В предыдущей главе: шпионка Бриэль Бешеной отыскала и заклятое кольцо, и подругу в деревне свободных людей. Но та чего-то страшится и просит отвлечь внимание проницательного инородца. Во время принятия волшебного снадобья её убивает неизвестный, одетый в платье "забияк" из отряда Симона Змеи. Видевшая всё Тиссария пытается догнать злодея, но безуспешно. Принцесса не видит его лица, но тот знает её. Одной бедой больше: среди людей Тиссарии скрывается наёмный убийца.
Выехали затемно, по морозцу. Наледь трещала под ободом колёс, разрушая тягостную, похмельную тишину. Фургон никто не провожал, сторожа ушли греться. Тот, которого побила Тиссария, шума не поднимал. Оно и понятно: девка спеленала.
Женщины кутались, кто во что горазд и, если пригревались, то в дрёме клонились друг к дружке. Маланья крепко прижимала к себе так и не пришедшую в себя девушку. Принцесса безразлично глядела перед собой. За ночь никто не удосужился найти Эгрен Ежиху и, может статься, что не найдут и за полдень. Серая шлюха нашёптывала непонятное, спрашивала и даже разозлилась, когда принцесса не отозвалась. Наконец, Маланья насильно влила в глотку принцессы напиток из фляжки. Жгучая дрянь ободрала горло, девушка судорожно, со всхлипом, выдохнула.
– Мы Ежиху не оставим, – клятвенно пообещала проститутка. – Придумаем чего-нибудь, отчего она в мужском платье была, да в бражном доме околачивалась. Есть, где тебе схорониться?
– Медвежья свадьба, – прошептала в ответ Тиса. – Что это? Эгрен того боялась.
Серая шлюха пожала плечами, призадумалась, с сомнением хмыкнула и сказала в ответ:
– Ходит в народе такая сказка, какую бают к ночи забавы ради. Но называется она – "Звериная свадьба".
Видя, как встрепенулась принцесса, Маланья наморщила лоб, вспоминая, и отрывисто продолжила:
– Было это, говорят, давно. Ещё владения свободных людей простирались от Медвежьей Пади до того места, где сейчас стоит башня Заветных мастеров. А там, ты знаешь, ныне город Весёлый Пляс. Когда начали его только строить, туда потянулись и купцы. Вот у одного богатея была жена, краса неописуемая и в теле как раз для этого дела созданного. Все на неё заглядывались. Она скучала и иногда звала к себе развлекаться приглянувшихся юношей, унижения для них всякие устраивала, а иной раз травила собаками. Любить не любила никогда, а увидала однажды на улице под стать себе изящного мужчину, занемогла. Приведите и приведите, твердит. Кинулись выполнять приказ слуги и тотчас доставили красавца. Прелестница и так, и так к нему подступается, а тот ни в какую. Говорит, околдованный он принц. Только та, которая не побоится пойти в определённый день в Гнилолесье, где сыграют звериную свадьбу, той будет суженым. А у прелестницы кровь взыграла, согласилась. Он предупредил: обернусь, дескать, зверем, ничего не бойся и других чудищ не боись. Пошли ночью в лес, попали на поляну, освещённую одними светлячками. А там в траве бегают, веселятся, играются невиданные звери; ходят они на двух лапах, по-человечьи смеются, бьют в колоды, дудят в рожки. Красавец оборачивается зверем, только голова человечья. Жутко девушке, а она и виду не подаёт. Срывают с неё одежду и венценосный зверь начал её драть. От страха, да боли она лишилась сознания, но очнулась уже в доме у себя. С тех пор принц её не покидал, полюбовниками были. Муж знал про то, но уже и стар был, и жену любил преданно. Пришла ей пора рожать. Как ребёночек родился, повитухи в крик и вон из комнаты. Говорят, дескать, жёнка выпростала мохнатого уродца. Муж-купец ворвался туда и видит: названый любовник ребёнка из рук жены берёт, сам вдруг оборачивается зверем. Ребёночка в зубы – и был таков. Купец от страха помер, а жена обезумела. А старики сказали, что иногда звериный народ так себе жён выбирает, только оборачивается человеком.
Окончив долгий рассказ, Маланья, дрожа от холода, зевнула. Склонив голову к новой подруге, Маланья вымученно улыбнулась: Тиссария размеренно дышала. Прижав девушку к себе, укуталась плотнее, и сама задремала.
В город приехали, когда далеко-далеко, будто эхом, Тиссарию разбудили петушиные потуги. Мальчишки в лагере вскоре поднимутся на ноги. Сборы оказались торопливы ещё потому, что принцесса не желала говорить с серой шлюхой или с кем бы то ни было. Маланья, прощаясь, успела на мгновение прижать её по-матерински к груди, да прошептать несколько слов на заморском языке. К воротам принцессу вывел тот же Хорь. Паренёк пытался заговорить с принцессой, но та полностью ушла в себя.
Выплакалась она неожиданно, едва жеребец вышел на гоньбу. Тиссария задыхалась горьким утренним ветром, а слезы продолжали обжигать лицо. Обессилев, она легла на шею животного и зарылась в жёсткую гриву. Жеребец тихонько пофыркивал и подёргивал ушами. Девушка притихла.
«Хватит, хватит, – твердила она про себя, представляя матушку в гневе, – успеешь ещё. У тебя враг в лагере. Незачем ему в гвардейца рядиться. Настоящий враг, убийца. Он в лагере останется, уж больно ловок. Вот чем голову-то нужно забивать. Ну!»
От горячей влаги вновь защипало глаза. Тиссария сердито смахнула слёзы и всерьёз взялась за узду. Жеребец понёс галопом.
На память, из Чернегова дола лесом выезжала недолго, и никаких перелесков до гоньбы не встречалось. Потому, едва завидев лохматые верхушки сосен, на глаз обогнула лагерь. Ничего не стоило наткнуться на дозорного, или отлучившегося по нужде мальчишку, но на то она и полковник, чтобы за всем уследить. И всё-таки вернуться в лагерь она хотела по-своему. Потому, спешившись, она повела лошадь на шум голосов и дым походных костров.
Конечно, пробраться незамеченной не удалось. Под ногами хрустела от наледи хвойная подстилка, да лошадь никак не скроешь. Но с утра ленивы и нерасторопны стражники.
Её окликнули, подошли. Она с силой ударила заколкой пряжки по крупу животного. Жеребец тонко взвизгнул и порскнул прочь в лагерь, переполошив мальчишек. Пока стражи не очнулись, принцесса добежала до того места, откуда просматривался её уродливый, в нелепых резных завитушках, дилижанс.
Пришлось действовать наудачу. Пока взбесившуюся лошадь успокаивали, а остальной люд потешался, принцесса, укрывшись капюшоном плаща, не спеша достигла кабины, ещё раз оглянулась – не увидел ли кто – и юркнула внутрь со стороны леса.
