семнадцать, девятнадцать…
-В бар заходит посетитель и требует виски. Три доллара! Посетитель кладет один доллар на один конец стойки, второй на другой, третий перед барменом. Выпивает и уходит. Хозяин скрипит зубами, но терять клиента не желает, молча собирает монеты. Так происходит при каждом визите. Но вот однажды посетитель расплатился пятеркой. Бармен мстительно кладет один доллар на один конец стойки, другой – на противоположную сторону. Ваша сдача! Посетитель невозмутимо допивает, кладет на стойку доллар,- мне еще стаканчик!
-Двадцать семь… влип в собственную ловушку.
-Сергей Аркадьевич, Вы полагаете что все три истории про одно и то же?
-Ну уж нет. Просто так, смешной анекдот вспомнился. Вот смотрите, Ваша история про паломницу – вымысел? По крайней мере - литературный рассказ. При этом из всех манипуляций – только её нравоучения бомжам, да и то стыдно ей за
-«А бомжи - довольные. Пирожные с кофе лопают…И поплелась я на свою исповедь. Только толку-то…». Всё так,- Анна Степановна молниеносным движением достала листы и зачитала последние две строчки. Листы на сгибах уже стали протираться.
-Вот! Ей стыдно! Она мораль читает, но нутро её протестует: человека осудила, а он добро несет, она, кажется правильные слова говорит, а дел нет. «Вера без дел мертва». Чувствует она фальшь жизни своей и мучается, но манипулировать даже не пробует.
-Позвольте с Вами не согласится. Если она замечание делает, значит считает себя лучше, чище и выше. Вот вам и манипуляция, правда со свое гордыней.
-Вполне возможно, но, согласитесь, она ведь это осознает?
-Ну разумеется.
-А кроме этого мы не можем судить почему и для чего вообще эта ситуация в принципе произошла. Рассказ идет от лица паломницы и она сделала выводы – это хорошо. Но может безкорыстная помощь будет последней каплей и бродяга изменит свою жизнь? Может такое случиться?
-Может.
-А давайте посмотрим на «крутого»! он делает доброе дело: накормил страждущих да еще и медицинскую помощь оказал вместе с финансовой! Прекрасный человек?
-Не пойму к чему вы клоните.
-А вот к чему: пару минут назад он влез без очереди, причинил затруднения другим людям. Как это? Одной рукой сею добро, другой людей обижаю. Ну? И не в гордыне ли тут дело: полюбуйтесь какой я! Пусть даже вопрос этот обращен только к себе. Что скажете?
-Ну, Вы загнули.
-Позвольте, не стоит меня обвинять в достоевщине…
-Ах, оставьте, я опять со счета собьюсь. Всё ведь хорошо закончилось.
-Да, хорошо. Да, к тому же история-то – вымысел.
-Да, да. Согласна, вот только в жизни как раз так и происходит. На работе передовик, коллеги души не чают, а дома таран. Или мигера. Кому как повезет.
-Вот. А если человек не смотрит на себя, то выходят истории такие как Ваша в буфете или как в анекдоте.
-Да, а бармен Ваш не имел никаких шансов выиграть. Потому что тягаться вздумал с мастером манипуляции. Он именно этого и хотел. Сдается мне что с пятеркой и долларом он пришел совершенно не случайно. Он понял, что бармен созрел и получил удовольствие.
-Даже возразить нечего.
-Да как же мне возразить. Я вот заходила к вам за крупой, в шкафе кубков немерено. В шахматы прилично играете?
-Да, пожалуй.
-А если будите с нашими крикунами в полную силу играть, так турниры быстро и закончатся. Ведь так?
-Без всякого сомнения.
-И я так думаю. Но ведь Вы, поддаваясь, гордыню свою не греете, не раздуваете мысленно щеки от собственного превосходства? Только компании ради?
-Давайте я Вам пакет помогу собрать, дождь капать начинает. Анна Степановна придержите нам дверь.
Дылда.
