В оккупации
22 июня 1941 года для семьи Кривцовых (отец, мать сын и две дочери) начался с той же трагичной вести, как и для всех остальных граждан Советского Союза. Однако, если в центральной части страны советские люди не сразу почувствовали все тяготы войны, то в Белоруской ССР огненный смерч войны прошёлся по всей стране в течение первых военных недель. 28 июня немецкие войска вошли в Минск… Старший сын – Олег Кривцов – в течение первой недели войны был мобилизован в ряды Красной Армии. Кривцовым было известно, что полк, в котором он служил, в августе попал в окружение, но сумел вырваться… Был ли среди солдат, вышедших из окружения, Олег, семья не знала. 2 июля в селе, где жили Кривцовы, появились немецкие военные. Впервые Кривцовы увидели вражеских солдат, ранее они видели только немецкие самолёты. Глава семьи Игорь Петрович особенно переживал за дочерей – Любовь и Людмилу. Немецкие солдаты вели себя по-разному. Были среди них добрые люди, которые по-человечески относились к мирным людям, но были и звери. Понимая, что в любой армии есть свои садисты и нелюди, Игорь Петрович отослал дочерей в отдалённый от коммуникаций хутор, находившийся рядом с Днепром. На хуторе жил его брат Арсений Петрович – человек строгих консервативных взглядов. Любовь и Людмила его звали дядя Арсений. Его жена – Анна Ивановна – была мягкой, миловидной женщиной почти на десять лет моложе мужа. Оба его сына бились с врагом на фронте, а младший сын ушёл к партизанам. Сказывали, что Арсений Петрович старовер, но до войны на тему религии разговоров избегали, поэтому однозначно никто этого не ведал. Из крупных городов наиболее близко от этого места находился Гомель, однако эта близость была условной, поскольку идти до него пришлось бы на север почти сто километров, причём хороших дорог от хутора до Гомеля не было вовсе. Южнее хутора была Украина и город Чернигов.
Первое время Любовь и Людмила жили на хуторе спокойно, однако в конце июля и до этого глухого места добрались враги. Оккупационная власть вела себя крайне жестоко, многие люди из соседних селений ушли в леса партизанить. На хуторе и до войны было безлюдно, но в конце августа проезжавший мимо взвод солдат вермахта забрал почти все запасы пищи. Сёстры в это время прятались в лесу, а когда возвратились, то Арсений Петрович сообщил им, что еды осталось совсем немного – максимум до начала октября. Да и то, что осталось, не сегодня-завтра заберут. Поэтому Арсений Петрович с женой и племянницами переехал в близлежащее село. Они обосновались в пустующем доме. Семья, до войны жившая в нём, полностью погибла.
Поначалу жилось сносно, но все жили в непрерывном страхе. В начале октября за три дня случилось два трагических инцидента. Немецкий солдат, заподозрив двух селян в том, что они помогают партизанам, открыл по ним огонь, причём немец при этом был заметно подвыпившим. Оба мужчины погибли, а с ними был убит малолетний сын одного из них. Этот немец не понёс никакой ответственности за убийство людей, вина которых не была доказана. Через день, почувствовав безнаказанность, военнослужащие вермахта совсем обнаглели. Двое из них напали на юную девушку, которая отбиваясь в меру своих сил, упала на вилы и сразу же на месте умерла. Этот эпизод особенно взволновал сельчан. Фашисты, виновные в смерти девушки, не понесли наказания. Немецкий майор, желая обелить солдат, назвал девушку партизанкой. Стало понятно, что любого человека могут убить или, что ещё хуже обесчестить любую девушку, назвав партизаном. Нельзя сказать, что в первые дни войны партизан было особенно много, но в целом их группы были совершенно маленькими (5-8 человек), да и действовали они очень ограничено. Однако после случаев преступлений со стороны немецких военнослужащих многие люди задумались о том, чтобы реально уйти на подпольную борьбу с врагом. Причём такого рода обстановка складывалась во многих оккупированных немцами районах. Примерно в это время в селе, где оказались Любовь и Людмила, объявились партизаны, уже не вымышленные немцами, а настоящие партизаны. Вскоре они сообщили, что оба подонка, напавших на девушку, были убиты, но не своими по трибуналу, а партизанами во время атаки на вражеский обоз. Тогда партизаны уничтожили полтора десятка врагов, захватили четыре телеги с провиантом. Один из сельчан, ушедший в отряд партизан после гибели той девушки, узнал в двух мёртвых фашистах тех самых злодеев.
