Глава №1 Сашка.
Сашка лежал на кровати лицом вверх, заложив руки за голову, с опущенными веками и полузакрытыми глазами. Его ничего не беспокоило. Он привык к «командировкам» в колхоз. За этот месяц на его родном заводе ему оплачивают «по среднему», товарищи по бригаде благодарны ему и «обязаны до гроба», кому охота бросать семью на месяц, жить без привычных удобств. Здесь, в сельской школе, где им обустроили общежитие, нет ни горячей воды, ни даже телевизора, вернее он есть, но уже года два, как сломался.
Кормят в колхозе бесплатно и «на убой», даже кое-что обещают заплатить деньгами. Работа не пыльная, в дождливые дни не работают вообще. Сашка электромеханик, и председатель колхоза использует его по специальности. Лично отвозит на объекты, где требуются Сашкины знания и опыт, поэтому использовать его на других работах запретил. Когда председатель за ним утром не приезжает, он предоставлен сам себе: спит, рыбачит, помогает пожилым стряпухам на кухне, халтурит на дому у колхозников «по электрике». Сашка холост, и где ему спать, разницы нет, что заводская общага, что колхозная.
Вторые сутки он погружен в симфонию затяжного летнего дождя, убаюкивающего приглушенным шумом мелких капелек, падающих на железную крышу, журчанием воды, струящейся по водостокам, бульканьем крупных капель, изредка срывающихся с протёкшего потолка в уже почти заполнившиеся дождевой водой подставленные ведра.
Наконец, слегка потянувшись, он одним движением ставит ноги на пол и принимает сидячее положение. Старый панцирный настил железной кровати скрипит и пищит под ним. Под эти жалобные звуки ему, почему-то, вспоминается первая ночь в круглосуточном детском садике. Тогда, в садике, он боялся этой чужой для него кроватки с белоснежным пододеяльником и подушечкой с вышитым в углу наволочки ёжиком.
В детском садике, куда его отдала мама в трёхлетнем возрасте, он оказался неожиданно, когда от них ушел папа, и мама была вынуждена работать сверхурочно. Мама работала ткачихой, труд адский. Ткачих хронически не хватало, отработать полторы смены на бОльшем количестве станков считалось нормой, и не сказать, что за этот труд платили «золотые горы». А какой мужик будет долго терпеть жену, выжатую как лимон, с постоянной от шума ткацкого цеха головной болью.
Первый класс Сашка почти весь учебный год прожил у своей бабушки по отцовской линии, т.к. мама стала часто болеть и её клали в больницу. В квартире бабушки жил Сашин дядя, старший брат его отца, со своей женой и тремя детьми. Сашкины двоюродные братья старше его на семь и восемь лет, интереса к нему не проявляют, он ещё не балуется сигаретами, а они уже не играют с машинками. Аналогичные взаимоотношения у него и с двоюродной сестричкой, которой полтора годика.
В бабушкиной двухкомнатной квартире одну комнату занимал его дядя с женой и малолетней дочкой. Сыновья и бабушка спали в проходной комнате, мальчишки на раскладном диване, а бабушка на раскладном кресле-кровати. Сашке стелили на полу, где зимой постоянно гулял холодный сквознячок, от чего он всю зиму сопливился и покашливал. Увидев, как-то, Сашкино «ложе», их соседка по этажу отдала свою старую раскладушку с растянутыми пружинами и провисшим брезентом, спать на которой, особенно на боку, неудобно, но теплее чем на полу.
Со второго класса Сашку устроили в школу-интернат. На выходные и каникулы он теперь приходил к бабушке только, если мама лежала в больнице. Судя по всему, маме на работе помогали, чем могли, иногда на летние каникулы путёвки в пионерский лагерь давали на все три смены. В интернате-то на лето оставались только дети из самых неблагополучных семей. На трамвае их вывозили один-два раза в неделю искупаться в озере на окраине города. Но часто находились «умники», заплывавшие дальше стоявших по пояс в воде воспитательниц или физрука, за что всех наказывали отменой купаний на неделю как минимум. Не ездили купаться и в прохладную дождливую погоду. Так что четыре-пять купаний за лето считались большой удачей.
Глава №2 Совдеповская бурса.
Подавляющее большинство выпускников восьмого класса интерната с согласия родителей перевели в средние профтехучилища, имевшие общежития и столовые для учащихся, находящихся на полном гособеспечении, и дававшие кроме специальности среднее образование. Большинство мальчишек Сашкиного класса зачислили в училище электромехаников.
На первом курсе первые три урока изучали теорию по специальности, потом пять уроков чередовались общеобразовательные предметы. Четыре дня учились за партами и один день ездили на заводскую практику. Среди набранных ребят встречались и такие, кто не закончил восемь классов. С ними занимались дополнительно, чтобы они могли до Нового года сдать экзамены экстерном.
Контингент этот состоял из переростков-второгодников, пацанов, состоящих на учёте в милиции, и группы весьма туповатых ребят, которых учителя за глаза между собой называли «детьми потомственных алкоголиков». После новогодних каникул все вновь появились на занятиях, значит «корочки» за восемь классов выдали всем.
Процесс выполнения указа Партии и Правительства «О всеобщем среднем образовании» выполнялся неукоснительно. Реально между учителями общеобразовательных предметов и учащимися училища существовала негласная договорённость, согласно которой, кто хотел учиться, садились на первые парты и с ними на уроке занимались учителя, а остальные, чтобы получить «тройки», должны были присутствовать на уроке и сидеть на задних партах тихо, не мешая остальным. Чем они занимались, никого не интересовало. В итоге это всех устраивало.
Коллектив педагогов и воспитателей в основном мужской по большей части из отставных военных, которые дисциплину поддерживали принципом коллективной ответственности с использованием мата и хватанием за грудки.
Но подавляющее число учащихся, не имевших в семье ничего, особенно из семей, где родители пьют и скандалят, нет кормильца и т.д. и т.п., дисциплину соблюдали и в меру способностей учились. Здесь они одеты, обуты, сыты, живут в тепле и чистоте, есть библиотека, телевизор, культпоходы, кружки по интересам, можно заниматься спортом. Платят стипендию, на которую, если ты не нарушитель дисциплины, можешь сходить в выходные в увольнение, а это девочки, танцы, вино-пиво с сигаретами и прочие развлечения, т.е. осознавали, что им в училище живётся лучше, чем дома.
Так пролетели три года учёбы. На третьем курсе после полугодовой практики готовились к выпускным экзаменам. В июне 1972 года училище закончили, получив аттестаты о среднем образовании и свидетельства о получении квалификации электромехаников производственного оборудования 3го разряда.