Ну вот и еще шажок к концу. Или к началу? Вот жизнь: и так верно и так. Почти последний экзамен сдан, очень скоро: школа прощай, здравствуй институт. И снова: школа прощай – наверняка, а вот институт… Вопрос вопросов. Если экзамены сдаст, если баллы наберет, если пройдет по конкурсу. И это всё, не учитывая главного вопроса: летать или мыслить, то бишь - каков школярикус выбрать. Выходит правы были родители, когда утверждали что жизнь достаточно сложна.
Вот и дом. Дорога делает последний поворот, еще несколько десятков метров вдоль не фасада, а как это называется с тыльной стороны дома? И всё! Дорога резко и внезапно обрывается в ряд мощных деревьев. Утыкается в них и исчезает полностью, ровно на срезе дома. Лет сорок назад - то были только веточки свежепосаженных тополей, а сейчас это мощные кряжи. К центральному прибит обруч от бочки. А дорога приличная, ровная, вероятно потому что грузовики здесь не ходят, играть можно во всё, но падать больно.
Юноша подхватил резиновый детский мяч и стал набивать. В баскетбол играть получится, отскакивает хорошо, но звук чудовищный. Впрочем – дело вкуса.
Удар, еще удар – дзин, здынь-у. Тенькнул телефон.
А ну-ка! Одной рукой юноша продолжил стучать, второй достал телефон – банк предлагает льготный кредит. Спасибо друзья, что вы внимательно изучили мою кредитную историю, впечатлились моими личными качествами и готовы почти даром дать мне деньги и это когда мне только-только вдарило восемнадцать. Впечатляет. Но нет. Спа–бо. Не надо.
Уже почти убрал телефон, но вернул в положение перед глазами. Любопытно, а как долго он сможет вот так: одной рукой стучать, а второй… Впрочем дело не в руке, а в возможности делать два дела одновременно. Рассредоточить внимание, быть и там и сям.
Пробуем. Открыл книжку. Принялся читать, вернее дочитывать.
Эта история зацепила с первого эпизода, и к кульминации напряжение непрерывно росло, ровно как и интрига. Таких приключений он не читывал. Удивил автор, весьма. Сначала всё по накатанной: герой – молодой человек с проблемами в жизни, любви. Девушка то ли бросила, то ли нет, начальство наезжает, задвигает его революционную тему, еще и любимый мотоцикл сломался. В общем, капризы судьбы навешал на героя автор в полном комплекте, чтобы абсолютно все симпатии были на стороне героя. Немного увальня, но милого и симпатичного парня. Умного.
И открытие сделано гиперреволюционное, вот сейчас удача и блага должны полным мешком высыпаться на героя, но… неожиданный ход автора: всё прахом. Жизнь этим мешком и нахлобучила, который оказался и драным и пыльным.
Если тебя не любят здесь – уходи, ищи иное место. Заставить любить нельзя, можно сделать так, что тебя полюбят, подвиг совершить или благородное дело; но заставить – исключено. Неуютно здесь – то же самое: уходи. Вот наш герой и пошел. На удивление (вот уж неожиданность) открытие его относилось к очередной вариации машины времени с переносом в любую точку земли.
Тема, согласитесь, избита, изъезжена, сколько таких романов после Уэллса было! А что, весьма привлекательно: ты обогащен знаниями цивилизации и способен облагодетельствовать человечество, придав ему ускорение. В крайнем случае можно устроить счастье себе.
И вот тут, с этого момента начинались необычности. Первое перемещение: герой по неопытности не определил точно ни время, ни место. Приземлился, едет карета, всё в золоте с множеством грумов на запятках и гайдуков в окружении. Не успел порадоваться - как удачно попал: сразу на влиятельное лицо, сейчас при дворе или дворцу пристроится, как его размышления прервал грозный окрик:
-Смердам положено на коленях встречать господина и кланяться на обочине да до земли. И что за башмаки ты нацепил?
Изобретатель инстинктивно наклонил голову – действительно был он в своих любимых кроссовках. Это его и спасло, поскольку удар плетью был страшен, от боли голова чуть не лопнула, а кончик с железными грузилами опоясал лоб. Не опусти он голову, так оба глаза вон!
