Во второй день Агнияр уволил казначея, сию должность он решил приберечь для Проныры, а пока сам с друзьями принялся за подсчёты. Каштское золото с серебром было в виде монет, причём разных по весу. Монеты – это правильно, а то бедным землепашцам приходится без роздыха трудиться, чтобы пару гривен серебра заработать. Две гривны стоит корова, или десяток овец. А зерно дёшево – в зависимости от вида зерна на серебряную гривну надо было продать целый пошев, а то и половину ласта*. Но куда оратаю без коровы? Вот и корячились с утра до ночи. Кроме коровы же ещё и лошадь потребна – не станешь на себе целое межевое поприще в тысячу саженей плуг тащить, так какие же там ещё к лешему книги!? Зимой отдых? Ну да, зимой работы меньше. Но хозяйство остаётся, да и за дровами надо ходить, а то и на охоту. Вот и получается, что монеты удобнее. С ними можно будет стоимость скотины постепенно понизить, постепенно – оно не вызовет бурного возмущения, вначале не на много, а как привыкнут – ещё немного.
А сколько боярских бездельников при дворе, получающих деньги вовсе ни за что? Все эти стольники, чашники, сытники, ключники, конюшие, кравчие, спальники, постельничие, ясельничие, ловчие, сокольничие. Вон сколько дармоедов! Причём каждая подобная должность весьма высоко ценилась. Но это сразу не отменишь, по крайней мере пока. Из каштского золота Агнияр заплатил дружинникам, их всего меньше двух сотен осталось. Горожанам, побывавшим в походе, тоже заплатил. Вспомнив Синдбада – выделил деньги семьям погибших. Вот и опустели каштские сундуки. Не один день заняли все эти финансовые дела, и не два. После состоялся суд над боярами, как и обещал, Агнияр их отпустил, но казна, хоть часть денег они всё-таки и умыкнули, пополнилась. Хоромы раздал своим друзьям, мягкую рухлядь – в казну, сгодится для торговли. После чего пришлось вникать в различные уложения – налоги, дружина, внешние связи, боярская дума и прочее, и прочее. Спасибо Буковицу и Рустэму – помогли. Не привыкший к столь серьёзным и длительным умственным нагрузкам Агнияр уставал неимоверно, спасаясь от головной боли снадобьями друга.
В один из дней пристал к Ореше:
- Слушай, а вы с Могутой рассорились, что ли?
- С чего ты взял? – изумился великан.
- А что тогда не женитесь? Давно ведь уж вместе.
- Да как-то так… Она против того, чтобы менять своё имя и дома сидеть не намерена.
- Ну и что, разве это препятствие?
- Так ведь детишки пойдут, какая из неё после этого воительница?
- Нормальная. Ежели сама себя не запустит, то навыков не растеряет. А детишки… подрастут, перестав быть препятствием для походов. Мамки да няньки разные на что?
- Ну, может ты и прав, друже. А имя действительно можно и не менять. Кто сказал, что человек не может родиться для другой жизни, сохранив своё прежнее имя?
Заканчивался второй месяц осени, вскоре встанет Светоч, а известий от Коловрата и от Проныры пока не поступало.
Осенним вечером Агнияр завалился в гости к Протасу. Боярин встретил князя радушно, удивившись, что тот принёс с собой целый штоф сикеря.
- Неужто ты решил, что я столь беден, что не смогу князя достойно попотчевать?
- Просто хочу с тобой изрядно выпить. К кому же ещё мне с таким предложением обратиться из бояр, как не к старшему в думе?
- Коль изрядно, то штофа маловато будет, - доставая жбан, прогудел Протас.
После суда над самым родовитым боярином и бегства отца с дядей Цветимира, Протас действительно стал думским старшиной, чему радовался нескрываемо, знал боярин, когда заваривал всю эту кашу, что так должно получиться. А княжеский титул, ну – может когда-нибудь настанет время и для оного, возможно даже и совсем скоро. Князь молодой да неопытный, наломает дров, народ в нём разочаруется – вот тогда дума и выйдет на вече с предложением избрать нового князя.
Сели, выпили по чарке, потом заменили чарки на кубки. Протас крепкий мужик, пить горазд, да только Агнияр подстраховался, приняв снадобье. Пили долго, наконец боярин захмелел.
- Бояре – опора княжества, - вещал он, потрясая кулаком - силища. Нас надобно слушать, а ты вона чего – одного прогнал, второго. Рази ж так годится?
