На снимке: экзамен по гироскопическим приборам, по результатам которого я получил незаслуженную отличную оценку, о чём написано в тексте.
Учение – это активный процесс,
мы учимся на делах.
Дейл Карнеги
Поскоьку объём этой публикации большой, и не все его части могут заинтересовать читателя, я выделил некоторые из них, непосредственно не связанные с учёбой, и разместил их на сайте в виде отдельных очерков. Вот названия некоторых из них:
1. Студенческий отдых на Кавказе.
2. Военные сборы студентов.
3. Студенческие приколы.
4. Наши во Вьетнаме в период войны с американцами.
5. За что бьёте господа или как я потерял друга.
6. Происшествие в Гаграх в пятидесятых.
Итак, летом, в июне или июле месяце 1951 года, после получения в Кировском техникуме всех необходимых документов, три отличника — Влад, Слава и я поездом отправились в Москву. Прибыли на Ярославский вокзал. Подошёл какой-то мужик, спросил, куда ехать, запросил с каждого по 5 рублей. На наш вопрос: « Где же машина?», ответил: «Поедем на метро». «А зачем вы нам нужны, на метро мы и без вас доедем». Доехали без происшествий, пришли в приёмную комиссию института. Секретарь был явно разочарован: «Я предполагал, что раз приедут из Сибири, значит будут 3 богатыря, которые на медведя с рогатиной ходят, а на самом деле прибыли ребята совсем другой комплекции». Нужно сказать, что мой рост и рост Влада составлял 163 сантиметра при весе примерно 55 килограмм, лишь Слава был среднего роста – около 175 см. Нас, как и всех поступающих – иногородних временно до зачисления поселили в больших учебных аудиториях, кажется, человек по сорок в каждой. Далее возникли опасения, что выпускников техникумов могут подвергнуть вступительным экзаменам по математике, которую мы изучали в техникуме на первом курсе. Пришлось срочно штудировать справочники. Впрочем, опасения были напрасны, потребовалось только собеседование по теме дипломного проекта: «Электрооборудование самолётов», которое я успешно прошёл.
Мы были приняты на факультет № 5 «Приборы и системы управления летательных аппаратов» с выплатой стипендии в сумме 345 рублей. Это было на 125 рублей больше, чем в обычных ВУЗах в связи с оборонным направлением специальных предметов. В группе числились 24 студента, несколько студентов отчислились на первых курсах, вместо них пришли студенты из других групп. К окончанию института остались 13 ребят и 11 девушек: Юля Мишина – староста группы, Галя Дашкова, Мила Ильницкая, четыре Нины (Фёдорова, Ловцова, Казакова, Федосеева), Вероника Крылова, Катя Куренкова, Наташа Шустина, Вера Яшукова. Из ребят, кроме меня, окончили институт Валера Булатов, Петя Власов, Игорь Дедок, Саша Лазарев, Олег Пахомов, Алик Петросян, Женя Приходько, Лёша Путилин, Володя Сорин-Чайков, Слава Фролов, Юра Шаповал, Ставро Шотиди. Большинство были москвичами, Власов, Дедок, Федосеева. Фролов, Шаповал, Шустина и я были иногородними и жили в общежитии. На общем собрании первокурсников института один из выступавших профессоров поразил меня фразой, в правдивости которой я не раз убеждался впоследствии: «Любая глупость может быть объяснена научно».
После зачисления абитуриентов поселили в общежитие рядом с институтом, в комнате кроме меня оказались Аркадий Бобков, Александр Слабов, Юрий Колосов. В таком составе мы прожили в течение 5 с половиной лет до окончания института. Самым весёлым был красавец Аркадий, пользовавшийся наибольшим успехом у девушек. Во время раскручивания известного «Дела врачей» он говорил, что его тоже лечит врач-вредитель, потому что когда он пожаловался на сильные боли в горле, она назначила уколы совсем в другое место, ниже поясницы. Самым серьёзным и основательным был Слабов, он был старше нас на 6 лет, поступив в институт после службы в армии. Он постоянно тренировал своё тело. Нас забавляло, когда он завязывал узел на одном из углов простыни, обозначая место для ног. Мы периодически, шутки ради развязывали эти узлы, завязывая их на противоположном её углу. Иногда у нас украдкой проживал и спал на полу длиннющий Юра Шаповал, которому не дали место в общежитии, так как материальное положение его родителей было выше среднего. Юра отличался своеобразным скептическим характером, выслушав какое-то мнение, он нередко в ответ произносил: «А ерунда», сопровождая это взмахом правой руки. Про него даже сочинили фразу: «Что ни скажет Шаповал, все ложатся наповал!» Впрочем, Юра – парень умный и добрый, все студенты группы относились к нему с большой симпатией. Особых тесных дружеских отношений у меня не сложилось ни с кем из живших со мной в комнате, видимо, из-за несходства характеров и интересов. Итак, начались долголетние учебные трудовые будни, и первый курс не зря считается самым трудным, второй - полегче, а учёба на следующих курсах шла как по накатанной колее.