Арсению Петровичу было уже более 50-ти лет, он чувствовал ответственность за племянниц, поэтому остался в селе, однако, когда партизаны привели раненого товарища, то он укрыл его, и боец с конца ноября по середину января уже 1942 года тайно находился в его доме. Анна Ивановна быстро освоила азы работы медицинской сестры и, хотя специального медицинского образования не имела, сумела оказать действенную помощь раненому человеку. Ещё до замужества она интересовалась врачебным делом, даже кое-какую литературу читала по медицине. Ей помогали и племянницы.
В течение осени 1942 года Арсений Петрович помог выздороветь ещё двум партизанам, один из которых был ранен, а другой заболел пневмонией, и находиться на холоде для него было смерти подобно, поэтому в доме его укрывали до января 1943 года. Примечательно, что уже в феврале этот партизан (его звали Павлом) проявил себя в бою в составе подрывной группы. Когда партизаны взорвали немецкий железнодорожный состав с грузовыми автомобилями, то немцы организовали преследование партизан. Отряд из шести человек не мог принять бой против взвода автоматчиков. Павел, присмотрев удобную для обороны позицию, остался прикрывать отход товарищей. Он обещал вернуться к отряду, догнать своих... Через день партизаны возвратились к месту боя. Тело Павла, изрешечённое осколками гранаты, лежало навзничь, а закоченелые пальцы сжимали ППШ. Недалеко лежали трупы четырёх немецких солдат. Когда Арсению Петровичу сообщили о судьбе недавно вылеченного им человека, то добавили, что всё-таки погибнуть в бою для воина гораздо почётней, нежели умереть от воспаления лёгких.
В конце марта 1943 года в доме Кривцовых выздоровел ещё один партизан. Немецкие военные редко заходили в дома к местным жителям, но оказался среди сельчан гнилой человек. Звали его Федос. Он-то и заподозрил Арсения Петровича в укрывательстве раненого партизана. Арсений Петрович понял, что над ним и его домочадцами нависла смертельная опасность.
Федос хотел идти в комендатуру к немцам, но комендант был в отъезде, поэтому Федос, как посоветовал ему немецкий унтер-офицер, направился к сельскому старосте – Игнатию Михайловичу. Это был мужчина средних лет, появился он в селе незадолго до начала войны, все знали, что он родом из Ухты, женат, имеет взрослого сына, который трудится в сфере добычи нефти. Больше ничего о нём не было известно, даже о причинах его переезда в столь глухое место никто не знал. Возможно, потому, что Игнатий Михайлович был в селе новым, его кандидатуру в качестве старосты поддержали и немецкие оккупационные власти. Предполагалось, что он не успел обзавестись знакомствами, а, следовательно, свободен в действиях и будет хорошо служить вермахту. Федос постучавшись, вошёл в комнату Игнатия Михайловича.
- Здрасти.
- Здравствуй, Федос. Ну, проходи, садись, с чем пожаловал, – деловито спросил Игнатий Михайлович.
- Да я вот сообщить хотел кое-что, – сказал Федос, осторожно закрывая за собой дверь и сжимая в руке шапку.
- Ну что там? Говори.
- Да я по поводу Кривцовых.
- А что у Кривцовых?
- Ну, думается, что с партизанами они водятся.
- А с чего ты это решил? Доказательства есть?
- Есть и доказательства, я видел кое-что. Уверен, что он их раненых обихаживает.
- Ну раз сам видел, то это другое дело! А ещё кто видел, кроме тебя?
- Кажись никто.
- Ну ладно, ты ведь у нас грамотный, написать всё с толком сможешь?
- Конечно, смогу, Игнатий Михайлович!
- Вот тебе несколько листов, всё распиши, да не забудь подпись поставить.
- Конечно, всё сделаю.
На следующий день, почти в это же время на столе у Игнатия Михайловича лежал подробный доклад Федоса. Из текста следовало то, что в доме Кривцовых укрываются раненые партизаны. Игнатий Михайлович сказал Федосу, что он передаст этот доклад немцам чуть позже, поскольку давно подозревал Кривцовых в деятельности против вермахта, но в интересах следствия сделает он это не сразу.
