Перезимовали

Марго Па
Такой солнечный день сегодня, в феврале, как в марте.
Снится море. И цветущая черёмуха...
Солнышко припекает, а над головой – небо, бездонно-голубое.
Ощущение: как после ядерной зимы в чисто поле вышли. Мы её в бункере, под одеялом то есть, переживаем, обнявшись и дрожа. И погулять не успеваем, пока светло. И кажется, вечные ночь и мерзлота за окном никогда не кончатся.
А сегодня вышли под купол небес – и сразу почувствовали: вот она, началась – новая, прекрасная жизнь. В детстве о Новогодних праздниках мечтала, а сейчас Новый год для нас – это весна.
Но без ядерной зимы тоже никак нельзя: радости не будет, как в том анекдоте про ёлочные шарики:
«–  Возьмите обратно. Ненастоящие.
 –  Почему?
 –  Не радуют».   
Скоро-скоро вернёмся в наш парк. Митинский парк – это наш персональный и ежедневный Эдем. Все породы деревьев произрастают: от дубовых клёнов до яблонь и голубых елей. И черёмуха одуряюще пахнет.
А главное – в нашем парке все счастливы.
Девушки выгуливают свой живот вдоль аллей. Иногда смотрю на них в задумчивости: вроде три года назад её видела, и с тех пор живот никак не изменился. Слона рожает или гения? Или у них непрерывный процесс  воспроизводства, чтобы переживать ядерные зимы: как залезут всей семьёй под одеяло, как обнимутся – сразу парная.
Мне редакторы советуют: пиши больше, роман в три года – это слон какой-то, нужно по книжке в год выдавать, а лучше по две – больше толку будет. ЗАМЕТЯТ! Я слушаю, киваю – и продолжаю вынашивать карликовых слонов на девять авторских, то есть – шедевры.
Ещё в парке встречаются старички и бабушки, которые сто-о-олько о природе времени знают и могут рассказать, что Кастанеда и иже с ним давно ушли курить, даже не нервно, на дальней-дальней стороне. Всегда притормаживаем возле таких старичков – послушать.
Молодые папаши с колясками, тоже счастливые до невозможности. Мать семейства сразу с родильного стола перепрыгнула в свой банк на рабочий стул, потому что банк этот им ипотеку частично выплачивает. А папаша – козёл никчёмный, или вообще – дизайнер. Их в кризис всех из офисов повыкидывали на улицу. Папаша сперва впал в депрессию, запил, а теперь радостно дитё в парке выращивает. На ручке коляски болтается волшебный пакетик: со смесью, чтобы рот детёнышу заткнуть, если заорёт, и с баночкой ледяного пивка в сумке-холодильнике.  К осени дитё подрастает и меняется, в отличие от дамских животов, руками начинает размахивать, выпроставшись из смирительного одеяльца. И у папаши в волшебном пакетике уже 2 баночки пивка, чтобы и дальше не нервничать и безмятежно улыбаться.
Брейкдансеры весело и бодро крутятся на голове на голом асфальте. Потом стреляют у меня сигареты, нагибаются прикурить, а я смотрю на их разбитые лбы и думаю: надо бы им коврик подарить. Но денег вечно не хватает.
А скамейки в тенёчке все заняты студентами в очёчках с (печатными! вот ведь анахронизм какой!) книжками в руках. Никогда не пойму их, наверное. Читать нужно в очереди к зубному или принимать буквы перед сном, как снотворное. Даже в поезде и в самолёте – незачем, дорогой нужно наслаждаться, если ты настоящий путешественник. А они – в Эдеме читают, когда столько всего интересного вокруг происходит.
Но даже их мы любим всем сердцем. Позанимали все скамейки в тени – и пускай, на здоровье!  Мы под яблоней замечательно пристроимся.
Наш парк настолько огромен, что территорию делить не приходится. И вообще ни о какой битве за выживание тут никто ничего не слышал и не знает.
Поэтому мы все здесь так счастливы.