- Давай, за силу, - подливая крепкий напиток, провозгласил Агнияр.
После завёл разговор о том, сколь дорого обходится содержание каждого ратника. И зачем то надобно боярам? Пусть лучше князь за всё платит. Едва разговор зашёл о деньгах, Протас заворочал пьяной извилиной, вроде, как выгоду князь предлагает. А тот уж и бумагу подсовывает. Подписал её Протас, да и заснул прямо за столом.
Выйдя из хором, Агнияр вскарабкался в седло. Рядом на конях гарцевали друзья.
- Ну как, получилось? – лукаво усмехнулся Рустэм.
- А то! Держи грамоту. Протас будет спать до завтрашнего вечера, так мне Буковиц пообещал. Так что у нас всего один день.
- Успеем. Те бояре, что Протаса в дни каштского нашествия поддерживали, его шибко уважают. Остальных я припугну тем, что их поведение в то время можно расценить, как преступное бездействие. Тем паче, что так оно и есть. Так что считай – лишили мы с тобой родовитых их привилегии иметь свои дружины. Но Ореше придётся не сладко, вся тяжесть по созданию и содержанию войска ляжет на твои да его плечи.
- Надеюсь, что казна вскорости пополнится. А создание… есть у меня мыслишки на сей счёт. В книге мне Буковиц зачитал несколько глав.
- Всё новое, это хорошо забытое старое. Ну что – по домам?
- Конечно, я хоть и принял снадобье, а сам сейчас усну прямо в седле.
На следующий день, ещё не дожидаясь результатов действий Рустэма, Агнияр издал два указа. Первым он вводил новый налог – на содержание войска. Налог со всех взимался разный – по доходам. Второй указ обязывал служить в войске по одному человеку со двора, для того будут время от времени проводиться наборы молодых парней. Служить полагалось двадцать пять лет, из сей повинности были исключены единственные сыновья в семье и те, кто являлся единственным кормильцем. Калеки, болезные и малоумные, впрочем, тоже. Если в семье три-четыре сына, подходящих по возрасту, то кому идти служить решали они сами. Первый набор назначили на весну.
Проспавшись и узнав о нововведениях, Протас прибежал к князю. Он топал ногами, брызгал слюной, крича, что невозможно лишить бояр права иметь свою дружину.
- Чья подпись? – показал ему документ Агнияр.
- Моя… но я сей бумаги не подписывал!
- Хочешь – знатоков по почеркам пригласим? Они скажут, что то твоя рука вывела. К тому же слуг-то вы можете иметь сколько заблагорассудится, а там уж умеют они обращаться с оружием, нет ли – про то нигде не прописано и прописано быть не может.
- Но как ты мог без одобрения думы два других закона принять?
- Ты забываешься, боярин, - холодно взглянул князь. – Дума – это всё же совещательный орган, а не законодательный. С каких пор князь не может и шагу ступить без одобрения родовитых?
Протас аж побагровел. Но всё верно… Разве что – недовольны будут хлеборобы и ремесленники, что их сыновья обязаны служить, покидая родной кров аж на четверть века.
- Ох князь, смотри – с огнём играешь, - процедил на прощание боярин.
Когда река встала и установился по ней санный путь, первым прибыл Проныра с молодым боярином. Проныра вёл за собой целую толпу каштов. Он не знал, что князем избрали Агнияра, так что привёл на свой страх и риск. То были оставшиеся в живых пираты со своими семьями. Когда улеглись все изумления, Проныра пояснил, что бывшие пираты готовы присягнуть ордарскому князю, ибо не верят своему гейрреду, что он оставит их в покое.
- Что ж, пускай служат. Но в городе я их не оставлю. Вот – на заставу всех вместе с семьями. Там будут и жить, и службу нести. Сейчас у меня в том остроге всего два десятка ратников, а так всё побольше станет. Избы там уже отстроили, кое-какие деньги мы им выплатим. А дальше стану платить, как обычным ратникам. Ты, кстати, казначеем назначаешься, так что принимай, друже, сокровищницу. Полупустую пока что.
Потом приехал Коловрат с делегацией каштов. Много золота он с них стребовал, молодец воевода. Всех пленных отпустили, а казна действительно стала сокровищницей. Будет им впредь наука, чтобы не лезли ортов воевать. Агнияр пригласил Коловрата на личную беседу.
- Хочу я тебе, воевода, боярский титул пожаловать, да с правом наследования.
- Ну, - взлохматил бороду Коловрат, - наследников-то у меня нет, дочка одна только. Жена же от болезни уж десять годов тому назад, как померла.