Постельная девка, очевидно, недавно проснулась и сонно щурилась. При виде лихого кавалера глубоко вздохнула, но Тиса быстро прижала ребячий рот ладонью.
– Ух, лешачка, – беззлобно выругал её Штьяр, но по глазам видно, что страшно ей рад. – Ну, довольна?
Тиса была не особенно расположена для разговора и указала старику глазами на дверцу. Штьяр неопределённо хмыкнул и, по-стариковски ворча, кое-как выбрался вон. Принцесса переоделась, ещё раз сурово переговорила с Ютой и велела валить следом за ремедином, всучив наполовину заполненный ночной горшок. Легла на потную, мягкую перину. Боль в голове так и не стихла. Принцесса несколько раз сердито повернулась, забила ногами, наконец, притихла и горько расплакалась. На этот раз она не одёргивала себя, пусть будет, как будет. За влагой чудилось лицо Эгрен Ежихи – подруга слабо улыбалась, кивала, жалея её; затем преобразилась в неведомого убийцу, отдавшего здравицу, коснувшись тульи шляпы. Принцесса зарычала, смахнула слёзы, что мешали разглядеть злодея. Но в дилижансе было пусто. Тиса не помнила, как успокоилась, может, она плакала ещё во сне. Но когда её разбудили, слёзы ещё не высохли.
– Мой полковник, – раздавался знакомый глухой голос, – прошу вас, проснитесь на этот раз.
– Что ещё? – с трудом раздирая тяжёлые веки, отозвалась Тиссария.
– Нужно выдвигаться, – с неудовольствием докладывал Симон Змея, – быстро холодает. За ночь недосчитались пару десятков человек – бежали или отлучились самовольно. Ещё ночью отправились на их поиски. Таких побегов немало, когда деревня рядом. Да ещё поймали мальчишку, крал еду.
– Вора связать и в повозку, пусть с ним деревенский старшина разбирается, – обдумывая, медленно судила Тиса. – Двинемся к Мёртвым Королям, когда добудем ответ маршала. Запряги лошадь, сама верхами пойду. Да дай в дорогу отряд твоих ребят. А о тех, кто самовольно ушёл и вернулся ли, не вернулся, докладывать мне поимённо. Они давали присягу.
Последнюю фразу она проговорила членораздельно. Её осенило, как напасть хоть на какой-нибудь след убийцы.
– Мой полковник, вы ночью отослали нарочного в Боритель. Разве он не прибыл с посланием?
Тиссария очнулась от дум, пришла пора игры.
– Да, – с нарочитым небрежением ответила она, – но маршала в городе не оказалось; сказали, что отбыла в деревню свободных людей. Ну, он и вернулся ни с чем. Побоялся съезжать с гоньбы и заплутать.
– Казалось бы – проныра. Уехал незнакомцем и вернулся невесть как. Места здесь тревожные.
Принцесса сжала кулачки – неужели подозревает, или того хуже – знает?
– Мне он незнаком, попался под руку, – постаралась сохранить скуку в голосе и, стараясь уколоть больнее, добавила: – А если он вас, мэтр Симон, обманул, то вы – горе-командир и мне следовало бы вас пожурить.
Вышло неказисто, будто кокетство. Но похоже Симон Змея был уязвлен – в речи его проскользнуло замешательство:
– Мой полковник, маршал как-то упоминала о деревне свободных людей. Это действительно недалеко. Беглецы и там могут быть. Есть бражный дом и весёлые женщины. Маршал, скорее всего, набирает там рекрутов.
– Маршал набирает? – соображала Тиса.
– Она свободно найдёт там до трёхсот человек. Два года было холодное лето, зверья мало. За ней пойдут ещё и потому, что королевская семья берёт начало от рода Медведей.
– Настоящих медведей, – походя хмыкнула принцесса и вдруг её осенило.
– Может и настоящих, – в тон её сказал фланговый. – Полагаю, вы здоровы, мой полковник. Но не лучше ли я сам доберусь до места. Бывал в этих местах.
Тиса рванул занавесь, и несколько раз щёлкнула пальцами, призывая мальчишку. Симон Змея искренне удивился.
– Слышал ты когда-нибудь, – задыхаясь от избытка чувств, выговорила принцесса, – о Медвежьей свадьбе или звериной?
Симон Змея помолчал, внимательно разглядывая девушку, опомнился, смутившись, отвёл глаза.
– Не откажитесь от совета, принцесса, – наконец, выговорил он. – Поменьше говорите о сказках, особенно в Пограничном королевстве.
– Так ты слышал! – Тиса пропустила было мимо ушей слова Симона Змеи, но осеклась: – Почему не говорить?
– Многие знают, сказку про то, что королевский род наполовину звериный. Но баеников, поющих такие сказки, разрывают лошадьми. Тот, кто спрашивает о таких сказках, веет смуту. А будем в Пограничном королевстве, то и вовсе забудьте спрашивать чужих людей о сказках. Поберегитесь.
Принцесса вспыхнула, задохнулась, попытавшись выпалить колкость, но откинулась на перину и не сказала более ни слова. Эка, важный человек, наследник соляных шахт. Вразумить-то лень. Пока сердито рассуждала, припомнились законоучителя. Как они впадали в горячий гнев, когда она пыталась баять подругам сказки. В Полесье власть в руках шуадье, о котором отец говорил, что он поддерживает купцов и сам купец. Местный люд пришёл в предгорья, спасаясь от гнёта; здесь обжились когда-то мятежные дворянские семьи. В полесских землях есть вольные города, где шуадье властвует лишь поскольку он – богатейший из купцов. Ходят упорные слухи, что титул он и его семья не получили, но расплатились золотом.
В огромном, богатом Побережном королевстве власть, кроме города Риважа, принадлежит Мирну II, Мирнэлию Великолепному. В этих землях купечество набирает силу, но дворянство держится из последних сил, а народ держат в смирении настоятели Храмов Сынов, они же законоучителя. Тиса помнила, как один из них часто вслух сожалел, что не имеет на земле шуадье власти, дарующей ему право усмирить девичью гордыню. Люди меж собой шепчутся, что при Храмах существуют страшные подземные тюрьмы, где содержат независимо от знатности.
Тиссарию передёрнуло. Куда как лучше сердиться на мягкой перине, чем дрожать в каменном мешке. А сказки и впрямь опасны. Вот и Звездочёт оказался не так-то прост. И поделиться с бедой не с кем.
Служки вновь затопили печь, и ветер погнал кислый от сырых дров дым в том числе и внутрь дилижанса. Принцесса, натянув мокрый плащ, вышла вон. И сразу застучала зубами. Снаружи не лучше – зябко. Мальчишки вокруг уже жгут костры, кутаются, кто во что горазд, передают из рук в руки кожаные фляги с крепким вином.
