Гл.31
С тех пор минуло пятнадцать лет.
Фёдоровку уже не узнать. Село застроилось на несколько километров во все концы, ведь сюда прибыло много приезжего люда на заработки, на местную лесопилку, да так и прижились тут, обзаведясь семейным бытом.
В тайге возвели ещё одну контору, в которой вёлся учёт всеми лесозаготовками, а начальником в ней трудился Яков Михайлович Угольников. Он уж давно более-менее обучился грамоте и пусть в иных словах допускал ещё ошибки, но наряды подопечным заполнял правильно, с присущей ему полной ответственностью.
Иван Андреевич Самсонов так и оставался править деревней, только "должность" комиссара поменял на председателя колхоза, с названием Заветы Ильича. Теперь бескрайние нивы бывшего Подвойского смело бороздили гусеничные тракторы и о "привлечении" быков и лошадей для полевых работ крестьяне постепенно забывали, не говоря уж о соломенных коробах.
Фёдоровку полностью электрифицировали, правда, случалось, что малая мощность лампочек заставляла селян сидеть в тусклых помещениях, но всё же это много лучше, чем маслянки, свечи и даже керосинки.
По-прежнему функционировали школа и больница, но теперь трудодни всех специалистов и простых колхозников регулярно оплачивались и у населения появился стимул, ради чего надрывать без того натруженные животы. Ведь наступило новое время и без всеобщего денежного эквивалента никак не обойтись.
Заведовал больницей всё тот же Захарьев Платон Еремеевич, а его помощница, Ларина Софья Леонтьевна, тоже не поддавалась старости и до сих пор слыла незаменимым работником.
Несколько лет назад Ольга Александровна отметила свой первый выпуск учеников, но, к сожалению, это подготовка не являлась полноценной для поступления в высшие учебные заведения и поэтому основная часть учащихся осела в родных краях, но ведь и первоначальный замысел был таков, чтобы обучить детей, хотя бы буквам и цифрам. Но Ольга сделала куда больше задуманного. Учителей по-прежнему катастрофически не хватало, никто не решался отправиться в таёжную глухомань, поэтому Ольга Александровна каждое лето ездила в столицу на переквалификацию и очередной выпуск уже обещал кое-какие перспективы.
Школьников стало поболее, чем в те тяжёлые годы и женщина разрывалась между двумя сменами, а ещё и взрослых обучала в вечерние часы. Иногда ей помогал Иван Андреевич, если позволяла тому его занятость.
В самом центре деревни находился магазин Сельпо, туда регулярно завозились необходимые местным жителям товары. Продавцом туда поставили Дашу Рябоконь, она лучше всех, после Якова, освоила азы насущной грамоты.
Авдотья с Яковом и Иван со Светланой, как и другие многие желающие, построили себе новые дома: Угольниковы почти рядом с конторой, а Самсоновы прямо во дворе деда Василия, последний ещё двигался потихоньку и радовался счастливым переменам. Светлана родила комиссару сына Андрея и ему уже исполнилось четырнадцать лет. У них должна была ещё и девочка появиться, но Светлана поскользнулась зимой и упала прямо на живот и это на восьмом месяце беременности. В результате - малышку не удалось спасти.
Артёму, сыну Якова и Авдотьи, уже, как говорят, стукнуло двадцать лет, но дальше учиться после школы он нигде не захотел, даже не согласился на обыкновенное курсы трактористов, чем сильно огорчил своих родных. Это был трудолюбивый парень, не отказывался от любой работы и без дела не сидел, но родителям хотелось, чтобы их сын получил хоть какую-то специальность. Однажды, по просьбе Якова, Артёма вызвал к себе Иван Андреевич и снабдив того соответствующей литературой, строго-настрого наказал изучить всю программу.
- Нам механики нужны по зарез, а ты ерундой занимаешься, бегаешь на подхвате. Как в дальнейшем мыслишь своё существование, таким неучем?
- Ага, а механизаторы и комбайнёры, вроде не нужны. Что я, лодырь, по-вашему? Меня дядька Сёмка Проскурин трактору обучил не хуже тех ваших училищ и мы неплохо с ним справляемся на пару. И в ремонте техники я разбираюсь, от спросите у дядьки Сёмки! Так зачем мне учиться? - огрызался юноша.
