Разговоры под шум дождя

 
               
               
               

Ноябрь – один из самых грустных, самых дождливых месяцев в году.  Монотонно дождит он каждый день, стучит и стучит по стеклу…
Елизавета  подошла к окну, вгляделась в затухающий осенний  день.  Прислушалась к  звуку капель. Вспомнила чьи-то стихи:

На улице всё серость неприглядная,
И мокрые листы на мостовой.
Была красива осень листопадная -
Тосклива ты  дождливою порой.
.
Женщина неторопливо задернула занавески, включила свет. Кухня сразу преобразилась,  стало веселее, наряднее, теплее.
--  А ты знаешь, Федя, в дождь-то  хорошо дома, никуда идти не хочется, - Елизавета повернулась к мужу, сидящему с газетой у стола. - Наверное, для того и  нужен этот мокрый ноябрь, чтобы люди  почувствовали,  как хорошо, как уютно дома -    она  обняла своего многолетнего спутника жизни, погладила его  седые,  поредевшие   волосы. Фёдор поймал её руку, поцеловал.
--  Ты, как всегда, права, голубушка.
Не успел он договорить, как  раздался звонок .
- Накрывай-ка на стол, Лизушка, это  Крутиковы пришли поболтать, почаёвничать!  Обещали   сегодня вечерком  заглянуть, я забыл  тебе сказать!
               
                1
               
ПОКАЯНИЕ  И  РАСКАЯНИЕ

Супруги Крутиковы (Анна и Пётр) –  соседи. Тоже пенсионеры. Когда-то все четверо  работали на одном предприятии. За долголетний труд получили в этом доме квартиры. Вот теперь друг к другу ходят в гости.
Пока все рассаживались, хозяйка  заварила душистый травяной чай, на столе появились конфеты, печенье и бутерброды с сыром. 
-- Мы сыты, хозяюшка, не суетись, просто пообщаться пришли. В такую серую погоду поговорить хочется. От телевизора уже глаза устали.
- И хорошо сделали, что пришли, - улыбалась Елизавета, расставляя чашки.
Фёдор потянул за тоненький шнурок, - абажур плавно скользнул вниз, объединяя светом всех сидящих  за столом.
-  Как, Петя, в командировку съездил? – Обратился к соседу Фёдор, размешивая   сахар в чашке с ароматным горячим чаем.
- Обычная командировка, - охотно откликнулся гость, отставляя  чашку, (он любил остывший чай), - расскажу ка вам один интересный случай из этой поездки:

Отвезли меня приятели после работы в маленькую сельскую церквушку. Там народу почти не было, только какая-то женщина каялась в своих грехах. Я стоял недалеко, старинные иконы рассматривал. Слышу:
- Бу-бу- бу, бу-бу –бу, - что-то невнятно говорит женщина.
- А ты, Тимофеевна, и в прошлый раз в этом каялась? – спрашивает  священник.
- Бу-бу-бу, бу-бу-бу, -  бубнит прихожанка.
- И в позопрошлый - за те же поступки получила отпущение?
- Бу-бу-бу,- согласилась кающаяся.
- Так что же это, я твои грехи именем Божиим прощаю, а ты опять -  то же самое творишь? Грешишь и грешишь! Когда же раскаешься до глубины души?! Ты страшные вещи совершаешь, Тимофеевна! Господи, прости и вразуми! – с горечью выдохнул священник.
Тут я отошёл в  сторону, чтобы не смущать женщину. Потом  всю обратную дорогу думал, какие  мудрые слова сказал божий служитель. Покаяться и раскаяться – большая разница.
-  Покаяние нам нужно, - сразу включился в разговор Фёдор, - помогает увидеть себя и понять свои поступки, - что сделали  мы не по совести.
 -  Верно ты говоришь, - поддержал соседа Пётр, - Это так. Да  только наш ум  часто «свинью»  подкладывает: помогает  самих себя оправдать, а других обвинить, чтобы своей вины не увидеть. А покаяние – приучает увидеть свои поступки. -  Пётр подул на чай и с удовольствием отхлебнул.
- Но этого мало! – То ли соглашаясь, то ли споря, добавила Анна, – в церкви  мы покаемся Господу, очистимся, на душе легко станет, но потом-то опять грешим!  Вот в этом всё дело. А раскаяние – оно на всю жизнь, потому что мы совестью себя судим. Душа наша очищенная не даёт нам больше тот грех совершить!
- Да, да, правду вы говорите, это я по себе знаю, - подтвердила    Елизавета,  – было в моей жизни такое раскаяние, до глубины  души.
- Давай, рассказывай, облегчи душу, мы тебе выдадим отпущение грехов, -  оживились друзья.
-  Кайся, кайся, жёнушка, - подбадривал и Фёдор.
Елизавета вздохнула, машинально стряхнула крошки со стола. Зачем-то подняла чашку и, подержав, поставила на место. Потёрла лоб. Наконец, заговорила:
 
- Я в школу пошла в первый год после  войны. Мне семь лет исполнилось. Сами помните -  тяжёлое тогда время было,– тихо начала  свой  рассказ Елизавета. - Однажды пришёл к нам в класс старичок - продавать детские книги. Заработать на жизнь пытался. Только, видно, никогда раньше не торговал. Он, по неопытности в торговом деле, позволил нам  взять  книги  домой посмотреть,  показать родителям, думал, что их сразу и купим. Наивный человек – верил, что дети, как ангелы безгрешные, - рассказчица  грустно улыбнулась. - Я  выбрала стихи с картинками, только дома книг маме не показала. Понимала, что денег в семье и на еду не всегда хватает.
Рассказчица остановилась, воспоминания унесли её в те далёкие, трудные годы.
-   На следующий день ни книг, ни денег продавцу не вернула. Уж очень мне книги понравились! А старичок  не помнил, кому что давал. Не записал. Поверил нам. Так с недостачей и ушёл, сгорбившись, весь поникший, словно мы лишили его веры в жизнь.
Вечером мама книгу обнаружила, велела вернуть. Шла я в школу с поникшей головой, всё думала, как оправдываться буду, как в глаза смогу посмотреть старому человеку. А он в школу больше не пришёл. 
 Рассказчица остановилась, посмотрела каждому в глаза и тихо, тихо произнесла:
- Умер он от инфаркта.
Елизавета прикрыла лицо ладонями. Какое-то время сидела молча. Вдруг подняла голову, - с  тех пор никогда чужого не возьму!
Все молчали, только за окном монотонно  стучал осенний дождь.
               