Лагерь расположился за лесом. А дилижанс и остальные повозки оставили на просеке, окружённой строевыми соснами. Пни выкорчевали, собирались что-то строить, но дело бросили. За просекой открывался холмистый, поросший невысокой травой, дол. Здесь кое-где разбухли белоснежные палатки командиров и богатых дворян. В лесной глуши раздавался стук топоров, будто авангард решил обосноваться надолго.
Тиссарии самой захотелось согреться и носа не выказывать из дилижанса. Будто потворствуя её желаниям, откуда ни возьмись, появился кухонный мужик, расстилаясь в извинениях, возвестил, что завтрак будет позже и предложил крепкий, жирный куриный бульон, шомпольный хлеб и красное вино. Принцесса, основательно проголодавшись, знаком ответила: неси, – а сама вернулась в дилижанс. Подавшись лени, в голову вновь полезли тоскливые мысли об Эгрен Ежихе. При поминальной службе в Храме Сынов полагалось помнить о ней, как о живом человеке, о том, что вместе жили-не тужили. Со слёзкой вспомнила ухоженный сад перед школой, как они с Эгрен лежали на густой, мягкой траве, глядели в нежную, без единого облака, синь неба и мечтали. Старшая подруга рассказывала о море, о застывшем на его берегу великолепном Риваже, описать который не хватает слов, о чудесных купаниях и жутковатых сказках у вечернего костра об обитателях глубин, порой, выходящих на сушу. Тиссария, конечно же, воображала себя с факелом и шпагой, бесстрашной искательницей приключений, которая обязательно, в своё время, окажется на таинственном побережье. Прошло время, приключения нашли её сами, вскоре она увидит побережье, но нитка, связующая её с детством, порвалась и от того ещё более горько.
Пока наскоро перекусывала, явился Симон Змея, привёл уставших, сонных мальчишек.
– Мой полковник. Вот эти – старшины дежурных отрядов.
Ах, как нехорошо, вовремя подумала принцесса, если кто-то из них узнает в ней мнимого нарочного. Потому говорила она как и полагается высокой особе сурово, но не показываясь из-за занавеси.
Конечно же, кто-то старшин припомнил мальчишку с письмом в Боритель, лишь упомянув, что тот был смазлив на лицо. Несколько дворян много позже отбытия Тиссарии так же отправились в Боритель; их не посмели остановить в том числе и потому, что приказа не покидать лагерь не последовало. Кое-кто исчез тайно, в том числе видели двух человек в нарядах «Забияк». О приметах едва ли было сказано – всё-таки сказывались и ночь, и усталость, и малое знакомство в отряде.
Когда старшины, отсалютовав, ушли, Тиссария подозвала конт-принца и, скрывая волнение за нарочито сердитым срывающимся голосом, осведомилась:
– Вот не ожидала мэтр Симон: два ваших человека. Они прибыли обратно?
– Как только я об этом узнал, выстроил «Забияк»: налицо все на месте. Переход был долгим, все устали и едва ли слышали как кто-то из них покинул лагерь.
– Опросите каждого, – настаивала Тиссария. – Дело не в том, что всего лишь два человека, но человека, которым вы, мэтр, и я, ваш полковник, доверяли. Иначе ни «Забиякам», ни вам, милости ждать не стоит. Ступайте.
Мэтр Симон Змея откланялся, не позволив себе обычных советов или возражений. Проняло его? Так и стоит, пожалуй, подумала Тиссария, обращаться с подчинёнными, а то говорю с ними, как с друзьями.
Едва ли Моран Колун, пытаясь накормить названную племянницу походной пищей горцев, знал, как на самом деле должны потчевать полковника в купеческой армии. Кухонный мужик, приписанный от интенденсии, получил для принцессы отдельный фургон с припасами и живностью. Потому завтракала Тиссария на поляне на складном стуле, за столиком, накрытым скатертью. Под ноги ей подложили грелку, от порывов ветра защищали те же мальчишки, исполнявшие роли слуг. И хотя кусок в горло не лез и от горя по Эгрен, и от нескольких пар глаз, смотрящих в рот, Тиссария заставила себя съесть предложенное кухонным мужиком и привести его в чувство, сродни блаженному восторгу. Были поданы: суп на крепком бульоне, заправленный ячменём и луком, куриный пирог из мяса, грибов, орехов под кислым соусом, превосходный омлет, сыр, шомпольный хлеб со свежим маслом и бутылка отличного сладкого вина. После такой еды захотелось на перину, спать, а вовсе не скакать в треклятую деревню, разыскивать маршала.
Хорошо ещё Симон Змея поспешил исполнить приказ и сразу после завтрака подвёл крепких ребят в лазоревых камзолах; кое-кого она знала по имени ещё со времени ночных дежурств. Неподалёку уже были осёдланы кони. На шее ближайшей лошади ворочался какой-то тюк.
– Это чего? – осоловев от сытной еды и молодого вина, лениво осведомилась принцесса.
– Вор, – охотно ответил Симон Змея. – Как вы и приказали: везём к деревенскому старшине.
Ехать всё ещё не хотелось, потому Тиссария приказала развязать тюк, полюбопытствовать. Из свёртка на траву выпал пёстрый, костлявый комок, развернулся и уже хотел дать дёру, но один из «забияк» подставил ему ногу. Чумазый мальчишка, на вид лет десяти, под общий хохот проехал по мокрой траве на пузе. Он, шипя и плюясь, поднялся, маленький, голый, со связанными руками и ногами, но готовый хоть кулаками, хоть зубами драться за свою жизнь. Ему дали затрещину и вновь он оказался на траве.
– Кто у него одежду забрал? – недоумевала принцесса.
– Такой нам попался, – пожал плечами Симон Змея. – Зверёнок из леса, из поместья, наверное, бежал. Кусается, дрянь такая. Руки уж ломать не стали, в тюк и – всего делов.
Тиссария с жалостью поглядела на мальчика, а тот, и с ней встретившись глазами, всем видом выразил дикую злость.
– Он просто голоден, – рассудила принцесса и бросила ему остатки хлеба со стола.
Мальчишка по-собачьи попытался схватить подачку, не смог, сжал в кулаке хлеб вместе с пуком травы и, не разжевывая, проглотил.
– Но я не судья, – добавила Тиссария. – Воровство есть воровство. Скажу старшине, чтобы его отправили в работный дом. Там хоть и тяжкий труд, зато он будет сыт, обут и одет.
«Забияки» одобрительно закивали, а один из них, по знаку Симона Змеи, слегка оглушил воришку ударом кулака и пока тот не очнулся, ловко засунул в тюк.
В дилижансе принцесса наскоро собрала кое-какие вещи в дорогу, в том числе пузырёк с колдовским зельем втиснула в поясной кошель вместе с заклятым кольцом; колеблясь, надела оберег, подаренный мэтром Дюраном. Не червь, но змея, ластясь, заняла место в подоле платья и если не думать о ней, ощущения потустороннего исчезли. Служанки принесли удобные, шитые под неё, ботики и тёплый плащ. Подвели смирную лошадку с удобным женским седлом. Оно едва ли было рассчитано на галоп, но принцесса и не собиралась устраивать гонку.