Проходил он так с перевязанной головой по лаборатории с месяц как герой гражданской войны Щорс, на шутки не реагировал, настраивал прибор. В следующий раз выбрал Западную Европу, рыцарские времена. Предусмотрительно надел на голову ведро и кнопку возврата из рук не выпускал. Тщетные надежды: кнопка, пожалуй, выручила, а вот ведро, вероятно сыграло злую шутку, поскольку именно из-за него он был принят за вражеского воина. Никаких подробностей, поскольку в этот раз визит его длился менее секунды.
Перенос, и он в центре боя. Оскаленные морды лошадей, не менее страшные людские. Шум, ржание, крики, лязг оружия… взмах меча и голова юноши летит с плеч. Ведро в одну сторону, голова в другую. Вероятно изобретатель единственный в мире и во всей вселенной человек, который пережил отделение головы от тела и смог потом рассказать о своих ощущениях.
Голова подлетела метра на два над полем битвы: глаза видят, уши слышат, мозг думает – жизнь еще не ушла. Широкая долина вся в воинах, а вот и он - внизу стоит – еще упасть не успел, ручонки в сторону, из шеи фонтан. Ах, какой он молодой…
Ах, какой он молодец, что предусмотрительно кнопку возврата примотал к руке.
Далее молодой ученый прекратил научный поиск по методу «тыка» и засел за исторические справочники, чтобы больше не промахиваться.
Но увы – итог аналогичный, по результату.
Выискал и вычислил когда и где братья Черепановы впервые паровоз запускали. Появился, посмотрел. Ни слова не успел сказать: несколько секунд и котел срывает, как и голову испытателя куском трубы.
Захотел присутствовать при первом прыжке-полете с крыльями. Нашел ту самую колокольню, с которой прыгали и даже речь заготовил чтобы убедительно остановить Икара, специально пораньше старался попасть, но нет: перенос, и прямо ему на голову обрушивается конструкция из перьев, реек, холстины и самого самолетчика. Если быть более точным, то упали на ученого штаны вместе с их содержимым и – правильно – с непоправимыми последствиями для головы.
Меры убережения мыслительного аппарата не помогали: ни мотошлемы, ни каски не спасали - ни строительные, ни военные, ни пожарников. Куда бы он ни попадал, его голову крушили, плющили, отрывали, рубили, сносили. Тогда экспериментатор решил изменить тактику: надо попасть в безлюдную местность, а уже потом выбираться к людям! Сказано - сделано! Выбор пал на средний запад в Америке, середина девятнадцатого века. Кажется идеальный вариант: населения меньше чем у нас в Сибири, климат приличный, так что если придется несколько ночей провести под открытым небом – не проблема. Поразительно, но и этот визит продлился несколько секунд и закончился потерей головы. Приземлился, на него несется стадо бизонов – мгновенно сбит с ног и копыто огромного самца сокрушило бедную черепную коробку.
Стоило что-то менять координально, поскольку каждый переход заканчивался неудачей и дикими головными болями. Интуиция подсказывала молодому ученому, что непреодолимый барьер при перемещении не является случайностью, соответственно проявляя упорство, он рискует однажды лишиться головы окончательно и безповоротно, то есть безвозвратно.
На этом месте юноша закончил читать накануне. Теперь, на экране телефона он быстро нашел место, где остановился, осталось насколько абзацев, второй рукой продолжил набивать мячом.
Итак, в чем развязка?
В этот момент из-за поворота показалась машина. И не просто машина, а целый грузовик. Появление таковых во дворе – явление исключительное, разве что кто-то из жильцов покупает новый диван или пианино продает. Едет медленно. Свернуть не туда здесь невозможно, поэтому водитель на дорогу не смотрит, сам приоткрыл дверку и выглядывает кого-то в окнах. Известно кого – клиента.
Теперь юноша уже не раздвоил сознание, а расстроил: машина, мяч, книга. Всего-то несколько строк осталось прочитать на открывшейся последней странице. Успеет до подъезда машины?
Мяч всё же соскочил и откатился прямо под колеса – жуткий хлопок.
