Заочная учёба в театральном институте, с лёгкой руки тогдашнего министра обороны, издавшего указ, предоставивший студентам - заочникам возможность не впрягаться в солдатскую лямку за всё время обучения, закончилась выпуском дипломного спектакля. Призыв в вооружённые силы страны был не за горами. У Степанова подрастала дочь. Переходить на солдатский харч где-нибудь у чёрта на рогах не очень хотелось. Но тёща была дамой со связями. Вскоре к ним на ужин заглянул начальник и дирижёр Западносибирского военного ансамбля песни и пляски майор Городецкий. Посиделки затянулись допоздна. Тёща только и успевала подливать доблестному музыканту в гранёный стаканчик. Другой посуды он не признавал. На прощанье захмелевший офицер притиснул Тима к юбилейным медалям, которыми была усыпана его грудь, и с солдатской прямотой пообещал в ближайший год сделать из него дирижёра, хотя юноша претендовал только на должность ведущего армейских концертов.
На следующий день Тим отправился в военкомат. Предъявил приписное свидетельство, и стал ждать своей участи. Каково же было его удивление, когда девушка в чине младшего сержанта, перелистав какой-то кондуит, безапелляционно заявила:
— Твой срок, мальчик, — надо заметить, что в свои двадцать четыре года он выглядел не старше восемнадцати, — ещё не подошёл. Иди домой к маме и не отсвечивай тут. Добровольцы нашим вооружённым силам пока не требуются. Кругом марш!
Если бы не бравое застолье с майором, Степанов, скорее всего, так бы и поступил. Увы. Тим потребовал военкома. Младший сержант покрутила пальцем у виска, кряхтя, полезла в шкаф необъятных размеров, достала уйму папок. Выяснилось, что документы Тима по ошибке попали в списки призывников, срок службы которых должен был наступить через несколько лет. К тому времени ему бы исполнилось двадцать восемь и никакому призыву, ни при какой погоде он бы уже не подлежал. А ещё через пятнадцать минут военком торжественно жал мужественную руку будущего воина (комсомольцы-добровольцы к тому времени и впрямь перевелись), горячо благодарил за проявленную сознательность в деле защиты священных рубежей Родины, вручил повестку и пообещал лично написать о его патриотическом поступке в армейскую многотиражку. При этом он с невысказанной печалью поглядел Тиму вслед.
А к Городецкому в ансамбль Степанов не попал. На следующий день вышел указ того же министра, где чёрным по белому было написано, что отныне на службу по месту жительства будущие защитники отечества не будут призываться ни под каким видом. Жителей Средней Азии эшелонами повезут в Сибирь, дальневосточников ждут пики и ущелья таджикского Памира. Сибиряков прямиком отправят на Тихий океан. Вот такая история с географией.
**
В учебном отряде флотского экипажа Тим проболтался недолго. На него пришёл запрос из ансамбля песни и пляски Тихоокеанского флота. В экипаже пошли навстречу, дали возможность досрочно принять присягу, и старшина доставил его к месту прохождения будущей службы.
И потекли однообразные деньки «срочника», перемежавшиеся приборками территории, репетициями, политчасами, выступлениями в частях и на кораблях.
Сказать, что Тим тосковал по семье, особенно по дочери, значит, ничего не сказать. И тут объявили, что ансамблю предстоит длительная гастрольная поездка. Моряков ждали: Пермь, Свердловск, Кемерово и какой-то маленький шахтёрский городок. А вот почему в гастрольный маршрут не был включён Западносибирск, можно было только догадываться. Тем не менее, Тиму повезло. Перед Свердловском самолёт совершил посадку в желанном аэропорту. Лана примчалась с дочкой на руках. Он клятвенно пообещал, что они обязательно встретятся в ближайшее время при более весёлых обстоятельствах. После этого жена посмотрела на Степанова с тем же странным сожалением, как когда-то военком. Он, на свою голову, успел ей поведать, как по собственной глупости попал в ряды вооружённых сил, тем самым лишив на ближайший год семью кормильца и поильца.