Когда я поступил в институт, прошло всего 6 лет после окончания Великой отечественной войны, многого не хватало, условия жизни и потребности оставались скромными, но требования к дисциплине поведения были весьма высокими. Три младших курса пришлись на годы, когда ещё был жив Сталин. Кстати, я несколько раз видел Сталина на трибуне при прохождении колонны студентов по Красной площади. Участие в демонстрации было для студентов почти обязательным, но в то же время я не помню случая, чтобы кого-то наказали за пропуск демонстрации. С другой стороны, это было интересное мероприятие: много весёлых людей, музыки, свежий бодрый воздух, праздничная атмосфера. Болезнь Сталина была тяжело воспринята практически всем народом. Занятия в институте начинались с чтения бюллетеня о состоянии его здоровья. Смерть вождя повергла большинство народа в шок, но были и такие, которые не разделяли эту скорбь. Некоторые наши студенты чуть не поплатились жизнью в давке в дни прощания с ним. Преподаватель марксизма-ленинизма по фамилии Щетинин буквально рыдал на лекции во время прочтения заключения о смерти вождя.
Но жизнь постепенно налаживалась, с каждым годом улучшались материальные условия жизни, вышло много интересных фильмов, ставили новые спектакли в театрах, первых успехов добивались футбольные клубы. Приобрести билеты на матч фаворитов на главный стадион «Динамо» было непросто.
Однако вернёмся к началу учёбы. Она складывалась для меня непросто. Как я уже отметил, все предметы в объёме старших классов средней школы мы проходили в техникуме на первом курсе, и практически почти всё забылось. Поэтому, когда меня в первый раз вызвал к доске доцент кафедры высшей математики Корицкий, он выяснил, что я не помню основных формул по алгебре, тригонометрии и удивился, как же я с такими знаниями сумел поступить в институт. В дальнейшем я хорошо подтянулся и к концу учебного года был у него в числе лучших студентов. Большинство студентов учились прилежно, однако успехи были разными. В группе самым старшим по возрасту был Саша Лазарев, который до поступления в институт прослужил во флоте 7 лет, был зачислен вне конкурса и мало что помнил из школьной программы. На первых курсах мы очень переживали за него во время экзаменов. И вот картина: мы ждём его выхода с экзамена, волнуемся, вдруг распахивается дверь, выходит Саша, улыбка до ушей, и на наш вопрос: «Ну,как?» звучит бодрый ответ: «Отлично, трояк!». Все рады, что он получил положительную оценку, а не двойку. К старшим курсам он уже не давал нам поводов для таких переживаний.
Наш курс состоял из 9 групп по 22-25 студентов, на лекциях в больших залах присутствовали все группы, на семинарских занятиях в аудитории находилась одна группа. Я учёл опыт техникума и с первого курса относился к учёбе очень ответственно: практически никогда не пропускал занятия, тщательно записывал лекции, активно участвовал в семинарских занятиях, у меня были отличные конспекты, записанные очень разборчивым почерком, и ими часто пользовались другие студенты группы. В группе, начиная со второго курса, я относился к числу наиболее знающих студентов, поэтому ко мне часто обращались за консультациями, и я никому в этом не отказывал. Это было полезно и для меня: в процессе объяснения трудного материала я и сам стал лучше понимать суть проблемы. Наиболее часто это происходило перед сессиями или во время экзаменов. Во время экзаменационных сессий вместе с Евгением Приходько мы частенько сдавали зачеты досрочно, чтобы высвободить дни перед серьёзными экзаменами.
Из преподавателей института мне наиболее запомнились доцент Корицкий и преподаватель по основному предмету «Системы управления летательными аппаратами» академик Борис Николаевич Петров, бывший в то время ведущим специалистом по системам управления ракетных комплексов в КБ С.П.Королёва. Он был совершенно не строгим, имел тихий голос и не мог выносить женских слёз, когда приходилось ставить неудовлетворительную оценку или тройку студентке, жившей на стипендию. Он тогда говорил: «Ну ладно, успокойтесь, я Вас ещё что-нибудь спрошу» и после получения мало-мальски нормального ответа на нетрудный вопрос ставил нужную оценку. Иностранный язык у нас преподавала Мария Флегонтьевна, которая почему-то считала меня очень похожим на С.М.Кирова. Некоторые предметы были очень скучными, возможно по той причине, что их нудно преподавали.
