9. от Софы. Да будет земля пухом!

Валерий Хатовский
 Софа, май 1992 года

   Хочу закончить повесть моего отца, семейную сагу, написать ещё несколько слов о нём. Его нет в живых уже 5 месяцев. К концу его жизни не у многих осталось чувство сердечной привязанности к нему.  А он ведь сделал людям много доброго. Хотя, если быть откровенной до конца,  папа, испытывая горечь от непонимания его этими родными людьми, делал им порой и  плохие вещи. Так было раз по отношению к Киму, мужу  своей старшей дочери, моей сестры Поли.  Папа  отдал свою однокомнатную  кооперативную квартиру, купленную с большим трудом и за немалые деньги,  чтобы жить вместе с их  семьёй в  хорошей двухкомнатной,  сталинской постройки.  Но этого не оценили, сделали его жизнь там невыносимой. И он отправил на работу Кима письмо-жалобу, посылать которую не следовало бы. Потом у Кима были неприятности. Но это было каплей в море по сравнению со всем тем хорошим, что он делал  всю свою жизнь для Поли и для всех нас. К концу жизни от него отвернулись все сёстры моей мамы.  Первая мамина сестра,  моя тётя Поля (Песя)  выдумала вдруг, что папа желал её смерти, когда он назвал свою дочь, мою сестру,  Полей, хотя  еврейское имя  сестры Поли было Паша *) 

   *) по еврейскому обычаю назвать ребенка можно только в честь уже умершего родственника. Назвать в честь живого - недопустимо, это как пожелать человеку смерти.

    Другая мамина сестра, Гита, была к нему безразлична, никогда ему даже не звонила.  А ведь  отец всех маминых сестёр, оставшихся сиротами,  поставил на ноги, выдал замуж, помог им получить не только жильё, но и кое-какое специальное образование. Папа очень стремился помочь ее внучке Анжеле, увёз ее от пьяницы-отчима к нам, в Ленинград.

    Из братьев папу пережил только его младший брат Абрам, оставшийся в Ленинграде.  Его любимый брат Эфраим  (дядя Гриша), умер в Ростове в 1989 году, папа очень горевал. А вот их брат Яков уехал в Америку в  70-х годах и оттуда вдруг начал писать клеветнические доносы на папу  в родную «контору» - КГБ, где сам раньше работал. Будто бы  мой папа  ещё до войны купил где-то пистолет,  замышляя убить кого-то. Из КГБ письмо переслали в милицию, оттуда позвонили нам - папа в это время жил у нас, с моей семьёй. В милиции поражались – надо же, чтО брат на брата написал,  и это – восьмидесятилетние старики!  Папа сразу же  пошел  на Литейный, в  «Большой дом», в КГБ, поговорил,  и донос выбросили. Времена уже  были, как говорится, вегетерианские.  Яша вскоре после этого умер от рака – была опухоль в мозгу. Может быть, эта опухоль давила там на что-то, и это вызвало агрессивность и «рецидивы» его нквдешного поведения, «синдром Павлика Морозова». Средний брат дядя Сережа (Исроел) умер первым из братьев от болезни  желудка. Видимо, унаследовал болезнь от дедушки Гилера, их отца.

   Папа умер в 1991  году, когда мы все уже жили в Израиле, в Бней-Браке. Кончину его ускорило бездушное отношение к старикам в нашем здравоохранении, иначе не скажешь.  Попал с воспалением лёгких в больницу, через 5 дней был  буквально  вышвырнут оттуда с астматическим синдромом. Когда я приехала после работы забрать папу, его кровать в палате уже была застелена,  он сидел в коридоре совершенно без одежды, прикрытый простынкой. Это был короткий,  предвыходной день,  и ведь только накануне вечером я была в больнице у папы, никто мне там слова не сказал о выписке завтра. Вернулась тогда от него домой – и тут звонит русскоговорящая социальная работница из  больницы: забирай его завтра же утром, а то вышвырнем его, положим вам под  дверь.  А ведь была зима, Израиль - это, конечно не Сибирь, но холодно, сквозняк.  И сейчас больно мне писать об этом, санитарка плакала тогда вместе со мной в больнице, когда подошла и увидела  его голого на стуле.

   Через месяц случился рецидив пневмонии, и организм уже устал бороться. Да и мучился он ужасно от страшных пролежней, заработанных за те дни  в больнице. Последние дни не ел, не мог лежать, всё гноилось. Слава Б-г, болевая чувствительность была уже понижена, но всё равно кричал, бедный, день и ночь. Умер он в 2 часа дня, перед смертью боль отпустила и он успокоился. В тот день был жуткий ливень, наводнение, вызванную машину ждали несколько часов. Шофер приехал один, без помощников, Валерия дома не было – он ещё утром ушёл,  искал работу. Я и сын  Женя вместе с шофером,  с четвёртого этажа без лифта по узкой лестнице на носилках вынесли его из дома в последний раз.

   В тот день природа бушевала, как никогда,  это было 1 декабря 1991 года,  каф-кислев по еврейскому календарю.  Вечером начался зимний праздник Ханука, я зажгла первую ханукальную свечу.  Похоронили папу на кладбище Ха-Яркон, тогда только что открытом.  Пусть земля ему будет пухом! 

     Лежит он на участке  No 1, сейчас кладбище раскинулось на несколько гектаров. Прожил папа тяжелую и несправедливую к нему жизнь со всеми издержками советской системы - доносы, тюрьма ни за что, бедность, переезды из города в город, долги. Пожар и бездомность… Он всегда стремился уехать в Израиль, в 20-х годах отправил туда нелегально двух своих двоюродных братьев Евсея и Якова. С контрабандистами через Чёрное море  они добрались до Турции, оттуда в Палестину. Братья сражались в Войне за независимость Израиля, один из них, Яков Беркович

был  офицером Генерального штаба армии. Но нам разыскать их здесь не удалось,  в архиве армии мне сказали: возможно  уехали из страны, а скорее - изменили свою фамилию на ивритскую – так требовалось от военных в те годы.

    Так хотелось папе увидеть землю своих предков, но когда приехал – уже не было на это сил, физической возможности. Жаль, так и умер. АМИНЬ!