Между тем, гастроли шли своим чередом. Концерт днём, концерт вечером. Когда до отъезда ансамбля в Кемерово оставалось несколько дней, Тим попросил разрешения у начальника обратиться с личной просьбой.
— Товарищ майор, до нового места дислокации ансамбля поезд будет добираться несколько дней. До моего дома на самолёте лететь полтора часа. Я успеваю после концерта на ночной авиарейс, день провожу с семьёй и прилетаю к началу концерта тютелька в тютельку. Отпустите, пожалуйста? Честное слово, я вас не подведу.
Начальник внимательно выслушал и спокойно отказал. Степанов откозырял и вышел, твёрдо пообещав себе, что приедет к своим родным на побывку. Чего бы это ему ни стоило.
Когда ансамбль перебросили в маленький шахтёрский городок, Тим решил, что час икс наступил.
Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Организм Степанова имел одну странную особенность, которой тот пользовался при каждом удобном случае. Стоило ему поднапрячься и включить отработанную упорными тренировками систему дыхания, у него поднималась температура до необходимого градуса. А поскольку на карте стояло слово, данное жене, то к моменту прибытия скорой, градусник показывал тридцать девять и шесть. И вскоре Тим был определён в палату к добытчикам чёрного золота с диагнозом: «воспаление лёгких». Не сахар конечно. Уколы в мягкое место тогдашними иглами диаметром с наконечник боевого копья оставляли неизгладимые следы, причинявшие немало неудобств. Но игра стоила свеч. Кстати, в этом отделении находилось несколько женских палат, и пациенты частенько гостевали друг у друга, что несколько скрашивало унылые больничные будни. Иногда, в результате таких «гостеваний» образовывались пары, которые из больницы прямиком шли в загс. Брачное заведение, по странному стечению обстоятельств, находилось в двух шагах от больницы. А за ним скромно пристроился районный суд, работникам которого тоже не приходилось сидеть без дела. Больничные посиделки порой тянули кривую разводов вверх.
Степанов же развлекал шахтёрских мадонн весёлыми историями из жизни работников Мельпомены, а они одаривали его благосклонностями в виде домашней снеди, которую исправно поставляли сердобольные родственники. Он-то лежал один-одинёшенек. Правда, среди очаровательных, обременённых детьми и мужьями дам, нашлась незамужняя учительница начальных классов. Их платонические отношения возникли исключительно на совместной любви к детской литературе. Нравственность среди педагогов начальных и средних классов на территории великой страны и районной больницы, в частности, была, как оказалось, явлением общим.
***
Когда количество уколов превысило положенную, на взгляд Степанова, норму, он решил, что наступила пора переходить к завершающей фазе столь удачно начатой операции по возвращению в родные пенаты. В разговоре с главным врачом Тим со слезой во взоре попросил его продлить полагавшийся ему больничный лист ещё на неделю.
— Это ещё для чего? — удивился эскулап.
— Для того, чтобы это время я мог провести с женой, а, главное, с дочкой, — молитвенно сложил руки проситель.
В качестве компенсации Степанов предложил врачу честно заработанные на «левых» выступлениях (и такое водилось в ансамбле) сто рублей. Денег тот не взял. Бюллетень продлил.
—Но учти, — предупредил он Степанова, — этот документ ни при какой погоде не должен оказаться в руках врагов. Ты должен будешь уничтожить справку любым способом. Лучше всего разжевать и проглотить. Надеюсь, знаешь, как в подобной ситуации, в рассказе замечательного писателя Леонида Пантелеева «Пакет», поступил его герой?
— Читал…— Степанов клятвенно пообещал лечь костьми, но не лишать горожан шахтёрского городка славного последователя Гиппократа.
