(пьеса-монолог для одного актера)
Эпиграф: «...нельзя к животным подходить с человеческой меркой. Их мир старше нашего и совершеннее, и сами они — существа более законченные и совершенные, чем мы с вами. Животные -не меньшие братья и не бедные родственники, они — иные народы, вместе с нами попавшие в сеть жизни, в сеть времени; такие же, как и мы, пленники земного великолепия и земных страданий» .
Генри Бестон.
Сцена. В центре сцены — клетка, в ней человек.
- Доктор, вы здесь? Здравствуйте. Вам, наверное, уже рассказали, кто я.
Вы, как и все, не верите, что я волк. Ну, хотите — я завою? У меня всегда это хорошо получалось благодаря врожденному музыкальному слуху. Молодые волчицы приходили и ложились в кружок возле меня, чтобы послушать мой вой. Лунной ночью это так красиво — вы не представляете, доктор! Их шерсть блестит ярче, чем россыпи алмазов на витрине ювелира. Их глаза сияют, как изумруды в короне русского императора. Их холодные влажные ноздри ловят каждое движение ветра, а длинные острые ушки — звуки божественной музыки моего воя... Это неповторимо, доктор, и это то, что я видел ночами во сне...
Да, я знаю, вы будете убеждать меня, что я человек. У меня две руки, две ноги, голова — и даже есть диплом хорошего колледжа... Но достаточно ли всего этого, чтобы называться человеком? Да и надо ли? Не тратьте время понапрасну, мне хорошо известно, что у многих под тонким слоем так называемого «гуманитарного» налета прячется зверь.
А ведь жизнь зверя не сравнить с человеческой... Как вы думаете, почему я так тоскую по тем временам, почему я так хочу остаться волком? Кто испытал эту жизнь, не захочет променять ее на печальные путы разума. Это ощущение свободы, это путешествие по жизни налегке, эта большая семья — твоя стая... Зачем я оставил всё это, какая великая иллюзия позвала меня за собой?..
У волков есть предание, что раз в году, в одну особую ночь — я не скажу вам, когда и где это происходит, чтобы вы не вмешивались — волк может стать оборотнем и превратиться в человека. Когда и с чего это началось, никто не знает. Говорят, родоначальник этого процесса был ранен — то ли в него попала серебряная пуля и не убила насмерть, то ли он случайно увидел, как купалась в лесном озере молодая волчица человека — но он был тяжело ранен и заболел. Шкура его быстро затянулась, но то, что он был болен, ясно было всем... И вот, чтобы не заболели другие, вожак той стаи принял тяжелое решение: изгнать его навсегда... Легенда гласит, что он нашел поляну в лесу, и в тихую лунную ночь встал в центре ее и поднял мокрую от безмолвных слез морду к полной луне... В ту ночь последний раз лес услышал его вой. После этого он исчез бесследно. Ходили слухи, что в городе появился странный незнакомец — угрюмый, косматый, одетый в волчий тулуп. После этого случая время от времени пропадали молодые волки — именно в тот день и в том месте, где случилось это впервые. Эта поляна манила к себе многих, в том числе и меня. Во мне всегда боролись два начала...
Старшие учили меня бояться и избегать людей. Много плохого говорили они о людях. Как они были правы! Они и сами не знали этого... но моё любопытство разгоралось с каждым таким рассказом. И однажды я решил проверить, так ли страшны люди, как о них говорят.
Помню, это была весна... Ранняя весна. В глубине леса еще снег достигал живота. Но солнце уже грело морду и хвост, а кончики ушей вздрагивали от резких птичьих трелей. Под покровом ночи я решил навестить ближайший городок и, как только опустились сумерки, пустился в путь. Запах талого снега, мокрой коры, следы зайцев и полевок — ничто не могло сбить меня с намеченной цели. Помня рассказы старших, я старательно обходил места, где могли скрываться ловушки и капканы. Мой путь прошел довольно гладко, я не встретил ни разбуженного капелью медведя, ни рассерженного гоном лося, и вот, уже намного позже «часа волка», моя лапа ступила на камни старинной мостовой...
