По телевизору снова траур. Снова шахта и снова шахтеры. Заверения и расследования. Семен с грустью выключил телевизор. Второй месяц без работы. Жена все мозги съела, а он сварщик высшей категории, имеющий личное клеймо, дома на диване перед захлебнувшимся телевизионным ящиком. Безнадега, озаряющаяся вспышками надежды при случайных, временных подработках. Ну не то. Не та работа и не тот уровень. Про оплату можно и не вспоминать – на пол захода в магазин. Цены растут стремительно и неумолимо, а предлагаемые зарплаты – ниже и ниже.
Стол в бесплатных газетах. Подчеркнутых, обведенных и перечеркнутых предложениях о работе. Словно работодатели соревнуются между собой – кто меньше предложит. А по телевизору рассказывают об увеличении зарплат. Только вот предложения в газетах в три раза меньше рапортуемых властью. Семен скомкал очередную газету и метнул ее к печке. Комната измерена шагами вдоль и поперек. Сто или двести раз? Счета нет, как нет и терпенья. Сейчас придёт жена и песня об отсутствии денег зависнет и наполнит дом. Как же раздражает это успокоительное изобилие в телевизоре, жирующие олигархи и воры. Сладкоголосье ящика, стоящего на пустом и молчащем холодильнике, пропитанном прогорклым запахом прежнего достатка.
Объявление о сварщике с хорошей зарплатой и полным соцпакетом попалось уже в самом конце дня. На столе, освещаемом одинокой, тусклой лампочкой огромной люстры. Не поверилось. Обвел карандашом: «Общество с ограниченной ответственностью «Восток – Судоремонт» приглашает на работу...».
Некогда крупнейшее полузакрытое предприятие города. Оно гремело и процветало. Когда-то. Потом его кому-то продали и раздробили на несколько мелких. Настолько мелких, что никто даже не пытался запоминать их названия. Год – и то что было «Стартом», становилась «Полетом», а потом «Ракетой». Так и все. Но хозяин всегда один, и по старой памяти, а может потому что все ангары, ремонтные корпуса и доки, вся территория, оставались неизменной, то и название в городе было одно: «Завод». Когда-то передовой во всем. Строился и развивался. И настроил. Много и хорошо. А сейчас… Ну что-то не так. Отзывались о нем как-то с холодком. Без мата. Но оборвав фразу. Не досказав. Не закончив. Не завершив. Может мата жалко? Это в местной газете-брехунке – там и дифирамбы, и субботники, и успехи, и свершения. Где же граница между холодильником и телевизором?
Ой! Как встретила старая карга в отделе кадров! Она здесь видимо не одного директора сожрала. Прямо лисой, соловьем о работе пела и щебетала, подсовывая документы на подпись. Картина маслом – работа в раю. Только рай называется не «Судоремонт», а какой-то «Понтон». Да и шут с ним! Главное работа, деньги, отсутствие вечно ноющей жены и возвращение места добытчика в доме.
Директора «Понтона» так и не увидел. Главным оказался начальник цеха «Судоремонта». Ну не все ли равно, кто загружает тебя работой? Ее то все равно делать нужно. За так никто ничего не заплатит. Повел на рабочее место. Вернее, в раздевалку. Представил мастеру и ушел. Ребята как ребята. Такие же сварные, как и он. Работяга с работягами всегда общий язык найдет. Руки пожали, покурили, словом – другим перекинулись и пошли.
Цех встретил историей. Холодом и сквозняками плакатов с Брежневым, решениями какого-то пленума, честью и совестью эпохи. Везде и всюду. Ленин. Члены политбюро СССР. Лозунги и вымпелы. Аж голова закружилась. От воспоминаний. Но время остановилось везде. Под огромными сводами старого цеха, светящегося дырками в закопченных стеклах, в отражении замерзших потоков воды на колонах и стенах, памятниками истории натужно гудели станки ушедшей эпохи. Изо всех сил, непрерывно, словно из-за страха, что стоит им остановиться хоть на секунду, то их в тот же момент распилят на металлолом. Между ними, темными тенями промасленных роб, не торопясь перемещалась разновозрастная обслуга. Предоставив мудрые станки работать самостоятельно, закурив, токари, устремлялись к горящим буржуйкам – подкинуть дровишек и погреться. После политической составляющей прошлых лет цеха, Семену привиделись революционные матросы у костров Петербурга в семнадцатом году. Аж головой тряхнул.
