Было 9 часов вечера. До наступления Рождества оставалось всего каких-то три часа. Она шла быстрым шагом сквозь веселые толпы людей, сквозь горящие огнями праздничные витрины магазинов и ресторанов, не обращая внимания на царящую вокруг предпраздничную суету. Иногда ей приходилось толкать какого-нибудь зазевавшегося прохожего, но она, не замедляя шага, двигалась дальше. Так, она пересекла гремящую музыкой и криками Вацлавскую площадь, пробралась кишащими туристами улочками старой Праги до Стромнестской площади и оттуда, взяв влево, вышла к Карловому мосту. Здесь она почувствовала, что устала. Больше всего на свете ей захотелось побыть одной и подумать. Она остановилась и огляделась по сторонам. Кругом было полно народа. Разноязыкие толпы, смеясь и крича, текли по направлению к Вацлавской площади.
Медленно и густо падал снег. Крупные хлопья опускались на ее лицо, и со стороны было трудно понять, плачет она, или просто мокро от растаявшего снега. Вскоре она вновь пошла вперед. Но на этот раз шаги ее были неторопливы. Медленно она перешла через заполненный людьми и уличными музыкантами Карлов мост, лишь мельком бросив взгляд на величественный силуэт возвышающего над Прагой собора святого Вита, и, спустившись с моста, оказалась на Кампе.
Здесь было менее многолюдно. Она огляделась, раздумывая о том, куда бы направится дальше, и решила пойти прямо. Вскоре она вошла в сквер. Шум приближающегося праздника остался позади. Тусклый свет фонарей, освещал пустынную дорожку, слева текла Влатава. Девушка повернула направо и стала удалятся от Влтавы вглубь сквера в сторону мостика через речку Чертовку, протекавшую по другую сторону Кампы. Дойдя до мостика, она остановилась. Вдоль берега Чертовки стояли скамейки, здесь она решила посидеть в тишине, и привести в порядок свои мысли. Она пошла к скамейкам и, выбрав ту, которая менее всего была занесена снегом, села. Некоторое время она сидела, околдованная царящей вокруг тишиной, но потом, словно оправляясь ото сна, встряхнула головой и попыталась сосредоточиться на случившемся с ней несчастье.
А подумать ей было над чем. Два дня назад она прилетела в Прагу со своим мужем. Это было их свадебное путешествие. Они решили, что свой медовый месяц, а вернее ту неделю, на которую ее мужу дали на работе отпуск, они проведут в этом городе. Она давно хотела побывать в Праге и своими глазами увидеть красоту города, о которой столько слышала от своих подруг. Ее будущий муж был не против. И на следующий день после свадьбы они уехали. Весь свой первый день в Праге, они бродили по ее старинным улочкам, перекусывая в бесчисленных ресторанчиках, и восхищаясь окружавшей их красотой. Она была счастлива как никогда, но на следующий день ее муж исчез. Утром после завтрака, он сказал, что пойдет в магазин купить бутылку вина, потом ушел и назад не вернулся. Она звонила ему, но телефон был отключен. Напуганная, не зная, что делать, она металась по гостиничному номеру, ежеминутно набирая телефонный номер мужа. Потом, чувствуя, что случилась беда, она прибежала на ресепшен и попыталась там объяснить свою проблему. Портье, немного понимавший по-русски, вызвал полицию.
Минут через двадцать приехали двое полицейских, но ни она не могла понять их, ни они не могли понять, что она хочет. Тогда ее доставили в полицию, куда через час приехал переводчик. Сбивчиво, она объяснила ему, что у нее исчез муж. Переводчик перевел это находившемуся здесь же офицеру, тот заполнил какой-то протокол, скопировал у нее с телефона фотографию пропавшего мужа и через переводчика велел ей ехать в гостиницу и оставаться там, до получения дальнейших указаний. Она послушалась, вернулась в гостиницу и стала ждать. В восемь вечера в дверь номера постучали. Она бросилась открывать. На пороге стояли тот самый офицер, который заполнял протокол и переводчик. Вид у них был немного смущенный.
— Вашего мужа нашли, - сказал переводчик, - с ним все в порядке. Он жив и здоров. Но... переводчик замялся и с надеждой посмотрел на полицейского, который сделав вид, что не замечает этого взгляда, молчал. – понимаете, как бы это сказать, его нашли недалеко отсюда с другой женщиной. Это проститутка, ничего особенного, портье дежуривший ночью, узнал вашего мужа и указал на нее. Так что он скоро будет здесь. Нам очень жаль, что так вышло, но он с ней познакомился еще вчера, сегодня случайно увидел ее внизу и...