То ли мне повело с невзрачной мастью, то ли в темноте я сходил за крупного пса — но, к моему удивлению, немногочисленные люди на улицах не поднимали крика и не впадали в истерику. Редкие машины, проезжавшие мимо, сигналили друг другу и мне, первый раз я страшно испугался и метнулся в сторону, едва не расшибся о стену дома и долго сидел на тротуаре, мотая головой и пытаясь понять, где я нахожусь и что со мной. К счастью, мне не пришло в голову жалобно завыть в этот момент. Поджав хвост и опустив голову, чтобы быть еще незаметнее, я бесшумно, всё больше набирая скорость, понесся по городу. Меня преследовали запахи еды. Это были до тех пор незнакомые запахи, но я знал, что это пахнет еда — слюна из моей пасти залила всю улицу. Иногда я останавливался и смотрел на проезжающие мимо машины, вслушивался в разговоры проходящих поодаль людей. Я прятался в тени и наблюдал за ними со жгучей завистью и болью. Они казались мне богами. Злыми богами, как учили меня старшие. Красивыми и умными богами, как говорили мне мои глаза. Хотел ли я стать таким, как они? Не знаю, смог бы я тогда ответить на этот вопрос...
Но тут я увидел ее. Человеческую волчицу. А может быть, я сначала учуял ее запах? Это не был запах еды. Это был запах талого снега, мокрой коры... Это был слабый запах первых цветов и резкий запах последней сброшенной листвы. Запах хвои и раздавленных лапами лесных ягод. Запах облаков и солнечной ряби на воде...
Я не знаю, была ли она красивой по человеческим меркам, но я не встречал в своей волчьей жизни ничего более красивого.
Не знаю, откуда она возвращалась домой среди ночи — возможно, из гостей, я никогда не спрашивал ее об этом. Но именно в тот момент я поклялся себе найти тайную поляну. Возвращаясь в лес, я запомнил ее дом. Я очень старался, ведь до того дня, когда можно было обратиться и стать человеком, было еще много времени...
Вернувшись в стаю, я долго катался по снегу, чтобы смыть с себя запах города. Но наш умный вожак всё равно заподозрил неладное. Где меня носило всю ночь? Я сказал, что охотился на другом конце леса, на чужой территории. Вожак сурово покачал опущенной мордой. Это было не менее дурным и опасным поступком, чем посещение города людей. Я был наказан... Когда все ушли на охоту, я остался сторожить молодняк вместе со старыми самками и изгоями стаи. Но мне было всё равно — я уже был тяжко болен, как тот волк из легенды...
Я готовился к уходу от волков. Старался не пересекаться взглядом с вожаком — мне казалось, что он прочитает мои мысли. Я часто уходил, бродил или лежал один и думал, представлял себе, как всё это будет... Будет ли мне трудно или легко? Забуду ли я жизнь в стае, променяю ли ее на это веселое и комфортное существование среди чуждых мне особей? Или, сколько бы они ни кормили меня так маняще пахнущей едой — всё равно буду смотреть в сторону леса?..
Волшебный день между тем приближался... Я уже с трудом скрывал свое беспокойство, каждую ночь я смотрел, как постепенно, из тоненького, как ниточка, серпа, вырастает в небе лицо Луны, и чем больше оно растет, тем меньше становится моя последняя надежда всё забыть и остаться жить и выть со своими родными волками...
Но вот наконец лунное лицо строго взглянуло на меня пустыми глазницами своих кратеров, словно говоря: пора!
Знакомая с детства поляна была вся залита лунным светом. Было светло, как днем. Я встал в центре. По мне проходили волны страха, шерсть стояла дыбом. Но пути назад не было! Я поднял морду и завыл... Сначала тихо и очень тоненько, как жалобно скулил в детстве. Я просил лунного духа сжалиться надо мной и увести меня к людям. Но жалобного воя оказалось мало... Обида и злость всколыхнули меня. Неужели я поверил глупым сказкам про оборотней?? Неужели я зря столько месяцев ждал именно этого дня, готовился к нему? Неужели, обманывая всех, я сам стал жертвой самого большого обмана?? Этого я не мог вынести. Из моей пасти вырвался самый душераздирающий вой, на который я только был способен... Мне казалось, что я выплюнул свое сердце. Мои глаза остекленели, и я медленно повалился на бок. Лунное лицо на мгновенье подернулось печалью — и исчезло...
Когда я очнулся, в глаза мне ударил солнечный свет и ослепил меня. Я долго не мог понять, где я, но когда пошевелился, то понял сразу, что чудо обращения произошло. Я долго смотрел на свои лапы — теперь это были человеческие руки, и мне так хотелось взять что-нибудь, чтобы понять, «как они это делают». Потом я встал на ноги. Мне и раньше приходилось иногда в наших волчьих играх пританцовывать на задних лапах, но теперь ощущение было совершенно другим... Я огляделся. Странным образом я оказался в городе. Днем здесь было намного больше людей, чем ночью, но на меня никто не обращал внимания. Мне было досадно, что я не понимал ни слова на их языке, я боялся заговорить, чтобы не завыть случайно по своему обыкновению.