 

                2

             
 
- И я вам расскажу историю, не свою, правда, - нарушила молчание Анна. – Была у меня на работе подруга. Одна растила она  дочь. Так случилось – муж к другой женщине ушёл. Обычная в наше время история. Но не об этом речь. Беспечная  девчонка  была -  её дочка Зина. Всё бы ей плясать, да с парнями в любовь играть. А ребятам только того и надо - угостят в кафе булочкой, да рюмочкой, а потом наговорят красивых слов и в постель ведут. И чем всё это заканчивается? - Рассказчица замолчала, посмотрела на всех, вздохнула, -  абортом!  Парням в этом возрасте от таких подружек только удовольствие получить нужно, ни жениться, ни предохраняться  им, вроде, ни к чему. Нет у ребят перед девчонками никакой ответственности.
- Глупые ещё, не понимают, что их семя  может быть жизнью, -  добавила Зинаида.
- Понимают они всё, только думать об этом не хотят.
- Не крась всех парней в чёрный цвет. Не все плохие, - вступился за ребят Пётр.
- Не все, не все, - согласилась Анна, улыбнувшись мужу, и продолжила  рассказ, - подружка моя сначала не знала, что дочь аборт сделала,  а когда до неё слухи дошли – стала воспитывать.
- Раньше надо было  воспитывать, -  опять перебил рассказчицу Пётр.
- Опомнилась мамаша! В этом возрасте   родители уже не указ, -  вставил своё слово и Фёдор.
- Вы  слушайте, мужики, а не  перебивайте, - обиделась женщина, но, помолчав, решила не начинать с мужчинами перепалку, а снова повторила, - стала она дочку свою воспитывать, объясняла ей, что для женского здоровья это вредно,  что детей больше может не быть. Много всего ей внушала. Дочь покаялась, матери обещание дала. Даже в церковь сходила. Только молодость и природа своё берут - нам, женщинам хочется верить словам любви, да и женское тело просит  нежности, ласки. Так уж мы созданы Творцом. – Анна вздохнула, - Однажды, за два дня до очередного похода в больницу, сидела Зина перед  телевизором, фильм какой-то смотрела. А после него - документальный начался, о том, как  аборт делают.
- Сейчас  техника всё может показать,  - рассудительно вставил Фёдор.
Рассказчица дождалась, когда снова наступит тишина и продолжила:
- И видит Зина, как аппарат смерти движется на малюсенького человечка, а он, маленький такой, симпатичный, всё уже у него есть и головка, и ручки, и ножки! И этот человечек отодвигается в противоположную от аппарата сторону! Спастись пытается! Прижимается к стенке матки, словно просит у матери помощи!   Но - спрятаться негде! И не защититься, и не закричать! -рассказчица останавливается, но сделав глубокий вдох,взволнованно продолжает. -  Аппарат откусывает часть тела и всасывает в себя! Младенец вздрагивает. Зине кажется, что она слышит его крик! …Аппарат снова откусывает и всасывает! Ест  его! Живого!
- Господи Боже! – побелевшими губами шепчет Зина, дрожа от желания остановить, прекратить этот ужас! 
В этот миг всем своим существом Зина понимает, что никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах не сделает аборта!
Рассказчица замолкает, но, после долгой паузы, изменившимся мягким  голосом  добавляет:
- Сейчас у Зины сынок растёт. Любимый.
-  Ох!- выдыхает напряжение  Елизавета - из всех убийств это - самое беспощадное!   
- Да, - соглашается Анна, - а ради чего мы дитя убиваем? Для облегчения своей жизни! Но не взрослого наказываем. Нет! Мы  казним самого беззащитного, и  так жестоко!
 - Сколько  женщин повинно в этих убийствах! – укоризненно вздыхает Фёдор. - Как отмолить им этот ужасный грех?
Анна  бледнеет и, пристально глядя  Фёдору в глаза, спрашивает:
 - А  мужчины разве безвинны? Чьё семя в женщине ожило? Мужское! – Анна еле сдерживала  гнев, - Значит и мужчина – виновен!  И на нём – великий грех детоубийства!  Слияние с женским телом - не только наслаждение, игра гормонов – это акт зарождения жизни! - голос говорящей становится громче, - Если эта  жизнь появилась - она навсегда связана с вами! Вы - не безвинные козлята!
- Да что уж нам теперь, – мужчины смущенно опустили глаза, наклонив над столом  поседевшие головы.
Все замолчали.
Вдруг раздался тихий  голос Елизаветы:
- Явот недавно слышала по радио, что в Латвии в этом году пять тысяч женщин сделали аборт! Пять тысяч!
- А в России – почти миллион! – с горечью добавила Анна.
Все снова замолчали.
Только  ноябрьский  дождь  настойчиво стучал по стеклу:

«Не убий, не убий, не убий!»
               
               
 

 
 

 
 
-