Больше она не слушала, какая-то пелена повисла у нее перед глазами, ноги перестали слушаться, и она опустилась на край кровати. Потом она что-говорила, отвечала на какие-то вопросы, подписывала бумаги и, наконец, осталась одна. Первое время она сидела, не зная, что предпринять и вдруг почувствовала острую необходимость вырваться из душного номера на свежий воздух. Неожиданно ей стали противно все, что напоминало ей здесь о муже. Она стремительно оделась и, выбежав, прочь, быстро пошла по улице, двигаясь наугад, без какой-либо цели. И вот сейчас, она сидела на скамейке, раздумывая, как быть дальше.
Шло время, но она ничего не могла придумать. Внутри нее были только пустота и усталость. Мысли не шли. Она закрыла глаза и откинулась на спинку скамейки.Вдруг рядом с ней кто-то осторожно кашлянул.
— Простите, - услышала она рядом с собой хрипловатый мужской голос, - у вас не найдётся для меня немного денег?
Она открыла глаза и увидела перед собой мужчину лет 50, одетого в старое драповое пальто коричневого цвета. На голове у него была черная вязаная шапочка, съехавшая немного на бок. Он вопросительно посмотрел на нее и повторил:
— Не будет ли у Вас немного денег для меня, пани?
Она не поняла, о чем он ее спрашивает, но по его виду и интонации догадалась об этом. Она молча сунула руку в карман куртки и, нащупав там монету в 50 крон, протянула ее мужчине. Тот взял монету и бросил ее к себе в карман.
— Спасибо Вам. Вы ведь не чешка, иностранка? – спросил он по-чешски.
Она посмотрела на него снизу вверх и ответила:
— Простите, я не понимаю. Я не говорю по чешски, не розумим.
— А, так вы русская, из России, - сказал мужчина на хорошем русском языке с легким акцентом.
— Да,- ответила она, - русская.
— Здесь много русских, - сказал мужчина, и спросил, - Не будете возражать, если я присяду.
Ей не хотелось, чтобы кто-нибудь мешал сейчас ее одиночеству, но прогнать его было бы невежливо, и она согласилась.
— Садитесь.
Мужчина присел на край скамейки и посмотрел на нее.
— Меня зовут Иржи, - сказал он, - Иржи Колаш. Колаш значит пирог. А Вас?
— Елена, - ответила она, и, подумав, добавила – Воронцова.
— Очень приятно, - сказал Иржи и замолчал.
Елена тоже молчала. Она чувствовала себя не слишком уютно с незнакомым мужчиной, но встать и уйти почему-то не решалась.
— Вы хорошо говорите по-русски, - наконец сказал она, чтобы нарушить затянувшееся молчание.
— Спасибо, – ответил Иржи. – Знаете, здесь в Чехии многие из старшего поколения говорят по-русски. Они учили его в школе. Я тоже учил его в школе, затем в Карловом университете. Потом, я долго работал гидом. Водил русских туристов по Праге, по Чехии. Немцев тоже водил, французов. А потом, знаете, года два назад перестал. Трудно мне стало все время на ногах быть, все время что-то рассказывать. Вот я и ушел с этой работы. А вы?
— Что я?
— Вы, что здесь делаете в такой вечер, одна?
Елена на секунду задумалась над ответом.
— Я просто сижу, отдыхаю.
— Сегодня Рождество, - сказал Иржи, - здесь это большой праздник. Люди веселятся. А вы нет. В такой вечер плохо быть одному.
— Я поссорились с мужем, - вдруг сказала Елена. -Но вы ведь здесь тоже один.
Иржи молчал, словно и не слышал ее слов. Он не торопился отвечать. Некоторое время он смотрел, как падает снег.
— У Вас не будет сигареты? – спросил он.
— Нет, я не курю.
Иржи кивнул. Он расстегнул пальто и долго рылся в его внутреннем кармане. Наконец он достал оттуда мятую пачку сигарет и зажигалку. Он закурил, вынул изо рта сигарету и долго смотрел, как тлеет табак.
— Если хотите, я расскажу Вам одну историю, которая когда-то случилась со мной,- сказал он и посмотрел куда-то в сторону поверх ее головы.
Елена промолчала. Она не знала, что ответить. С одной стороны ей хотелось побыть одной, но с другой ей казалось, что она может обидеть Иржи, если скажет «нет.