Решив идти на запахи еды, я вскоре оказался на рынке. Торговцы приняли меня за сумасшедшего или глухонемого, пожалели, накормили и дали мне работу — я был молод, физически развит и силен, они поставили меня разгружать товар, который другие торговцы привозили на больших машинах, а иногда на телегах. Лошади, запряженные в телеги, при виде меня почему-то шарахались, как бешеные, а одна встала на дыбы и опрокинула телегу вместе с товаром, за что была чувствительно побита хозяином.
Я жадно впитывал их разговоры и вскоре стал понимать общий смысл, затем отдельные слова... Как я сам учился говорить — это отдельная история... По ночам, оставаясь ночевать в одной из палаток, я тренировался, произносил слова — сначала все подряд, потом фразами... Прошло немало времени, и однажды я понял, что уже готов покинуть рынок и своих замечательных спасителей...
Я пошел в полицейский участок, назвался вымышленным именем и рассказал, что меня ударили по голове, украли документы и я долго не мог вспомнить, кто я и как меня зовут. Мне выправили новый паспорт, дали пособие и маленькую комнатку в муниципальном доме. Я даже закончил колледж и устроился на работу в банк. Но всё это время я думал только о ней — о той маленькой волчице с запахом облаков и солнечной ряби на воде. Но я знал, что должен предстать перед ней настоящим человеком — иначе мне ее не завоевать, а второй попытки не будет.
Я читал книги по философии и психологии, я ходил в театры, на концерты классической музыки, на художественные выставки. Я писал стихи, я лепил из глины — лучше всего у меня получались фигурки собак, похожие на бегущих волков... Глина была красной, и у меня в комнате скопилась целая рыжая стая... Эта глина была особого свойства: ее можно было не обжигать, а только поскоблить — и она начинала блестеть. Но куда было этому блеску до жемчужного перелива шерсти моих былых подруг!..
Моё одиночество и пугало меня, и успокаивало. Временами на меня накатывала ужасная тоска. Моя раздвоенность и чуждость обоим мирам сводила меня с ума и заставляла думать о смерти. Сначала эти мысли терзали меня в буквальном смысле... По утрам я просыпался с расцарапанной грудью, весь в крови. Если бы я мог сам себя загрызть — я бы сделал это... Но постепенно и это притупилось, и постоянные мысли о смерти стали привычнее чистки зубов. В конце концов, этот выход всегда можно приберечь на потом, ведь верно, доктор? Кто знает, какие испытания приготовила судьба впереди...
Я хотел ее найти — и боялся. Боялся, что она не одна. Боялся, что не понравлюсь ей и она прогонит меня. Боялся, что она за это время утратила свой чудесный запах облаков и солнечной ряби. Но любопытство мое всегда было сильнее страха — иначе я не стал бы человеком. Да и... не для нее разве я всё это делал?
Ну вот... нашел я ее дом. Сердце колотилось так, что его стук заглушал звуки проезжавших мимо машин. Я стоял и смотрел на эту дверь. Всё было не то и всё было не так... Был ясный день, прошло уже несколько лет с того дня, кажется, дверь перекрасили с тех пор... Хотя что я тогда видел в темноте? Я только знал точно, что это то самое место, но живет ли она здесь или давно уехала?..
Время шло, люди входили и выходили, постепенно сердце перестало колотиться и вошло в обычный ритм, а потом вообще замерло... Его редкие, как набат, удары слабо напоминали мне, что я еще жив...
И в этот момент она вышла на улицу. Остановилась на крыльце, надела перчатки и озабоченно посмотрела на небо — не будет ли дождя.
Моё сердце судорожно подпрыгнуло, упало куда-то и замерло, не подавая сигналов.
Она увидела меня, улыбнулась мне, но тут же заметила, что со мной что-то не так. Она поспешила ко мне и участливо спросила:
-Молодой человек, вам плохо? Что случилось?
Это последнее, что я запомнил в тот момент...
Очнулся я в комнате, она сидела рядом — уже без пальто и перчаток, и обтирала мое лицо мокрым полотенцем. Я неловко поймал ее руку и понюхал — к запахам леса, облаков и солнечной ряби прибавились еще запахи ванили и мускуса. Никогда я еще не хотел так ни одну волчицу, как ее в тот момент!..
Мне повезло, она была не замужем и одна. Странно, по человеческим меркам она считалась некрасивой, но я никого в жизни не видел красивее её. Ей никогда не оказывали знаки внимания мужчины, она искренне считала, что никогда не выйдет замуж и что не стоит даже пытаться. Странные всё-таки существа — люди! Они придумали себе каноны красоты и не понимают, что главное — это запах. Да-да, запах души. Видимо, их носы недостаточно чутки для таких тонкостей. Один из них сказал, правда, что самого главного глазами не увидишь, но что такое слова одного против всех?..