- Ты ж ещё не стар, женись ещё раз, наследники нужны. А на прокорм тебе я даю малую деревеньку, ту, что возле Светочи находится, между Единцом и Претичем.
- Знаю ту деревню. Хороший мужик там боярином сидел. Помер видать, раз ты мне её предлагаешь.
- Погиб при освобождении твоего городища. Да, Коловрат, я не желаю, чтобы ты в той деревне сидел. Посадишь там управляющего, а ты мне здесь надобен. В думе у меня никого своих нет, так хоть один появится.
- По возрасту-то я конечно прохожу, но токмо в думу лишь родовитые бояре попадают, не менее, нежели в третьем поколении.
- Буковиц, есть ли таковое уложение?
- Есть, так что не пройти Коловрату в думу.
- Жаль, но всё равно – при дворе останешься. Вот – на должность оружейника тебя назначу. Согласен?
- А что бы и нет? При дворе, в тепле да сытости. А с арсеналом я управлюсь.
- Дай знать перед весной. А то многих на службу призову.
- Никак регулярную армию решил создать?
- Именно, оружейник, именно. Хватит нам таких сюрпризов, какой при нашествии каштов случился. Народ меня атаманом поставил, а воинов-то и нету. Кабы не помощь Жароха да моих каштских друзей, беседовали бы мы сейчас с тобой в царстве мёртвых… оба.
- Да, без них не одолеть было бы столь огромное воинство. А ещё повезло, что разделились они. Ты молодец – с минимальными потерями большущий их отряд разбил. Всё знаю, не удивляйся.
После разговора с бывшим воеводой вызвал князь к себе тысяцкого.
- Есть у меня к тебе предложение. Пойдёшь ли воеводой в Единец? Город отстроили, правда народу там сильно поубавилось.
- А наместником кого поставишь?
- Ты же и наместником будешь. Не столь крупный город, чтобы один человек не сумел все вопросы решать. Да и человек-то достойный.
- Уж и не знаю – повышение то, или опала?
- Твоё право выбирать, хочешь – оставайся на прежней должности, я не гоню.
- Ты князь, твоё дело повелевать, а служивым – исполнять.
- Вот я и повелеваю, - усмехнулся Агнияр, - выбирай сам!
- Хмм, Единец безусловно не стольный град, но дело и вправду интересное. Давно уж у меня ничего интересного не было, никаких крупных сражений Претич не вёл. А руководить княжеской дружиной, подчиняясь приказам воеводы, скукотища.
- Так решено?
- Решено, княже.
На следующий день Агнияр назначил тысяцким Волка. Мало кому доводилось за несколько месяцев из простых ратников стать сотником, а после – тысяцким. Хотя Ореша вон сразу в княжеские воеводы попал, так что прецеденты имеются. Бояре, правда, зубами скрипели, да пусть их хоть до дёсен сотрут. Тем двум молодым тоже должности достались, коих ранее они не имели - который с Пронырой ездил, тот главным судьёй стал, второй – его помощником. Так возник новый княжий двор и новая каста – дворяне. Кроме воинских званий титул для них Агнияр ввёл чужеземный – баронство пожаловал. Как к баронам относиться, пока никто не знал, но то, что они приближены к князю, придавало вес. Дворянство по высочайшему указу даровалось лишь самим князем, претендовать на него мог служивый в чине не менее витязя, либо награждённый из рук самого князя личным оружием, последнее давало шанс становиться дворянами не только военным, но и гражданским чинам. Дворянство поделили на потомственное – передающееся по наследству, и личное – без права наследования. Женщина иного сословия, выходя замуж за дворянина, становилась дворянкой. Дворянка же, выходя замуж не за дворянина, в отличие от боярыни, свой титул сохраняла, правда передать его детям не могла, супруг её тоже не становился дворянином.
Зимний вечер догорел, над землёй свои чёрные крыла раскинула птица-ночь, а Агнияр всё сидел перед костерком. Четвёрка телохранителей пристроилась в отдалении, чтобы не мешать князю, южане, греясь у своего костра, стоически переносили стужу. Агнияр сидел на месте огненного погребения Загляды. Когда сжигали людей, сумевших заслужить почёт и уважение, то урны с их прахом и тем, что не прогорело, ставили на столбики вдоль трактов – пускай мёртвые защищают дороги от всяческой нечисти, на столбиках же отмечались вёрсты. Прах остальных закапывали, ежели родные его не забирали домой – для той же надобности. Старый Белик не забрал – видать чувство вины помешало, смотреть каждый день на урну с прахом того, в чьей смерти ты, пусть и косвенно, но повинен - не каждый на такое отважится.
