Том очнулся от раскаленной боли в шее. Она зарождалась в районе позвонков и разливалась до самого подбородка. Он открыл глаза. Глаза эти были ярко-зеленого цвета, того же оттенка, что и густые заросли у него за спиной. Алая ссадина рассекала левую скулу, почти до самого уха. Во рту был песок, и Том смачно сплюнул. «Черт возьми, что произошло?» - сверкнула беспокойная мысль. Голова саднила не меньше. Том лежал лицом на земле, пахшей корицей, рядом с огромным мангровым деревом, похожим на древнего морщинистого старика. Но когда Том попытался встать, из этого ничего не вышло. Ни руки, ни ноги не слушались его, они одеревенели, словно налились расплавленным свинцом, пригвоздив владельца к горячей желтой земле. «Непостижимо. Вероятно, я парализован!» - решил Том и дернулся изо всех сил, однако лишь легонько качнулся и вернулся в исходное положение. Понимая свою беспомощность, он с величайшим трудом открыл рот в надежде позвать на помощь, уперся нижней челюстью в рыхлую землю, и – о чудо! – перекатился на правый бок. Но крика не последовало. В эту секунду Том увидел свое тело, его глаза налились беспросветным ужасом, темнота обрушилась с небес, и он потерял сознание.
Неизвестно, сколько минуло времени, мой дорогой читатель, но когда Том пришел в себя, солнце уже склонило свою золотую голову и, готовясь ко сну, окрасило горизонт в апельсиновые цвета. Но Том был панически напуган. Его глаза были опущены вниз, немигающий взгляд полон страха, губы шептали невнятную речь, правая бровь зашлась нервным тиком, а на лбу выступили капли ледяного пота. «Я брежу. Это просто кошмарный сон, не больше», - успокаивал себя разум. Это выглядело безумием. Все, что должно быть ниже шеи – отсутствовало. Ни рук, ни ног, ни даже туловища. Ничего. От Тома осталась одна голова!
Эта мысль, словно снежная лавина, обрушившаяся на него, шокировала, нестерпимо жгла и убивала сознание, пытаясь найти логическое объяснение. Но это было невозможно: рассудок, потерпев неудачу, был парализован увиденным. В эти мгновения ночь черной дымкой уже опускалась на землю, Том закрыл глаза и отчаянно пытался вспомнить, что же произошло днем.
«Элли… Вот я целую Элли, поднимаюсь по трапу Боинга-777, моросит дождь… Стюардесса приносит кофе… Мы летим над морем… Самолет начинает дрожать, я проливаю кофе на белую рубашку, обжигает грудь… Резкий толчок…».
Не в силах совладать с собой, Том погружался в глубокий сон. Память подводила его, обманывала, кружила по дебрям воспоминаний, и сколько Том ни старался уловить незримые детали сегодняшнего дня, они ускользали призрачной дымкой, но одно оставалось ясно: самолет потерпел крушение.
Мой дорогой друг, человек имеет удивительное свойство адаптироваться к окружению, какая бы беда с ним ни приключилась. Экономист Том Майлз, уверенный в себе человек, в меру умный и находчивый, отнюдь не собирался сдаваться.
Его разбудила утренняя песня чаек. Том медленно открыл глаза. Мучила сильная жажда, во рту был медный привкус, однако боль в шее исчезла, оставив лишь странные фантомные ощущения. Лежа на правой щеке, Том скривил рот и упер нижнюю челюсть в землю. Голова приподнялась. Отлично! Тогда Том начал упорно двигать челюстью, пытаясь придать себе вертикальное положение. Это стоило неимоверных усилий, на зубах скрипел песок, шея беспрестанно ныла, но после целой сотни попыток ему наконец удалось это сделать, водрузив себя в небольшую ямку.
Том огляделся. Метрах в пятнадцати начинался пляж, воздух над которым дрожал голубым маревом, отражая узкую полосу неба, где мерно скользили белые крапинки чаек и альбатросов. Дальше синело море, выплевывая на берег густую пену, а рядом начиналась зелень джунглей, от которой пахло тропическими фруктами и влажностью. Выпучив глаза, мимо ползла редкая древесная черепаха. Но самое страшное было то, что весь пляж был усеян обломками самолета. Черный обугленный двигатель зарылся в землю рядом с Томом.
Том заплакал. Но вместо слез из глаз посыпался песок. Том вспомнил Элли, любимую Элли, которую больше никогда не увидит. Ее теплые руки, волосы цвета солнца, доброе сердце и мягкий характер. Он вспомнил их первое свидание, когда они вымокли до нитки под майским ливнем, а потом пили горячий мятный грог в кафе у Йорка. Он вспомнил, как купил малышке Сью трехколесный велосипед, как учил ее печь яблочный пирог и как на Рождество они на санках катались с ледяной горки в парке Бэй. Как они были счастливы. Том глядел на серебристые обломки и плакал, понимая, что крошка Сью, которая в сентябре пойдет в школу, уже никогда не обнимет отца. Никогда.
