“Если она сорвется, то… развалит забор”. Вадим с точностью недавно вылупленного инженера оценил возможную траекторию падения ветки то ли ясеня, то ли вяза, скрипевшей на ветру, как палуба тонущего ‘Титаника’. Впрочем, этот забор и сам распадется не этой, так следующей зимой. Как собственно и стоящий за ним деревянный домик в прибалтийском стиле, мимо которого, по утверждению друга Сашки, прогуливались поэты и художники из школьной хрестоматии.
Сашка - правнук строителей этого когда-то модного коттеджа редко здесь бывал, и Вадим все утро бился как рыба об асфальт, пытаясь привести кухню со спальней в удобоваримый вид. К пополудню он расписался в полном отсутствии дара горничной в своем тощем багаже врожденных способностей и решил скоротать следующие два часа прогулкой по окрестностям.
Вадик купил сигарет в пристанционном магазине, который заменял поселку Парфенон с Синедрионом, и паб с рестораном. На выходе он благополучно миновал несколько групп местных жителей, горячо обсуждавших несвоевременную очистку сточных канав, и присел на скамейку в небольшом сквере. Осенний ветер пытался заштопать голубую дырку над головой изношенными лоскутами туч мышиного цвета. Напротив, в песочнице, играли двое детей.
Девочка набирала песок в синее ведерко. Мальчик тоже копал, но без особой цели. Разочаровавшись в том, что мокрый песок не разлетается по ветру, он подошел к подружке и стукнул ее пластмассовой лопаткой по голове. Девочка бросила на него взгляд полный удивления с жалостью и продолжила свою работу. Мальчик оглянулся на мамаш, занятых обменом новостями, и стукнул по радужной шапочке еще раз. Девочка задумалась и растянула губы. Хулиган ждал, когда она заплачет. Вместо этого кроха вдруг встала на ноги и обняла своего обидчика. Тот растерялся не на шутку, выронил лопатку и обвил ручонками еле достающую ему до пупка шею.
Вадим докурил сигарету и пошел по улице. Она, как и следовало, называлась Лесной. На углу с Озерной стоял пожилой мужчина с палочкой в руке и тревогой в глазах.
- Лина, ты не видела Анну Степановну?, – крикнул он копошившейся на крыльце соседке.
- Нет, не видела. А что случилось?
- Да ничего, просто пошла к ручью, как обычно, и до сих пор нет. Больше часа уже…
- Придет, куда она денется, не волнуйтесь, - успокоила соседка.
- У нее вчера сердце болело, просто.
Вадим шел дальше. Он кружил по улицам, словно лист осенний, обходил лужи, разглядывал резные наличники старых окон и краем глаза высматривал неизвестную ему Анну Степановну. Вскоре он устал и свернул к дому.
Стал накрапывать дождь. В переулке дорогу ему преградила черная собачка, видимо помесь какой-нибудь таксы и терьера. Она выскочила из дыры в заборе и предупреждающе зарычала на прохожего, так серьезно, что тот остановился. Нейтрализовав Вадима, собака залилась звонким лаем, иногда прерывая его рычанием. Лаяла она на ограду дома напротив, откуда вскоре появился пушистый дымчатый кот.
Дождавшись кота, песик сменил тон. Теперь он уже не лаял, а так, слегка тявкал, провожая блудного домочадца до той же дырки в заборе. Убедившись, что кот в безопасности, собака скосила глаз на застывшего пешехода и удалилась восвояси.
Вадик облокотился на забор своего временного пристанища, чтобы понаблюдать за скрипящей веткой. На душе было как-то неспокойно, и векторы падения с углами отражения не лезли в голову. Он достал телефон.
- Ну ты где?
- Еду. Села в электричку, все по расписанию. А ты где?
- Да так, за сигаретами ходил.
- А я сыра купила, который тебе понравился, помнишь? И котлет куриных нажарила, целую кастрюлю везу.
- Б-будем кушать три дня значит, хм. Еще новости имеются какие-нибудь, или…?
- Твои любимые одела, желтенькие.
- Совсем хорошо.
- У тебя голос какой-то странный. Что-нибудь случилось?
- Да нет, просто тут собаки, дети… Хочется, чтобы ты подольше осталась.
- Я же и так до понедельника.
- Совсем дольше…
- Ничего себе…
- Ладно, мне еще на крыльце разгрести, и ветка падает… До связи, ладно!
‘Точно забор развалит, если сорвется’.