(из бесед с Лампадовной)
Ночь глухая. Затрещал телефон, будь он не совсем ладен, но исправен… Это, наверняка, Лонгина, бессонная стражница ночи. И меня туда же втягивает… Она.
– Приветствую добрую ночь, не тебя. От какой нечисти ночь стережёшь, очи не
смыкаешь…
– Ну не спится – и всё тут! – виноватится Лампадовна. – Изрядно пожившему и
немало чего повидавшему человеку больше итожится, чем спится…
– Давай-ка итоги отложим на завтра, на одиннадцать. Быть тому – часок на
философии. Спи.
До «одиннадцати» философка звонила раз пять, жалуясь на «невтерпёж поднять тему»… И разве можно отказать речистой Лонгине?! Человеку искреннему, без злобы и зависти.
– Выкладывай свою «невтерпёжную тему», да покороче, – предупреждаю Лонгину,
хотя, признаться, душа моя всякий раз купается в её доброте, беззлобии да
искренности.
– Не дрожи, я про политику – ни слова. Ну её! Устала от неё … она ведь – что
зубная боль, нудит, пока не обезболят. Проновокаинилась от неё. Сердце,
кажись, стало меньше ныть. А вот ночами «мысли-итоги» настырно гуляют по
извилинам, даже по подушке… Может, уж пора ТУДА готовиться? Как думаешь? –
начала с неожиданного Лампадовна.
– Удумалось… не рановато ли? Да и приопоздали мы с подготовкой-то. Готовятся
ТУДА с колыбели, если уж принимать это как данность… Мы с тобой советские,
сама знаешь, об этом не помышляли, а теперь уж … как Бог даст.
– И всё-таки … как ОН, а не как – я. Молитвы не знаю ни одной, в храме – бываю
больше как бы на экскурсии. Там батюшки в рясах курят, правда, на крыльце…
Цены на обряды не от Небесного, пугающие, чтоб, видимо, народ отлучать от
веры… Прости, меня, Царь Небесный… – заоткровенничала Лонгина.
– Думается мне, дети войны знали одну, самую СВЯТУЮ молитву – это ТРУД лет с
десяти-одиннадцати. Пололи колхозный огород, вместе со взрослыми гребли сено,
стадо пасли, да и в доме порядок держался на них, поскольку старшие на работе
с восхода солнца и до заката его… С этой же неустанной СВЯТОЙ молитвой они
отстроили могучее государство, советское, теперь охаянное и разграбленное
дорвавшимися до власти …
Не казнись, Лонгина, твоя МОЛИТВА зачтётся тебе в иных мирах, если они есть...
– Умеешь ты успокаивать – проповедовать бы тебе, убеждать непонятливых да
заблудших.
– Чем и занималась более тридцати лет: детские души пестовала… Они – благодарны,
а я, кажется, до сих пор в полёте от их искренних душ… – неожиданно
снескромничала я.
– Я-то всё клоню к вере да молитве, а ты как-то витиевато уходишь от моей
«невтерпёжной» темы, хотя молвишь про ДУШИ… Скажи, как быть, если мою ДУШУ…
разлюбили и – ни на глаза? Да вряд ли посоветуешь – тебе это неведомо… –
прервала Лонгина.
– Ещё как … ведомо, Лонгина. Тут важно вовремя уйти с тех глаз, бережно спрятать
свою ДУШУ за пазуху, простив … разлюбивших. Только не плачь: слёзы любящих –
это страшно (они же любят навсегда…)
– Опять ты загадками… – молвила собеседница.
– Опыт, Лонгина, опыт… Недаром в Святом Писании сказано ( не загадочно ли?) :
«Бойся слёз обиженного тобой человека, ведь он будет просить Меня о помощи, и
Я ему помогу…»
Многим ли нужна эта «невтерпёжная» беседа, не важно. Важно – она была. Авось, кого-то осведомит, кому-то – подскажет, кому-то – объяснит горечь за прошлое… Авось.
08.02.2017 г.