Операция Монте-Кристо гл. 6

Валерий Степанов 2
ГЛАВА 6-я.   РОМАН С ЦЫГАНКОЙ. СВАДЬБА. РАССКАЗ ИДЫ.   
Время рушит гранитные замки
И заносит песком города,
Но для карт, что в руках у цыганки,
Не имеют значенья года.
В этот вечер Александр отправился в газету, чтобы узнать в каком театре играет Ида Ферьер и во сколько часов будет представление. Перед уходом он попросил Анри отправить слуг за огромным букетом белых роз в серебряной корзине. А вечером он уже был на спектакле «своей собственной» пьесы «Тайны Нельской башни» Ида играла Маргариту Бургундскую. Весь зал рукоплескал её выходам. Это была действительно прекрасная, стройная брюнетка с бронзовой, но очень нежной на ощупь, почти бархатной, кожей. Когда закончилась пьеса и на сцену полетели цветы, Дюма сам вышел на сцену с серебряной корзиной и положил ей к  ногам актрисы со словами? «Величайшей актрисе от благодарного автора!2 она пыталась поднять корзину и покачнулась. Такие тяжести приходилось носить очень давно и редко. Александр улыбнулся: «Я донесу вам цветы до самой кареты!»
—Буду очень признательна,—произнесла цыганка.
—А я буду очень благодарен вам, если вы позволите донести эту корзину цветов до вашего дома.
—Тогда за мной, драматург!
Через пару минут они мчались в карете актрисы к её дому и Дюма развлекал даму последними анекдотами их жизни светского общества. По секрету могу сказать читателям, что он сам сочинил более половины анекдотов, но на авторское право никогда не претендовал.
Через неделю Александр сделал Иде предложение и она согласилась стать его женой. А на следующий день после помолвки писатель снова разговаривал с Кадрусом в своем флигеле.
—Как я понимаю, вас преследует не только полиция. Судя по вашему уровню авторитета во «Дворе Чудес» , вы хранили  общак преступного мира, который сегодня конфискован, а эти люди такого не прощают и найдут вас на краю света, насколько я знаю правила этого мира.
—Не беспокойтесь. Часть сбережений, а так же самые дорогие долговые расписки с компроматом хранятся в надежном месте. Расписки можно будет обналичить. Получить с должников через другого банкира-фараона.
—Сомневаюсь, что эти люди станут вас слушать, после того, как ты сбежишь. Они скоры на расправу и у них длинные руки, насколько я разбираюсь в преступном мире. Тем более, что я, как и вы не уверен в надежности твоего «надежного места». В этом случае, они сами могли бы помочь тебе скрыться. Не рекомендую хвататься за пистолет. У меня тоже кое-что под рукой и стреляю я так, что поражаю с десяти шагов муху на стене. Меня вдохновил не твой рассказ, хотя он действительно достоин внимания. Меня больше интересует ваша тетрадь с компроматом. Поверьте. Не сами долговые расписки. А компромат и кое какие сведения.
—Но компромат—это надежное средство получить долги другому банкиру-фараону и я не собираюсь его вам отдавать.
—А я и не прошу у тебя его. Ты дашь мне ознакомиться с твоей тетрадью, а я обещаю не пользоваться сведениями, записанными в ней, до тех пор, пока другой не получит долги с того или иного клиента. По моему, сделка честная.
—А где гарантия, что вы не воспользуетесь этой информацией раньше?
--Гарантия мое слово. Разве у тебя есть выбор? Я человек чести и, если ты доверился мне, значит ни сколько в этом не сомневаешься.
—Я сомневаюсь в каждом. Но в остальном я согласен с вами. Я выбрал именно вас, потому, что считаю вас честным человеком. Но моя тетрадь находится в одном укромном месте и достать её для меня будет очень затруднительно.
—Я помогу тебе. Тетрадь я тебе верну, но полагаю, что ты, все-таки, предпочтешь обмануть своих друзей из воровской среды. Здесь я помогу тебе только тем, что сделаю документы и помогу покинуть страну. Твои сбережения, бриллианты и все, что ты прихватил с собой на первое время и те, что хранятся в надежном месте, меня не интересуют. Признайся, ведь ты хотел продать по сходной цене и компромат.