Так и не дождавшись ответа, он глубоко затянулся и, посмотрев, как растворяется в декабрьском воздухе сигаретный дым, сказал:
— Одиннадцать лет назад я работал гидом, водил разные экскурсии. Работа мне нравилась. Я много читал, рассказывал людям всякие исторические анекдоты, да и потом, знаете ли, работа эта была творческая, что мне, в общем, было по душе. Однажды, я помню, это как сейчас, в июле, я вел экскурсию у группы немецких туристов. Я привел их в Пражский град к собору святого Витте и что-то рассказывал им, как вдруг, среди моих слушателей я заметил ее. В другом случае, я бы не обратил на нее никакого внимания, потому что она ничем не выделялась среди сотен других женщин, встречавшихся мне на улицах Праги. Но она бросилась мне в глаза, так как смотрела не вверх, как другие, на розу собора, о которой я в тот момент рассказывал, а на меня. Представляете, двадцать человек, стоя вокруг меня, задрав головы, смотрели вверх, и только она одна на меня. У нее были короткие темные волосы и большие очки, белая футболка с каким то рисунком и простые синие джинсы. На вид ей было лет тридцать пять. Словом ничего такого, что могло бы привлечь внимание мужчины и, все-таки, что-то в ней зацепило меня. Знаете, я до сих пор не могу понять, что я в ней увидел. Потом, экскурсия продолжилась, и я время от времени украдкой поглядывал на эту женщину и видел, что она по-прежнему пристально смотрит на меня. Иногда мне даже становилось неуютно от ее взгляда. Я начинал теряться и сбиваться с мысли. Мне казалось, она как бы проверяет меня, так ли я все рассказываю. Потом экскурсия закончилась, и все начали расходиться. Она тоже пошла прочь. И тут что-то словно толкнуло меня к ней. Я догнал ее и спросил по-немецки:
— Прошу прощения, фройлен, Вам не понравилась моя экскурсия?
Она остановилась, посмотрела на меня как-то странно, и ничего не ответила.
— Если что не так, Вы скажите мне, я должен знать, - настаивал я.
Тут я увидел испуг на ее лице. Она продолжала молчать, и я вдруг понял, что она не понимает меня.
— Вы говорите по-немецки? – спросил я.
Она отрицательно покачала головой. Я не знал, на каком языке дальше с ней разговаривать, поэтому спросил уже по-чешски:
— Тогда как же вы попали на эту экскурсию?
— Я хотела послушать Вас. – сказала она.
— Так Вы чешка? – удивился я.
— Да, - просто сказала она, - чешка.
Я был в замешательстве. Я не знал, что ей сказать и поэтому спросил:
— Как Вас зовут?
— Андела, - сказала она. У нее был тихий трогательный голос. – Андела Новакова.
— А меня Иржи, - представился я, - Что же вы здесь делаете, Андела?
Так началось наше знакомство. В тот день я спустился с ней из Града на набережную, и мы дошли с ней до Кампы, где расстались. Она большей частью молчала, а я нес всякую ерунду, стараясь, как мальчик, произвести на нее впечатление. Андела, рассказала мне, что ей нравится ходить в Град смотреть на туристов. Однажды, за несколько дней до нашей встречи она также пошла туда и увидела меня. Она решила послушать, о чем я рассказываю, и присоединилась к экскурсии. И ей понравилось. Думаю, что не столько экскурсия, сколько я, потому что через два дня она снова была среди туристов, которых вел я. Удивительно, она посетила пять моих экскурсий, прежде чем я заметил ее, и мы познакомились.
Прошло пару дней, я снова работал в Граде и вел экскурсию, когда заметил Анделу. На этот раз она стояла поодаль и терпеливо ждала, когда я закончу. Потом мы снова вместе пошли к Кампе, где она ушла. Я ловил себя на мысли, что Андела начинает нравиться мне. Мне было приятно идти с ней рядом, шутить и слушать ее тихий смех. Несмотря на ее возраст, что-то было в ней от маленькой девочки, что импонировало мне. Во всей ней, в ее взгляде, в ее походке, я ловил черты хрупкости и невинности. Рядом с ней я чувствовал себя большим и сильным мужчиной.
Она никогда не рассказывала о себе, где живет, чем занимается. И это создавало вокруг нее некий ореол таинственности. Ее поведение интриговало меня и заставляло еще больше интересоваться ею. Как то в середине августа, Андела, дождавшись окончания моей очередной экскурсии, сказала, что сегодня никуда не торопится. Это обрадовало меня, и я повел ее на Петршины, отчасти потому, что любил это место, а отчасти, потому что хотел побыть с ней наедине. И вот, мы сидели на Петршинах на скамейке одни и смотрели на лежащую у наших ног Прагу. Мы молчали, каждый из нас думал о своем.