Через полчаса вольным орлом Тим уже стоял с вещами на выходе. На крыльце, потупив глаза, его ждала учительница начальных классов! И ноги, вместо того, чтобы двигаться по направлению к железнодорожным кассам, понесли его к уютному домику с резными наличниками на оконцах. И до утра (скептики могут ухмыляться сколько угодно) они за самоваром читали вслух сказки Корнея Ивановича Чуковского. Тяга педагога начальных классов к чтению вслух произвела на Степанова неизгладимое впечатление. А рано утром, прихватив подаренный ему на прощанье томик любимого с детства Самуила Маршака, в четвёртом плацкартном вагоне он на всех парах мчался домой.
***
Только до пункта назначения Тим не доехал. Памятуя конспиративный опыт вождя мирового пролетариата, почерпнутый из неоднократных просмотров в детстве фильма «Ленин в восемнадцатом году», он сошёл на предпоследней станции, забрался в тамбур электрички, спорол погоны. На привокзальной площади нырнул в такси и подъехал к дому «без шума и пыли».
Но верная жена с нежно лепечущей дочуркой на руках не встретила его на пороге. А растерявшаяся тёща, как заведённая, задавала один тот же бессмысленный вопрос: откуда это он свалился на её голову? Будто факт, что Тим приехал из шахтёрского городка, мог что-то изменить в данной ситуации. Он, молча, показал билет в плацкартный вагон. Как ни странно, картонный прямоугольник привёл в чувство эту волевую женщину. И только после этого Степанов выслушал более или менее связную речь:
— Проморгала я, старая кукла, всё на свете, зятёк. Гастролировала в городе концертная бригада «Цирк на сцене». Приходили к нам в гости парни и девчата, с которыми Лана раньше участвовала в конкурсах артистов эстрады. Дело молодое. Танцевали, веселились. Мне и в голову прийти не могло, что тетиву «лука Одиссея», (тёща была страстной поклонницей популярной тогда книжки «Легенды и мифы древней Греции»), удастся натянуть одному из этих молодцов. Ему, видишь ли, понадобилась партнёрша для феерического номера, с которым он, трепач чёртов, «покорил» полмира. Теперь вторая половина ждёт не дождётся продолжения его гастролей в компании твоей жены, так как предыдущая партнёрша сбежала на какой-то станции с «лейтенантом юным». Моя непутёвая дочь в одночасье превратилась в звезду эстрады и даже успела обосноваться в московской коммуналке, оставив внучку на меня. Вот такой головокружительный номер она выкинула. Только ты не горячись. Сейчас мы попьём чайку и обдумаем, как нам жить дальше.
Во время её монолога в голове Степанова начал вырисовываться номер ничуть не хуже. И, не откладывая дело в долгий ящик, он решил, попрощавшись с дочерью, исполнить задуманный аттракцион с присущим ему блеском.
Алле-ап! Прыжок в комендатуру с повинной!
Алле-ап! Штрафной батальон пополняет ряды клоуном с высшим образованием.
Алле-ап! Героически выполняя задание командования, скажем, в горах Афганистана, с криком: «За Родину, за Сталина!» (не за Брежнева же), Тим падает смертью храбрых в смертельном бою.
В принципе, можно было ещё импровизировать на эту тему, но тёща, с тревогой наблюдавшая за нервной мимикой, исказившей физиономию Степанова, без лишних слов цепко ухватила его за руку и втащила в спальню. Рядом с тахтой на постельке беззаботно посапывала дочь. Тим вцепился в деревянные бортики кроватки…
В голове монотонно стучало: «И чет-вёр-тый плац-карт-ный вагон…»
Из оцепенения его вывел щелчок дверного замка. «Кто бы это мог быть?» - отрешённо подумал он.
Следом раздался телефонный звонок. Обыкновенный звонок, от которого Тим успел отвыкнуть за последнее время. Тёща подозвала его. Он подошёл, взял трубку…
Будничным тоном, как если бы они только расстались после дневной репетиции, помощник режиссёра сообщил:
— Привет, Тим. Заболел партнёр, с которым ты в очередь, играешь Фигаро в сегодняшнем спектакле. Пулей лети в театр, хватай текст, освежай в памяти и на сцену. Поработать отпускнику придётся. Тебе ж по возвращении из армии играть эту роль. Снимать с репертуара пьесу никто в ближайшее время не собирается. Успех-то у публики, будь здоров. Она нашей карточкой визитной стала.