– Мой полковник, – к дилижансу подошёл щёголь Лимиэль. – Почту за честь сопровождать вас, ибо у такой особы должны быть телохранители из лучших людей.
– Пустое, мэтр, – с нарочитой небрежностью прервал его Симон Змея. – Я буду сопровождать моего полковника. Где есть место конт-принцу, едва ли найдётся место купцу.
На этот раз Лимиэль не удержался от тяжёлого взгляда на командира «Забияк». А Тиссария подумала на Симона в сердцах: опять он за своё.
– Благодарю вас, мэтр Лимиэль, – примирительно ответила ему принцесса. – Право, мы обернёмся быстро. И лучше бы в провожатых был мой оруженосец. Где он, мэтр Симон?
Конт-принц качнул головой, зато раздался громовой бас Морана Колуна:
– Он пытается командовать кавалерами, принцесса. Потешное, скажу вам, зрелище.
Шить камзол в городе он не успел, потому был в парадной форме стражи – двубортная куртка с тесьмой и застёжками-крючками на боку – со споротыми шевронами. Ни дать, ни взять – в вечном отпуске. Но широкополая шляпа, в каких ходят старшины в деревнях, ему очень шла и Тиссария невольно залюбовалась. Остальные едва ли слушали старика, суровый нрав которого хоть и не пришёлся многим по вкусу, его по-настоящему побаивались и признавали силу не только как старшего, но и бывшего командира горной гвардии. В бытность свою гардом Горилеса он удостаивался меньшего уважения.
– И куда вас тянет, – без почтения ворчал Моран Колун, не без заботы одёргивая на ней плащ. – Ночь без сна, сейчас невесть куда скакать.
– Дядюшка, – обмерла Тиссария. – Я… я была…
– Не знаю и знать не хочу, – сварливо говорил старик. – Полусонных девчонок я повидал немало, да и к тому же конским потом пропахших тоже. С огнём играешь, дочка. Эти места лихие.
– Мы едем к маршалу за указаниями, – обескуражено оправдывалась девушка, – а потом, скорее всего, следуем к Мёртвым Королям – не менее опасным землям.
– На то вы и полковник.
И отошёл прочь.
Тиссарии помогли взобраться в седло и взяли в плотное окружение – не подберёшься.
– До моего возвращения, – громко провозгласила она оставшимся людям, – командование берёт на себя мэтр Моран Колун. Передать остальным.
Гард, всё ещё рассерженный, махнул ей рукой: мол, трогайте.
Двигались бодрой рысью и, как заметила Тиссария, мальчишки вели себя настороженно. Наболтал ли им что-то гард, или Симон Змея, обогнав отряд на два корпуса, или «забияки» сами знали эти места, но принцесса и сама подобралась. Даже когда выехали на гоньбу она с ужасом осознала, что ещё ночью одна-одинёшенька во весь опор гнала к Борителю. А тут десяток пытанных кавалеров и те следуют с опаской.
Впрочем, вскоре они сошли с дороги, углубились в молодой ельник, а затем в просеку. Пришло время дневной молитвы, но в сёдлах творить её не было никакой возможности. Кроме того, грешно, так как на шее медальон – колдовская душа. Настроение испортилось.
Было прохладно, неуютно; небо сковала серая поволока – тоска. В голову лезут мысли и как по погоде – дурные, смешанные с дрёмой: Эгрен, уже мёртвая, но с укоризненным взглядом, непутёвое прощание дома, предательство отца, шпионы, неуловимый убийца в наряде «забияк». Лазоревые перья в шляпах кавалеров покачивались не в такт аллюру, но думам, вбивающим в разум тяжёлые гвозди тревог.
Убийца знал её, издевательски приветствовал. Кто-то знакомый с кем она перебрасывалась парой слов или вела беседу, поддавшись власти хмеля? А может…
– Так и до дождя недолго! – крикнул, оборачиваясь, конт-принц. – Поторопимся! Далее по скотогону!
Двое мальчишек поддерживали женское седло и только тогда, всё ещё в тесном кругу, отряд перешёл на галоп. Тиссария успела рассмотреть широкую удобную дорогу в лесу; к стволам берёз в пол человеческих роста прибиты кое-где траченные или гнутые жерди. Дорогу устилали почерневшие коровьи лепёшки – здесь гонят скот. В нос бьёт тяжёлый дух животных испражнений, перебивая горький влажный ветер, колющий порой бусом. Но Тиссария не позволила себе морщиться, не желая упускать нитку рассуждений.
Мало того, что Симон Змея из отряда «Забияк» и едва ли найдётся мальчишка, желающий его очернить, так он ещё и дорогу знает. Как это она упустила из виду: убийца хорошо знает тропы, иначе не смог бы отыскать деревню. И каким-то образом точно знал, где будет Эгрен Ежиха и на кого она шпионит, иначе, зачем её убивать? То, что в смерти подруги есть вина и Бриэль Бешеной принцесса не сомневалась. Мог ли Симон Змея это сделать? Мог определённо. Не зря Шнурок болтал на званом ужине, что сын шахтовладельца хотел занять место полковника. И сам сказал, что маршал упоминала о деревне. Эгрен следила за Валери Янтарной, хотела послать важное сообщение, а злодей тут как тут. Убийца – конт-принц? Нет веских доказательств? А может, не тот?
Пока её глодали мысли, Тиссария ушла в себя, благо почти вели кавалеры, потому была очень удивлена, когда почти в ухо сказали:
– Деревня, мой полковник.
Принцесса сонно прищурилась: так и есть – частокол, бражный дом и почерневшие домишки с подворьем. Северные Сёстры так и не показались за пеленой, но ехали порядочно, члены одеревенели.
Встречали всё те же сторожа, но в отличии от прибытия фургона с блудницами были неприветливы, отводили взгляд. И к лучшему. Симон Змея потребовал к себе деревенского старшину, но мужики лишь кивали в сторону бражного дома: там все. Когда Симон Змея и несколько кавалеров миновали порог, весёлый гомон несколько поутих. Тиссария за спинами мальчишек разглядела тот же закуток, где, будто и не покидая его, пировала компания Валери Янтарной.
Принцесса раздвинула своих верзил и, ни на кого не оглядываясь, проследовала к маршалу. Последняя, не соблюдая приличий, по-мужски хохотала над чьей-то шуткой. За столом, поджав ноги, сидели те же: щёголь и наверняка любовник маршала, Дин Пёрышко, развязный островитянин, имени которого она не знала, развеселившийся от вина старик Эрлан Камень. Мэтра, не уступающего мощью телу Морана Колуна, она ещё не видела. А тщедушного, болезненного вида парня решила и вовсе не замечать. Не было на виду лишь старины Бреона, но тот, верно, появляется и исчезает незаметно.
Нашли ли они мёртвую девушку, а если нет, то что делать?