Поздно вечером Игнатий Михайлович пришёл в дом Кривцовых.
- Здорово, Арсений Петрович!
- Здорово! Проходи, Игнатий Михайлович. Наверняка, по какому-то делу пришёл.
- Да, скажу сразу: пришёл по делу. Давай-ка присядем – погутарить надо.
В это время в комнату вошли Любовь и Людмила. Они поздоровались с гостем.
- Здравствуйте, девушки, и идите в свою комнату. У нас тут разговор важный.
Девушки вышли и мужчины сели за стол.
- Арсений Петрович, на тебя донос пришёл.
- Что такое?
- Да вот пишут, что ты партизанам помогаешь. А ты знаешь, что за такие дела делают не только с обвиняемым, но и со всей его семьёй?
- Да, знаю. И кто же накатал?
- Федос отличился.
- Вот сволочь.
- Да, сволочь натуральная. Значит так, я пообещал ему повременить с информированием коменданта, прикрывшись байками о других делах, но ты на всякий случай племянниц-то спрячь. Наши, вроде, немцев бьют, так что, думаю, скоро фашистам придётся бежать отсюда. Ты всё понял?
- Да, понял. Спасибо тебе, Игнатий Михайлович.
- Ну, лады, не буду у тебя задерживаться. Завтра вставать рано. Бывай.
- Счастливо.
Арсений Петрович в этот же вечер собрал племянниц и сообщил им, чтобы те были готовы к переезду при первой же необходимости. Он планировал переправить свою супругу и племянниц на остров, находившийся на Днепре. Там была старая землянка, в которой он в течение недели после разговора с Игнатием Михайловичем, сделал кое-какие запасы еды. Однако в начале апреля было холодно, и Арсений Петрович временил. Через некоторое время он случайно на улице встретился с возвращающимся с работы Федосом. Тот его окликнул:
- Игнатий Михайлович, ну так как, сообщил в комендатуру, что следует?
- Федос, всему своё время, не торопи, – коротко ответил Игнатий Михайлович.
Через неделю Федос задал снова этот же вопрос. Тогда Игнатий Михайлович ответил, что комендант извещён, его донос лежит у него в столе. При этом Игнатий Михайлович добавил, что немцы не хотят его брать сейчас, чтобы узнать побольше о нём и о людях, с которым он связан, пока же за ним скрытно следят. После этого Федос успокоился. Однако Игнатий Михайлович предупредил Арсения Петровича второй раз. В середине мая Арсений Петрович тайно переправил племянниц с супругой Анной Ивановной на остров. Теперь на некоторое время девушки и Анна Ивановна были предоставлены сами себе. Место было, действительно, глухое. Добраться до него от села можно было часов за 7-8, если поначалу ехать на телеге, однако последние два из них приходилось идти пешком прямо через лес. Чтобы не заблудиться в таком месте, нужно было его отлично знать. Остров был немаленьким. Находился он в середине Днепра. Рыбы в этих местах было немного, но для трёх человек вполне достаточно. В общем, трём человекам жилось на этом острове в тёплое время года относительно неплохо.
Тем временем в селе Арсений Петрович на вопросы о том, куда делись племянницы с супругой, отвечал, что они уехали к его брату Игорю Петровичу. В конце сентября жизнь в селе заметно осложнилась. Немцы забирали почти всю еду, а многих жителей сгоняли на земляные работы. Люди возвращались до предела уставшие. Кое-кто бежал в леса, пополнять ряды партизан. Однако всё это длилось недолго. 26 ноября части Красной Армии освободили Гомель. Враг отступал, а на некоторых участках фронта бежал, бросая технику и амуницию. Советские самолёты господствовали в воздухе. Недалеко от села немецкая колонна была атакована советскими Илами. Сколько погибло тогда немцев, сказать трудно, поскольку своих погибших немцы похоронили быстро, однако остовы двух танков, двух бронемашин и пяти грузовиков ещё долго чернели на фоне зелёного леса.
В конце ноября в село пришли красноармейцы. Это светлое событие люди восприняли как настоящий праздник. Многие от радости плакали. Ненавистный оккупант был изгнан с родной земли. Сельчане получили от красноармейцев и подарок – двух лошадей, которых оставили немцы.