Философствовать было некогда. Дисциплина на театре строже, чем на флоте. Тим рванул в театр, на ходу перецеловался со всеми, пробежался глазами по роли и после третьего звонка вышел на сцену. Краем глаза углядел, что в директорской ложе сидит тёща. «На няньку она дочку оставила, что ли…» — подумал Тим…
На импровизированном застолье, устроенном в честь героического ввода Степанова, его родственница чокалась с ребятами и горячо убеждала окружающих в том, как безмерно уважает мужика, решившегося ценой потери свободы вырваться к семье. А дочь ещё горько пожалеет о том, что натворила. Наступит день, когда она со слезами на глазах приползёт к их порогу.
Забегая вперёд, хочется заметить: этот день в жизни Степанова так и не наступил.
И только после кончины удивительной по своей доброте женщины Тим осознал, от какого безумного поступка она его уберегла. Пока он стоял у детской кроватки, тёща прямо в домашних тапочках на всех парах помчалась в театр. Прорвалась к главному режиссёру, тот дал команду: немедленно позвонить Тиму и выпустить его в спектакле. Сцена, как известно, исцеляет от любых недугов. Второй исполнитель роли был, естественно, здоровёхонек.
Оставшиеся дни Степанов проводил с дочкой. А вечерами, когда тёща приходила с работы, отправлялся смотреть какой-нибудь спектакль на очередной театральной сцене города. Когда гас свет рампы, он с друзьями отправлялся в поход по закулисным актёрским буфетам. Начиная с серьёзного, солидного подвала театра драмы и кончая крохотным закутком театра юного зрителя, куда бутылку сухого вина можно было пронести тайком в модных тогда кожаных портфелях, поскольку спиртным в детских театрах не торговали. Ребята в душу не лезли, лишних вопросов не задавали, советами не обременяли. И Тим за это был им очень признателен. А все его попытки по окончании очередной посиделки расплатиться по счёту, бесцеремонно пресекали.
***
Но, как пелось в одной популярной песне: «Пора в путь дорогу...» В общем, наступил день отъезда. Тёща собралась на вокзал проводить Степанова. Он запретил.
— Это не тот спектакль, которому нужен зритель. Моя последняя реплика может прозвучать не так весело, как вы себе это представляете. Оваций может не быть. Проездные документы у меня выписаны от шахтёрского городка до Владивостока через Новосибирск. Наш город в них не значится. В любой момент патруль может пожелать мне приятного аппетита, пока я буду глотать бумаги, подписанные добросердечным эскулапом, а потом, как злостного дезертира, сопроводить до комендатуры.
Тим расцеловал своих любимых, сел в троллейбус и поехал при полном параде на вокзал. Предстояло выстроить мизансцену его дальнейшего поведения. Можно было забиться в угол и в страхе ждать объявления о посадке. Но это не было бы похоже на буйно проведшего законный отпуск гусара. Где весело гомонящие друзья? Где зарёванная подружка? Отпадает. А вот образ развесёлого братишки в бескозырке, бушлате нараспашку, тельнике, перепоясанном пулемётными лентами, мог сработать. Короче: «Откинув ленточки фартово, всю ночь гуляют моряки».