- Артём, да молодец ты, я и спрашивать ни у кого не буду, Проскурин и так каждый день тебя нахваливает, ну как ты не поймёшь, что стране нужны дипломированные специалисты и непременно грянут такие времена, что в твою Филькину грамоту никто не поверит. Займёт твоё место какой-либо приезжий, кто прилежно вгрызался в гранит науки, а ты останешься у обочины. Я же добра тебе желаю, дурья башка, а ты в штыки воспринимаешь все мои наставления.
- Ладно, Андреич, давай свою макулатуру. Зараз дожди зачастили, так гляну, что ты там мне подсунул.
- Что надо, то и подсунул! Всё, отправляйся домой, надоел уже, неслух. И попробуй, не изучи, в армию зашлю. Не за горами выйдет закон о всеобщей воинской обязанности и загремишь под фанфары, понял мне?
Артём нахмурился и, неспешно собрав со стола председателя предлагаемые учебники, молча удалился, а Самсонов с довольной улыбкой посмотрел ему вслед.
"Ничего, перепсихует, зато нужного человека из него сделаю, парнишка-то замечательный."
Иван Андреевич поднялся со стула и подошёл к окну. Он часто сравнивал - какой первый раз он увидел эту улицу: с серыми покосившимися срубами, с поваленным частоколом, а иные дворы и вовсе не имели ограждения. Голод, холод - всё позади, а нынче просто любо глянуть. Старикам, кто не захотел менять свои "хоромы", починили их ветхое жильё, наставили новостроек, вместо почерневшего частокола везде белели штакетины "свежего" заборчика. И то ли ещё намечается!
Но сколько же ему пришлось перетерпеть, чтобы добиться всего этого? И вспоминать нету желания, но мысли так и возвращались в то неспокойное прошлое.
Даже когда 21 января, 1924 года умер вождь пролетариата - Владимир Ульянов-Ленин и бразды правления ловко, обходя конкурентов, в частности такого серьёзного противника, как Лев Давидович Троцкий, взял в свои руки Иосиф Виссарионович Сталин, то и тогда к нему со стороны простого люда возникло множество вопросов.
- Ну вот, не успели к одному как следует привыкнуть, как на горизонте уже другой замаячил. - недовольно буркнул его помощник Яков Угольников. - Вожди меняются, а народ остаётся прежним.
- А кто плохо о народе сказал? - вспылил тогда Самсонов. - Владимир Ильич ещё бы жил и жил, кабы пули не были отравленными. Я говорил тебе. Да и зачем к Сталину привыкать, если он борется за дело партии и поддерживает всё наследие великого Ленина?! Если бы ты сказал, что стране вновь грозит какой-то переворот, тогда ладно, я бы смолчал, но жизнь течёт прежним руслом и если ей грозят какие перемены, то только в лучшую сторону.
Но переворот всё-таки случился, но откуда о нём было догадаться Самсонову?
Так называемый Бабий бунт охватил тогда многие уголки израненной и уставшей от различных междоусобиц, России. Не обошлось без оного и во вверенной ему Фёдоровке.
Да что Самсонову только стоило - уговорить крестьян согласиться на организацию колхоза. Получалось, все вроде и не против, чтобы сообща заниматься полевыми работами, но вот оставлять часть зерна в колхозные закрома для будущего урожая, того никто не хотел. Люди сами распределяли, кому сколько необходимо на посевы озимых и яровых и вдруг, за них это сделает кто-то другой, то есть, колхоз. Ну то ладно, Самсонов с Яшкой постучались в каждый двор и выбили у фёдоровцев личные заявления, будто население по собственному желанию вступает в ряды коллективного хозяйства. Кому никогда не приходилось держать перо в руках, особенно древним старикам, за них писали дети, внуки и даже сам комиссар. И когда нелёгкая задача, казалось, уже забыта, так прибыл гонец из Москвы и привёз письменное распоряжение, где ссыпанное в общий котёл зерно надлежало поделить пополам и одна из половинок должна перейти в пользование государства. Что тут сразу началось!
Вооружённые вилами, топорами и те, кто даже и мужнее ружьё прихватил, разъярённые фурии бежали к амбару, дабы взломать замки и поделить между собой находившуюся там пшеницу. Комиссар как увидел подобное, у него внутри всё похолодело. Несмотря на то, что он давно имел семью, но жизнью своей он по-прежнему не дорожил, если только надо погибнуть за святые идеи партии и любимой Родины да и не относился он к робкому десятку, но ему и в голову не приходило, что такие милые и очаровательные существа, как женщины, могут быть столь ужасными в своём гневе.
Он безоружный выскочил из конторы и, опередив толпу, стал на дверях зернохранилища.
- Только через мой труп. - спокойно сообщил он забастовщицам.