Самым забавным преподавателем был полковник, который вёл такой необязательный предмет, как «Гражданская оборона». Запомнилась первая встреча студентов нашего курса с ним. Он вошёл в лекционный зал в военной форме и поздоровался с нами. Поздоровались мы очень вяло, вразнобой. Он сказал: «что же Вы так плохо встречаете боевого заслуженного полковника? Я сейчас выйду и зайду снова, и Вы примете меня, как положено». Студенты сразу оживились, и когда он вошёл, аудитория гаркнула: «здравия желаем, товарищ генерал!» Он рассмеялся: «вот так-то лучше, хотя я ещё не генерал». Он очень любил читать вслух записки по теме занятий, весело смеялся над забавными. И мы всячески изощрялись в остроумии. Помню содержание пары записок. Одна из них звучала так: «можно ли замаскировать железную дорогу, сажая деревья между шпал?», другая содержала вопрос: «можно ли повысить коэффициент потушаемости за счёт понижения коэффициента загораемости?».
Но шутки в сторону, большинство дисциплин были очень серьёзными и весьма непростыми по содержанию. Приходилось пахать, как следует, особенно много приходилось тратить времени и усилий на выполнение курсовых проектов. При выполнении одного из них, когда я завершил выполнение сложного чертежа, ко мне обратился студент из параллельной группы с просьбой разрешить сколоть мой чертёж, у него было аналогичное задание. Скалывание заключалось в прокалывании иголками всех узловых точек чертежа, по этим углублениям далее можно было гораздо легче сделать чертёж. Мне очень не хотелось выполнять его просьбу. Я считал несправедливым его предложение, ведь я потратил на выполнение чертежа наверное, пару недель, а он «на халяву» воспользуется результатами моего труда. Кроме того, на чертеже останутся следы проколов, в результате преподаватель может предположить, что именно я скалывал свой чертёж. Я не знал, как деликатно ему отказать, возможно, сослаться на потерю товарного вида, на приближающуюся сдачу проекта и вообще на нежелание идти ему навстречу. Я посоветовался с однокурсницей Верой Яшуковой, и она дала мне дельный совет, которому я старался в дальнейшем всегда следовать. Она сказала: «Саша, при отказе по какому-либо вопросу не нужно приводить несколько доводов, человек поймёт, что ты лукавишь и скрываешь истинную причину отказа. На самом деле всегда присутствует доминирующий фактор, его и нужно приводить, это будет правильно и по делу, и по честному». Я так и сказал студенту, что я отказываюсь давать чертёж, так как считаю это неправильным.
Все семестры я заканчивал с отличными оценками почти по всем предметам, но однажды у меня чуть было не случился прокол: на трудном экзамене по гироскопическим приборам в билете мне попались очень сложные вопросы. Как раз в аудиторию, где шёл экзамен, пришёл корреспондент институтской газеты «Пропеллер». Он должен был сделать снимок отличника, и ему указали на меня, хотя я ещё не закончил сдачу экзамена. После съёмки я продолжил отвечать на вопросы, причём довольно неудачно, по одному из вопросов, как говорится «поплыл». Преподаватель Данилин стал рассуждать вслух: «На пятёрку Вы определённо не ответили, но газета-то выйдет с текстом, что сдали на пятёрку. Считайте, что Вам повезло, я вынужден поставить оценку 5». На этот раз мне явно сопутствовала редкая удача. Номер газеты с моей фотографией на экзамене я сохранил до сих пор. Видимо не зря СМИ называют четвёртой ветвью власти.
Отличные оценки позволяли мне получать повышенную на 25% стипендию на всех курсах. Это было очень важно для меня, так как стипендия была практически единственным источником моего существования. Стипендия на нашем курсе вообще была повышенной по сравнению со стипендией в других технических вузах, кроме того, она повышалась при переходе на следующий курс, поэтому я получал на старших курсах, как и другие отличники, стипендию почти на 80% выше средней по стране. Это позволяло мне безбедно существовать, не допуская, естественно никаких излишеств. Помощь мамы была незначительной и эпизодической, обычно при покупке пальто или костюма, на большее у неё не было возможностей. Питание было трёхразовым. Завтрак в буфете обычно состоял из так называемой французской булки весом 200 грамм с сосиской или сарделькой из натурального мяса, или со 150 граммами отличной густой сметаны с сахаром, чай или кофе. Очень вкусно! Обед в студенческой столовой включал салат, большую тарелку какого-либо супа или щей, на второе котлета или рыба с гарниром. В завершение – мутный компот. Обед, конечно, сытный, но едва ли его можно было назвать вкусным. Занятия, как правило, состояли из четырёх парных часов, и обед был после двух первых пар. Ужин по составу практически повторял завтрак, только он проходил в жилой комнате в общежитии. Зато почти каждый выходной день мы ездили обедать на знаменитую фабрику-кухню Московского часового завода около метро «Динамо», где получали отличный обед, состоящий из салата, борща или супа гораздо более высокого качества, чем в столовой, и, главное, самое вкусное блюдо – отбивной ромштекс с жареной картошкой. На десерт компот прозрачный с сухофруктами с булочкой, кексом или пирожным. От такой еды мы получали настоящий кайф! И всё сравнительно недорого.