—Да. А откуда вы узнали?
—Тогда я помогу тебе, а оплатой будут только сведения из твоей тетради.—игнорировав вопрос сказал Александр. Я не собираюсь забирать твою тетрадь, но ведь именно с ней ты хотел покинуть страну. С ней ты её и покинешь. Думаю, что с моей помощью будет легче достать тетрадь из укромного «надежного места»?
—А почему вы решили, что я скажу вам, где находится тетрадь?
—Но ведь именно за этим ты и пришел ко мне. И правильно поступил. Более того, я отправлю вас в Лондон, где вы сможете продолжить заниматься вашим любимым делом, давать в кредит и проникать в тайны некоторых представителей высшего света. Проценты и не малые, которые вы будете зарабатывать остаются вас, меня интересуют тайны. При чем не все. Более того, я обещаю. Если наше сотрудничество станет плодотворным и взаимовыгодным, то я обещаю не разглашать их до определенного времени и не пользоваться ими вам во вред. Наше сотрудничество должно основываться на взаимном доверии. Как видите, месье Кадрус, я вас называю уже на вы. в надежде на то, что благоразумие в ваших мозгах победит и вы примете все мои условия. И станете джентльменом в Туманном Альбионе.   
—Но какой тогда будет ваш интерес?
—Ты хорошо знаешь структуру «Двора Чудес»?
—Да, а что?
—Есть бояре тайные, а есть сверхтайные. Я уверен, что прежде тебе выходить на сверхтайных бояр не приходилось.
—Так вы?.. —Кадрус прикусил губу.
—Я сказал только то, что я сказал. Если вы делаете какие-то свои выводы, на основе личных умозаключений, то это только ваша проблема… а может быть ваше счастье?
—Я уже не делаю никаких выводов,—пролепетал гость и глаза его расширились.--Почему же вы тогда не привлечете меня к ответу за хищение общака?
—У всякого есть свои интересы. Вы задаете глупые вопросы, а я повторяю: я сказал только то, что я сказал. Вам нужна помощь, я её окажу. И к тому же сверх того вы останетесь при деле, только в другом городе и другой стране. Опишите мне место, где находится тетрадь.
Голос Александра был отчетливый и повелительный. Он говорил тихо, но доходчиво и Кадрус понял, что перед ним человек, возражать которому бесполезно. Говоря это он протянул Кадрусу карту Парижа и они сели за стол.
Через несколько дней в дорожном дилижансе в Нант ехал испанец Хосе Антонио Перейро, где ему был заказан билет в Лондон на судне «Дюрандаль». Так новый завербованный русской разведкой агент отправился, чтобы приступить к своим обязанностям в Лондоне. Он не знал тайны Александра Дюма и считал его одним из тайных предводителей преступного мира, которые вращаются в высшем свете. Он понимал, что находится в полной власти г-на Дюма, но пока это сулило прибыль, подобная зависимость его устраивала. В данном случае он был рад, что обрел влиятельного покровителя.
—Похоже, что от английской тюрьмы я застрахован,—думал Кадрус, довольный собой от удачно проведенной сделки. Ведь он не только избежал каторги ха убийство, но и оставался при своем прибыльном деле. В мечтах он уже представлял себя негласным королем Лондона, и на его сонном лице пробивалась довольная улыбка.   
Жизнь шла своим чередом. Александр писал свои романы, зашифровывая важную информацию в книгах. А Ида продолжала играть в театре и пользовалась огромным успехом у публики. Иногда писатель писал пьеску специально для неё. В этот вечер Ида сидела печальная в кальянной и грустным взглядом осматривала предметы, которые напоминали ей о былой жизни. Перстень старой колдуньи Радды. Подаренный ею дочери цыганского барона; браслет подружки детских лет Боры и серьга из уха возлюбленного Море Габора. Она вытащила эту серьгу, когда они всей компанией Графа закапывали безжизненное тело молодого цыгана под карпатской горой.