Ребятам, уходившим осенью в армию, предложили до призыва остаться жить в общежитии и заниматься косметическим ремонтом на объектах училища. Оформили малярами 1го разряда с минимальной ставкой 75 рублей. По опыту прежних лет знали, что допризывники работают подмастерьями у опытных маляров, не сильно перетруждаясь, так, «принеси-подай».
В июле кое-кто из ребят изъявил желание поступать в институт, стали просить выдать им документы и отпуск по закону для сдачи вступительных экзаменов в ВУЗ. Но воспитатель, отставной майор-замполит им «просветлил головы»:
- Я здесь больше десяти лет тружусь и что-то не слышал, чтобы кто-то из наших поступил. Зря время терять будете. Поймите «бараны», наше государство не дойная корова. Оно вас три года кормило, одевало, обучало, чтобы вы квалифицированными рабочими стали, а вы за это хотите и от работы по специальности, и от армии увильнуть. Кто это вам позволит. В приёмных комиссиях не дураки сидят, а проинструктированные товарищи. Так что, где надо вам и оценку снизят, и по конкурсу не пропустят. Вот армию отслужите, тогда и идите вне конкурса.
И как бы сочувственно воспитатель добавил:
- Да и с вашими общеобразовательными знаниями только в кулинарный техникум и поступать-то.
Осенью, когда был объявлен указ об очередном призыве в армию, «маляров» торжественно выпустили, заплатив за две недели вперёд, выдав документы и вручив ценные подарки: самые дешевые мужские наручные часы с ремешком из кожзаменителя. У ребят призывные повестки райвоенкомата уже были на руках.
Сашка две недели до призыва прожил у матери. Она работала, виделись только по вечерам. Повзрослев, сейчас он замечал, как она состарилась, не знал ещё, что видится с ней в последний раз. Во время учёбы в училище он был прописан в общежитии, поэтому после армии на материнскую квартиру претендовать не смог.
Глава №3 Начало пути.
Служил Сашка далеко от дома в одном из городков Урала электриком на складах боеприпасов. Склады армейские здесь ещё со времён Гражданской войны, а до того каменные амбары у железнодорожной ветки, рынок и постоялый двор со зданием гостиницы принадлежали какому-то купцу. Это уже в пятидесятые годы подземные хранилища для боеприпасов построили в двух километрах от старых складов. А сейчас в здании бывшей гостиницы и каменных амбарах казарма, штаб, гаражи, столовая, учебные классы, клуб, в общем, расквартирована вся небольшая часть, обслуживавшая склады боеприпасов.
Прапорщик лет сорока, судя по всему отменный хозяйственник, исполнявший обязанности старшины роты, лично расселял в казарме пополнение молодых солдат. В небольших уютных комнатах бывшей гостиницы, а ныне казармы, стояло по четыре, максимум, шесть кроватей и тумбочек. Идеально застеленные, расставленные с точностью до сантиметра. Тумбочки и табуретки заново покрашены, дощатые полы натёрты мастикой, блестят и приятно пахнут, на вымытых окнах даже есть занавесочки, а на стенах небольшие картинки-пейзажи маслом в самодельных рамках – творчество художника недоучки, некогда проходившего здесь срочную службу.
Сашка, уже хорошо знакомый с железными кроватями, первым делом заглянул под неё, чтобы снизу убедиться, целы ли сетка и пружины. «Плюхаться» сверху не стал, а сел на табуретку, знал, что до отбоя кровать должна быть в идеально заправленном состоянии. Чуть позже он познакомился с прапорщиком, своим непосредственным командиром, тоже электриком.
По раз пять-шесть в год склады проверялись комиссиями из округа, причём делалось всё досконально и скрупулёзно. Особенно тщательно подлежали проверке электро-пожаро-взрывобезопасность. Генерал, возглавлявший комиссию, выступал перед личным составом на плацу:
- Если, не дай, бог, что-нибудь случится, вас наказывать будет некого. С меня и членов комиссии спросят. Поэтому ответ за своё раздолбайство и неисполнительность будете держать сейчас, пока живы.
Действительно, за время Сашкиной службы одного офицера понизили в звании, уволили двух прапорщиков, а пятерых солдат, уличённых в курении в запретной зоне, перевели в стройбат и, говорят, отправили служить в такую глушь, где они вместе с «зеками» по уши в грязи рыли лопатами и кирками какую-то шахту или тоннель.
В общем, проверяющие «долбили» начальство, а оно спускало пар на подчинённых. Работой электромеханика Сашка был занят каждый день, многому научился у своего, более старшего и опытного непосредственного командира прапорщика. Может благодаря этим проверкам его служба и прошла без серьёзных «ЧП». Вручая телеграмму о смерти матери, командир выразил соболезнование и тут же добавил:
- Отпуск не проси, сам видишь сколько работы.
После смерти матери, Сашка написал письмо бабушке, месяца через два пришел ответ. Писала та самая сердобольная бабушкина соседка, что ему когда-то уступила свою раскладушку. Оказывается, бабушка тоже умерла, скоропостижно, за два месяца до его матери, когда та уже находилась в больнице, и ей об этом никто, видимо, не сказал. Квартиру его матери, после её смерти, отдали новым жильцам, и, видимо, дядька с женой заволновались, что после армии Сашка будет проситься пожить у них. Сашино письмо, писала соседка, ей отдала дядькина жена с просьбой передать почтальону для возврата т.к. адресат умер.
На обороте конверта рукой дядькиной жены приписка: «Бабушка умерла, тогда-то, и просим нас больше не беспокоить». Соседка на чистом конверте переписала адрес Сашкиной полевой почты с его письма, вложила в конверт свою весточку и нераспечатанное Сашкино письмо, адресованное бабушке, заклеила конверт и отнесла его на почту.
«На горизонте» замаячил «дембель». Зная Сашкино положение, ему стали предлагать остаться на сверхсрочную службу прапорщиком, даже предлагали пойти на офицерские курсы и потом отслужить ещё два года офицером, также как служили выпускники вузов. Но ни дальнейшая жизнь в этом городке, ни служба в этой неспокойной части его не прельщали.
А тут замполит зачастил с душевными беседами о том, что место комсомольца на стройках Родины. Правда, он, отвечая головой за выполнение плана по вербовке, «давил» не на политические и патриотические стороны вопроса, а на «экономику», где главными козырями стали большие «подъёмные» и возможность демобилизоваться на три-четыре месяца раньше, если строящийся объект находится в месте, куда зимой сложно добраться.