Сказано – сделано. Степанов вытащил из кармана четвертинку, в которую ещё дома налил кипячёную воду, достал из вещевого мешка пирожки, испечённые тёщей, и разложил всё это на скамье. Образ отгулявшего отпуск моряка нарисовался во всей красе. Осталось дождаться нужного зрителя. Постоянно прикладываясь к горлышку бутылки, он начал ловить на себе завистливые мужские и опасливые женские взгляды. Тим «хмелел» на глазах у законопослушных граждан, горланил песни! Короче, «вызывал огонь на себя». Один поддатый мужичок попытался составить компанию, но Степанов его шуганул. Как партнёр, он не представлял никакого интереса и мог разоблачить его, испортив тщательно подготовленное представление. Наконец, одна из мамаш, окружённая многочисленными чадами, не выдержала громкого сольного исполнения популярной когда-то песни «Каким ты был, таким ты и остался» и настропалила своего мужа на решительные действия. Тот виновато глянул на морячка, развёл руками и исчез. Скорее всего, в поисках милиционера.
И тут появился долгожданный зритель.
Патруль!
Опережая на пару шагов двух молоденьких солдат, к нему приближался лейтенант с тёмно-синим ромбом на правой стороне кителя. Такие знаки в то время свидетельствовали об окончании его владельцем института. Тим внимательно пригляделся. Вот оно что. Парень окончил «Бауманку» и теперь тянет лямку в наших славных вооруженных силах. Его забрили на два года, поскольку в ВУЗе была военная кафедра. Как же парня угораздило попасть в начальники патруля? Обычно комендатура на это дело отправляет проверенных, стреляных волков. И узкоглазые солдатики явно выбрались на сибирские просторы из далёкого горного кишлака. Вон как испуганно жмутся к лейтенанту. Чудеса в решете. Тим гостеприимно раскинул руки, взял пузырёк, взболтал его и жестом предложил присоединиться служивых к этому пиршеству, понимая, что молодой офицер на глазах у своих подчинённых никогда этого не сделает. Клоунада Степанова не произвела на лейтенанта никакого впечатления. Он вперил свой взгляд в рубиновый ромб на его груди. Тим неловко поставил бутылку на скамью… и тут его осенило. Они же с лейтенантом товарищи «по несчастью». У того наверняка есть семья, была интересная работа. Его вырвали из привычного окружающего мира. Тим хоть попал, что называется, по специальности. А выпускник такого института мог оказаться на любой армейской должности. Вплоть до старшего писаря в штабе.
Лейтенант с ходу схватил отставленную бутылку, отчаянно глотнул, непонимающе посмотрел на Степанова, приложился ещё раз, пробормотал про себя: «не берёт...» Недоумённо пожал плечами, поставил её на место и стал задавать вопросы, проявив поразительную осведомлённость для технаря.
— Ты что закончил? Щуку, Щепку?
Тим присвистнул от изумления и небрежно произнёс:
— Провинциальный театральный институт.
Лейтенант порозовел от удовольствия, присел рядом и, не обращая ни на кого внимания, торопливо заговорил:
— Жена моя – твоя коллега по альма - матер. Училась у Андрея Гончарова. Представляешь, меня призывают, а её берут в труппу театра Маяковского. Сейчас она на гастролях. Одна. Совсем ещё девчонка. А нравы в театре, знаешь какие…
Дальше он мог бы и не продолжать. Степанов знал об этом уже из личного опыта. Но мужа начинающей актрисы несло и несло… Тиму оставалось только согласно кивать. А лейтенант искрился радостью от встречи с понимающим человеком.
Обсуждать подобные проблемы в техническом батальоне, где он командовал взводом, видать, было не с кем. Офицеры – сплошь кадровый состав весьма зрелого возраста. Потом лейтенант стал рассказывать о московских премьерах, затем они плавно перешли к обсуждению последних публикаций в «Новом мире». Забыв про то, где находятся, принялись читать друг другу стихи Евтушенко, Самойлова, Вознесенского. Степанов потихоньку стал шарить по скамейке, пытаясь убрать свой реквизит. Больше в нём надобности не было. Неловко задел бутылку, она грохнулась на пол, и в этот момент объявили, что его поезд готов принять пассажиров. Стоянка всего пять минут. Тим поднялся. Лейтенант посмотрел на него затуманенным взглядом, сообразил, что к чему, тоже встал, махнул рукой солдатикам, и в сопровождении почётного эскорта Степанов отправился к своему вагону. По дороге сделал попытку объяснить служивому причину своей выходки, но офицер только махнул рукой. Дескать, всё понятно. Любой армейский патруль так же снисходительно отнёсся бы к моряку, возвращающемуся к месту службы. К флоту со времён Петра Великого на Руси всегда было особое отношение. Когда поезд тронулся, лейтенант долго махал рукой Степанову вслед.