Взвод красноармейцев расположился в селе комфортно, причём среди них был и офицер НКВД – старший лейтенант Сергеев. Достаточно редко офицер НКВД мог встретиться в составе столь небольшой боевой единицы, коей являлся взвод. Но всё стало понятно, когда старший лейтенант Сергеев, подойдя к Игнатию Михайловичу, отдал ему честь. Стало ясно, что их староста – работник НКВД, выполнявший задания Родины в тылу врага. Делал он это настолько мастерски, что немцы, даже отступая, не подозревали, что местный сельский староста, был советским разведчиком. Федос тоже просёк ситуацию. Арсений Петрович в день прибытия красноармейцев спешно направился за своими племянницами и женой. Вскоре они были дома. Утром он и его жена Анна Ивановна встретили Федоса. Тот шёл, понуро опустив голову.
- Федос, – окликнула его Анна Ивановна.
- Чего тебе?
- А твоя бумажечка уже в деле, так что жди гостей, предатель.
Федос ничего не ответил. Он быстро пошёл домой. Вечером жена Федоса долго его искала, а нашла в пустом амбаре в петле. Так Федос повторил судьбу Иуды Искариота.
Тем временем жизнь в освобождённом селе стала налаживаться. В партизанских отрядах уже не было смысла, и многие их бойцы вошли в состав регулярной Красной Армии. Некоторые мужчины возвратились к своим семьям. В декабре Любовь и Людмила наконец-то встретились с родителями. Это была счастливая встреча.
Тем не менее жить в Белоруссии было крайне трудно. Многие семьи оказались перед угрозой голода. Города с их инфраструктурой оказались разрушенными, многие сельскохозяйственные земли заминированы, даже колодцы оказались отравлены (немцы, отступая, расстреливали многих жителей за то, что они русские люди, а их тела сбрасывали в колодцы, чтобы вода в них оказалась испорченной). В таких условиях сложно было наладить нормальную жизнь. Олег Кривцов с фронта не вернулся. Некоторое время он считался пропавшим без вести, но летом 1947 года были найдены останки солдата, документы которого сохранились. Это и был Олег Кривцов. По документам и дневникам как Красной Армии, так и вермахта впоследствии удалось восстановить события боя, ставшего для Олега последним. Пробиваясь из окружения, неполная рота красноармейцев пошла в атаку. Бой начался рано утром, когда солнце едва появилось на горизонте. Красноармейцы решили, что в это время уже достаточно светло, чтобы ориентироваться на местности столь малой группе, но немцы окажутся застигнутыми врасплох. В принципе так и получилось. Уничтожив в месте прорыва немецкую миномётную батарею с расчётом, два бронетранспортёра и четыре тягача для миномётов, а также пару десятков вражеских пехотинцев, советские воины пробились, однако среди вышедших из окружения насчитывалось лишь двенадцать человек. Более шестидесяти советских солдат погибли при попытке выйти из окружения. В плен никто не сдался.
Тем временем в освобождённых белорусских районах многим людям было предложено переехать в другие регионы страны, которые не пострадали от военных действий. В них функционировали заводы (в том числе те, которые успели эвакуировать в первые годы войны), работали школы, институты, была относительно нормальная продовольственная обеспеченность. Кроме того, на новых местах людей обеспечивали жильём, поначалу в общежитиях, но в некоторых случаях давали отдельные квартиры. Игорь Петрович Кривцов, посовещавшись с членами семьи, решился на переезд в молодой посёлок Инту, находящийся в серверной части республики Коми. В районах этого поселения с 1932 года шла активная разведка и разработка угольных шахт, поэтому город нуждался в людях, способных работать и жить в условиях сурового Русского Севера. Посёлок, несмотря на то, что только начал свою историю, уже вписал в неё славные страницы. Благодаря трудовому подвигу советских людей в районах Инты были построены шахты, а в 1943 году уголь, добытый в них, был отправлен в Ленинград, тогда ещё осаждённый. В лето победного 1945 года семья Игоря Петровича Кривцова приехала в Инту… Началась новая жизнь, наполненная честным трудом, любовью к своему Отчеству, к своей семье и ближним.
8 февраля 2017 года