Завербовавшихся на объекты, расположенные в низовьях Енисея, уже в конце августа откомандировали в Свердловск, в штаб округа. Кроме Сашки в их группе ещё три «дембеля». Накануне нач. штаба убывающим сообщил, что с воинского учёта их снимут в райвоенкомате по месту их будущей работы, и до этого дня все пьянки и дебоши будут рассматриваться как нарушение воинской дисциплины. «Подъёмные» выплатит администрация стройки, а на дорогу им выдадут командировочные деньги и сухие пайки. И добавил, что старшинам отдан приказ полностью укомплектовать их зимним обмундированием, включая тёплое бельё, рукавицы и валенки:
- И не вздумайте в дороге свои зимние вещи менять на выпивку и сигареты. На стройке зимнюю рабочую одежду вам выдадут только через год, на следующую зиму. Такой порядок, военнослужащих, убывающих на комсомольские стройки, экипирует армия.
До вокзала группу, сопровождаемую замполитом части, довезли на грузовике, а дальше доверху набитые вещами и сухими пайками тяжеленные вещмешки и скатки шинели тащили до поезда на себе. По прибытию в Свердловск до областного военкомата добирались своим ходом. Разместили их в областном сборно-пересыльном пункте, ещё пустовавшем до начала осеннего призыва. За несколько дней здесь собралось около сотни досрочно демобилизованных, дальнейшие пути которых вели на север азиатской части Союза.
В Красноярск набиралась самая большая группа, около сорока человек. На четвёртый день погрузились на пассажирский поезд, заняли больше половины вагона. Не прошло и часа после отправления, а по поезду уже гуляла вольная воля. Начались хождения по составу в поисках вагона-ресторана распоясавшихся расстёгнутых «дембелей». Неизвестно откуда появилась выпивка, дым коромыслом от крепких солдатских сигарет, мат и громкие крики.
Прибежавший начальник поезда, полный с красным от гипертонии лицом мужчина лет пятидесяти, пытался солдатиков перекричать, обещая всех в Красноярске посадить на «губу», на что наиболее «сорвавшиеся с пружин» угрожали его отметелить «бляхами» солдатских ремней или просто посылали на три буквы. Проводницы вагона, женщины средних лет, близкие по возрасту солдатским матерям, постарались успокоить и выпроводить из вагона начальника поезда, заверяя его в том, что сами наведут порядок.
Действительно, часам к двум ночи в вагоне установилась тишина, пьяных уложили спать на голые матрацы, из-за чего плацкартный вагон напоминал «общий», солдаты постелей не брали. Наиболее стойкие «бойцы», после долгих перекурив в тамбуре, останавливались перед открытой дверью купе проводниц, и негромко клялись в обещаниях вести себя прилично. Проводницы предлагали им горячий чай, расспрашивали о доме, о родителях, будущей работе, постепенно возвращая перевозбуждённых молодых людей в их обычное нормальное состояние.
В Красноярске разместили в полузаброшенном спортзале небольшой части, расквартированной вблизи порта. Туалет и умывальники находились в коридоре этого же одноэтажного здания. Если не считать сброшенного в углу в кучу старого спортинвентаря, вся «мебель» состояла из разложенных на полу спортивных матов и старых рваных ватных солдатских матрацев. У стены на столе стоял «Титан», в котором три раза в день кипятили воду, чтобы разводить концентраты сухих пайков и заваривать чай. Рядом на полу чёрно-белый телевизор на ножках, показывавший две программы, с хрипящим звуком и нечёткой картинкой.
Построив прибывших, майор, видимо здешний командир, объявил:
- Отсюда будете грузиться на теплоход, ни день, ни час отплытия мне неизвестен, но, думаю, в течение двух-трёх суток вы этот спортзал покинете, но до этого момента выходить отсюда запрещено. Дежурный по части соберёт сейчас ваши документы, чтобы оформить вас на судно. По периметру части вышки с прожекторами. Часовым отдан приказ стрелять на поражение по всем, кто попытается подойти к забору. А служат у меня в основном якуты, они в темноте белке в глаз попадают. И ещё у меня установлено железное правило: за каждого задержанного или уничтоженного нарушителя десять суток отпуска домой, не считая времени на дорогу. Вопросы есть?
В спортзале воцарилось гробовое молчание. Только сейчас по петлицам встретивших их военных «дембеля» сообразили, что это «Внутренние войска», и привели их в пересыльную зону для зеков, и большой каменный ангар в центре территории не склад или казарма, а пересыльная тюрьма.
Глава №4 На «северА».
Через день утром объявили, чтобы к одиннадцати часам были готовы с вещами к дальнейшему пути. «Дембеля» уже стояли на плацу, когда из-за здания тюрьмы подошла колонна, человек тридцать мужчин все в чёрных ватниках без карманов и следом за ними шестнадцать женщин тоже в ватниках и платками на голове, на спине у всех рюкзаки.
Всё тот же майор громко объявил:
- Все присутствующие направляются на четыре стройки, в разные населённые пункты, и сходить будете на разных пристанях. Поэтому мы разобьём вас на четыре команды, и в каждой команде назначим старшего и его помощника.
Первыми майор назвал фамилии старших и их помощников, они вышли и встали на одной линии с интервалом метров пять. Остальным, кого будут вызывать по списку, строится в колонну по три в ряд за спиной своих старших.
Первыми развели по командам условно-досрочно освобождённых, включая женщин, затем разделили «дембелей». Пока шло построение, присматривались друг к другу. В каждую команду набралось человек по двадцать с лишним, правда, в Сашкиной команде женщин всего три, и с виду им лет за сорок.
Как потом уже узнали на теплоходе, в заключении всем женщинам последние три года сроков предлагали заменить вербовкой на стройки, а мужикам только тем, у кого первая ходка по таким статьям как за растрату, спекуляцию, автоаварию с последствиями, а у «малолеток»- пацанов лет восемнадцати, в основном за мелкие кражи и хулиганку.
«Дембелей и «УДОсовцев» в каждой команде оказалось примерно поровну. Майор сказал, что в порту в команды вольются ещё гражданские комсомольцы-добровольцы. Пожелал всем добросовестно трудиться на ударных стройках Родины, и вывел колонну на дорогу в порт, где их ждала группа из примерно двадцати человек, уезжавших на стройки по комсомольским путёвкам.
В команду Сашки добавились четверо: молоденький парень со своей такой же молоденькой женой или невестой не отходившие ни на минуту друг от друга, судя по одежде, из бедной деревенской глубинки; парень лет двадцати шести, с плюгавой бородкой в толстом свитере с рюкзаком и гитарой на плече, эдакий киношный геолог, и полный мужчина лет тридцати с красным, опухшим от длительной пьянки в дороге, лицом.
Когда в пятнадцать ноль-ноль теплоход отошел от причала, народ пришел в движение. Женщины и мужчины постарше спустились в общий кубрик в трюме, в котором довольно плотно расставленные двухэтажные солдатские железные кровати намертво прихвачены электросваркой к металлическим элементам конструкции корпуса теплохода. На каждой кровати ватный матрац в чехле из обтрёпанной клеёнки.
