Бабушка
Её нет на Земле вот уже тридцать лет. Но в то же время она есть - в моих мыслях, в моей памяти, в фотографиях, в тех немногих вещицах, оставшихся от нее. Имя у нее было на редкость дивное, данное церковью по святцам. И производило впечатление как чего-то твердого, упрямого, независимого – Анисья! И всю жизнь, какой ее помню, была она именно такой – стойкой, крепкой и выносливой. Да и время было подчас такое, что именно подобные качества и были востребованы для выживания: война, голод, на вдовьих руках четверо маленьких детей. Всех подняла, всем дала образование, всех, как говорится, «в люди вывела». И остался во мне светлый ее образ великой женщины – труженицы, ясные глаза с усмешкой, легкий и скорый говорок с карельским акцентом.
Но самое любопытное, что с моим взрослением и приобретением новых для себя функциональных проявлений в образе тещи и бабушки, все чаще в моей памяти всплывает лик Анисьи. Она была мудрейшей тещей, никогда не вмешиваясь в бывалые натянутые нити взаимоотношений моих родителей. Она была безупречной бабушкой – доброй и строгой, участливой и внимательной. Как любила я ребенком слушать ее необыкновенные рассказы и житейские истории о бурном прошедшем столетии.
Бывало, накроет она круглый стол накрахмаленной хрустящей скатертью, установит на середину начищенный самовар, поставит чашки, непременно с блюдцами, чтобы пить из них горячий, ароматный чай с сахаром вприкуску. Или нажарит ажурных блинчиков и сделает вкуснейшую «макалку» из вяленого мяса на домашнем молоке. И начнет свой неторопливый рассказ…
Анисья была ровесником двадцатого века и в полной мере «хлебнула» все его тяготы и скорби: лихую коллективизацию, трагический поволжский голод, тяжелейшую Великую Отечественную. Рассказывала, как ее старший, четырнадцатилетний сын Лёня, 22 июня 1941 года забирал из пионерского лагеря свою младшую сестру Нину, мою будущую маму, как в июле 1942 года Анисья с четырьмя детьми – Лёней, Ниной, Василием и маленьким Сашей – переправлялись на барже через Ладогу по дороге жизни под артобстрелами фашистов. Как работала в колхозе с утренней зари до вечерней, а вместо зарплаты получала трудодни. И как рассчитывались за них только в конце года, а не ежемесячно, и лишь после того, как колхоз «сдавал» план. А в пятидесятых годах сгорел ее дом, и пришлось начинать жизнь заново. Много раз на своем жизненном пути она начинала жить сначала. И после каждой вехи оставались реликвии.
Бабушкины раритеты хранятся до сих пор. Иконка висит на стене. Шкатулочка от чая, в которой при жизни ее хранился молитвослов к православным праздникам и некоторые факты бытия царской династии Романовых. Порой беру я в руки книжечку и вспоминаю бабушку, которая часто читала эти пожелтевшие страницы, а потом аккуратно укутывала в белоснежный платочек и бережно закрывала от чужих глаз в шкатулочку. Такие книги в советские времена были запрещены... А еще она часто говорила: "Знаешь, внученька, я вот представляю, что ты никогда не забудешь меня. Будешь готовиться к своему дню рождения, а я всегда буду накануне напоминать о себе своим днем рождения". Всё так доныне и происходит …
Мой младший внук родился ровно через сто лет после рождения Анисьи. Сегодня, глядя на фото моей бабушки, он чеканно произносит: «Я знаю, что это моя пра-пра-бабушка!» И я почему – то верю, что несмотря ни на что, человек жив, пока живет и передается память о нем из поколения в поколение…