– Мой маршал! – во всеуслышание провозгласила Тиссария, коснувшись тульи шляпы перчаткой.
Валери Янтарная перевела дух, всмотрелась в девушку, будто видела её впервые, взяла деревянный стаканчик, хлебнула – принцесса вздрогнула от такого небрежения – вина и только после этого, чмокнув губами, воскликнула:
– Майтр-гард, Тиса Горная! Как же, садитесь рядом. А ну, дайте место будущей королеве, чернь!
– Простите, – не двигаясь, холодно отвечала принцесса, – но в Храме Сынов я получила имя высоких и отныне – ваш полковник, майтр-гард, Тиссария Горная!
Прерванный было шум, вновь поутих, обратив братские столы в змеиный шипящий клубок. Имя королей и королев всё ещё многое значило для людей Медвежьей пади, предки которых являлись кровниками горцев. О них слагали легенды как о суровых и беспощадных воинах. О том, как горная гвардия внесла перелом в войне со зверолюдами или как могла казнить деревню за недоимки, развесив потроха жёнок и детишек на заборах и крышах. Потому отец от греха подальше старался не иметь дела в окрестностях Борителя.
Подошли «забияки», готовые насадить хлюстов на шпаги по первому кивку.
– Мой маршал, Симон Змея, фаланговый, – как ни в чём не бывало приветствовал конт-принц.
– Потеснитесь, ребятки, – осклабилась маршал. – Тут члены крови всех королевств. Эй, хозяин, чтоб тебя в пекло! – не шутя, гаркнула она: – Тащи харчи, бездельник. Да с тебя течь должно, что в твоём свинарнике такие высокие гости!
Сдвинули столы, выгнав гостей поплоше вон. Заполнили свежатиной: жарким и жареной свиной кровью, полотками и тушённой телятиной, дичью в глиняных горшках, домашним холодцом, зеленью и несколькими жбанами пива. Первую здравицу подняли за имянаречение Тиссарии, и пришлось, согласно обычаю, осушить большую кружку. Поминая, что маршал любит поить и расспрашивать, полковник налегла на мясо. Потому от неё не укрылась бесшумная процессия мужчин в серых кожаных куртках, осторожно несших тяжёлый свёрток, рядом шёл деревенский старшина в чёрной шляпе; подскочивший к ним хозяин бражного дома, понукал их уходить скорее. Девушка почти не сомневалась: ноша – мёртвая Эгрен Ежиха.
У Тиссарии зашлось сердце, но она скрыла слёзы, молодецки осушив кружку. Потребовала воришку. Оказалось, мальчишки внесли тюк и оставили как поклажу у лавок. Под общий интерес воришку вытряхнули из свёртка, перерезали верёвки на ногах. Тот, обессилев, не пытался бежать, но всем своим видом выражал свирепую ярость, более походившую на гримасу отчаяния. Несмотря на возражения, Тиссария схватила его за сальные вихры и тот, к общему удивлению, послушно поплёлся с ней. Маршал потребовала объяснений, предвкушая историю, но, судя по смешку, разочаровалась.
– Эй, старшина, – позвала она мужика в чёрной шляпе, когда они миновали порог, и с замиранием сердца обратила внимание на ношу: – Чего это у вас?
– М-майтра, – с удивлением разглядывал её наряд старшина, но счёл, что женщинам тут не место и торопливо сказал: – Право, не следует этого видеть, ничего такого.
Ближайший мужик, побогаче, с тесьмой на куртке, загородил поклажу и буркнул несколько слов остальным – они продолжили ход.
– Я полковник в войске маршала Валери Янтарной, майтр-гард, принцесса Тиссария Горная!
Старшина в испуге схватился за голову и попытался исчезнуть, привалившись к балясине. Мужики, кроме богача, изловчились ломать шляпы и кланяться.
– Не погубите, Ваше Высочество, – заскулил деревенский старшина. – Там мёртвая женщина. Женщина в охотничьем наряде. Эти, – он обличающее указал на мужиков, – тоже охотники из города, говорят, её братья.
– Отчего мёртвая? – походя, пытала Тиссария, принуждая воришку встать на колени.
– От несчастной любви, говорят, Ваше Высочество – заискивающе подсказал старшина и напустился на мужиков: – Так ведь, потрошители?
– Воистину, – безразлично ответил богатый охотник. – Отвезём в город к семье.
Врёшь, зло сверкнула на него глазами Тиссария. Но охотник неожиданно отвёл глаза. А принцесса себя обругала: ну чего она хочет, зачем хоть на мгновение ей видеть лицо старой подруги?
– Поспешайте в город, поспешайте, – участливо замахал на них старшина и вновь подобострастно обратился к девушке: – Ваше Высочество что-то желало?
– Вы в Боритель, – не обращая внимания на старика, деловито сказала Тиссария. – У меня к вам дело. Вот этот паршивец – воришка. Его бы отлупить и – в работный дом. Не откажите ли в услуге отвезти его?
Она испытующе всмотрелась в охотника, но тот и ухом не повёл; склонился к мальчику и дружелюбно спросил:
– Говоришь? Как звать?
Воришка пробормотал что-то, но принцесса, срывая досаду, рванула его за волосы.
– Ой, Рем, майтра. Рем Ёж, мэтр.
Тиссария вздрогнула и оттолкнула мальчишку, будто тот сказал нечто гадкое.
– Ты из поместья Ежовая Опушка? – быстро спросил охотник и, не дожидаясь ответа мальчугана, добавил, ни к кому не обращаясь: – Да, там помещики истинные живодёры, чтоб им заживо гореть. Пойдёшь ко мне в ученики.
Маленький пройдоха всхлипнул. На жалость давит, подумала Тиссария, Ежиха так не поступила бы. Но Рем Ёж не заревел в голос, лишь сердито смахнул влагу с век, и вновь зло сверкнул на всех угольками глаз.
– Благодари судьбу, гадёныш, – вмешался с наставлениями старшина. – Ты будешь в учениках городского зверолова.
Но охотник глянул на него с таким выражением, что старик, наконец, почувствовав себя лишним, натянул шляпу едва не на нос, расшаркался перед принцессой и быстро зашагал вглубь деревни.
Пока говорили высокие особы, мужики успели дотащить тюк до коновязи. Охотник, поклонившись принцессе, схватил Рема за руку и, несмотря на сопротивление, увёл за собой без усилий. Оглянувшись, Тиссария последовала за ними.
– Что ещё? – устало, но без враждебности обронил охотник.
Был он мал ростом, но судя по силе рук и ясным движениям, перед ней стоял человек действия; квадратный подбородок указывал на хладнокровие и сдержанность.
– Отчего она умерла? Откиньте покрывало, – одним духом выпалила Тиссария.
– Ей свернули шею. Очень ловко. Знаете, кто это сделал?