Этот старый некогда небольшой речной сухогруз на скорую руку переделали в грузо-пассажирское судно, видимо, специально для таких рейсов как сейчас. Носовая часть палубы до отнесённого ближе к корме спардека используется для перевозки грузов в деревянной таре. Вот и сейчас вся центральная часть верхней палубы заставлена большими дощатыми ящиками, накрытыми брезентом, затянутым толстыми пеньковыми концами. В кормовой части трюма небольшая столовая для экипажа, где один раз в день кормят горячей пищей также пассажиров, а кипяток здесь можно раздобыть круглосуточно.
По громкой связи уже объявили, что с 16 до 18 часов будет обед для пассажиров, и каждой команде отводится по полчаса. Каждый старший отправил по две женщины от команды в помощь коку и для мытья посуды. Кто-то разведал, что на обед борщ, перловая каша с мясом, компот из сухофруктов и хлеб.
Само собой всё стало как-то успокаиваться и приобретать традиционные черты поведения в дороге. «Киношный геолог», парень, видать, коммуникабельный, стал собирать вокруг себя людей. Взгромоздился на ящик, накрытый брезентом, свесил ноги и затринькал на своей гитаре, пытаясь петь хрипловатым голосом только что пришедшую на ум импровизацию:
«А я москвич, столичный парень,
Ещё вчера студентом был,
Но разлюбила меня Клава,
Угас у нас любовный пыл.
А я умчусь на Север крайний,
Чтоб позабыть тебя скорей,
Пусть между нами будут горы,
И даже несколько морей.»
Видя, что в его сторону обернулось несколько человек, он отложил гитару и стал протягивать ближе стоящим руку со словами: «Алик», - и услышав имя в ответ, восклицал, - «Рад знакомству!» И тут же обратился к новым знакомым:
- Надо бы отметить знакомство и начало новой жизни.
Первым молча, на призыв откликнулся молодой мужчина с красным опухшим лицом, вынув из кармана пару мятых рублёвых купюр и горсть мелочи, это всё что у него осталось. Присоединились ещё несколько «дембелей», сбрасываясь рублями и «трёшками». К Алику подошел молодой парнишка из «УДОсовских» и тихо на ухо заговорил:
- Могу за «соточку» договориться с матросиками, у них тут припасено, только цена двойная, а на стоянки рассчитывать нечего. Матросы говорят, ни нас не пустят на берег, ни с берега никого, спецрейс.
Алик также тихо обратился к новым дружкам:
- Вот, парнишка за «соточку» может достать у команды теплохода, но цена двойная. Узнал от них, что на стоянках на берег никого не пустят. Стало быть, других вариантов нет.
Без радости, но все единодушно согласились. Молодой «УДОсовец» сгрёб деньги в ладонь и повернулся уходить. Один солдатик хотел пойти с ним, но парнишка остановил его рукой:
- Не боись, не сбегу, некуда. Да и свидетелей не должно быть, меньше знаешь, лучше спишь.
Минут через двадцать парнишка вернулся, распахнул полы фуфайки и присутствующие увидели за поясом его стёганных ватных штанов две бутылки «Московской».
- Нужного матросика долго ждал, он велел нам не кучковаться на палубе, в кубрике это дело оприходовать без гоготания и галдёжа. Говорит, капитан с помощником туда редко заходят. Если к обещанной «соточке» ещё «грамульку» добавите, я постою на «стрёме».
- Так и быть «Быстрая нога»! – окрестив парнишку новым прозвищем, Алик, под общее ржание, ответил за всех.
Когда одну бутылку «раздавили», и собутыльники погрузились в опьяняющую негу, Алик обратился к мужику с красным опухшим лицом, «ожившему» после небольшой дозы алкоголя:
- И как это тебя с такого бодуна взяли, думал, на берегу оставят. Ты, наверно, всю дорогу «керогазил». Откуда ты?
- Из Волгограда. На большом заводе работал токарем. Тут, как-то, прихожу в понедельник на смену с бодуна, а начальник цеха увидел, прибадался, деталь, мол, я «запорол». Слово за слово, он меня за грудки, говорят, я ему по физиономии съездил при всех. Меня в ментовку сдали, дело шьют, следователь сказал, до шести лет могу схлопотать. Через пару дней ведут меня из камеры к следователю в кабинет, а там мой нач.цеха и заводской комсомольский секретарь. Мне в лоб, или на шесть лет сядешь, или на три года на комсомольско-молодёжную стройку. Время на обдумывание пока выкуришь сигарету. Вот и решил я, жены нет, квартиры нет, да и на заводе теперь уже ничего не светит. И подписался на выполнение последнего в жизни комсомольского поручения. От Волгограда до Красноярска из вагона-ресторана почти и не вылезал, полный расчет на заводе приличный заплатили.
- «Внимание! Время семнадцать часов двадцать пять минут. Команда строителей №4 приглашается в столовую на обед», - донеслось из динамиков громкой связи…
Глава №5 Новое место.
В двадцатых числах сентября Сашкина команда №4, последняя, сошла на берег. Порт Игарка на правом берегу остался южнее, сюда же ещё полдня шли на теплоходе. Их высадили на левом берегу у временного, на скорую руку сооруженного причала, на котором нет даже таблички с названием. На берегу один единственный бревенчатый домик для временного проживания крановщика автокрана. В радиусе метров сто вокруг причала вся земля усыпана щебёнкой, затрамбованной колёсами машин, видимо, её привозили на баржах и перегружали здесь в самосвалы.
Вот и сейчас на берегу стоял тяжеленный автокран на гусеничном ходу с длинной стрелой, а за ним вереница большегрузных КРАЗов. Действия людей на берегу и палубе теплохода говорили о том, что сейчас начнётся разгрузка огромных ящиков, приплывших сюда на теплоходе вместе с ними. На помощь матросам на палубу теплохода перешли несколько рабочих стропальщиков.
Кто-то из «дембелей» рвался помогать рабочим на берегу, но крановщик, высунувшийся во весь рост из кабины крана, перекричал работающий дизель:
- Начальство не велит без подписки, а мы не пустим без «прописки», - и растопыренными вверх и вниз большим пальцем и мизинцем одной руки изобразил жест, каким алкаши предлагают выпить, чем вызвал улыбки и смех рабочих, матросов и вновь прибывших.
Когда закончили разгрузку теплохода, надвигались сумерки. Ящики, перенесённые автокраном с палубы в кузова большегрузных самосвалов, надёжно крепились канатами за крючки, приваренные снаружи к кузовам КРАЗов. Самосвалы, как бы, проверяя надёжность закрепления ящиков, покачиваясь, развернулись на ухабистой площадке перед причалом и выстроились в колонну там, где начиналась новая дорога с хорошо утрамбованной щебёнкой.