- А что, думаешь, испугаемся и повернём обратно? Только так, зараз, намотаем твои кишки. - сказала Вера Проскурина и приставила к его груди вилы. - он молча смотрел ей в глаза, полыхающие бешенством.
"Эх, Вера, Верочка! Всегда приветливая и такая пригожая, в кого же сейчас ты превратилась? Да и другие тоже. Сколько им всем вместе пришлось пережить, но вот снова он подтвердил своё мнение о том, что как являлся он для них приезжим чужаком, так навсегда и останется.
- Ты нам сулил светлое будущее, так где оно? - кричали бабы в несколько глоток. - Почему мы своё кровное должны отдавать государству? Они там, городские, все дармоеды и издавна сидели на наших хребтах, как клещи. Ничего не дадим! Убирайся с дороги!
- А вот и неправда! Городское население никакие не дармоеды. Это те же рабочие, то есть, класс, который сродни крестьянству. А тракторы, кто для вас на заводах делает? А электричество провели в ваши дома! Это ли не забота государства о своих гражданах? - пытался образумить их Самсонов.
- Мы за всё сполна расплатились! За свет - платим, за три трактора лесом отдаём! Для нас ничего оттуда не присылают даром, а за хлебушек, кто нам хоть копейку заплатил?
- Таковы условия всех вступивших в колхоз. Пока. Я ни от кого не скрывал ни одного пункта и ваши заявления у меня в столе под ключом.
- Да трудно, что ли контору поджечь? Ить плёвое дело! И все доказательства мигом в пепел превратятся.
- Я уже устал вам говорить, что надо чуток потерпеть и всё наладится. Хужего уже не будет, а только лучшее. Посмотрите кругом, сколько у нас уже изменений! Надо только верить и всё образуется!
- Ты брешешь всё, как и твои большевики недоношенные, которые, под твоим же руководством, раньше выгребли у нас почти всё и теперь та же песня продолжается. О каком там лучшем речь, коли зерно у нас опять забирают?
- Ну не всё же забирают! Половина в нашем распоряжении, как раз для сева и достаточно. - убеждал женщин Самсонов.
- А худобу чем кормить, или снова всё под нож? А дети потом голодать будут, но для твоего государства не велика беда. Отходи по-хорошему! - к Вере присоединилась Машка Попова, замахиваясь топором.
Тут же, в сторонке огинались их мужья, среди которых находился и Яков, но они стыдливо отводили и тупили глаза и никто не вмешивался в ситуацию. Но когда жизни комиссара стала угрожать серьёзная опасность, то Семён Проскурин быстро отделился от толпы и подбежал к Вере, забирая у неё вилы, а саму жену, схватив под локоть, потащил домой. Его примеру последовали и другие мужчины, и вскоре всё поблизости затихло, но надолго ли?
Светлана как раз ухаживала в больнице за внезапно захворавшим Куприянычем, потому и пропустила этот, совсем не шуточный момент.
- Хух... - выдохнул Иван, когда они с Яковом остались наедине. - Хорош помощничек! Меня чуть к дверям не прикололи, как редкий экземпляр бабочки, а он и бровью не повёл.
- Моей жинки тута не было и чего я должон Верке и Маньке замечание делать, коли рядом присутствовали их мужики?! Да и не воюю я с бабами. - буркнул в ответ Угольников.
- Ладно, Яшка, иди домой, а я на лавке здесь заночую, а то мало ли? - немного помолчав, комиссар добавил: - У меня просьба. Если чего со мной, ты не позволь обидеть Андрюху со Светланой. Пожалуйста.
- Не беспокойся. Ни единый волосок не упадёт с их голов. Слово даю. - и Яков направился к выходу, но потом внезапно остановился.
- Иван, не обессудь, но я не буду из-за тебя идти супротив своих земляков. Дюже высока цена. Потому и ухожу. Но коли они контору подожгут, где кажное бревно полито потом мужицким и отполировано трудовыми мозолями, тут уже - и им я потом никогда не прощу.
Но ночь промелькнула относительно спокойно, даже собаки не лаяли, оттого, что все мирно спали и не бродили по улице. Но и последующие события окончились для всех благополучно. Тот обоз, который продвигался к Фёдоровке за зерном, попал под сильный ливень. Несколько телег сломались и вышли из строя, и старший данного "мероприятия", распорядился поворачивать обратно, в надежде что попозже они сюда ещё вернутся. Но так никто и не вернулся и вся пшеничка, следовательно, досталась обрадованным местным крестьянам.