А, действительно, как же я пишу? И вообще, можно ли про меня так сказать? Ко мне больше подойдёт — рассказываю.
И всё же…
Но сначала — о побудительных мотивах.
К кому-то приходит муза, а ко мне — музыка.
Она начинает звучать во мне и не утихает до тех пор, пока всё не расскажет. А я тем временем записываю. Так появились новеллы «Ритурнель», «Пустое кафе», «Музыка в ночи», «Катрин и Трубач», «Одиночный этюд», сказки «Мужское сердце», «Поцелуй дождя».
Или, невзначай, что-то увиденное или услышанное так удивит, что неудержимо захочется поделиться этим с другими. Понимаю, что поступаю в этом случае, как ребёнок, который кричит восторженно: «Мамочка-мамочка, посмотри скорее, ч т о я нашёл!» и протягивает на ладошке красивого или вовсе обычного жучка. Но, тем не менее, продолжаю это делать в надежде, что кто-то ещё не знает, что на свете есть такой «жучок». Цикл «Слайды» — как раз об этом. В нём — запечатлённые в прозе мгновения жизни: «Подсолнух — карманное зеркальце солнца», «Больно», «Сердце даю», «Три луковички», «Слёзы под микроскопом», «Вместе теплее», «От ненависти до любви».
А ещё есть радость открытия…
Это, когда обычное, привычное и внешне неприметное вдруг обретает новый, доселе скрытый от тебя смысл. Об этом — в рассказах и миниатюрах «День, когда я поняла, что люблю его», «Тайна имени», «Температура», «Всё живое любит тайну», "Тень цвета солнца".
И, пожалуй, самый важный повод — успеть рассказать об уходящей натуре.
Ведь не должно же исчезнуть без следа то, что б ы л о! А наша память, как туго натянутая струна, только тронь, и… польются «Вишнёвые слёзы», закружится «Мамин вальс», заиграет в лучах солнца «Царское варенье», засмеются вместе с тобой «Старые девки», обнимёт яблочным ароматом "Старый сад" и запоёт душа, вспоминая «Чем пахнет лошадь»…
Ну, а теперь, собственно о том, — как я пишу.
Как оказалось, — по-разному. Нет у меня никакой системы, нет и правила. Но одно скажу определённо: никогда не составляю планов, не думаю о композиции и прочих ненужных мне вещах. Ведь я не создаю крупных форм.
«Перо» и бумага мне тоже без надобности. Пишу сразу «набело», на компьютере, обычно, по ночам. Главное для меня — начало. Будет оно удачным, и всё остальное пойдёт гладко. Никогда не ставлю перед собой задачу: непременно написать такое-то количество строк или закончить начатое. Пишу, пока есть настроение.
Как и для чтения, для написания требуется замкнутое пространство, ощущение, что тебя не прервут. Но если процесс поглотил полностью, я могу и не замечать отвлекающих моментов.
Прежде, чем обнародовать, тщательно вычитываю текст. Но вот какая странность…
Почему-то, в Ворде я редко замечаю погрешности, как ни стараюсь, но стоит только опубликовать на сайте, все нелепицы с несуразицами — как на ладони. Выходит, чтобы «увидеть» текст, мне необходимо взглянуть на него глазами читателя. Вот вам ещё один вид экстремального спорта, смеюсь. Представьте: сидит, такая, перед монитором и твердит: «Только бы не пришёл, пока я редактирую, кто-то из тех, чьим мнением я особо дорожу!» и поминутно «бегает» в список читателей, дабы убедиться, что никто не видел огрехов. И — вот оно, победное «Успела!».
А однажды не успела. В новелле «Глебов» я обмолвилась о художнике Поленове, обозвав его Паленовым. Не могу себе простить эту дикую оплошность. Было бы не так обидно, если фамилия оказалась малоизвестной, но ведь картины Поленова любимы мною с детства. Этот казус был замечен строгим, но справедливым критиком сайта. До сих пор, как вспомню, краснею. Но свои занятия экстримом не прекратила. Адреналин, знаете ли…