Последовала команда грузиться в ковши самосвалов с вещами. Правда, женщин быстро расхватали водители, устраивали их рядом с собой в кабинах. Вновь прибывшие и с ними стропальщики, распределились по пять-шесть человек в кузов, и колонна тронулась. Сорок километров до Базы проехали часа за три, соблюдая большие интервалы между машинами, водители ехали медленно, понимая, что в нарушение правил везут в ковшах не дрова, а людей и тяжелый груз.
По приезду опять всех построили и объявили, утром завтрак для вновь прибывших в 11 часов, потом в «Красном уголке» встреча с руководством и оформление на работу, а послезавтра первый трудовой день. Сейчас все идут в душевые на санобработку, потом с вещами на ужин в пищеблок, а оттуда в общежитие, кровати для всех уже приготовлены.
Колонна№5 Дорстройтреста, куда и попал Сашка, расквартирована в этом базовом лагере, бытовые и административные помещения которого занимали два длиннющих барака, и уже второй год строит дорогу от Енисея на запад. Точные координаты конечной точки простым строителям пока не известны. То ли там военный объект будет, то ли начнут добычу каких-то полезных ископаемых. Дороги, то, пока построено всего километров семьдесят.
Работает в Пятой колонне человек сто тридцать. Основной возраст от двадцати до пятидесяти лет. Женщин чуть меньше трети. Семейных пары три или четыре. Их детей с ними здесь нет. Основная масса демобилизованные солдаты, бывшие зеки, условно-досрочно освобождённые и комсомольцы-добровольцы в большинстве своём сбежавшие из беднейшей сельской глубинки, студенты, бросившие учёбу, молодые алкаши и прочая «городская пена» , для которых вербовка становилась индульгенцией от всех прежних грехов молодости, заслуживающих более сурового наказания. Таких «белых ворон» приехавших по «зову комсомольского сердца» или, честно говоря, за «длинным рублём», здесь единицы.
Ожидая приёма на работу, Сашка узнал, что самое «клёвое» место с его специальностью, это на дизельгенераторе, дававшем электричество всей базе. Там кроме начальника работают по сменам сутки через двое три электромеханика. Но вакансий там не оказалось и Сашку устроили автоэлектриком в базовское автохозяйство. Кроме самосвалов, различной строительной самоходной автотехники имелось довольно много. Почти треть всех работников колонны водители самосвалов, автокранов, бульдозеристы, экскаваторщики и пр.
Для автоэлектриков работы хватало, его напарником оказался бывший шофер, лишенный водительских прав. Сашка решил для себя профессионально освоить квалификацию автоэлектрика, заодно научиться водить машину и сдать на права. Скоро наступила зима, и потянулись трудовые будни.
Введённый на территории базы и стройки «сухой закон» конечно, же, нарушался. Дисциплина не блистала и поддерживалась неформальными лидерами, «пригретыми» администрацией. Постоянная работа на холоде сильно выматывала физически, т.к. в единственном, хоть как-то, отапливаемом ангаре работали на яме автослесари и мотористы. Однообразие жизни, не ухоженность быта, «баландное» питание в столовой скоро привели Сашку в полное уныние. Все его мысли сводились к тому, как бы быстрее прошел срок, чтобы «сделать отсюда ноги».
Прошло девять месяцев. В начале июня следующего года Сашка внезапно заболел. Медсестра в медпункте стала лечить его как от пищевого отравления, но когда к концу второго дня при очень высокой температуре и болях в правом боку его живот раздуло так , что он не мог застегнуть брюки, вызвали вертолёт. Опасаясь перитонита, в больнице Игарки, куда его доставили, под общим наркозом удалили аппендикс, но, слава Богу, всё обошлось без осложнений.
Дней через десять после снятия швов, когда Сашка чуток набрался сил и мог уже нормально ходить, его выписали из больницы, выдав больничный лист на месяц, и освобождение от тяжелого физического труда ещё на два месяца.
Сашка сидел в палате на своей кровати уже одетый в ту же робу, в которой он попал в медпункт, и в какой позже его погрузили в вертолёт. На тумбочке перед собой разложил «больничный», справку-освобождение от тяжелого труда, «Сберегательную книжку», которую всегда носил с собой, и на которую бухгалтерия ежемесячно перечисляла его зарплату за вычетом 3х разового ежедневного питания в столовой базы и содержания койкоместа в общежитии. К счастью и его паспорт оказался здесь же. Вообще-то паспорта всех работников строительной колонны хранятся в сейфе у начальника, но Сашкин паспорт начальник отдал прилетевшим вертолётчикам для передачи в больницу.
Лежавший напротив Сашки сосед по палате, мужчина, видать, образованный и значительно старше его, прочитал выражение Сашкиного лица, говорившего, что Сашке, ой как, не хочется возвращаться на стройку:
- Ты, Александр, смотрю, возвращаться на стройку совсем не хочешь, деньги-то у тебя есть? – и, заметив одобрительный Сашкин кивок, продолжил, - так отдохни месяц. Подайся на пассажирском теплоходе вверх по реке, там и место в каюте и еда горячая в буфете. В оба конца тебе десять дней с гарантией хватит сходить. Только своему начальству радиограмму «отбей», что, мол, лечусь, буду через месяц, больничный номер такой-то до такого-то числа. А в Красноярске сразу поезжай в Облпрофсоюз, в отдел, где путёвками занимаются. Покажи свои справки, скажи, на две недели хочешь в местный дом отдыха, готов оплатить наличными за любую «горящую» путёвку, т.е. не проданную к началу срока отдыха. В местные дома отдыха путёвки без профсоюзных доплат рублей 50-70 стоят. Отдохнёшь, и обратно теплоходом сюда, тебе главное, чтобы нормальная еда и крыша над головой были каждый день.
Надо сказать, что за все последние годы и службы в армии, и работы на стройке, именно прошлогоднее плавание на грузопассажирском судне к месту его теперешней работы осталось самым ярким воспоминанием в Сашкиной памяти. Он сложил свои бумаги в карман рабочей куртки и попрощался с соседом:
- Выздоравливайте! А за совет спасибо, я так и сделаю.
Предварительно выяснив у медсестёр, как пройти в сберкассу, Сашка покинул больницу. Получив наличность, сразу же направился на почту отправить телеграмму на свою базу. Текст в точности указал такой, как ему подсказал сосед по палате. Далее он пошел в направлении универмага.