Мужики приоткрыли свёрток. Эгрен с прикрытыми глазами и мертвенной бледностью казалась лишь заболевшей, нуждающейся в заботе. Тиссария, не ожидая от себя, по-ребячьи раскрыла рот, всхлипнула и испуганно закрылась кулачком.
– Эгрен как-то рассказывала о своей маленькой подруге принцессе, – сменив тон, сочувственно проговорил охотник.
И зря: девушка, задыхаясь, заревела в голос. Охотник сделал неуловимый знак и мужики, уже отвязав лошадей, засуетились вокруг, скрывая постыдную и ненужную для лишних глаз сцену. Охотник с грубой нежностью, неумело, прижал к себе девушку, участливо потряс, сказал пару добрых слов. Тиссария, чтобы отвлечься, всхлипывая, рассказала ему всё, что знала о смерти Ежихи.
Охотник не перебивал, но и не спрашивал. Успевал коротко раздавать указания и мужики, проверяли подпруги и устраивали тело Эгрен так, будто она живая; мальчишке досталась рваная из овчины безрукавка, доходившая ему до колен и обмотки на ноги. Сам главарь охотников в молчании взобрался в седло, одним махом перекидывая Рема через лошадиную шею, и лишь тогда обронил несколько фраз:
– Помолитесь за её душу, Ваше Высочество. И будьте настороже: недобрые здесь творятся дела. Может, колдовство какое или зверь невиданный. Да уберегут нас боги. Прощайте. И не доверяйте так людям.
Охотники, взяв скорый аллюр, сорвались с мест и в мгновении ока скрылись за частоколом деревни. Тиссария ещё некоторое время глядела им вслед, не понимая до конца, что произошло. Она выболтала едва не всю подноготную незнакомому человеку, который вполне мог быть доверенным лицом маршала. Не зря матушка говорила: зряшная ты девка, Тиса. Принцесса до крови прикусила губу. И поделом ей. Нежданная откровенность значила лишь то, что придётся идти на риск. Если за ней следят, то как пить дать колдовством. Конечно, её хранит волшебный медальон, но возможно следует надеть ещё и кольцо
Призрачный червь скользнул по щиколотке вверх по ноге, но то ли Тиссария, разозлившись на себя, сосредоточилась на боли, то ли подействовал медальон – подарок Дюрана Тану, – но сущность волшебства сжалась и, будто испуганно, замерла.
В бражном доме на неё не обратили внимания и потому девушка как следует огляделась. Мужики пили пиво, закусывали вонючей рыбой; ближе к узкому окну играли в зернь и в руках удачника задержалось едва заметное свечение, к которому потянулся червь. Но едва ли колдовское шельмовство её привлекало. Не ощущала она волшбы и в верхних комнатах.
Тиссария дошла до пирующего закутка, но на немой вопрос Симона Змеи, пожала плечами. Ни один из гостей за столом не колдовал. Сама маршал, увидев её, указала ей на кружку и едва не силком заставила выпить.
– Продрогла вся, дрожишь. Милостивая слишком, – с неудовольствием поучала её Валери Янтарной. – Воину должно быть суровым. У нас с ворами дела короткие: раздробить члены рук – и весь разговор. А ты возишься с ними, устраиваешь. Съедят тебя мужики. Во как зыркают.
Тиссария тишком оглядела гостей. На неё смотрели двое: Симон Змея и очень внимательно – островитянин. Ах, нехорошо, что запамятовала, как Эгрен говорила, что тот знает волшебство. Неужели разгадал?
– Его, кстати, звать Брюэ, – указала на островитянина Валери Янтарная. – Остальное имя – язык сломаешь. Но отзывается на Брюэ Издалека. Он с каких-то далёких островов чуть не на краю света. Этот, – она дотянулась до крепыша, – мой дядька-наставник Орланд Куница, а тот дохляк – Ив Заморыш.
Последний проявил полное безразличие, зато уроженец поместья Еловая Просека, откуда происходит род Куниц, добродушно подвинул блюдо с жареной кровью и сам нацедил кружку пива. Маланье удалось отвлечь сластолюбца своей плотью, значит он не каменная глыба. Стоило рискнуть.
– Мэтр Брюэ, – обратилась Тиссария к островитянину, – вы как-то сказали, что пить крепкое вино, не переводя дыхание, – удел ваших женщин. А сколько сами осилите?
– Любо! – пьяно вскричала Валери Янтарная. – Хороша девка, а, Брюэ? Прямой вызов тебе. Не смей отказывать!
Островитянин, не особо налегающий на напитки, ответил не сразу, соображая. Эта заминка его и сгубила: маршал кликнула хозяина и повелела нести самое крепкое вино. Компания зашумела, предвкушая зрелище; Орланд Куница хлопал островитянина по плечам и наказывал держаться. Принесли полугарного вина в толстостенной бутыли, сама маршал прикончила её, залив всё в кружку.
– Мой маршал, вы лишитесь верного слуги, – смиренно возразил Брюэ.
Но Дин Пёрышко по знаку Валери Янтарной скрутил тому руки, а Куница начал вливать вино в глотку. Островитянин только пучил глаза и глотал с надрывом. Прервался лишь раз, но ему задержали дыхание, и веселье продолжилось. Наконец, под общий хохот, от него отстали. На лице Брюэ застыла гримаса изумления. Он булькнул и исторг из себя остатки полугара под стол. Смеялись до упаду, стуча кулаками по столу. И только отсмеявшись, маршал приказал поднять обмаравшегося островитянина и тащить его наверх, отсыпаться.
– А теперь моё слово! – ухарски воскликнула Валери Янтарная. – И пятерым вашим людям, принцесса, не угнаться за обжорой Орландом Куницей. На спор! Эй, хозяин, ещё мяса да побольше.
Пировали до вечера. Тиссария несколько раз выходила в нужной чулан и исторгала из себя содержимое желудка. Ненадолго помогало, но пиво и вино лилось рекой, а Валери Янтарная в безумии не пьянела. По коротким расспросам добродушного Орланда они сидели в деревне уже третий день. Рекрутёры ещё вчера утром сообщили, что людей набрали более, чем достаточно, но принцесса Верховина тратила бездонный кошель своего отца, короля Валеуса. Остальное войско – не менее полутора тысяч человек – потихоньку бредут по Медвежьей Пади к Мёртвым Королям. Один день хорошего гона и их можно настигнуть, но маршал что-то выжидает. Была бы помоложе, разоткровенничался захмелевший дядька, маршалу один ответ – выпороть и загрузить тяжёлой работой, но поздно.
Пока хозяин бражного дома на коленях винился перед Валери Янтарной, что так мало наварил пива, Тиссария, на этот раз опираясь на мальчишек, отправилась в нужной чулан. Там она едва не уснула, а червь подобрался к груди, и девушка почти захотела, чтобы он проник в разум. Безумным жить легче.
