– Я ухожу! Можешь не провожать!
Резкий голос моего парня – теперь уже бывшего – застрял в ушах, как вата. А навязчивая память, как назло, откручивала назад историю нашего романа. Хотя это слово тут уже явно лишнее…
На стене тикали часы: «Скоро полночь!»
– Ну и что? – крикнула я в пустоту и отправилась спать.
Заснуть, конечно, не удалось. Я ворочалась в постели, тщетно призывая сон. А его всё не было. «За что мне такое?» – выла душа. Но её никто не слышал. И вдруг я мысленно увидела Макса...
Сколько мы не виделись? Наверное, лет десять. Он исчез после того, как я встретила самую большую любовь в жизни. Исчез скромно и ненавязчиво. Тогда мне даже показалось, что он не очень-то и страдает. Просто однажды перестал звонить…
Мне вдруг отчаянно захотелось услышать спокойный голос Макса и его любимую присказку:
– Чудесно, Сашка!
Он говорил это на работе, в метро, на улице. И даже когда мы застряли в Альпах на фуникулёре, по привычке произнёс знакомые слова.
– Не понимаю, Макс, что здесь такого чудесного? Кажется, мы зависли.
– Ну и что? Смотри, какая красотища! Романтика!
– Наивный ты! Знаешь, как холодно тут бывает ночью?
Макс виновато почесал за ухом. Это была всецело его идея – отправиться на Монблан. Буквально грезил Альпами. Как же я ругала себя, когда мы внезапно застряли на высоте четыре тысячи метров! Максу тоже досталось, но он только улыбнулся и заявил:
– Зато здесь нам никто не помешает.
И хотел поцеловать. Но я увернулась. Никак не могла его полюбить. Веснушки, кривые зубы, оттопыренные уши – и золотое сердце…
Мы были уверены, что скоро нас освободят – всё-таки, Европа, цивилизация. Но помощь пришла нескоро. Десять часов над пропастью неопределённости! К вечеру стало холодно и всё заволокло туманом.
– Что ты теперь скажешь, романтик? – спросила я друга.
Меня трясло, я еле шевелила губами. Макс ничего не сказал, просто снял с себя куртку и накинул мне на плечи. Я пыталась было сопротивляться его благородству, но он прикрикнул на меня:
– Хочешь воспаление лёгких, дурочка?
– А ты сам разве неуязвим?
– Я закалённый – в отличие от тебя. Много раз бывал в горах. И потом, ведь это же я притащил тебя в Альпы.
– Кто же знал, что мы попадём в переделку! Смотри, какой густой туман. В такую погоду отправлять за нами вертолёт слишком рискованно. Как думаешь, когда нас освободят?
– Скоро, вот увидишь!
Но я поняла, что Макс просто пытается меня подбодрить.
– Читал в детстве Джека Лондона? Мне очень нравился рассказ «На берегах Сакраменто». Там пара застряла над пропастью, а мальчишка их спас.
– Не читал. Надо будет восполнить пробел.
– Если только выберемся отсюда.
– Не нравится мне твой пессимизм, Сашка…
Утром за нами прилетел вертолёт. Мы с Максом до того замёрзли, что даже не могли ничего сказать. Нас обволокло бесчувствием. Помню только, сидели, обнявшись, и дышали друг на друга, чтобы согреться. Но помогало слабо. А под нами зияла пропасть Монблана.
Спасатели обвязали нас верёвками и спустили прямо на ледник. Потом укутали в одеяла и долго отпаивали горячим чаем. Но мы всё равно заболели. Макс подхватил воспаление лёгких, я отделалась простудой. Помню, как ходила к другу в больницу. И как он посмотрел на меня – из невыносимой агонии жара…
– Зачем ты обманул меня – там, на фуникулёре? Разве ты был в горах?
– Если бы я не соврал, ты не надела бы мою куртку и лежала бы сейчас тут вместо меня.
– Ну и пусть! Тебе-то что?
Макс только вздохнул и отвернулся. Не хотел, чтобы я видела его таким, – слабым, беспомощным, с багровыми от жара щеками. Я поняла его чувства и тихонько вышла из палаты.
Когда мой друг поправился, мы пошли прогуляться. Макс порывисто обнял меня. Я думала, что поцелует. Но он почему-то не стал.
– В чём дело? – спросила я. – Что-то не так?
– Да нет. Всё в порядке. Просто не могу целоваться, если ты не хочешь.
Это была правда, и я опустила глаза.
– Не вини себя, Сашка. Нельзя полюбить насильно. Я это понял, когда болел. Что бы ни делал, всё равно – я не герой твоего романа.
Мне хотелось погладить Макса по щеке, но он удержал мою руку.
– Не надо. Я не хочу, чтобы меня любили из жалости.
– Но ведь ты пожалел меня, когда отдал свою куртку, – там в горах.
– Это другое…
Помолчали. Столько осталось между нами недоговорённого, что хватило бы не на одну жизнь. И где бы я потом ни была, с кем бы ни встречалась, всегда вспоминала Макса и его самоотверженность. Никто и никогда больше меня так не любил…