Там он приобрёл средства для бритья и гигиены, а также, особо не обращая внимания на фасоны и расцветки, два комплекта летнего белья: майки, трусы, носки. Коричневые летние мужские босоножки, фланелевую рубашку в крупную чёрно-красно-белую клетку, соломенную шляпу, кожаный ремешок, синий полушерстяной тонкий свитер с треугольным вырезом, летнюю куртку из плащевой ткани с врезными карманами и застёжкой молнией. А также советские «джинсы» из серой х\б ткани, из какой шьют спецодежду, с той лишь разницей, что они были прострочены желтой ниткой и имели маленькие хромированные заклёпки на карманах.
Переодевшись во всё новое в примерочной кабинке, рабочую одежду и мелочёвку сложил в купленную сумку из брезента цвета хаки в виде мешка с плоским круглым дном и вшитой бельевой верёвкой в качестве ручки, чтобы носить через плечо. Верх этого мешка тоже стягивался куском бельевой верёвки, продетой через люверсы. Глядя в зеркало примерочной, не узнавал сам себя. Перед ним стоял двадцатиоднолетний молодой человек, правда, немного похудевший на лицо после операции.
На первом этаже универмага размещалось кафе, где Сашка перекусил. После скудной диетической больничной пищи и особенно базовской баланды, блюда в кафе казались Сашке райской пищей. Но привыкший к простой еде он выполнил обещание хирургу воздержаться в первый месяц после операции от больших количеств тяжелой, жирной, острой и грубой пищи.
Далее его путь лежал на речной вокзал. Здесь его ждало разочарование, билеты на теплоходы до Красноярска проданы на месяц вперёд. Он долго стоял перед стендом с расписанием теплоходов, чем, видимо, и привлёк внимание дежурного по вокзалу, седовласого и седоусого немолодого мужчины в форменном кителе и фуражке с кокардой.
- Чем могу помочь? – обратился он к Сашке.
К этому моменту Сашка уже мысленно распрощался с круизом по Енисею и отдыхом в пансионате в живописных окрестностях Красноярска, думая лишь о том, как ему добраться до места своей работы.
- Скажите, пожалуйста, а как мне попасть на левый берег к причалу Пятой колонны Дорстроя? – спросил он у дежурного.
- Туда, молодой человек, «пассажиры» не ходят. Но подсказать могу. У стенки судоремонтного завода уже второй день стоит на внеплановом ремонте самоходная баржа «Таймыр-7», точно знаю, её на всю навигацию зафрахтовали перевозить грузы «Дорстроевцам», так что они у того причала раза по четыре-пять в месяц швартуются. Подойди к ним, может, как-то, договоришься с капитаном.
Глава №6 «Удача».
Уже через час Сашка стоял у трапа самоходной баржи «Таймыр-7», пришвартованной у стенки судоремонтного завода. Покуривая сигарету, с ним деловито разговаривал вахтенный матрос:
- Нет, ни денег, ни выпивки капитан с тебя не возьмёт. Вот с бабами другое дело. «За помыть гальюны и кубрики» или «пайку состряпать» когда своих рук не хватает, это капитан может оформить на рейс. Если после ремонта в порту Игарка грузов для «Дорстроевцев» не будет, мы на Красноярск пойдём. Да скоро всё и выяснится, ремонт двигателя до вечера обещали закончить. Ладно, пойду капитана посмотрю, с ним всё и выяснишь.
Пока Сашка ждал капитана, в его голове созрел авантюрный план. Главное попасть на судно, думал он. Если «Дорстроевцам» груз будет, значит, у причала судно будет ждать самосвал, и я доберусь до базы. А если баржа прямиком пойдёт до Красноярска, пойду в профсоюз пробивать путёвку. Капитану скажу, что мне надо до Красноярска, в дом отдыха по профсоюзной путёвке, которую получу на месте, а, если сразу пойдём на левый берег, скажу, передумал, возвращаюсь на базу.
Капитан оказался не многословным, выслушав Сашку, спросил:
- Ты кто по специальности, образование у тебя какое?
Сашка рассказал свою профессиональную биографию, и капитан принял решение:
- На камбузе два холодильника, оба не работают. Починишь до отхода хотя бы один, берем на рейс. Будешь заниматься профилактикой электрооборудования баржи.
Вызванный капитаном боцман, отвёл Сашку к себе в каптёрку, выдал инструмент и рабочую куртку. Затем пошли на камбуз, где распорядился коку, чтобы накормил и предоставил фронт работ. Кок оказался мужиком прижимистым, дал полпорции пустой каши с куском хлеба и полусладкий чай.
У одного холодильника «сдох» агрегат, у другого реле терморегулятора. Поменяв местами реле, Сашка один холодильник «оживил». Ещё починил расхлябанную искрившую розетку на стене и отремонтировал вилку настольного вентилятора, одна жила электрошнура которого обломилась. Про Сашкины успехи кок незамедлительно доложил капитану.
Теперь уже Сашку ждал законный ужин: та же каша, но с банкой рыбных консервов в собственном соку, белый хлеб с топлёным маслом и сладкий чай. После ужина боцман отвёл Сашку к себе. Рядом с боцманской каптёркой находился ещё один небольшой кубрик без иллюминатора, использовавшийся под дополнительную боцманскую кладовку, в которой имелась двух ярусная встроенная койка.
- Устраивайся на нижней койке. А всё, что мешает под ногами, сложи в один угол и на верхнюю койку.
Боцман принёс постельные принадлежности и объявил:
- Отходим на Красноярск через час.
С этого момента Сашка включился в плавно-размеренный ритм жизни самоходной баржи. Работу давал ему боцман, он же проверял исполнение, иногда вместе с капитаном. Конечно, ходовое и навигационное электрооборудование находилось в рабочем состоянии, но бесчисленные электрощитки, имевшиеся практически в каждом помещении, требовали серьёзной профилактики. Сашка чистил их пылесосом, надев на шланг пластмассовый наконечник, чтобы не «коротнуть» оголённые контакты. Красил металлические корпуса, зачистив следы коррозии, менял «жучки» на калиброванные предохранители, на тыльной стороне дверки рисовал схемы подключения скоммутированных потребителей в данный эл.щит, чинил защёлки и задвижки на их корпусах. Занимался и различными электроагрегатами, какие чинил, а какие не мог починить по причине отсутствия запчастей, записывал, что неисправно и какие необходимы запчасти.
Уже на четвёртый день, принимая очередную добросовестно выполненную работу, капитан предложил:
- Оставайся у нас на барже! Штатной должности электрика у меня нет, но оформим вторым судовым механиком.
- Так я же завербованный по контракту на три года, мне ещё два года с гаком «пахать» в Колонне №5 «Дорстроя», - удивился Сашка.