В комнату вошел Александр.   
—Что тебя беспокоит, любовь моя,—нежным голосом произнес он.
—Ничего. Просто взгрустнулось. Цыгане редко грустят, но сегодня… сегодня день, когда погиб мой Море. Я тебе все расскажу. Ведь ты этого хочешь, только из деликатности не торопишь меня.
—Я знаю, что когда ты захочешь, ты расскажешь все мне. Я не стал тебя торопить.
—Спасибо,—тихо произнесла Нэна. Александр сел рядом и внимательно посмотрел в её черные очаровательные глаза.
 Тогда Нэна расположилась на огромном ложе в восточном стиле, выкурила трубку и посмотрев на своего мужа произнесла: «Ты давно меня просил рассказать эту историю и сегодня я поведаю тебе. как оно было на самом деле. Не прошло и десяти зим с того момента. Как это произошло. Но я помню все. Как будто всё это было вчера.
ТАБОР ИДЕТ НА УНГВАР. (рассказ Нэны)
Мой отец барон Непар Гарнила в то лето не повел табор вдоль Тиссы. Там очень свирепствовали австрийские жандармы, не давая цыганам проходу. Мы шли через Дрогобыч и Карпатские перевалы. Погода была чудесной, горы переливались майской красотой расцветающих склонов. Привал мы решили сделать не доходя до Сент-Миклоша на берегу Латорицы под скалой любви. Уставших коней выпустили на луг на холмике, а сам табор разбивал свои шатры прямо на берегу реки.
Бертуччо. Итальянец, который имел большие неприятности с властями. Взяв топор, отправился в лес вырубить несколько жердей для шатра и повстречал там заросшего человека в старых лохмотьях. Сначала этот странный человек решил убежать. Но поняв, что его заметили. Он подошел к итальянцу и спросил его по-французски: «Кто ты?» в то время Бертуччо плохо знал французский и ничего не ответил. Незнакомец повторил эту фразу по-турецки, по-сербски, по-арабски и, наконец, по-итальянски.
—Я ром,—ответил Бертуччо. Следующими вопросами были вопросы «В какой я стране?» и «Какой сейчас год?»
Это очень удивило итальянца и, тогда человек признался, что бежал из тюрьмы и ему нужна помощь. Старый карбонарий знал, что значит быть не в ладах с законом, сам тоже сидел. Поэтому отнесся к беглецу с пониманием. А у нас цыган и вовсе не принято выдавать кого-то властям. Итальянец повел его к моему отцу. Братья разбивали шатер для барона у самой реки, а Непар сидел на самом берегу реки у ручья, свесив в воду свои ноги.
Услышав, что Бертуччо обратился к отцу по-венгерски, беглец тоже перешел на венгерский язык и рассказал барону о своих делах.
—Мы люди вольные,—сказал Непар.—Ты можешь остаться с нами и никто не будет спрашивать о том, что ты мне рассказал. Тебе надо побриться и приодеться. Нэна! Принеси что-нибудь из мужской одежды.
Мне тогда ещё не было 14 лет, но я уже многое могла читать по рукам и внешности людей. У незнакомца были руки аристократа и очень изысканная осанка. Однако, он чувствовал себя неуверенно и его качало. Возможно это от голода. Когда он побрился, а я вернулась с одеждой, я увидела, что его красивое лицо очень бледное и его давно не ласкали лучи солнца.
Я со своей подругой Борой стали подбирать для него костюмы и через час он мало чем отличался от других обитателей нашего табора. Ужинал он в шатре у отца с братьями и о чём отец расспрашивал его, мне не известно. Женщин не пускают слушать такие разговоры. После ужина отец приказал Бертуччо забрать его в свой шатер, где он и спал крепким сном до утра.
Наутро табор снялся с места и перейдя речка в брод пошел на Сент-Миклош. В поселке нас встретили конные жандармы. Некоторых из них Непар знал с былых времен. Жандармов было около сотни и они собирались прочесывать все окрестности.
