ГЛАВА 3-я. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЖИЗНИ.
«Из двух зол следует выбирать известное».
Народная мудрость (КГБ)
—Здравия желаю, Александр Христофорович,—произнес вошедший.
—О!!! Рад вас видеть Александр Сергеевич.
Два друга. два Александра обнялись и посмотрели друг другу в глаза.
—У меня все в порядке,—коротко сказал Пушкин.—Француз готов.
—Придется вам поторопиться с дуэлью.—ответил ему Бекендорф.—вы же понимаете, что эти—он сделал многозначительный жест, чертя в воздухе рукой треугольник.—Все равно расправятся с вами, мой друг. Я не могу гарантировать, что сам завтра буду живым. Такова судьба каждого разведчика. Мы выбрали самый трудный путь служения Отечеству. Вы очень много сделали для России, ваше имя останется в памяти и сердцах потомков навсегда. К сожалению. Вас будут знать только, как великого поэта. К ещё большему сожалению, многим из нас суждено жить и умереть под чужим именем и о нас надолго забудут, поместив документы с грифом секретности на долгое время в архивы. Но правда всегда всплывает. Через годы или века Отечество вспоминает своих героев невидимого фронта и воздает им по заслугам.
—Француз уехал. Наш резидент будет держать его под постоянным наблюдением.
—Все равно, надо поторопиться. А то вдруг наш Дюма случайно погибнет или, как все впечатлительные натуры покончит с собой от несчастной любви. Если вам его жалко, поторопитесь с дуэлью. Наши осведомители сообщили, что выбор пал на Дантеса. Он должен убить вас.
—Он рискнет драться со мной? Весь Петербург знает, что от моего выстрела ещё никто не уходил.
—Вы недооцениваете наших врагов. Это будет убийство! Вас застрелят из новомодного нарезного ружья, которое недавно изобрели в Новом Свете, с оптическим прицелом. Нам надо, чтобы враги поверили в вашу смерть.
—Я знаю, как это сделать. Покойный полковник Степанов оставил мне своего ординарца Ехима. Он из казаков, Георгиевский кавалер компании 1812 года. Остался при полковнике, в станицу не вернулся, а обжился в поместье полковника в комках. Он стар, но знает много пластунских премудростей. Не зря полковник держал его при себе и относился, как к брату.
—О чем вы?—удивился Бекендорф.
—Казаки знают множество способов прикинуться мертвым. Они умеют казаться тем, кем им выгодно. Не зря же они называются «казаки». Но, Главное, они знают. Как незаметно уйти от пули. Качание маятника—так это у них называется. Человек стоит на месте и. кажется совсем не шевелится. Когда пуля летит ему скажем в левое ребро. На самом деле ребра чувствуют пулю на расстоянии и самостоятельно вжимаются и вталкивают внутренности в тело. Пуля пробивает одежду в том месте, где были ребра, а они спокойно возвращаются в исходную позицию.
—Интересное дело…
—Я уже несколько лет прохожу у Ехима практику пластуна. Поэтому у меня созрел вполне реальный план погибнуть у всех на глазах. Главное, чтобы у меня был надежный секундант и его прислуга, которые доставят меня тяжелораненого в живот домой, а после объявят о моей смерти. Никто не усомнится, ибо раны в живот смертельны и очень редко кто выживает.
—Ваш план замечателен. Дерзайте! Вперед, в свет! Навстречу собственной мнимой смерти. Жаль, что вам на своих похоронах побывать не придется. Но это уже удел многих. Удел разведчика—жить после собственной смерти. А сейчас, мы разопьем по рюмочке абсента за успех операции и вашу новую жизнь, Александр Сергеевич.
—А что будет с французом?
—Вас так волнует его судьба?
—За время общения с ним, я проникся жалостью к этому несчастному. Мне хотелось. Чтобы у него все было хорошо.
—У Шарля Пику все и так будет хорошо. Он будет иметь очень хорошее жалованье для гувернера. Но очень мало времени, чтобы заниматься глупостями. Если его вдруг не охватит излишнее самомнение. Он умрет в глубокой старости, окруженный любящими детьми и настоящими русскими внуками. Только Александром Дюма ему больше никогда не суждено стать.
Я полагаю, вы не просчитались оставив отдел Карла Васильевича и перейдя ко мне. У меня труднее, но интереснее. Там вы представитель Российской империи, а здесь вы малозаметный, но важный винтик, который много важнее некоторых консулов, но в тысячу раз скромнее, и приносит отечеству много больше пользы на международной арене. Сейчас Карл Васильевич занимается средней и центральной Азии. Там у нас пересекаются интересы с англичанами. Так вот, судьба Туркестана, Афганистана, решается не только в дипломатических кабинетах при восточных шейхах и не послами, а частными лицами на грязных улицах Парижа и Лондона. Глаза и уши в столицах Европы, это дополнительные руки в Азии. Даже выше того.
—Есть очень интересный пример, показывающий, каким образом действовал Карл Васильевич Нессельроде, —продолжал Бекендорф свою мысль:
В Париже как-то объявили к постановке посредственную пьеску «из русской жизни», где обстоятельства кончины Павла I излагались в оскорбительной для России и Николая лично форме… Николай вызвал Нессельроде. Нессельроде задачу понял. Вскоре в парижских коридорах власти объявился русский дипломат и с благожелательной улыбкой на лице, самым что ни на есть светским тоном сообщил: «Господа, вам тут просили передать… Если эта пьеска все же пойдет на театре, мой император пришлет в Париж миллион зрителей в серых шинелях, которые ее старательно освищут… Это не анекдот—быль из времен Нессельроде. Афиши исчезли моментально, пьеска провалилась в небытие… Мы же подключим господина Карла Васильевича Несельроде к делам нашим скорбным. Пусть подсуетится со зрителями в серых шинелях. Обязательно со знанием французского языка. Потому что придется ему не освистывать пьесу, а прославить её слухами лестными. Образованное общество должно быть. А французским языком у нас каждый дворянин владеет. Вот т пусть МИД и снаряжает полк лейб-гвардии в исключительно офицерском составе. Желательно с дамами. Если жен не хватит, то у Карла Васильевича есть батальон девиц легкого поведения на содержании. Кадры для обольщения послов и мужей государственных за границей.
—Все верно, Александр Христофорович, но отправлять полк приказом—это хлопотно разоблачением наших планов. С какого это бодуна МИД российской империи массово посещает пьесы малоизвестного драматурга Александра Дюма? Следующим летом для совместного парада с французами в Париже будет выслан Преображенский полк. Офицерам надо привить покладистость к женам. Дескать, женщины тоже мечтают посетить Париж и отказывать им не след. А потом, вернувшийся полк разнесет по Петербургу и Москве слухи о талантливом драматурге и писателе, появившемся в Париже. Вот тогда весь свет и ломанется в Париж. Вкусы не толпа придумывает. А свет, даже высший—это та же толпа, только наиболее успешных и избранных. Какую мысль им привьют в моду на балах и приемах, такую сторону они и примут. Лишь бы чаще повторяли: «О, Дюма! Он гений!» и все пойдет должным образом.