Глава 24

 
Оркестр, уже должно быть доигрывал первую композицию. Олеся с Антоном, пройдя по центральному проходу, заняли свои места в четвертом ряду амфитеатра.
Звонок Антона, заставший Олесю врасплох, расстроивший привычный порядок занятий и поначалу смутивший ее, словно вытолкнув из обыкновенности, заставил мысли ее, потревоженной стаей птиц, встрепенуться, закружиться в беспорядке, вокруг невидимого еще и оттого, непонятного. И только теперь, когда нервозность торопности приготовлений прошла, когда отступило неприятное волнение, какое бывало у нее всегда, если случалось опаздывать, когда уже и новизна ее наряда, стала уютна телу, не стесняла  движений и не занимала голову, известными всякой женщине переживаниями, и после всего, к ней вернулась обычная уверенность в себе, только теперь, мысли ее, обратились к смыслу настоящего. Она, приняла приглашение Антона, но решение это, возникло благодаря спонтанному внутреннему чувству, думать о природе которого не хотелось, а хотелось, просто довериться ему. Сознательно, она не была готова к тому, чтобы  так легко согласится составить компанию малознакомому человеку, но подсознательно, ничто в ней, не противилось этому решению.

 Еще только войдя в зал, Олеся сразу почувствовала, что в нем, значительно прохладнее нежели в фойе и пожалела, что не взяла с собою шаль. Наверное, это оттого, что на улице сегодня так ветрено - подумалось ей. Усевшись в кресло, она прижалась спиной к его мягкой обивке, и ощутив тепло от нее, почувствовала себя уютнее.
 Олеся еще не успела освоиться, как последние звуки композиции стихли и зал зааплодировал.
Антон, выпрямив спину и подавшись телом вперед, захлопал. Его широкие ладони, соударялись с твердою силой, отчего хлопки, получались громкими и казалось, выделялись особенно из общего шума аплодисментов. Он, несколько раз обернулся к Олесе и в его взгляде, ей увиделось, будто он, желает сверить ее ощущения, со своими. Но она, еще не отдав себя полностью происходящему, только сдержано улыбнулась ему и скрестив руки поверх клатча, лежавшего на ее коленях, перевела взгляд на сцену, где оркестранты, уже приготовились играть вновь и только ожидали, когда в зале стихнет.

 В отличии от отца, знавшего и очень любившего джазовую музыку, Олеся, никогда не причисляла себя к обществу ее ценителей. На память, она знала с дюжину имен солистов, названия нескольких коллективов и то, благодаря отцовской увлеченности этим направлением. Но все же, была одна пластинка в коллекции отца, которую Олеся, время от времени, ставила для себя. На пластинке, были записи Билли Холидей . Олеся, помнила их, лет с шести, потому что родители тогда, очень часто слушали эту пластинку. У каждого есть что-то сокровенное; то, что обращает к приятным воспоминаниям, всколыхивает в душе давние, но не забытые, неподвластные времени чувства. И всякий, непременно стремится ко встрече с этим сокровенным, чтобы вновь и вновь переживать чувственно, то благодатное время , о котором напоминает ему что-то; памятные места, вещи... Но наверняка, любого человека, в круговерть милых сердцу переживаний, вовлекают и уносят в былое, звуки музыки. Они, неизменны во времени и видимо от этого, память наша, более ясно воспроизводит для нас образы, будто сверяя свою точность, с точностью звуков.     Голос солистки, звучавший сквозь характерное для старых записей шипение с потрескиванием, наводил Олесю на воспоминания из детства. Когда, еще была жива бабушка, когда в квартире, было все по другому, когда дни, казались нескончаемо долгими и тихими. Олесе казалось, что она, явственно чувствует теплый запах родительской постели - она, часто просыпалась ранее всех и  любила забираться по утрам к ним под одеяло и  досыпать еще немножечко вместе. И запахи маминых духов, которыми она, тайком, напшикивала своих кукол и любимую плюшевую обезьяну, привезенную ей бабушкой, из Москвы. И много еще разного оживало в памяти, под неторопливые блюзовые мелодии, легендарной джазовой исполнительницы.

  Оркестр, играл композицию за композицией. В перерывах, воздух в зале вздрагивал от аплодисментов, которые становились все громче, продолжительнее. И Олеся, мало помалу, заряжаясь той особой энергетикой, какая рождается лишь на "живом" концерте, все более увлекалась жизнерадостным ритмом музыки, ее игривой легкостью. Носки ее лаковых туфель, тихонько, едва касаясь пола, отбивали в такт, пальцы, будто поспевая за игрой оркестрового рояля, бегали, словно по клавишам, по черной, блестящей коже клатча.
Последней композицией, сыгранной музыкантами перед антрактом, был "Вальс цветов" из "Щелкунчика". Едва он зазвучал, как Олеся узнала его. Она, вслушивалась в непривычное ей звучание джазовой переработки произведения, сначала недоверчиво, но постепенно, недоверчивость ее, переродилась в восхищение. Она и не задумалась бы, что такое переложение, не только возможно теоретически, но и с такой виртуозностью, осуществимо на практике. Она слушала с закрытыми глазами. Пары танцовщиц и танцовщиков - цветов, представлялись ее воображению, кружащиеся в обворожительном, легком танце. И, будто бы она сама, перенесясь во сне в волшебную страну, витает на прозрачных крыльях средь сказочного великолепия, беззаботная, отрешенная от всего сущего, обыденного, подчинясь только своей фантазии и теплому ветерку, нежно ласкающему ее лицо, руки, плечи...