—Серус, Непар!—крикнул офицер, увидев моего отца.—Всё кочуешь?
—Чоуколо, капитан Неймети!—ответил отец.—Давно не видел тебя! Рад встрече.
—Я знаю, что ты редко радуешься встрече с полицией! С чего бы для меня такая честь?
—Мы с тобой знакомы много лет, и ты не причинял никакой беды ромам.
—Я и сейчас не сделаю вам ничего плохого, если ты правдиво ответишь на мои вопросы. Если обманешь—пеняй на себя! Мое расположение к вам закончится.
—Я всегда рад помочь хорошему человеку. Спрашивай, господин офицер.
—Из тюрьмы в замке бежал узник. Мы ищем его уже вторые сутки. Не видели ли твои ромы какого-нибудь странного человека? Не встречали ли подозрительных людей на своем пути?
—Странными и подозрительными можете считать людей только вы жандармы. Мы вольные люди и многое повидали. Нас ни чем не удивишь.
—Отвечай по делу, Непар! Отличить беглеца из тюрьмы от добропорядочного человека ты умеешь. Если он с вами, то выдайте его по-хорошему.
—Ты говоришь, что человек бежал из замка? Мы как раз идем в сторону Мукачева. Разве бы беглец пошел бы с нами назад к своей тюрьме, из которой бежал?
—Верно. Но, все же, мои люди обыщут твой табор и, если ты меня обманул, я переменю свое мягкое отношение к цыганам.
—Воля твоя, капитан! 
Они обыскали весь табор. Несколько человек показались жандармам подозрительными, но капитан Неймети знал их уже давно, наш табор проходил через эти места не один раз. Он сразу сказал солдатам отпустить их. На Эдмона никто не обратил внимания. Он разговаривал по-венгерски не хуже любого мадьяра, а они искали француза, который не знал иностранных языков.
—В самом деле,—сказал капитан,—зачем узнику, бежавшему из замка, возвращаться назад? Он наверняка уже ушел за перевал. Висант латошо, Непар!
—Висант латошо,—ответил отец и цыгане стали грузить в кибитки. Разбросанные солдатами во время обыска, вещи. Через полчаса табор уже шел на Мукачево.   
Я никогда не забуду глаза Эдмона, когда на горизонте показался замок. Он сидел на краю повозки и смотрел на него. не отрывая взгляда. Он молчал и это молчание было каким-то тяжелым, страшным. Я пыталась заговорить с ним, но он не слышал моих слов. Он вообще ничего не слышал. Это был не страх. Не ужас. Не ностальгия, не обряд прощания, не радость и не печаль. Это было какое-то странное осознание жизни. Это было осознание мертвеца, покинувшего свою могилу. От него в это время веяло могильным холодом и его застывший, остекленелый взгляд вернулся к жизни только тогда, когда табор ушел на Унгвар и замок скрылся за холмами. 
В таборе Эдмона прозвали Графом. Когда его побрили, он был очень похож на графа Шенборна. Потом он придумал оригинальный план, как разбогатеть. Ему надо было несколько преданных людей, которые помогли бы ему добиться богатства, власти, а главное, он хотел отомстить своим обидчикам, которые написали на него донос, из-за которого он попал в тюрьму и просидел в замке почти 15 лет. В этом плане он распределял роли, а себе отвел роль какого-нибудь важного вельможи, по его словам и мечтам, с титулом не меньше графа.
Мне нравилась его решительность, фантазия, энциклопедические знания во всех сферах наук. Желая сделать из меня светскую даму или принцессу, он сам обучал меня многому. Я освоила математику, физику, химию ядов и психотропных веществ. Я выучила географию в совершенстве и могла пользоваться картами. Табору это бы очень пригодилось. Но при этом у меня было наше цыганское чутье, благодаря которому мы выбирали дорогу. Он приучил меня к чтению, и я с удовольствием проглотила множество книг. Это не только помогало мне в моей «работе», я полюбила книги и с захватом читала Руссо, Сервантеса, Рабле. Здесь в Париже я познакомилась с многими писателями: Проспером Мериме, Виктором Гюго… Мне так понравился роман «Собор Парижской Богоматери», что я прочитала его за одну ночь. 
