Первое января. Вечер. Муж с дочкой у его родителей. Мы с сыном собираемся заехать за моими и привезти их туда же. Сын спрашивает:
- Ма, как по-твоему, может быть, что вот это поздравление Мэри содрала где-то, а не пишет от себя? И может ли это быть не какой-то подначкой, а тем, что 15-ти летняя девочка чувствует? И как бы ответить, чтобы девочка, которая мне тоже нравится, не обиделась в обоих случаях - если это новогодняя шутка, или если она что-то такое чувствует?
И даёт мне распечатку е-мэйл:
"Радость моя! Поздравляю тебя с Новым Годом. Будь счастлив, как счастлива я, зная, что ты существуешь на земле. Любящая тебя, Мэри"
"Радость моя", "Новый Год" и "Любящая тебя, Мэри" были написаны по-английски, ведь Мэри - американка - старшая дочка живущего в Сан-Франциско друга моего М с детства. Они уже три раза прилетали сюда - после их первой встречи во время нашей поездки в Канаду и Америку (см. 37-50). Первый раз его друг прилетал сюда обсуждать проблему с патентом моего М. Тогда он впервые привёз дочку в Россию, чтобы показать ей Питер, а потом Москву. Он жаловался, что она совершенно какая-то индифферентная, и ему с большим трудом удалось уговорить её лететь с ним. Потом уже ни одного раза он не прилетал без неё, так она рвалась сюда, и ни за что не хотела уехать от нас, когда он в последний прилёт решил на несколько дней слетать в его родную Одессу.
У меня потемнело в глазах и перехватило дыхание. Чтобы хоть как-то оттянуть ответ, я сказала, что отвечать на его вопрос, не зная подробнее об их отношениях, мне представляется неправильным.
Он очень серьёзно ответил:
- Да никаких у нас отношений не было. Когда она прилетала со своим папой, я уделял ей всё время, как папа просил меня. Мы отлично подружились. Oна отличная девчонка. Никогда не приставала ко мне, как Люся, и никогда не бесилась, как эта воображуля Лена.
"Господи, оказывается, наша кукла знает всё куда лучше нас" - вспомнила я недавний разговор на кухне (см. 76).
Пришлось отвечать уклончиво:
- Раз этого не знаешь ты, то никто, кроме неё, этого тоже не знает. Но внимательно-внимательно выслушай мой совет и запомни его крепко-крепко. Никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяй себе как-то обидеть ни одну девочку, что бы тебе не казалось странным в её поведении.
- Да? Странно. А вот я обидел Люсю.
С замиранием сердца, будто это касалось непосредственно меня, я выжидающе молчала, поощряя его к дальнейшему разговору. А он задумался и даже отвернулся, глядя в окно. Пришлось чуть подтолкнуть его.
- Не хочется ли тебе и об этом поделиться со мною, мой родной?
- Да, слушай. Помнишь, я обещал, что после отмечания здесь без вас Нового Года с моими друзьями наша квартира будет сверкать (см. 76). Я сказал об этом друзьям, но они разошлись, сделав со мной уборку кое-как. Только Люся осталась здесь. Она так усердно чистила всё и убирала со мной вместе, что, когда всё действительно сверкало, она уже устала. Да и я, честно говоря, тоже. Мы присели на диван отдохнуть, и она сказала мне, что любит меня, и ещё наговорила всякую всячину, а потом, ни того ни с сего, начала плакать, да так, что её нельзя было остановить. А я ничего не чувствовал, ну и брякнул ей: "Да ты с ума сошла". Я её еле поймал, раздетую, уже на морозе, так она удирала от меня. Я, конечно, вернул её, пытался поговорить, напоить чаем - она никак не хотела реагировать, только рвалась уйти. Я заставил её одеться, проводил домой. Всё время я пытался как-то разговорить её. Но ни одного звука она больше не произнесла. Сегодня весь день её телефон не отвечает.
Я даже не заметила, как вскочила и заметалась по комнате. Сначала я вспомнила о своей первой любовной драме (см. 6). Потом представила, что бы творилось со мной, если бы на мои первые слова моему М "Мне так сладко с тобой" он ответил так же (см. 17). А когда я поймала удивлённый взгляд сына, то села около него и медленно произнесла, глядя прямо в глаза:
- Ты, конечно, не знаешь, что я когда-то первая призналась в любви твоему папе. Если бы он ответил мне так же, я бы повесилась.
Теперь он вскочил и вытаращил на меня глаза. Потом бросился к телефону и, не получив ответа, попросил:
- Знаешь, давай подбрось меня к ней.
В машине мы не разговаривали. Он попросил подождать его - он в любом случае выйдет ко мне сразу же. Пока он отсутствовал, я подумала, что если сын обращается к маме - даже не к папе - и просит помочь разобраться с его девочками, беспокоиться совершенно нечего. Когда он вышел и сказал, что никого нет дома, я отреагировала уже спокойно:
- Если никого нет дома, значит они где-то вместе. Иначе бы родители беспокоились. Послушайся моего совета. Оставь в дверях записку, что ты просишь найти тебя по одному из телефонов - нашему или бабушек. Вот тебе карандаш и бумага.
Перед тем, как мы отъехали, он поцеловал меня и сказал с чувством: "Спасибо, мамочка. Теперь посоветуй, как ответить Мэри".
Это уже было легко. Я сказала ему:
- Твой папа ответил бы мне на такое как-нибудь хитро, например "Спасибо, значит я не напрасно живу".
Он пришёл в восторг и даже захохотал. А мне было совсем не весело. 16-ый год. Одновременно две девочки. Одна - вроде меня тогда - тормоза уже отказали (я ведь уже заядлая автомобилистка). И мне ещё предстояло как-то выяснить, что происходило у него с третьей - Леной.
Как нашим детям нужна помощь в острые моменты! Но без заслуженного у них доверия они нас в свой мир не пустят. А заслужить его нельзя за короткое время, именно тогда, когда помощь нужна. Значит, мы должны думать об этом заблаговременно. Даже уступать им в мелочах. Тем более, что пока они маленькие - и проблемы у них маленькие. В основном - достаточно внимания и терпения. Они ведь не понимают, как мы им можем помочь. Они даже не понимают, что им нужна помощь. И никогда не знаешь, как и когда она потребуется. Но дети то - наши, часть нас самих, самая ранимая часть. И чем мы ближе с ними, тем легче узнать об их проблемах. А пределом близости является крепкая дружба и умная доброта, не дающая возможности эксплуатации ими этой дружбы.
Продолжение http://www.proza.ru/2017/02/07/345
.