 В антракте, они спустились в буфет. Олеся взяла для себя чай с пирожным. Антон, ограничился чашечкой кофе. Выбрали столик для двоих, в углу. На столике, на круглой, белоснежной, тканной салфетке с кружевным краем, стояла небольшая вазочка с букетиком ландышей.

- Надо же! Антон, вы только посмотрите - ландыши! Метель за окнами, а тут - ландыши! Какое очарование!

Олеся, присев, склонилась к букетику и осторожно, чуть касаясь, будто бы приобняв ладонями букетик, прикрыв глаза, глубоко вдохнула тонкий аромат цветов.

- Как пахнут..! Чудо - как пахнут!

 Не восхитись Олеся цветами - мужское внимание Антона, вряд ли остановилось бы на них.  И он, решительно не знал - как, ответить ей. Ему казалось, что любой из возможных ответов, прозвучит фальшиво. Он только улыбнулся и промолчав, принялся медленно помешивать кофе, глядя на причудливо расходящуюся на его поверхности пену. Но пауза, неловко затягивалась и он заговорил: "Мне очень приятно, Олеся Михайловна, что вам, так нравится концерт". - Я, заметил, как вы слушали,-он говорил негромко и несколько растягивая слова, будто боясь, сказать не так. - Мне подумалось, что, будь это не зал филармонии, а танцевальная площадка, вы, были бы готовы танцевать!
Взяв шутливый тон, Олеся ответила: "Как вы успели, заметить!? Ведь вы, не менее  моего, были увлечены!"
Но далее, она продолжила серьезно, но голосом мягким, в котором слышалась искренняя благодарность: "Но, вы правы! И я, не стану вас разочаровывать - мне, действительно, очень нравится концерт! Хотя, если сказать правду: я не ожидала, что будет, так хорошо. Признаюсь что, до этого дня, я не относила себя к поклонникам этой музыки. И никогда не бывала на "живых" джазовых концертах. Но, сегодняшний вечер, перевернул мое прошлое представление. А все - благодаря вам! Вы, подарили мне сегодня, настоящий праздник! "
 Антон, почувствовал что лицо его, становится горячим от прилива крови. Легкость и простота, с которой Олеся говорила и нравилась ему, и смущала его, непривычного к близкому общению с женщиной. С женщиной, которая ему нравится. Его, затянувшаяся, одинокая жизнь, сделала его, в некоторой степени, человеком замкнутым, что однако, никак на чувствовалось в компанейском общении. Он не был ни косноязычен, ни ограничен во взглядах и мог с охотою говорить о многом, выказывая немалые познания и остроту ума. Но, стоило ему, наедине, заговаривать с женщинами, к которым он испытывал симпатию, он терялся, и не умея справиться с появляющимся неизменно, в такие моменты волнением, смущался еще более. После, его мужское самолюбие, всякий раз, бунтовало против такой слабости и он уверял себя в том, что в другой раз, он не поддастся ей, но и в другой раз - было то же. Утешался Антон лишь мыслью, что подобное, должно быть, свойственно для большинства мужчин.
 Заметив его смущение, но объяснив его для себя, обыкновенной скромностью, Олеся, решила продолжить разговор, пустяковым замечанием.

- М-м-м... От вашего кофе, исходит такой дразнящий аромат!

Антон, как утопающий, хватающий все, что попадает под руку, ухватился за это ее замечание, мысленно обрадовавшись тому, как легко, она изменила разговор к простому, не стесняющему необходимостью отвечать каким-то определенным, нужным образом.

- Если хотите, давайте поменяемся! Я не пил еще.

- Нет, нет... Я не отберу у вас удовольствие, - она слегка рассмеялась и продолжила, - я люблю кофе, но недавно, я решила отказаться от него. Не совсем. А только, по утрам и вечером. Нет, не подумайте - будто бы оттого, что я, начиталась чего-то. Я не стала бы себя ограничивать, только потому, что кто-то, выдумал и написал, очередную глупость. Все же, я - врач. И потому, невосприимчива ко всякого рода вымыслам, так активно, распространяемым нынче всюду и обо всем, большая часть которых, уж поверьте - чистой воды, шарлатанство.

- Так, чем же, не угодил вам, этот напиток?

- Я, живу с родителями. А отцу, кофе нежелателен. Особенно вечером. И я, не хочу его искушать. Вот, теперь приучаю себя.

- И сколько вам удалось продержаться? - Спросил Антон, с ироничной ноткой в голосе.

- Уже, минут пять!

Рассмеялись.

- Антракт, уже вот-вот закончится! Вы рискуете остаться без кофе, а я - без пирожного!

Едва, с кофе и пирожным было покончено, раздался пригласительный звонок.