—Но ты любила Габора? А как же с Эдмоном?
—Море не стало и я нашла утешение в Графе. Всё это, как сон. Я сейчас люблю только тебя. Если цыганка любит, то любит безумно. Иногда мне кажется. Что я Эсмеральда из той книги. О которой я тебе говорила.
—Никто ещё не забывал своей первой любви…—заметил Александр.
И тогда Ида-Нэна рассказала Александру о своей первой цыганской любви море Габоре.
Море Габор в свои 20 лет был вполне успешным конокрадом. Его уже успели приговорить к повешению в Российской империи, в Австрийской тоже. Но мадьяры не знали его в лицо и по имени. У него не было своего почерка. Каждый раз он угонял лошадей различными способами. А фантазия у него была бурная.
Габор любил Нэну и она отвечала ему самым пылким, на которое способны только цыгане, чувством огненной, горячей, сумасшедшей любви. Но строгость нравов дочери барона, не позволяла ей броситься и окунуться в омут этой любви остаточно и бесповоротно.
Рассказав о запрете отца на свадьбу с Море, она заплакала. Потом. выпив чашечку кофе и вытерев слезы продолжила свой рассказ.
«Когда Эдмон предложил мне свой план, я согласилась. В его команде уже были Бертуччо и Али, но нужна была женщина. Море узнал о моих намерениях и настоял перед Графом, так мы теперь называли Эдмона. Чтобы он взял его с собой. Граф не возражал. Хороший конокрад мог всегда пригодиться. Но Али и Бертуччо отлично стреляли, а Габор никогда не держал огнестрельного оружия в руках. Зато он прекрасно владел плетью. Мог сбить с ног пешего, опутав одним ударом ноги. А мог сбросить с коня всаднику, когда его плеть обвивала шею несчастного. Граф решил, что Море ему подходит.
Мы покинули табор, когда он шел в Бессарабию и отец повел его на этот раз через Хуст. В Берегсазе мы стояли двое суток. Это позволило нам собраться и всей компанией уйти на север к Мукачеву. Там была дорога в Российскую империю, по которой часто ездили богатые путешественники.   
А план был такой. Устроить засаду на перевали возле стоя и дождаться, пока какой-нибудь граф не проедет из Венгрии в сторону России. Моей задачей было устроиться певицей в трактир возле моста на Сент-Миклош и ждать нужного нам постояльца. Я должна была выяснить, куда клиент едет. Есть ли у него в пункте назначения родственники или знакомые и прочие мелочи. Которые были важны для Графа. Когда он действительно перевоплотиться в графа. Шли месяцы. А подходящего клиента не было. Попался один венгерский граф. Но у него было много знакомых в Москве и Санкт-Петербурге. А на Кавказе даже родственники. Был проездом в Россию даже князь. Но в его экскорте было около 50 рейтаров. Перебить такую команду и не дать никому уйти было сложно. Наконец мне подвернулся подходящий барон с Судет. Его охраняло всего шесть всадников и ехал он один. Граф не хотел убивать жену и детей, поэтому мне приходилось искать одинокого странника».
—Барон, так барон. Что поделаешь?—сказал Граф. Когда я прискакала на Чернечью гору, где мои друзья разбили свой шатер. Мне он приказал вернуться в трактир, а поутру уговорить барона взять меня с собой в дорогу. Габор должен был прикинуться мертвым и лежать на дороге сразу за мостом, а Бертуччо и Али должны сидеть в засаде. Пока стражники не подъедут к нашему «трупу» всадников. Оставшихся у кареты должны были взять на себя, Габор должен был плетью обезвредить того, кто подойдет к нему. А сам граф добивал оставшихся. Подойдя к карете сзади.