- Наш «Таймыр-7» зафрахтован «Дорстроевские» грузы перевозить с первого дня как они здесь появились, и сколько ещё лет на них пахать будем, одному Богу известно. А навигация короткая, сам знаешь, как торопиться приходится. Грузов огромное количество, хоть и не мы одни для них перевозим, но сам подумай, что значит хоть один день простоя. Допустим, случится это по причине электрики. У них на базе их несколько, а у нас – ноль. В их интересах поделиться. Так что переводом к нам они тебя отпустят как специалиста. Давай мне все свои документы, я в наше речное пароходство по радио запрос сделаю, они с «Дорстроем» договорятся.
Уже через неделю, когда в Красноярске заканчивали погрузку в обратный рейс, капитан официально представил команде Сашку как нового члена экипажа, хотя он со всеми уже был знаком и принят достаточно дружелюбно. Боцман перевёл Сашку в более просторный кубрик с иллюминатором и тоже двух ярусной койкой. Его соседом оказался пятидесятилетний моторист Егорыч, т.ч. Сашке на правах «молодого» досталась верхняя койка. Сашкина судьба была предопределена на ближайшие два года.
Глава №7 С корабля на…
Незаметно пролетело два года. Сашку в целом устраивала его жизнь на самоходной барже, кроме его небольшой зарплаты. Он, конечно, мог в любое время уволиться, даже не дожидаясь срока истечения его контракта с «Дорстроем», где о его существовании, вероятно, давно забыли. Правда, «Дорстрой» формально по решению суда мог бы взыскать с него часть суммы «подъёмных», выплаченной ему ещё три года назад по прибытию из армии в Колонну №5 «Дорстроя», но ведь отпустили его в «Речфлот» по обоюдному согласию сторон, и до сих пор к нему материальных претензий не было.
А жизнь на месте не стояла. За два года экипаж баржи почти полностью обновился. Боцман долго болел и умер от рака. Капитана перевели на другое, более крупное, речное судно. А рядовой плавсостав на судах речного флота в понятия «коллектив» и «экипаж» вписывается условно.
По завершению навигации кто-то увольняется, уходит на пенсию или списывается на береговую службу, находится в отпусках, отгулах или на курсах повышения квалификации. Кое- кто ищет себе место на других судах, и лишь часть экипажа, а это в основном мотористы и специалисты остаются «зимовать», занимаясь после отпусков ремонтными работами. В их числе был и Сашка.
В первую же зиму через «сарафанное радио» снял жильё с «харчеванием» у сотрудницы речного пароходства, ходившей буфетчицей на большом пассажирском теплоходе. Татьяна, завершив навигацию, привезла на машине знакомого частника полный багажник продуктов со своего судна: картонные коробки с представительскими дорогими алкогольными напитками, коробки конфет, шоколад, банки с импортными соками, мясные и рыбные консервы.
В назначенный день и час Сашка пришел домой к Татьяне. Открыв ему дверь, она удивилась:
- А вещи, то, твои где?
- Да вот, все тут, - и Сашка снял с плеча свою спортивную сумку.
- Небогатый жених! – с иронией заметила Татьяна, - Пошутила. Какой ты мне жених? Я ведь старше тебя лет на тринадцать. И детей тебе не рожу, бесплодная я. С двумя мужьями из-за этого развелась.
- Можно же было из детского дома усыновить, - ляпнул Сашка.
- Первый муж ни, в какую не хотел, а со вторым я задумалась, не доверяла ему, вдруг бросит, а мне воспитывай чужого ребёнка. Ладно, что мы тут в прихожей болтаем, проходи. Пока я ужин доделаю, сходи в ванную, душ прими, побрейся, Пока накинь махровый халат, а потом примеришь новые вещи мужские, остались у меня, вроде размер твой.
Когда Сашка, облачённый в махровый халат, вышел из ванной, и они с Татьяной в гостиной сели в кресла с противоположных сторон небольшого журнального столика, уставленного дефицитными закусками и дорогой выпивкой, Татьяна продолжила:
- Запомни Сашенька! Не ты меня нашел, а я тебя присмотрела. Сам видишь, как я живу. И позвала я тебя не из-за сорока квартирантских рублей. Баба я! Понимаешь? Если бы ты знал, как надоели мне эти немолодые начальнички-любовнички, задыхающиеся через минуту, выдыхающие отвратительный запах нездоровых желудков.
Татьяна прикрыла лицо ладонью, но Сашка заметил, как по её раскрасневшейся щеке соскользнула слезинка. В наступившей паузе Сашка сообразил, что этой тридцатипятилетней женщине, разведёнке без детей, увешанной золотыми украшениями, живущей в отдельной благоустроенной квартире с финской сантехникой и чешской кафельной плиткой, окруженной румынскими гарнитурами, с ломящимися от импортных шмоток шкафами, живущей явно не на зарплату буфетчицы, нужен не квартирант, а молодой крепкий ещё не избалованный женщинами и жизнью молодой мужчина.
Сашкин опыт интимного общения с женщинами был близок к нулю. Ещё в годы учёбы он с товарищами познакомился с девчонками из швейного профтехучилища, которые пригласили их на вечеринку домой к своей сокурснице, у которой на окраине города в частном домике жил её родной одинокий дед. Оприходовав принесённые ему «четвертинку» водки и бутылку пива, дед на весь вечер уснул у телевизора в одной из трёх комнат домика.
После короткого застолья и танцев при погашенном свете, молодёжь разбилась на пары, и заняла диваны в двух комнатах. Все подружки уже имели опыт «этого». Таких встреч произошло четыре или пять. Участники вечеринок частично менялись, отчего на второй встрече возникли новые пары. В дальнейшем менялись партнёрами и партнёршами осознанно. Ни о какой любви не могло быть и речи, чистая юношеская физиология.
Сашкин жизненный опыт ничего ему подсказать не мог, он не знал, что ответить Татьяне, и нужно ли ему сейчас что-то говорить. Затянувшуюся паузу прервала Татьяна. В секунду сменив свою слёзную слабость на улыбку, она воскликнула:
- Сашенька, давай выпьем! Наливай коньяк!
Пока Сашка, привстав и придерживая полу халата, наливал, Татьяна расстегнула молнию на одетом на голое тело джемпере, почти оголив груди:
- Давай выпьем на брудершафт, за меня, за мою фигуру, и за тебя, - Татьяна приблизилась к Сашке, они выпили на брудершафт, и она попыталась прильнуть к нему для поцелуя, но что-то большое и упругое упёрлось ей в живот.
- О-о-о-о! – протяжно простонала она, опускаясь на колени.
* * *
Зима пролетела быстро, принеся одной перенасыщение, другому - пустоту. Как-то лёжа в двуспальной кровати и дожидаясь прихода Татьяны из ванной, Сашка впервые задумался о том, что в свои двадцать два года он не имеет ни-че-го. Ни родного дома, ни налаженного быта, ни любимого человека, и всё, чем он располагает, может уместиться в спортивной сумке. Это не была зависть чему-то или кому-то, в нём впервые проснулось желание жить как все.
