Иногда происходит что-то такое. Ну, знаете, когда это происходит, оно всегда - такое. И со мной такое произошло. Вот именно оно самое. Да, черти!
Всё полетело к х#ям! Нае#нулось абсолютно всё. Настолько всё, что мне тяжело было в это поверить. Но самое хе#овое в том, что причина
печально проста. Не переходите дорогу на красный, люди, не советую. Не переходите. Субъективные учителя ещё с детства вбивают в нас это
правило. Неугомонные фанатики. Но они оказались правы.
Я умудрился получить аванс. С какой-то смехотворной радости он достался именно мне. Две смены через две смены. Каждая по тринадцать часов.
Должно, казалось бы, быть двенадцать, но есть ещё и обеденный час, за полное использование которого тебя словесно е#ут. Быстро пожрал - и беги дальше работать. На хрена тебе целый час? Работа сама себя не сделает, нищеброд. Поэтому, если не желаешь снова шататься по городу в поисках хоть какого-нибудь достатка, будь добр жрать свою поганую еду быстрее!
Мне пришлось смириться. А вы поймите, я не из тех, кто всегда готов мириться с обстоятельствами. Я бы не стал е#аться с мужиком, если бы мне заявили, что профсоюз того требует. И пусть даже девочка моя вопила бы, что я не прав. Как будто это большая проблема: найти другую. В любом городе, на любой планете и в любой провинции я найду, с кем трахаться. Или эта самая "с кем" найдёт меня. Но это совсем не важно.
Города разбивают скалы. Фонари гаснут.
Бум! Та-ра-рах!
Меня разбудил шелест стонущих кусков панелей.
Знаете, у меня была одна девочка. Она много раз повторяла фразу: всё не вечно. Она была мила, безумно сексуальна и, что и следует из перечисленного, невероятно обаятельна. Веснушки, рыжие волосы, чёрные чулки. И её молодой протест, смысла которого она сама не понимала. Это всё в сочетании было так мило.
Стонущие капли панельных кусков.
Милая девочка. Повторить бы всё снова.
Я попытался открыть глаза. Жжёт. Пыль закрыла обзор и превратила попытку зрительной адаптации в испытание. Ничего не видно. Снова закрываю глаза. Пытаюсь пошевелить руками, но ничего не выходит. Ног тоже не чувствую.
Где же моя девочка? Похоже, мне пиз#ец, крошка. Вот бы трахнуть тебя напоследок. Но ты сладко спишь дома и не знаешь о том, что мой сосед
выпустил газ, а затем пустил искру. Ты не знаешь, что я лежу под завалами, под грудой металла и строительного теперь уже мусора. Мне холодно.
Надо мной вьются люди в костюмах. А я думаю о тебе, о твоей пи#де. У меня была огромная куча женщин, девушек, девочек, но никто из них не
способен был столь страстно отдаваться. Я знаю, что умру. Но жалею лишь о том, что мы не можем напоследок хорошенько пое#аться.
Врач успокаивает меня. Он утверждает, что меня спасут. Зае#ись. Арматура в печени. Конечно, спасёте.
Сквозь пыль на глазах я вижу твой размытый образ. Мне больно. Я хрипло произношу:
- Послушай...
- Что?
- Детка, послушай... Дай сказать...
Ты приближаешься ко мне, чтобы расслышать.
- Погладь меня, подрочи мне... Я же умираю.
Ты молча выполняешь просьбу.
У меня уже ничего не работает; я не чувствую этого, а ты не подаёшь виду. Ты так добра и так мила.
Агония. Ты чувствуешь её в своих руках.
Смерть.