Неожиданно червь заметался, в груди мучительно заныло – творилось волшебство. Девушка задышала часто-часто, так сильно было потустороннее чувство. Но змея, до того замершая у ног, скользнула на пол, подавив скользкого червя. Тиссария вышла в чёрный коридор и отослала ожидавших её мальчишек прочь. Казалось бы, в зале почти ничего не изменилось: поубавилось простого люда, и продолжала шуметь компания маршала.
Но сердце зашлось от ужаса. И первые мгновения девушка полагала, что от хмеля напала на неё сладкая жуть. За столом среди хохочущих людей сидел, как ни в чём не бывало, невиданный зверь. Ростом на две три головы выше человека, с телом волка и ликом то ли медведя, то ли иного животного, виданного лишь на картинке. Отняв от носа кружку, он что-то прорычал, остальные рассмеялись. Был он сплошь покрыт блестящей вороной шерстью. Приглядевшись, Тиссария поняла, что морда его скорее напоминает чертами человеческое лицо и сложено оно по-своему благородно. Но мгновенная слабость канула, когда и оно захохотало, обнажив звериные клыки.
Тиссария видела несколько раз процессии морв – заветных мастеров – в Горилесе, знала, что у них неестественно длинные, гнущиеся пальцы, похожие на куриные лапки. Но они не вызывали столько страха, как этот зверь. Хорошо, что побывала в нужнике, иначе сделала бы лужу под собой.
Пока никто не видел, она с отвращением сорвала волшебное кольцо. И зверь исчез, а на его месте оказался новый гость. Было это столь удивительно, будто с него сорвали маску и это – всего лишь очередная шутка Валери Янтарной.
Девушка несмело подошла к столу, но захмелевшие люди не заметили этой странности.
– Полковник, майтр-гард, принцесс-с-са, Тис-с… – попытался представить её закисший Симон Змея, но не осилил, стихнув на плече одного из «забияк».
– Полковник, майтр-гард, принцесса, Тиссария Горная, – немного запинаясь, сама представилась девушка.
Изъяны в речи и поступках легко можно было объяснить хмельной усталостью, но не страхом. И скрытый зверь едва ли что-то заподозрил.
Это был зрелый, красивый, под стать Лимиэлю Серебряному, человек с чёрными как смоль волосами и жгучими карими глазами. Тело его не уступало в пропорциях истинному облику, а с человеческой точки зрения был он могуч и статен. Когда встал из-за стола, то оказалось, что одеждой служили: выделанная куртка, домотканые шерстяные штаны и юхтовые сапожки.
– Оран Медведь, – представился он сладким грудным голосом, от которого щемило сердце.
Обычно шумная, грубая Валери Янтарная притихла и призывно поглядывала на нового знакомца. Это не укрылось от протрезвевшей майтр-гард. Уж, не околдовали ли маршала. Зачем? И кто, тот, что навёл морок, обратив зверя в красавца? А наденешь незаметно кольцо, увидишь жуть, да обмочишься.
– Явились, как в сказке, Оран Медведь, – кисло произнесла Тиссария.
– Я старшина одной из деревень, – тем не менее, охотно рассказывал оборотень. – Мы – лесорубы и многие из деревенских парней согласились идти в войско. Я бы и сам пошёл, но у меня мать-старуха, никто о ней не позаботится.
Не бывают писаные красавцы, ясно рассудила Тиссария, обычными старшинами деревень. Это уж совсем в сказках. Первая неуловимая победа и девушка одолела страх.
– Какие среди ваших людей ходят слухи? Или – сказки?
– Лето вновь не дало тепла, зверьё идёт ближе к окрестностям Борителя. Судачат о бунте в Горилесе и истории со сказками Звездочёта.
Тиссария не удержалась от изумлённого взгляда.
– У нас не медвежий угол, Ваше Высочество, – улыбнулся скрытый зверь. – Мои люди возят и в Боритель, и в Горилес древесину дуба, ясеня, плакучей берёзы. А кроме куивров везут и россказни. На долгие вечера хватит чесать языками.
– Зря мы затеяли этот разговор со сказками, – добродушно укорил их Орланд Куница. – Имя бога всё-таки.
– Верно, – кивнула Валери Янтарная. – Не те разговоры, не те люди. Пора выезжать.
От такого превращения даже Орланд Куница всплеснул руками и воскликнул: «Наконец-то, сподобились». Но ехать на ночь глядя – к худу. До того ещё развязная и радушная, маршал разогнала гостей по комнатам, остальные расположились на лавках в зале, благо сытые и пьяные. Щёголь Дин Пёрышко вызвался проводить свою майтру, но Валери Янтарная отмахнулась, пробормотав, что хочет освежиться. Хозяин бражного дома вёл принцессу. В комнате стыло, пахнет затхлостью. Огня от свечечки хватило разглядеть на стенах и кровати плесень, несвежее, давно не стираное бельё, наверняка полное клопов. Хозяин как-то торжественно прошептал: «Лучшая комната» – и обещал кликнуть свою дочь, чтобы помогла раздеться юной майтре. Тиссария как очнулась. Отчего она не рядом с Валери Янтарной? Принцесса, пробормотав, что ей худо, сбежала вниз и, никем не задержанная, вышла наружу.
Сумерки сгустились настолько, что впору идти, подняв перед собой руки. Она прошла до коновязи, лошади под навесом сопели или негромко пофыркивали. Уж они-то должны были взволноваться, учуяв зверя, завизжать, но бестолку. Неожиданно липкая струйка пота стекла под сорочкой – а если зверь тут рядом, неслышимый и невидимый? Совладав с дрожащими руками, вновь надела кольцо и червь рванулся наружу. Вновь, как в ночной погоне за колдовской куклой, перед глазами развернулось видение из теней, потустороннего гнуса и кое-где голубого отсвета. Более по наитию, чем глазами увидела она свет факела в лесу и горящую лазурью шерсть чудовища.
Если кто видел, как Тиссария вслепую подходила к коновязи, то наверняка потерял из виду, когда она скользнула к выходу из деревни.
Уже не червь – змея вела её. Кольцо и медальон отлично дополняли другу дружку, но от всего девушка желала бы избавиться как можно скорее. Лишь однажды змея отвлеклась от цели и Тиссария почувствовала, что за ней крадутся. Несмотря на нетерпение волшебной сущности, девушка притаилась за ближайшей кучей валежника. Глаза настолько привыкли к темени, что выхватили из густой пелены махонькую фигурку в наряде не по росту.
– Ты чего здесь? – напустилась она на мальчишку.
Рем Ёж обмер, да так и остался глядеть на неё. Тиссария несколько раз топнула ногой, как обычно отпугивают мелких зверьков, но мальчишка повалился перед ней на колени, обхватил её ручками и зашептал:
– Возьмите с собой, Высочество. Я всё-всё могу. Стирать, готовить, греть постель. Или лупите меня день деньской, только ноги ваши целовать буду.