Вдруг я посмотрел на ее серьезное лицо, на ее очки, на ее волосы и неожиданно понял, что люблю ее. Это чувство возникло ниоткуда и совершенно поразило меня. Я почувствовал, что меня физически тянет к этой женщине. Но это не было желание секса с ней. Нет, это было что-то другое. Это было желание обнять ее, крепко-крепко прижать ее к себе и никогда не расставаться с ней. Никогда. Я даже повторил это слово про себя несколько раз. Никогда, никогда, никогда... Я не мог сопротивляться этому чувству. Повинуясь ему, я протянул руку, прижал Анделу к себе и поцеловал ее в губы. Я ждал, что она отпрянет от меня, убежит, но вместо этого, я увидел, что она плачет. По ее лицу катились слезы и, когда я увидел их, такая тоска вдруг охватила меня, что я сам чуть не заплакал.
Так мы и сидели довольно долгое время. Я обнимал ее, а она плакала. Я был подавлен, я не знал, что мне делать, почему она плачет и как ее утешить. Во мне росло предчувствие какой-то грозной надвигающейся на нас беды.
А потом она заговорила. Андела сказала, что любит меня, но никак не может быть вместе со мной, потому что она много лет уже замужем. И если я тоже люблю ее, то мы можем встречаться только урывками днем, пока ее муж на работе. Большего она не может себе позволить. Она не может разрешить мне звонить ей, мы лишь можем договариваться о встрече заранее, но и то, нет никакой гарантии, что она сможет придти.
Нет слов описать, как мне было больно слушать это. Я начал уговаривать ее бросить мужа, переехать ко мне в маленькую квартирку в Голощевицах, но она отказывалась и говорила, что не может так поступить.Я не понимал, почему.
Так я стал любовником Анделы. Мы встречались раз или два в неделю здесь на Кампе. Она больше не приходила на мои экскурсии. Я спускался после работы сюда от Града, а она шла по набережной от Влтавской улицы, где, как я понял, жила. Получалось, что мы шли навстречу друг другу и встречались здесь. Встретившись, мы бывало долго стояли обнявшись не в силах произнести ни слова. Я целовал ее лицо, губы, руки, а она лишь шептала, что любит меня. Через некоторое время мы успокаивались и могли говорить. Я не раз просил ее уйти со мной, говорил, как мы будем счастливы вместе, но она всегда отказывалась. Я также звал ее к себе, втайне надеясь, что если мы переспим друг с другом, то это подвигнет ее на какой-то решительный шаг, но она словно читая мои мысли, всегда говорила мне нет.
Прошла осень и наступила зима. Близилось Рождество. К тому времени моя любовь к Анделе, как мне казалось, достигла своего пика. Я думал о ней постоянно. Все время ее образ стоял перед моими глазами. Я чувствовал, что схожу с ума. Я понимал, что так дальше продолжаться не может, что я должен что-то предпринять, сделать какой-то решающий шаг, который бы все определил. Наконец я придумал. Я встречусь с ней в Рождество и потребую, чтобы она незамедлительно бросила меня или своего мужа. Я объясню ей, что роль любовника меня не устраивает, и мы больше не должны так мучить друг друга, потому что наша любовь только убивает нас, а не приносит нам счастья. Не знаю почему, но я решил выяснить все вопросы с ней именно в Рождество. Наверно, в глубине души я надеялся, что в такой праздник, Господь услышит мои молитвы и поможет мне обрести мою Анделу.
Я виделся с ней 20 декабря и мне, чтобы исполнить свой план буквально на коленях пришлось молить ее прийти сюда в Рождество, 25 декабря. Она отказывалась, она говорила, что последнее время плохо себя чувствует, что у нее болит сердце, и что ее муж будет дома и ей крайне сложно придумать предлог, чтобы уйти от него и встретиться со мной. Зато на следующий день она может без труда увидеть меня. Но я настаивал. Упоминание о муже, лишь придало мне решимости и укрепило меня в своих мыслях. А ее жалобы и бледность, я счел признаком безумной любви ко мне. В общем, она согласилась. Мы договорились встретится здесь, на Кампе, 25 декабря половина десятого вечера.