Неожиданно серокрылый альбатрос спикировал с кипящего неба, нацеливаясь прямо на Тома. Том зажмурился. Однако белая комета пронеслась мимо, не причинив никакого вреда. И опять колючая тишина воцарилась на пляже, на котором не было ни одной живой души.
«Все погибли… Вероятно, в катастрофе мне отрезало голову. Но почему я вижу мир, слышу голоса птиц, чувствую горячий песок. Или я уже мертв?» - этот вопрос мучил его. Дико хотелось пить. Нужно попробовать крикнуть, позвать на помощь! Том сделал глубокий вдох, но что-то пошло не так: губы безмолвно двигались, ибо чисто физически Том просто не мог набрать воздух в грудь.
«Я мертв, нет сомнений», - решил он. Вспыхнула внезапная мысль.– «Может быть, после смерти душа не покидает тело, и человек все чувствует, видит и слышит? Что если пройдут сотни лет, а я даже тогда не умру по-настоящему и буду жить в своей голове вечно?»
Том никогда не верил в жизнь после смерти. Но неужели великая тайна загробной жизни, покрытая мраком мистики и тысячелетней пылью религиозных споров, оказалась столь простой? Это страшная теория. Вдруг христианство, буддизм, иудаизм и другие конфессии ошибаются насчет того, что происходит после смерти? Нет никакого чудесного рая или жуткого ада, где грешников жарят на раскаленной сковороде. Нет ничего, есть только мир, прекрасный и ужасающий. Сердце останавливается, мозг отмирает, начинаются процессы гниения, но… сознание продолжает жить в умершем теле. Нет, это невозможно. Но как объяснить тот факт, что Том, человек, от которого осталась лишь жалкая голова, был все еще жив?
К полудню океан отступил, обнажив широкий берег, где лежали зеленые сгустки водорослей, белели сотни ракушек и копошились полупрозрачные обитатели морского дна. Том сосредоточенно наблюдал за огромным розовым крабом, который упрямо полз в его сторону. Сначала его забавило это грозное шествие. Что он задумал? Возникло ощущение, что краб точно знает, что хочет сотворить. Когда дистанция сократилась до пяти метров, Том напрягся. Неужели краб видит в нем жертву? Что нужно этому чертову членистоногому? Краб, которого Том с удовольствием зажарил бы на ужин в лиловых углях костра, будь на месте руки, теперь представлял реальную угрозу.
Оставалось три метра. Два. Один. Том внимательно смотрел на морское чудище и был готов к обороне. Краб приблизился вплотную к одинокой голове, и его мощные кривые клешни, размером с добрые пассатижи, громко щелкнули над макушкой Тома, срезав спутавшийся локон. Однако Том хладнокровно ждал момента, когда можно будет применить свое единственное оружие – зубы. Вторым ударом краб полоснул зазубренной клешней по левому глазу Тома. Резкая раздирающая боль пронзила голову. Инстинктивно Том беззвучно закричал и упал на темечко навстречу обуявшему его ужасу. Краб, словно почувствовавший вкус победы, подполз ближе и восторженно занес клешню для нового удара. Но спустя мгновение Том неистово рванул челюстью и вонзил зубы в крабовое мясо, пахшее протухшими водорослями. Противник бешено задергался. Но Том не отпускал. Изо всех сил он вцепился в проклятую клешню врага, дико лязгая зубами. Вдруг что-то хрустнуло. Краб, высвободившись из захвата, пятился назад, признавая свое поражение. Том судорожно выплюнул остаток мохнатой клешни и опрокинулся без сил.
Победа воодушевила Тома. Но это всего лишь жалкий краб. Что станет с Томом, если его обнаружит дикий зверь? Оставалось лишь уповать на чудо. С неба лился солнечный кипяток, от жары мутило, и Том погрузился в тягостную дрему: он осознал в полной мере свою абсолютную, непостижимую и ужасающую беспомощность.