Расстались они спокойно. Сначала навалилась работа, связанная с подготовкой к летней навигации, отнимавшая много времени и заставлявшая часто оставаться ночевать на судах. А там начались и рейсы, не дававшие возможности одновременно находиться в Красноярске. Пару раз они выходили на палубу помахать друг другу рукой при встрече их судов, но, не увидев Татьяну раза три подряд, при встречах стал высматривать её через иллюминатор, но тщетно. А осенью Сашке передали свёрток с его вещами, оставшимися у Татьяны.
* * *
Отработка по контракту закончилась. Наступила осень 1977 года. На одном из многочисленных стендов в коридорах своей конторы увидел рекламный плакат: « Хабаровский судоремонтный завод в связи с расширением производства приглашает на работу по следующим специальностям: где в числе перечисленных должностей и специальностей требовались и квалифицированные электромеханики. Работники в течение пяти лет обеспечиваются квартирами. Кадровым работникам предприятий и пароходств системы Министерства речного флота РСФСР жилплощадь предоставляется в первую очередь».
Оформлять переводом отдел кадров не стал, сославшись на то, что нет запроса предприятия, куда работник переходит. Пришлось увольняться по собственному желанию.
Перебравшись в Хабаровск, оформился на судоремонтный завод электромехаником. Сразу же предоставили общежитие. Поставили на очередь на получение квартиры. Если бы Сашка знал тогда, на сколько лет растянутся эти обещания. Сначала отказали по причине того, что первоочерёдно квартиры дают инженерам и руководящему составу, направленному сюда министерством. Потом тем, кто перевёлся из других ведомств минречфлота, и с учётом стажа работы на предприятиях министерства, а он приехал по собственной инициативе без перевода, да и стаж речника только два года, таких у них «пруд пруди».
Когда прошли оговорённые пять лет, виноватыми стали строители, постоянно срывающие сроки ввода жилых домов, и выполнившие планы лишь наполовину. А зимой 1983 года председатель заводского профкома в лоб отрезал:
- Вне зависимости от того по какой категории очередников ты стоишь, квартиры выделяются се-мей-ным, причём тем у кого больше детей и родителей иждивенцев. Даже на комнату в «малосемейке» не рассчитывай, там у нас очередь из матерей одиночек. Правда, за эти годы Сашка переехал в новое общежитие, где комнаты были на двоих. Поселили его с разведённым мужчиной лет сорока пяти, мастером участка из другого цеха.
Конечно, у Сашки женщины были, но обоюдной любви, не получалось. Сашка считал себя достаточно молодым, чтобы жениться на разведёнке, да ещё с ребёнком. Встречались женщины состоявшиеся, самостоятельные, обеспеченные своим жильём, но Сашка панически боялся повторения своего прошлого опыта с Татьяной. Привыкший жить сам по себе, он боялся превратиться в подкоблучника, полностью зависящего от жилплощади и сложившихся бытовых устоев своей избранницы. Но были и «подруги», считавшие его неудачником, плохим «добытчиком», смеявшиеся над его разговорами о создании семьи. Называли его «половинкой любовника», мол, брюки «с достоинством» есть, а пиджак с толстым бумажником забыл надеть.
Поначалу Сашка стал заниматься общественной работой, т.к. это теоретически учитывалось при выделении квартиры, мол, «хороший производственник, передовик, общественник». Но позже товарищи по цеху просто стали пользоваться его семейным положением, типа:
- Будь человеком, подмени на дежурстве в ДНД, у меня третий ребёнок родился, и жене помочь надо, и не высыпаюсь совсем. Ты, то, холостой.
Или в бригаде на собрании выступает старший мастер:
- Как разнарядку выполнять будем об отправке одного человека из бригады на месяц в подшефный колхоз?
Люди с мест наперебой:
- Сашку надо просить, он одинокий, молодой, сильный, живёт в общаге, какая ему разница, где спать, а мы не подведём, план и за него выполним. Да и сельским девкам от него «помощи» по боле будет, чем от всей нашей колхозной заводской бригады на поле.
- Правильно! А то кому? У Васьки медовый месяц, две недели как после свадьбы.
- У Серёги трое: мал, мала, меньше. Жена его «ноги протянет» в одиночку, к врачу одного надо, а остальных куда деть, с собой всех троих тащит, и в магазин за продуктами тоже. Так хоть Серёга поможет.
- Петровича бы на парное молочко в колхоз послать, да он месяца не прошло, как из больницы выписался, брикет сена вилами в кузов не закинет.
То же самое и в военкомате при отправке на сборы:
- Александр! Я, майор, тебя, рядового запаса, как друга прошу. Не обижайся, ну в последний раз, понимаю, что через год на трёхмесячные сборы это многовато, но очень надо. По твоей военно-учётной специальности у меня на учёте ещё только один резервист. Но не могу я его трогать, его отец полковник в нашем округе, если он за сына позвонит военкому, тот меня самого на эти сборы пошлёт или ещё куда подальше, а мне два года до пенсии. Ты же знаешь, как сборы проходят. Отоспишься, в спортзале подурачишься, домино, шашки, картишки до одури. «Пайка» бесплатная, зарплата на работе за время сборов по среднему. В общаге, поди, кровати такие же, как в армии, значит, будешь чувствовать себя как дома. Считай, что дополнительный отпуск.
Эпилог.
Однажды Сашке приснился сон. Новая только что построенная многоэтажка. Он ведёт под руку девушку, её лица он не запомнил. Они поднимаются по лестнице, на лестничных площадках радостные люди открывают шампанское. Вот Сашка вставляет свой ключ в дверь. И они с девушкой входят в новую квартиру, пахнущую свежим ремонтом, где в одной из пустых комнат стоит двуспальная кровать, такая, как была у Татьяны. Они с девушкой ложатся на неё и проваливаются в блаженный сон, подобный тому, в каком он заснул под наркозом на операционном столе.
Проснулись и видят, между ними лежит младенец. Девушка наклонилась ближе к Сашке и тихо почти шепотом спрашивает:
- Сашенька! Любимый! Ведь это правда, твоя кровать.
Сашка ещё в полудрёме отвечает:
- Нет. Чёрт его знает, как здесь оказалась эта Танькина кровать.
Девушка в истерике бьёт ладонями по матрацу, по тому месту, где лежал младенец, которого нет:
- Будьте прокляты эти чужие кровати! Всю жизнь чужие кровати, он же на них никогда не родится! Ты слышишь, Сашка? Никогда!
* * *
В этот момент Сашка проснулся. Он навсегда запомнил этот сон, и крик незнакомой девушки, звучавший как приговор.
Букулты 2017 год.