«Хватит, да, хватит! Люба его не любит. Семён Сергеевич не ценит. Игнат смеется, вернее надсмехается. Он решительно перевел положение датчика на тридцать лет вперед. Почти нажал кнопку, но в последнее мгновение передумал:
-Э, нет! Тридцать и даже сорок лет он и сам увидит, когда доживет. На сотню! Решено!
Разбитую и скреплённую изолентой каску всё же надел. Поправил записку под прессом, в которой уведомляет что уезжает в Индию учить неграмотных детей. Нажал кнопку, и…
Вот ведь жизнь, невероятное стечение обстоятельств. Воробушек нашел неверное место для гнезда. Тщедушное тельце перемкнуло клеммы. Еще: выходной, а у дежурного электрика сын родился. Разумеется отметил и небольшая авария не могла вывести счастливого отца из состояния легкой эйфории. И даже то, что на радостях клеммы перепутал – ерунда и мелочь. В выходной день в институте аппаратура отключена. Максимум – сгорит пара холодильников…
Так что когда в понедельник обнаружили кучку обугленных проводов, разбитую каску и записку, то единственная реакция практически у всех была – вздох облегчения. Только Любочка, простите – только что назначенная замзавлаб Любовь Петровна, печально вздохнула, но тайно.
Может через пару лет или месяцев придет открыточка из Бразилии. Или Индии?
А последнее, что узрел изобретатель, это до того, как страховочная кнопка в его руке перегорела от чудовищного скачка напряжения: видит он как падает Мила Йовович в такси к Брюсу Уиллису, а следом летит он сам…шестой элемент»
Конец книги и чтения. Истории.
***
-И как ты мог не заметить грузовик?
-Не знаю, мама. Наверное, так же как и водитель не заметил меня.
-Вот будешь знать! Теперь в военное училище точно не поступишь. А я, на месте начальника училища, такого расхлябанного абитуриента в курсанты и не приняла бы.
-Ну что ты, мама, я же и не планировал в военное. Ты знаешь сама.
-Да, знаю. Я так своё возмущение высказываю. Лежи, что подать? Хорошо что не перелом, а просто растяжение. Ну как ты теперь экзамены на костылях сдавать будешь?
-Ну перестань, пожалуйста, не смеши. Костыль держать ручку никак не мешает.
-Ага. Я так переживаю.
***
-Великая Октябрьская Революция – смешно!
-Разве?
-Разумеется. Посмотрите, какое сокращение – Вор!
-Да, в таком виде курьезно получается, но официальное название было: великая октябрьская социалистическая революция. То есть ВОСР!
-Так немного лучше, но только лишь немного. Странные созвучья и здесь слышатся.
-Несомненно, а писать требовалось всё с большой буквы?!
-Я сейчас уже не помню.
-Пожалуй, никто не помнит.
-А Россию сократить как? РФ – российская федерация или РР – республика Россия. Кажется РР не прижилось и не используется.
-Думаю я, что «россию» сокращать не надо - и так хорошо.
***
-А вы коммунист?
-Пожалуй что да.
-Почему? На партсобрания Вы не ходите.
-Не хожу. Но вырос я при советской власти. А почему Вы спрашиваете?
-Я видела Вас в храме.
-Правильно, это был я.
-Православный коммунист?
-И что, по-вашему, не так?
-Но это же очевидно!
-Не уверен. А что такое: верующий?
-Тот, кто в церковь ходит!
-Это всё?
-Наверное нет. Кто обряды соблюдает.
-Это на Пасху с крашеными яичками на кладбище сходить?
-Ну что Вы, право слово, как с ребенком со мной.
-Не обижайтесь, вопросы больше для меня, а не для Вас, не для проверки.
-Обряд, свечки, ритуалы – это внешнее. Главное верить.
-И я так думаю. Вот про меня: книжки читаю, Библию осилил – Ветхий завет тяжело дался, на воскресные службы хожу. Формально всё в порядке, а по существу?
-А что не так?
-Многое. Да хоть заветы – знаю, а не соблюдаю, а то, что соблюдаю - не в полной мере, не искренне, не от души.
