Раба звали Адамант, а когда-то его звали Гай Валерий. Он происходил из плебейского рода Валериев и в рабство попал поздно. Ему уже исполнилось двадцать лет и он получил неплохое образование. Две первые ступени прошёл полностью и даже начал посещать школу ритора, но проучился в ней неполный год. Тяжёлый неуправляемый характер и пьянство ввергли его в нищету. С родственниками он не ладил и они в конце концов предоставили его провидению, то есть умыли руки. Так он попал в рабство. Он продал себя сам, не в силах расплатиться с долгами. Его хозяином сделался обедневший патриций из древнего рода Клавдиев. Свой дом он называл дворцом, но на самом деле до дворца дом не дотягивал ни размерами, ни убранством, ни числом рабов, коих насчитывалось лишь двадцать три. Хозяин, желчный, пожилой и нездоровый человек, отличался вспыльчивостью по самым вздорным поводам. Невозможно было предугадать когда он вспылит. С другой стороны, явное нарушение правил и порядка в доме зачастую не вызывали никакой реакции. Его жена, тучная матрона, не намного младше мужа, последнее время страдала водянкой и редко появлялась на людях. Три сына и две дочери имели свои семьи и навещали родителей не часто. Нельзя сказать, что хозяин любил Адаманта, ибо вообще вряд ли был способен на подобное чувство, но относился к нему хорошо. Адамант развлекал хозяина поэтическими импровизациями. Он писал стихи и поэмы с юных лет и в доме на пирах его всегда призывали для декламации.
Со вчерашнего дня судьба переменилась. Раб не сумел сдержать свой разрушительный нрав, напился в лупанарии и читал там сатиру на хозяина. Гетера, владевшая лупанарием, хорошо знала старого Клавдия и донесла. Теперь Адамант сидел взаперти в подвале в ожидании публичной казни. Мучить его хозяин не захотел и назначил заколоть его мечом в присутствии всех рабов дома. Казнь предстояло исполнить начальнику стражи Сексту Варену.
Секст Варен, коренастый, не первой молодости легионер, встретил приказ хозяина без особой радости. Адамант ему скорее нравился, хотя толку от него с точки зрения Секста было немного. Декламацию и поэзию Секст полагал малоинтересной забавой. Адамант ему импонировал бесшабашным и весёлым нравом. Никто его за язык не тянул и виноват он конечно сам, но всё же. Хорошо хоть не бичевать до смерти приказали. Дело грязное и кровавое. Мечом заколоть проще и грязи меньше.
Рабов согнали в залу на первом этаже между колонн. Женщины и мужчины разного возраста стояли в ожидании, переминаясь с ноги на ногу. К Адаманту они относились по-разному. Кое-кого невоздержанный на язык поэт обидел или задел. Среди рабов были друзья Адаманта, которые искренне горевали, проклиная свою участь, не оставлявшую им никакой возможности вступиться за товарища. Но вот, привели и самого осуждённого. Адамант, худой среднего роста молодой человек лет двадцати пяти в разорванном хитоне и босиком, шёл, подгоняемый сзади копьём стражника. Руки его были связаны за спиной. Он упал посреди залы на колени и дико озирался вокруг, словно не понимая куда и зачем его притащили. Он явно хотел что-то сказать, но вместо слов нечленораздельно мычал, как-будто потерял дар речи. Секст подошёл к нему и со вздохом вытащил меч из ножен. Адамант вскочил на ноги и глухо завопил. При этом на полу вокруг его босых ступней начала растекаться лужа. Рабы зашевелились и забормотали вполголоса. Секст остановился, прикрикнул на рабов и, видимо решив не тянуть, коротким точным движением глубоко рассёк шею, перерезав артерии. Кровь хлынула на пол, Адамант зашатался, крик его захлебнулся и он упал боком, дёргаясь, суча ногами и извиваясь. Секст отошёл на пару шагов, чтобы не запачкаться, и подождал пока казнимый затихнет. Напоследок Адамант издал тонкий вой, словно скулила избиваемая собака, пару раз резко дёрнулся и больше признаков жизни не подавал. Даже на расстоянии сделалось ясно, что он мёртв. Ушло ощущение страдания, тело его теперь напоминало груду мокрых тряпок. Трудно было представить, что эта куча мокрого тряпья совсем недавно декламировала стихи, задирала окружающих острыми шутками и находила развлечения в самых неожиданных ситуациях. Нет его, как и не было.
Секст казнил уже достаточно народу и в боях тоже не раз убивал и смотрел смерти в глаза, но так и не научился равнодушно встречать этот таинственный переход. Хотя вокруг себя он видел немало легионеров, ничуть не замечавших что-то необычное в убийстве. Настроение у Секста, как всегда после казни, испортилось и он решил вечером сходить в лупанарий, передоверив охрану дворца своему заместителю. Так он и поступил.