Мы поселились у нее. Я принес с собой только стаю своих рыжих глиняных волков. Они очаровали ее, она долго рассматривала их, брала в руки, восхищалась проработкой мелких деталей. Она грела мне душу. На какие-то мгновения моя волчья сущность приходила в гармонию с человеческой, и я чувствовал себя цельной личностью.
Наступило мое тихое мещанское счастье — то, о котором я столько мечтал, лежа в лесу под деревьями, зарываясь с головой в кучи теплой осенней листвы. Но принесло ли оно мне покой? Нет, доктор, увы. Меня тяготила ежедневная служба, я испытывал дикую, звериную тоску по волчьей вольнице, по ощущению полета в прыжке, по своему дивному вою, на звук которого собирались лучшие волчицы...
Порой я не мог понять, было ли это на самом деле? Или эта часть жизни приснилась мне в прекрасном кошмаре? Или наоборот — я лежу под деревьями, зарывшись в опавшую листву, и грежу о незнакомой человеческой жизни?..
Только моя любимая, только она, моя ненаглядная нежная волчица, мирила между собой две мои ипостаси. Глядя на нее, человек во мне не хотел становиться волком, а волк успокаивался и вел себя, как шаловливый щенок.
Моя волчица оказалась рыжей. У нее была длинная коса огненных волос и россыпь золотых искр по всему телу. Я шутя называл ее предводительницей моей красной глиняной стаи. Она играла в оркестре на деревянной флейте. У флейты был слабый и некрасивый звук, напоминавший робкий униженный вой волка-изгоя. Но мне нравилось всё, что исходило от нее, даже эти нелепые и ненужные звуки. Флейта тоже была красновато-рыжего цвета — они были продолжением друг друга.
Доктор, как вы думаете, могла ли она не полюбить меня в ответ? Два существа нашли друг друга в этом мире, под этими звездами, в этой опавшей прелой листве...
Мы бродили по улицам, мы гуляли по лесу. Мы слушали по вечерам ее игру на флейте, а иногда я ходил на концерты ее оркестра. Она никогда не играла соло, да ее и видно-то не было из зала... Но я знал, что она где-то там, за струнными, рядом с большим барабаном — и меня переполняла гордость за мой маленький рыжий огонек.
Одно только омрачало эту идиллию: я должен был признаться ей в том, что я волк. Я не хотел, чтобы между нами стояла эта мрачная тайна.
Я хотел рассказать ей о волках, о том, как устроена их жизнь, об их вольнице и строгом соблюдении законов волчьей стаи. О том, что стая — это большая семья, и людям еще многому стоит поучиться, чтобы поговорка «человек человеку волк» стала реальностью.
Я хотел... но не успел...
Однажды оркестр давал очередной концерт в честь дня города. У меня болела голова, и я не пошел, остался дома. Сначала читал в тишине, потом зачем-то стал переставлять местами волков в своей рыжей стае. Вожака поставил на место изгоя, а маленькую рыжую волчицу взял в руки и никак не мог поставить обратно — казалось, что для нее больше нет места.
В этот момент в дверь позвонили. Незнакомый человек в полицейской форме взял под козырек.
-Господин Вольф?
-Да, это я... Что случилось?
-Мне очень жаль... в мэрии произошел сильный пожар. Возгорание было на сцене. Много погибших среди оркестрантов. Требуется ваша помощь для опознания... Поверьте, я не могу передать, как мне жаль...
Я помню, как тупо посмотрел на глиняную фигурку волчицы, которую крутил в руке, и зачем-то спросил:
-А флейта тоже сгорела?
Конечно же, оказалось, что деревянная флейта цела... И это всё, что осталось мне от любимой на память. Я безжалостно сломал ее, доктор. Я разбил свою рыжую стаю. Я неделю ничего не ел и рычал на всех, кто подходил к двери. Но теперь я понял, что хочу домой, к волкам. Только там мир и покой, вольная жизнь и строгий закон, любовь и взаимопомощь. Отпустите меня, доктор. Доктор, вы здесь?
(ходит по клетке из угла в угол)
Вы думаете, я сам не смогу уйти? Что мне нужен для этого специальный день и час? Поляна и полнолуние? Нет, всё, что мне нужно для этого — вот эта маленькая капсула и немного смелости.
(достает из кармана «капсулу», пристально смотрит на нее и кладет в рот)
Вот и всё, доктор, можете не возвращаться. Ваш сумасшедший выздоровел навсегда.
(ложится на пол, сворачивается калачиком и бормочет, как бы засыпая)
Баю-баюшки, баю, не ложися на краю. Придет серенький волчок... с рыженькой волчицею... Ждите меня, родные, я скоро...
Занавес