-Да что Вы, Бог с Вами. Формально, не соблюдаете, скажете тоже.
-Да нет, Вы послушайте. «За каждое слово: пустое, лживое отвечать будете» - и что я делаю? Коммунист?- спрашиваете. Да, я коммунист,- отвечаю. Вот так – не задумываясь. А всё почему – я знаю Вас лично и уверен что понят буду правильно.
-И где проблема? Тем более Вы еще и пояснили свою позицию.
-Нас могли услышать иные люди, которые ни Вас, ни меня не знают. Вот сразу и проблема: человек, считающий себя коммунистом, ходит в церковь. Так они могли подумать. Или наоборот: церковник в партии. Когда и где он неискренен? Большевики массово уничтожали священников и закрывали церкви – он из таких?
-Большевики из прошлого и нынешние коммунисты – это разные вещи.
-Совершенно верно, тем более можно добавить что «Кодекс строителя коммунизма» практически повторяет Нагорную проповедь Христа. Иными словами искренний коммунист, а не карьерист и не фанатик – в жизни вполне приличный человек, а искренне верующего коммунисты могли тащить в свою партию всеми силами, поскольку он пример в быту и труде.
-Так вы верующий или коммунист? Как Вы сейчас ответите, подумавши?
-Посмотрите, какую я книгу сегодня купил в церковной лавке.
Автобиография куста сирени.
Я - куст сирени. Род – сирень (лат. Syringa), вид - сирень обыкновенная (Syringa vulgaris) один из самых красивых кустарников, несмотря на название, и нас более 30 видов. Родился пять лет назад на дачном участке № 13/62 садоводства «Коммунар». В виде пышного букета был доставлен в квартиру хозяйки. Пробыл там не долго, и не мало, а ровно свой срок, ну, может быть чуть дольше. И за особую стойкость и красоту не был выкинут на помойку, а высажен за скамейкой у подъезда – напротив клёна. Прижился и там же сейчас и проживаю.
Особых заслуг нет, научных работ не имею. Я просто красив и радую взгляд. Рвите меня, пожалуйста (обещаю даже не заслонять телевизор) - от этого ветки у меня гуще растут, а цветы становятся более пышные, и цвет соцветий – плотным и насыщенным. А аромат!.. Берите меня! И, если можно, ветки не ломайте, а срезайте. Пожалуйста!
***
Половица тяжко вздохнула.
-Ух-хшс-тр.
Да вздохнула, а не скрипнула и именно половица, хотя доска была не в полу, а на ступеньках. Так ступенька, если на лестнице? Еще раз: нет, половица.
Именно так: половица и вздохнула.
Первые лет двадцать – двадцать пять всё шло хорошо, но подвел сучок. Сначала древесина треснула, потом в щель стали набиваться пыль, грязь, а зимой еще и снег и вот вам результат: доска подломилась. Теперь она проседала на несколько сантиметров под весом наступающих на неё.
Аккуратней всех ходил дедушка – он вообще переступал через неё. Остальные наступали аккуратно – поближе к стене или перилам, тогда и доска прогибалась меньше и почти не скрипела.
Самый противный – мальчишка. Этот специально и наступал и давил и качался и даже подпрыгивал: для звука и веселья.
Заменить! Кажется чего трудного? А вот и трудно! Дом строили почти случайно. Стройматериалы, в частности доски, поставляли не комбината или отдела комплектации, а изготавливали сами. Притянули пилораму и сами распускали кряжи на доски нужного размера. Как дошла очередь до лестниц, так мастер выставил толщину распила потолше, покрепче, при этом на глазок. И получилось шесть с половиной сантиметров!
Понимаете? Менять доски – ступени затруднительно. Стандартная доска - в пять сантиметров, использовать её – так люди оступаться будут. Нашить друг на друга две «тройки», так прочность не та и всё одно уже. Нужно подбирать доску именно такой толщины, да кто же в ЖЭКе этакой мелочью озаботится, вот так и скрипит и терпит и ждет своей участи.
Вот так и скрипит.
Вот так.