Возмездие.
После рождения ребятишек, Ольга стала реже приходить к бабушке – присматривала за малыми, и Арапиха вовсе уединилась от всего мира или мир отодвинулся от гордой женщины ещё дальше. Хозяйство держала небольшое - куры да гуси, что паслись всё лето по Уралу, а осенью умный гусак приводил свой поредевший от рук рыбаков, лис и бескормицы выводок. Сено и дрова помогали привезти дочь с зятем и соседи, полынь носила из под горы по осенним заморозкам и на салазках по первому снегу. На одежду и обувь тратила пенсию за погибшего на войне сына Андрея. Один раз в месяц приходила она в сельсовет, чтобы получить малую пенсию и долго плакала дома, оскорблённая так низко расценённую жизнь сына, но нужда заставляла её идти на это унижение каждый месяц.
Председательствовал при местной власти Прокопий Плетнёв - высокий, сгорбленный старик с худым морщинистым лицом, заросшее седой, редкой щетинкой на щеках и бороде. Арапиха расписалась в ведомости, собрала рубли и копейки в горсть руки и направилась к двери.
-Тут вот это, Аркадьевна,.. Из области бумага пришла о продаже всему населению облигации по займу на восстановление города и помощь ленинградцам-блокадникам - проговорил Прокопий в спину уходящей Арапихи.
- Кому? - Она так резко повернулась к председателю, что он опешил.- Этим убийцам детей и ворам? А этого они не хотят! – и она показала председателю фигурацию из трёх пальцев. - Ты помнишь, Прокопий, расстрелянных детишек наших питерскими извергами? Ты помнишь, как бесновался и хвастался Каюров, что питерские не промахиваются? Ты помнишь, как разлетались мозги, и кровь текла из простреленных головушек неповинных ни в чём казачат? Ты помнишь, как их жидовский комиссар натравливал питерскую банду на станичников, а сам при этом платочком рот прикрывал, чтобы запахом детской крови нюх свой не запачкать? Али забыл? Так сходи на то место, где творили своё чёрное дело жидовские комиссары от имени революционного питерского пролетариата. Там ишо остались дырки в стене на брёвнах сарая от их пулек. Одни ли они такими были, а не тысячи ли питерских бандитов позарились на наше добро? Забыл, как в голодный год эти головорезы выгребали последний хлебушек из сусеков наших амбаров для прокорма «колыбели революции». Как оставили в зиму голодную станицу без хлеба? Ты Онечку Рогожникову часто видишь на улицах? Не из-за этих ли мерзавцев она умом тронулась? Не знаешь?, так помалкивай! Пострадавшие ленинградцы!! На крови нашей они выжили, эти изверги. Сами в голодные годы живыми остались, а казаки вымирала поголовно. Москва, да Питер тогда жирели, а степь обезлюдила от их поборов. И война им эта не страдание, а кара божья за их злодеяния. Всевышний это покарал их и по праву. Всякая кровь взыщется! Вот она и взыскалась кровь детишек наших с иродов жидовских. Ни рожна я им не дам, убивцам этим!
-Ты, Аркадьевна, того, не горячись. Не все же виновны в беде твоей.
Прокопий проговорил это тихо, с опаской оглядываясь на входную дверь.
К счастью, секретарь задержался дома после обеда.
– Да и что зло помнить? Сколь годов уже прошло? И, потом, не дай бог, услышат кто!...
- А ты меня не пужай! Пускай слышат! Чо они мне сделают? Подачку вот эту за трёх погибших сыновей отберут?- и она протянула Плетнёву зажатую в кулаке пенсию за сына.- Они отобрали у меня всё, что Всевышний мне дал, а смерть от советских сволочей я с радостью приму.
Выговорив это, она направилась к двери, но вернулась и проговорила, подняв руку как в заклинании:
- А коли помнить не станем, так они нас ишо не один раз разграбят да расстреляют. Потому и надо помнить, чтобы они это самое с внуками нашими не сотворили. Оттого, что мы забываем, кацапы мордуют народ наш уже кои века. Кабы помнили казаки, да детишкам своим передавали, так давно бы эту мразь московскую с себя скинули!
Гремя подогом, она вышла из сельского совета.
- Чтобы они передохли все, изверги окаянные! – громко и со злобой говорила Арапиха, шагая по пыльной улице.
Все эти годы она не радовалась советской нищете, но и не желала мести, а взывала к справедливости суда Всевышнего, и правосудие совершилось. Жестоко? Да! Но есть заповедь: - Всякая кровь взыщется! И это случилось в блокадные годы. А что могла ответить на очередное вымогательство московских правителей мать, у которой советская власть убила родителей, братьев, трёх малолетних племянников, пять взрослых детей, двух младенцев только за то, что они были казаками? Сочувствие? Сострадание? Благодарность? Повиновение?
НЕ ДОЖДЁТЕСЬ!