В тот день меня трясло от волнения. Десять раз я повторил речь, которую хотел сказать ей при встрече. А еще я купил ей подарок. Это был маленький серебряный медальон, очень красивый и изящный. День тянулся невыносимо долго, и я не находил себе места, не зная, чем себя занять, чтобы отвлечься. Панически боясь опоздать, в девять часов вечера я был уже на месте. Анделы конечно же еще не было. Я стал ждать, молясь, чтобы она пришла. Однако в половине десятого она не появилась. Я был в отчаянии. Я думал о том, что она бросила меня. Я метался по Кампе в разные стороны, порываясь пойти ей навстречу, но останавливался, опасаясь разминуться с ней.
Было десять часов, когда я увидел Анделу. Она бежала. Увидев меня издалека, она помахала мне рукой. Я хотел броситься к ней навстречу, но вместо этого помахал ей в ответ и стал ждать. Я видел, как Андела перешла на шаг, а потом как-то необычно взмахнув рукой, присела на эту самую скамейку, на которой сейчас сидим мы. Я постоял еще несколько секунд и пошел к ней.
— Андела, - сказал я, подойдя, - слава Богу, что ты пришла.
Но странное дело, Андела не ответила мне. Она сидела, неподвижно смотря куда-то вдаль за мою спину. Странный холод вдруг закрался мне в сердце и сжал его.
— Андела, Андела – повторил я.
Но она молчала. И тут я увидел, что она не дышит. Что-то оборвалось у меня внутри, я зашатался и сел рядом с ней. В тот миг в моей голове больше не было никаких мыслей и слов. Не было ничего, кроме свалившейся на меня огромной пустоты, которая теперь навсегда заполняла всю мою жизнь. Как раньше, я взял Анделу за руку и долго сидел так, смотря на ее лицо, чтобы запомнить все его черты, пока смерть не изменила их. Тогда, как и сейчас шел снег. Я смотрел, как снежинки, кружась, опускаются на ее лицо, но не тают как прежде. Я не плакал, во мне не было слез. Мимо шли люди, где-то играла музыка, начинался праздник, а мы с ней так и сидели, я, смотрел на нее, а она смотрела вдаль.
Иржи замолчал. Елена тоже молчала, словно боясь разрушить его любовь к Анделе и вспугнуть далекое прошлое.
— Это все было здесь? – спросила она наконец.
— Да, - сказал Иржи – Она умерла вот на этой самой скамейке, на том месте, где сидите теперь Вы. Как я потом узнал, у нее был порок сердца, очень серьезный. Ей надо было беречь себя, а я ведь ничего об этом не знал. Она не говорила мне. С тех пор каждый год в это время я прихожу сюда, на эту скамейку, сажусь здесь и вспоминаю мою Анделу.
Иржи вновь замолчал. Елена заметила, что сигарета его давно погасла, но он не обращал на это никакого внимания.
— Простите, - сказала она, - я всего этого не знала. Вам наверно очень больно вспоминать об этом?
Иржи наконец увидел потухшую сигарету и спрятал ее обратно в пачку.
— Нет, теперь уже нет. Теперь я просто благодарен ей за то счастье, что она дала мне, за ту боль, что она принесла мне, за каждую минуту, которую она подарила мне. Я прихожу сюда, вспоминаю об этом, и мне становится хорошо и спокойно.
Иржи опять замолчал, потом он вздохнул и встал со скамейки.
— Счастливого Рождества, – сказал он, - мне пора.
— До свидания, - ответила Елена, - и спасибо Вам за то, что поделились со мной своей жизнью.
Иржи слегка улыбнулся в ответ и повернувшись, зашагал прочь.
Снег пошел сильнее. Елена смотрела как Иржи, сутулясь, медленно исчезает в летящих снежных хлопьях. Вдруг, опустив глаза, она заметила на том месте, где он сидел, лежащую монету в пятьдесят крон, которые она дала ему.
— Иржи! – крикнула она, - Вы забыли деньги!
Но он уже исчез из виду, на Кампе кроме нее никого не было. Со стороны Карлова моста донеслась веселая музыка и крики гуляющих людей.
Елена откинулась на спинку скамейки, закрыла глаза и, запрокинув голову, подставила лицо падающему снегу. «Я посижу еще немножко здесь, в тишине - подумала она, - потом пойду, уеду домой и буду счастлива, не смотря ни на что»
Большие хлопья снега медленно падали ей на лицо, и вскоре ей начало казаться, что это не она, а Андела сидит на этой скамейке и снег, не тая, медленно накрывает ее теплым узорчатым одеялом.
Декабрь 2016