***
В купе Тим сразу разделся, забрался на верхнюю полку и, впервые за все очень непростые для него дни, крепко уснул. В Новосибирске он пересел на поезд, идущий в Приморье, с документами, к которым не смог бы подкопаться ни один патруль в мире.
Пять суток в дороге пролетели, как одно мгновение. Во-первых, ему уже приходилось наблюдать этот пейзаж, когда его наряду с другими новобранцами несколько месяцев назад везли во Владивосток. Во-вторых, на следующий день пути в соседнем купе поселилась весёлая компания молодых геологов и вулканологов с видавшим виды руководителем – камчадалом, ехавших до Хабаровска. Там они перебирались в аэропорт и прямым рейсом летели в Петропавловск-Камчатский. А уж оттуда вездеходами кто куда: к Авачинскому вулкану, в Долину гейзеров, в Паужетку. В те края они отправлялись впервые, поэтому вместе со Степановым часами слушали рассказы старого аборигена об этом необыкновенном крае. Фиолетового цвета сопки, усеянные брызгами сиреневого багульника. Толстенные канаты, вывешенные вдоль улиц, что бы в случае застилающей весь белый свет пурги, превращающей день в ночь, по ним можно было добраться до желанного жилья. И в любом доме тебя принимали, как самого дорогого гостя. И ты всегда был готов открыть свою дверь застигнутому ненастьем путнику. Снег, засыпающий дома порой до третьего этажа. Так что в холодильниках горожан всегда должен был быть запас еды не менее чем на четверо суток. Тоннели в снегу пробиваемые жильцами первых этажей, дающие возможность службе скорой помощи добраться до них в случае беды. Рынок на берегу океана, куда свежая рыба, пойманная каких-нибудь полчаса назад, доставлялась на прилавки прямо с лодок. Дефицитные крабы…огромные камчатские крабы, подобные не водятся больше ни в каких морях-океанах мира. Они попадали с сейнеров на обеденные столы горожан через этот же торг, только из-под прилавка. Согнувшиеся в вечном поклоне перед ужасающими камчатскими ветрами карликовые берёзы. Театр, актёры которого весёлой гурьбой берут штурмом пляшущий на волнах катер. Постарше, со званиями, занимали удобные места в нижней каюте. Молодёжь, как могла, устраивалась на палубе. Короткий гудок, отдавались швартовые, и юркое судёнышко начинало скакать «по морям, по волнам», чтобы через некоторое время пристать к могучему борту рыболовного траулера, похожего на огромный завод посреди океана, работающий двадцать четыре часа в сутки. Труппу поднимали на палубу поочерёдно в огромных сетях. И всё это время без перерыва рыбка ловилась, её обрабатывали, консервировали в три смены подряд. А театр ежедневно играл несколько спектаклей для каждой смены отдельно. И порт, исчерченный силуэтами больших морозильных траулеров, пассажирских пароходов, изысканных лайнеров, вертлявых катеров, работящих буксиров, самоходных барж. Ослепительно белая громада корабля, бывшего когда-то личной собственностью почившего в бозе фюрера, ныне носящая гордое название «Советский Союз», блистательно венчала картину этого неповторимого города.
А ночами их сухопутная кают-компания не могла вместить всех желающих. До утра звучали песни Визбора, Окуджавы, Кукина, которые Тим лихо исполнял под аккорды видавшей виды гитары. Но... «всё кончается, кончается, кончается, едва качаются перрон и фонари, глаза прощаются, надолго изучаются, и так всё ясно, слов не говори».
(Продолжение следует)