Тиссария с досады стукнула его по голове и прикрыла ладонью рот. Тихо, одними губами произнесла она. Тот преданно вытаращился. Девушка от души жалела, что Моран Колун не обучил её, как сворачивать шеи скверным мальчишкам. Между тем, Рем ловко освободился из рук принцессы и, согнувшись в три погибели, бесшумно скользнул вперёд.
– Вы следите за ними, – прошептал он. – Я знаю, где они. Я их слышу, а они – нет. Я помогу.
Тиссария, проклиная всё и вся, двинулась следом. Она шагала бесшумно, как учил старый король, но и мальчишка не задел ни один сучок; её вели колдовские силы, но Ёж безошибочно вёл туда же. Он даже выбрал место с подветренной стороны в пересохшей бочаге, над поваленным деревом, укрывшим и её и мальчишку.
Для воришки это была встреча влюблённых, но Тиссария видела жуткого зверя, нависшего над беззащитной женщиной. Они стояли в неглубокой ложбине, утопая в палой листве. Ветер, кроме шёпота леса доносил бормотание и, обратившись в слух, Тиссария смогла кое-что расслышать:
– …Пустое, – говорила Валери, – он ничего не сказал, в них нет волшебства!
– Волшебство есть даже в кронах деревьев, – ласково возразил ей Медведь и когтём расстегнул лиф платья. – Сказки Звездочёта есть сильнейшее!..
Они коснулись телами. Тиссария едва не вскричала, когда обнажённая Валери Янтарная потянулась целовать кожаную маску чудовища. Околдована, но зачем? Это противоестественно. Рем уж на что малец, а задышал часто-часто. Для него они миловались, а Тиссария зажмурилась, только мельком увидев звериное естество. До слуха её дошёл сладостный женский вскрик, а девушку замутило. Она не понимала, что происходит и молилась Отцу лишь бы всё закончилось. Тиссария от души надеялась, что злой умысел волшебника не иссякнет, и женщина вдруг не увидит, что оказалась в объятиях чудовища. Принцесса бы померла, но не от страха, а отвращения.
Она открыла глаза, когда они смеялись и всё ещё тонули в лесном покрывале. Валери Янтарная осыпала заколдованного суженного листвой, будто золотом. Потом вновь завозились и до Тиссарии донеслись несколько слов, повергших её в ужас:
– Сними эту маску. Ну я хочу видеть истинный облик!
– То, что наколдовал – истинно!
– Мой зверь! – и вновь занялась ласками.
А Тиссария дрожала, но не от холода. Маршал Валери Янтарная любит чудовище. Конечно, она слышала сказку о подобной любви. Девушка была вынуждена жить с отвратительным зверем, отказывала в ухаживаниях, но, в конце концов, полюбила его за доброе сердце. Но одно – благородное чувство, другое – страсть.
В отвращении Тиссария сорвала кольцо, но смотреть всё равно не посмела. Зато вспомнились сказки Маланьи об оборотне и растерзанном вшивце. Не иначе – скрытый зверь.
Ветер стих и свидание окончилось. Валери Янтарная кое-как натянула одежды и, проговорив пару слов на прощание, удалилась. Статный обнажённый красавец долго смотрел ей вслед. Тиссария сделала знак мальчишке: идём отсюда. Ещё раз глянула в ложбину – пусто, будто и не было ничего. Заболело в груди от нехорошего предчувствия, но они осторожно выбрались из бочаги.
– Вам тут чего?
Голос ласковый, но навёл оторопь. Оран Медведь уже в одежде обходил ствол поваленного дерева. Рем Ёж встал на четвереньки и по-звериному заворчал на него. Медведь усмехнулся и перевёл взгляд на девушку. Тиссария дрожащими руками пыталась переложить заклятое кольцо в кошель. Лицо мужчины исказила гримаса ярости и голосом уже не грудным, с прорезавшимся хрипом, он воскликнул:
– Что? Что у тебя в руках, девчонка?
Он сделал пас рукой, будто смахнул пелену и нехорошо прищурился.
– Мы сейчас уйдём, – пролепетала принцесса, ища на поясе эфес шпаги, которую оставила в зале. – Мы о любви вашей не скажем.
– Много знаешь, – прорычал он, смахнув с себя человеческую личину, как покрывало, – пропади!
Облик его показался ещё ужаснее, чем виделся с колдовским кольцом. В темени глаза светились притягивающим неживым лазоревым светом. Оно осклабилось, обнажив мощные клыки. Тиссария поняла, что не может двинуться и никто не придёт ей на помощь. Только рука потянулась к подарку мага Дюрана Тану: защити, защити. Но змея всего лишь, как ей показалось, с интересом наблюдает за невиданным зверем. Только Рем Ёж метнулся прочь, но зверь нагнал его в мгновение ока, схватив за безрукавку. Он выпростался из одежды и нагой, слабый запищал от страха. Тиссария всхлипнула, она не могла помочь.
Мальчишку выгнуло дугой, девушке показалось, что это зверь начал потрошение. Рем завопил от нестерпимой боли.
То, что произошло далее, девушка запомнила каждой частицей своего тела. В мгновение ночной воздух сгустился так, что его можно было ощутить как бесконечный порыв сильного ветра; он не давал вздохнуть, и сердце готово было выпрыгнуть из груди. В висках заломило так, что девушка почувствовала, как неистово трясутся жилки на голове. Нечто разрывало её снаружи и изнутри. То же, верно, испытывал и зверь. Он не пытался наброситься на Рема, но делал непонятные пасы руками. Может, колдовал.
Всё длилось то же мгновение и следующим мгновением закончилось. Удар исполинского кулака швырнул зверя в кроны деревьев, а порыв колдовского ветра взметнул листву и валежник, поджёг кое-где поваленный ствол и разбил древесину в щепки; показалось даже, что верхушки сосен нагнуло.
И сила шла не из медальона. Тело – не сам Рем – стояло на самых цыпочках и всё ещё выгибалось; руки растопырены, на лице восковая маска. Наяву ли, примеркалось, но от щуплого мальчишки исходило желтоватое мерцание. Тиссария потеряла сознание.
Очнулась она в той же темени. Кто-то всхлипывал и растирал мокрыми ладошками лицо. Принцесса со стоном отмахнулась. Ей помогли привстать и опереться на сырой комель.
– Что? Что? – только и спрашивала девушка, ещё не придя в себя
А Рем, стоя перед ней на коленях, рыдал, укрыв лицо в ладонях.
– Зверь. Ветер. Ты это сделал?
– Простите, Высочество, – задыхаясь от слёз, выговаривал мальчишка. – Я не мог… я боюсь… я не знаю, как это делаю. Я – волшебник.
На нём не было регистра. Бедняга, подумала Тиссария и осторожно погладила парнишку по голове. Он, всё ещё рыдая, доверчиво потянулся к ней.
Зверь их больше не беспокоил. Погиб ли, сбежал перепуганный – неважно. Она вновь избежала гибели. А пока наделённый невиданной силой мальчишка нуждался в защите.