Тома разбудили детские голоса. Они звучали вдалеке на непонятном языке, похожем одновременно на крики чаек, шум волн, разбивающихся о скалы, и ночной зов джунглей. Громкость постепенно нарастала. Где-то послышался звонкий смех, от которого резануло уши. Наконец-то его спасут! Радостная улыбка озарила израненное лицо. Конечно, Том и не подозревал, что живая голова способна напугать до смерти любого ребенка! Речь была ему неподвластна, поэтому Том отчаянно шевелил губами и моргал единственным глазом, ожидая, что его заметят. Неожиданно из зарослей вынырнула толпа мальчишек. Их кожа цвета крепкого какао, белые бусы и разноцветные перья в волосах на долю секунду смутили Тома. Но надежда оказалась сильнее, и он еще отчаяннее начал двигать скулами. Но внезапно жгучая боль вспыхнула на затылке, Том подлетел метра на два и рухнул на сухую землю. Дети подняли голову и унесли с собой.
Тропа петляла причудливым серпантином по банановым зарослям и, наконец, вывела на вытоптанную поляну. Повсюду стояли искусно выточенные тотемы из черного эбенового дерева, созерцающие мир злобным взглядом. Смуглые женщины с проколотыми золотом бровями жарили на костре огромного кабана, жир с которого, капая в угли, вспыхивал как бенгальские огни. Это были аборигены. Ошеломленного Тома сунули в кожаный мешок, смердевший рыбой, и забыли до вечера. «Что со мной станет? Они будто не заметили, что я жив. Почему они положили меня сюда, словно я вещь?» Том был напуган. Поначалу он считал, что спасен, но теперь не на шутку опасался за свою жизнь. Прошло два невероятно долгих часа и, ослепленного ярким светом, его достали его мешка.
Тогда Том начал изощренно напрягать все мышцы лица, пытаясь привлечь к себе внимание. Пусть они посмотрят на него! Пусть увидят в нем человека! Безрезультатно. Том попробовал укусить за палец мальчика с белым клыком на шее, но челюсти после ожесточенной схватки с крабом почти не слушалась, а лишь мелко трепетали от страха. Маленькие аборигены принесли голову на большое квадратное поле и швырнули на выжженный песок. Это была старинная игра аборигенов. Они называли ее йок-че. Это слово звучало повсюду, в его интонации чувствовалось нечто зловещее, дикая страсть, словно звериный азарт, который горел в темных глазах мальчишек. Ударившись ухом, Том открыл глаза и ужаснулся. Эти дети дьявола пришли играть в футбол! Том был мячом.
Бах! Невыносимая боль обрушилась с небес. Том мучительно принимал один за другим тысячи ударов, из сломанного носа сочилась кровь, казавшаяся густым малиновым сиропом, фарфоровыми осколками сыпались изо рта зубы, весь мир превратился в убийственное осиное гнездо, жалящее со всех сторон. Ликующий смех детей проносился взрывной волной. Том кричал, однако не было слышно ни звука. Запекшимися губами он молил Бога о смерти, которая была бы его единственным спасением. Но игра продолжалась бесконечно долго и завершилась только к заходу солнца.
Мальчишки посадили окровавленную голову на копье и исчезли за пальмовым частоколом. Когда Том пришел в себя, на нем сидела огромная черная птица с металлическим клювом. Она легко могла бы выклевать ему последний глаз, но Тому было все равно, он мечтал о Смерти, которая забыла про него. Впившись в кожу стальными когтями, птица взмыла высоко над морем, подняв голову к облакам. Зеленый остров, на котором разбился самолет, туманным Альбионом выступал из седого океана, утопая в гаснущем закате. Неожиданно птица издала протяжный вопль и отпустила Тома. Пролетев сотню метров, он пулей влетел в прохладную воду, которая встретила гостя как бетонная плита.
Том открыл глаза и увидел Элли.
- Проснулся, любимый? - прошептала она и нежно поцеловала Тома в плечо. Их кошка Люси тихонько мурлыкала, развалившись на теплом одеяле. Том осторожно обнял жену.
- Что случилось? – спросил он.
- А что должно случиться? – удивилась Элли. – Вставай, соня, завтрак уже стынет. Сегодня твой любимый омлет с ветчиной и сыром.
Том медленно поднялся с кровати. Из комнаты вышла крошка Сью в пижаме с Микки-Маусом, держа в руке фиолетовый воздушный шарик.
- С днем рождения, папочка! – воскликнула Сью и бросилась к отцу в объятия. Том заплакал. Он ласково гладил дочь, утирал непрекращающиеся слезы, с ужасом вспоминая о ночном кошмаре. Когда наступит сентябрь, он отведет малышку Сью в первый класс, они будут идти за ручку, с разноцветным букетом гладиолусов, благоухающих счастьем. Однако этому никогда не суждено было сбыться в реальности.
Том и не подозревал, что его пробитый череп, обглоданный жадными рыбами и креветками, лежал на дне океана, уставившись мертвыми глазницами в водную гладь, которую заходящее солнце окрасило в невероятно яркий апельсиновый цвет.