Цыганам нельзя притворяться мертвыми. Я не знала этого и Габор не знал. Слишком молоды мы были в то время. Все прошло по плану Графа. Но Габор. Сбив двух стражников с ног, замешкался с третьим. Который и застрелил его в упор из пистолета. Тогда я швырнула свой цыганский нож в горло убийцы моего возлюбленного. Затем выскочила на дорогу, взяла из его стиснутых рук пистолеты и застрелила оставшихся в живых двух стражников. Я была вне себя от боли и горя. Я готова была стрелять, резать, терзать их за своего Море Габора. Габор прикинулся мертвым и этим вызвал свою смерть. Я не помню, как мы потом ехали в Санкт-Петербург. Я пришла в себя уже в Новгороде. Это была провинция. В которой нам надо было пройти репетицию появления в свет столицы. Если бы не вышло. Не велика беда. Слухи из глухой провинции доходят до двора не скоро. Граф, а теперь он был бароном фон Гольдрингом. Познакомился с местным помещиком, который ввел его в общество местной элиты. Это была не столица. Но для цыганской девушки. Всю жизнь проведшей в дороге со своим табором. Это было непривычно. Я постепенно входила в роль. По легенде, придуманной Эдмоном, я была куплена бароном в Стамбуле на невольничьем рынке. Я дочь армянского спарапета (полководца, генерала), которую турки взяли в плен и продавали на рынке рабов. Для Новгородского света я была жена барона. Но Эдмон понял. Что для Петербурга нужно другое. там я стала женой итальянского князя ди Капри, жестокого и ревнивого, которого успешно сыграл Бертуччо. С ним у меня ничего не было, я не могла ещё забыть Габора.  В Петербурге, я  с «мужем» посещала все балы и приемы, барон фон Гольдринг обеспечивал нам приглашения только в начале. Потом моя красота сыграла свою роль и приглашения посыпались дождем. Я заводила роман с тем светским львом, на которого указывал Эдмон, а ревнивый князь ди Капри заставал нас врасплох в постели, ещё до того, как мы приступали к интимным делам. Этого было достаточно. Чтобы разъяренный муж начал палить из пистолетов, разумеется не попадая «от волнения и праведного гнева». Требовал дуэли. А значит и широкой огласки и мой новый любовник вынужден был раскошелиться на нужную сумму. Когда клиент не торопился с оплатой, внезапно появлялся свидетель скандала барон фон Гольдринг, который мог высмеять несчастного неудавшегося любовника в свете. А о бароне ходили страшные слухи. Он попадал в муху на стене из пистолета с двадцать шагов. Вызывать  его на дуэль было верхом глупости, равной самоубийству. И тогда ди Капри тоже вносил свою лепту для того, чтобы барон молчал. Муж и любовник заминали дело при помощи нескольких десятков тысяч рублей золотом. На которые наша компания могла блистать в свете, а Эдмон имел возможность нанять одного художника, который умел искусно подделывать любые документы. В Тегеран Эдмон уже ехал под именем графа де Роланда, а оттуда в Париж и Рим уже летела слава о новом вельможе. Который превосходит Сент-Жермена по всем пунктам. Графу была придана восточная таинственность и приписаны молвой несметные богатства и дворцы на Востоке. Я же превратилась в его наложницу сербскую принцессу Иду. С этим именем я вышла на сцену, когда узнала, что граф ко мне охладел и собирался жениться на дочери какого-то английского банкира.
Я любила графа не меньше, чем Габора. Но мстить Кадрусу не хочу. Граф предал нашу любовь. Так что, мне ничего не надо взамен за то, что я забуду о существовании Кадруса. С условием, что и он забудет обо мне навсегда. И потом, я встретила тебя, Александр. Ты мой идеал! Мне порой кажется, что ты цыганских кровей. Может от того, что я люблю тебя безумно?
А Бертуччо не пытался завести с тобой роман?
—Пытался ещё в таборе. Но Габор пригрозил ему и он от меня отстал. А когда Габора не стало,—печально произнесла цыганка,—то Эдмон был для итальянца таким авторитетом, что он просто не посмел. А потом убили Али и Бертуччо исчез. Он наверняка вернулся в Италию. А о Графе ты уже все и так знаешь.