- Ну вот, Заглядушка, я и пришёл к тебе сызнова. Да токмо ты всё молчишь, не отвечаешь – как же мне жить теперича? Когда ты была замужем, я хоть знал, что ты жива и, может быть, у тебя всё в порядке. А сейчас? И в царствие мёртвых идти бесполезно – сколь не напитывай водицу из источника жизни волшбой, а из пепла она твоё тело не восстановит.
В этот момент кони глухо заржали, норовя сорваться с привязи. Перед костром Агнияра из воздуха соткалась женщина, её прозрачное тело словно бы испускало неяркое сияние.
- Заглядушка, - ахнул богатырь. – Как же я рад тебя видеть!
- Здравствуй, Агнияр. Я не на долго, пришла сказать, что зря ты так часто приходишь, зря убиваешься – не по душе сие умершим, тяжко нам от этого.
- Э-э-э, хорошо, как скажешь, любимая. Надеюсь, ты хоть не в царстве Качура обитаешь?
- Нет конечно, - улыбнулась женщина, - кто бы меня оттуда выпустил. Более того, после моей помощи тебе забрала Мара меня в свой предел.
- И как живётся в пределе богини зимы и смерти, небось стужа лютая да снега повсюду?
- Ну что ты, - рассмеялся призрак, - там славно. Есть дубовые рощи, есть ручьи и луга. Да, весна, лето с осенью занимают всего месяца четыре, от силы – пять, покуда она на земле правит, но жить можно. Мы возделываем землю, выращиваем скот, ткём и отбеливаем покрывала. А в светлые праздники мы собираемся и водим хороводы.
Загляда, плавно изогнув руку, подняла её вверх, закружившись в танце среди снежинок.
- Но сказывают, что она страшная.
- Страшная, - согласилась женщина, - кожа белее снега, взгляд холоден, зубы остры, ногти на руках длинны да столь прочны, что режут лучше клинков из княжеского булата. В руке Мара сжимает косу, один взмах которой способен перерезать нити, соединяющие душу с телом, сразу у десятков тысяч человек. Страшная она, но справедливая, как и Нейт.
- Ну у Нейт-то душам не сладко живётся, сам видел.
- Тоже по разному, степи в её пределе тоже имеются, не всё пустыня. Это у Качура – там токмо скрежет зубовный стоит, да стоны звучат. Побывала я у него, по счастью совсем не долго, пока моё тело со всеми ритуалами огненному погребению не предали, но и то время мне в много лет показалось.
- И долго тебе в загробном мире ещё находиться?
- Не долго, месяца два, может три.
- Ну, - повеселел князь, - так я дождусь твоего нового воплощения, после ещё семнадцать годков подождать и можно будет сватов засылать. Я на ту пору ещё не стар буду.
Загляда рассмеялась
- Стар, Агниярушка, очень стар. В царстве Качура год проходит – на земле только лишь один день, в пределе Нейт день за день идёт, а у Мары день прошёл, у вас же год пролетел. Я уж не спрашиваю о том, как ты меня по всем городам и весям среди новорождённых разыскать да опознать собираешься. Я-то тебя ведь и не вспомню, как и всё, что до того было.
- Может и вспомнила бы, говорят, что малые дети иной раз помнят свои прежние жизни.
- Ну, даже так, ты на ту пору совсем старенький уж будешь.
Призрак не оставляя следов на снегу, скользнул к Агнияру, ласково притронувшись к его щеке – словно прохладный ветерок коснулся.
- Не кручинься обо мне, - заглядывая в глаза, произнесла Загляда. – Постарайся жить счастливо – то будет для меня лучшей наградой. Женись, деток наплоди, жену люби, о людях заботься – ты ведь теперича не простой человек, а князь.
Богатырь протянул руку, Загляда отпрянула, залившись звонким смехом, и вдруг, превратившись в искорку, с невероятной скоростью скрылась вдали. А князь ещё долго сидел, костёр уж потух, на плечах и голове образовался целый сугроб. Наконец Агнияр тряхнул головой, поднялся и направился к своим спутникам.
На следующий день он отправил сватов к князю Жароху.
*Пошев равнялся пятнадцати пудам, то есть двухсот сорока шести килограммам. Ласт – семидесяти двум пудам, или тысячу ста семидесяти девяти килограммам.