Рабочее место оказалось плавающее – суда, стоящие на ремонте. Привязанные канатами к разрушающемуся причалу. Рвущимися от ветра в простор вод. Потасканные и затертые. Помятые и грустные. От ледоколов до парусников. От МРТК, ласково прозванных «мартышками» до подводных лодок. Пришедшие, чтобы побыстрее и подешевле залатать шрамы, навести блеск и отправиться доживать свой век. Кто-то героически и гордо на покой, а кто тихо и незаметно на иголки.
А работать – хоть сейчас. Да вот спец одежда стажеру не положена. Как, впрочем, и зарплата в полном объеме. С одеждой попроще – дома она всякая есть, пусть старая, но два месяца продержится. А потому бегом домой и через час, стоя у борта судна, с ужасом рассматривал свой сварочный аппарат. Видимо сделанный сразу после войны. Хорошо хоть маску сварочную свою взял. «Хамелеон», это не предложенная маска с черным стеклышком. Глазки то поцелее будут.
Первый день мастер смотрел и наблюдал, а когда увидел мастерство Семена, махнул рукой и ушел. И теперь каждый день. И снова до конца. Иногда, но почти постоянно, просили задержаться, потому что снова срочно и бегом. Как всегда, было и, наверное, будет. Работа она захватывала и заставляла забывать и честный телеящик, и пустой холодильник, и ворчание жены. Некогда отвлекаться на эти мелочи. Главное копейка побежала. Уже и в выходной и пивка баночку можно с ребятами выпить, и на работе беленькую с коллегами раскатать по-тихому. Свалилась гора безденежья и безделья с плеч. Не далеко, но Семен уже привык жить сегодняшним днем. Дожил до утра и ладно. Есть сегодня на кусок хлеба и тарелку борща и хорошо. А что будет завтра… Посмотрим…
А завтра пришло огромным сухогрузом. Но сначала на ледокол, там что-то в топливном танке нужно заварить. Слово «надо» оно видимо в России волшебное. Надо, так надо! А что делать?! Надо! Сначала конечно покочевряжился – ну как работать сваркой в топливном танке судна? Но ведь надо! Залез и замиранием сердца заварил латку. Пронесло! Ну это же Россия! Именно по ее законам можно разжигать костер в пороховом складе и ничего не произойдет. Именно по ее законам, на ровном месте, ниоткуда и из ничего может …ударить так, что мало никому не покажется.
Вылез, и как был в мазуте пошел варить топливные танки сухогруза, уже обработанные и промытые чистильщиками. Не мед конечно. Возраст то уже к полста подошел. Не мальчик, чтобы ужом скользить между стенок. Но да ладно. Не первый день на свете, пробьемся. Робу бы конечно поменять. В масле вся. Мастер отмахнулся как от назойливой мухи – все работают, тебе что больше всех надо?! Полез. Сварные швы ложились ровно и чисто. Даже замурлыкал какую-то песенку…
А со спины теплее и теплее. Словно солнышко весеннее припекать стало. Да и посветлело…
Выбраться Семен не успел. Слишком поздно заметил, что горит. Не повезло. Вытащили уже позже. Обгоревшего, но живого. Что-то подсунул подписать под руку юрист-колобок и в больницу. Через две недели выписали. Без больничного – травма то в быту! Дома ничего не изменилось. Тот же телеящик, тот же холодильник, а на столе трудовая книжка с записью: «уволен как непрошедший испытательный срок» и дата. Аж сердце зашлось – за день до пожара. Вечером посмотрел на заплаканное лицо молчащей жены, а утром, проводив ее домой, пошел на завод. Опять…
У каждого своя шахта…