Since brass, nor stone, nor earth, nor boundless sea,
But sad mortality o'ersways their power,
How with this rage shall beauty hold a plea,
Whose action is no stronger than a flower?
O how shall summer's honey breath hold out
Against the wrackful siege of batt'ring days,
When rocks impregnable are not so stout,
Nor gates of steel so strong, but Time decays?
O fearful meditation! Where, alack,
Shall Time's best jewel from Time's chest lie hid?
Or what strong hand can hold this swift foot back,
Or who his spoil of beauty can forbid?
O none, unless this miracle have might,
That in black ink my love may still shine bright.
Раз бронзу, и камень, и землю, и бескрайнее море --
все пересиливает прискорбная бренность,
как же против этой стихии выступать [судиться] красоте,
чьи позиции не сильнее, чем у цветка?
О как медовому дыханию лета устоять
против уничтожающей осады сокрушительных дней,
когда неприступные скалы не так крепки,
и стальные ворота не так прочны, чтобы избежать разрушения Временем?
О пугающая мысль! Увы, где же
лучший драгоценный камень Времени укроется от сундука Времени*?
Или -- какая сильная рука может удержать его (Времени) быстрые ноги,
или -- кто может запретить ему порчу красоты?
О, никто, если только не совершится то чудо,
что в моих чернилах моя любовь будет вечно ярко сиять.
* Смысл метафоры "сундук времени" (Time's chest) не вполне ясен; возможно, имеется в виду, что Время в конечном итоге всех прячет, как в сундук, в небытие и забвение; с другой стороны, возможно, это просто эвфемизм, означающий "гроб".
Коль камень, бронзу, землю - все на свете,
Одолевает бренности рука,
То красоте ль мечтать о вечном лете,
Она едва ль устойчивей цветка?
О, устоит ли сладостное лето,
Когда вокруг все тлен и суета?
И скалы осыпает Время где-то,
И рушатся железные врата...
Мне мысль страшна, что бриллианты века
Навек упрячет Время в свой сундук...
Бег ног его пугает человека,
Кто ж порчу запретит ему, мой друг?
Никто... Но чудом стих мой назови,
В чернильном блеске - вечный свет любви!