Общежитие института представляло пятиэтажное здание коридорного типа, как в гостинице. На каждом этаже имелась порядка 15 жилых комнат площадью метров 16 на четырёх человек, большое помещение кухни с несколькими газовыми плитами, пара душевых кабин и туалетов. На входе – вахтёр. Постельное белье заменялось раз в 10 дней. Собственное бельё сдавалось женщинам, которые за небольшую плату стирали его и возвращали в отглаженном виде. Ребята и девушки размещались в общежитиях отдельно на разных этажах. Рядом с институтом располагался большой стадион. В связи с тем, что мои физические данные не обещали хороших спортивных результатов, я не записывался в спортивные секции, уделяя основное внимание учёбе. Играл в шахматы, научился неплохо играть в преферанс, занимался в танцевальных кружках для любителей, тогда культивировались в основном бальные танцы. Культурная программа включала также частые посещения концертов в Дворце культуры института, в котором выступал и гремел на всю Москву знаменитый в то время юмористический студенческий театр МАИ под названием «Телевизор». Регулярно, пожалуй, раз в месяц, иногда с девушкой, с который в тот момент общался, был на спектаклях в основных московских театрах: Большом, МХАТе, Малом, им. Вахтангова, Сатиры, Советской армии, Оперетты и других. Часто посещал концерты знаменитостей в том числе: Аркадия Райкина, Леонида Утёсова, Марии Мироновой. В частности, в Большом театре я слушал оперы: «Аида», «Риголетто», «Фауст», «Севильский цирюльник», смотрел балет «Лебединое озеро». В «Фаусте» меня особенно поразил феерический балетный акт «Вальпургиева ночь».
Изредка с участием однокурсников удавалось отмечать какие-то события: перевод на следующий курс или завершение семестра, день рождения, а иногда и просто получение стипендии в ресторанах: «Прага», «Москва», «Гранд-Отель», «Глобус», «Динамо». Кстати, при посещении ресторана «Динамо» произошёл досадный случай. Туда меня и Влада пригласил отметить втроём свой день рождения наш земляк Владислав. Нужно отметить, что наш красавец-мужчина Слава отличался обидчивостью и некоторой вспыльчивостью, а Влад ехидством и легкомыслием. После того, как мы прилично нагрузились, и пришла пора поблагодарить именинника за приятное мероприятие, Влад ляпнул, что можно было бы выбрать заведение получше, повеселее и с лучшей кухней. Этого хамства Слава вытерпеть не смог: он буквально выволок Владика на улицу и стал физически вразумлять его в ошибочности высказанного мнения. Я их растащил и стал каждого по отдельности уговаривать помириться. Мне удалось лишь притушить страсти и уговорить ехать в общежитие. Помирились они значительно позже и в дальнейшем поддерживали хорошие дружеские отношения. Чтобы не сложилось неправильного мнения о моём друге Владиславе, отмечу, что на самом деле он - очень порядочный и тактичный человек, не злоупотребляет спиртным и описанные эпизоды - единственные, когда он не сдержал себя. Я их привёл, как пример студенческой жизни, когда проявляются молодая кровь и эмоции.
Наиболее запомнился ресторан «Пекин», в котором естественно, захотелось попробовать блюда китайской кухни, в том числе трепанги, китайские гарниры со сладкими приторно-сладкими специями, китайское вино из Харбина, как мне помнится марки «Розановское» После его посещения я целые сутки чувствовал себя отвратительно. Специфический вкус этой трепанги долгие годы преследовал меня, и через 60 лет при упоминании трепанги мне кажется, что я его ощущаю. Но чаще всего мы отмечали праздники учебной группой на квартире кого-нибудь из москвичей, в первую очередь, Алика Петросяна. Часто это продолжалось до утра, было весело и шумно, но вполне прилично.
Пару раз выезжали за город, на природу. Не обходилось без розыгрышей а иногда и дерзких хулиганистых шуток, что вообще присуще студентам. Так, на пикнике на станции Баковка двое наших ребят, сговорившись, предложили сыграть в следующую игру: они удаляли всех студентов группы с площадки, приглашали по одному и каждому предлагали ладонью или пальцами рук в течение некоторого времени усердно тереть натянутый ремень, заранее договорившись считать то, что он скажет, как сказанное им во время брачной ночи. И, естественно, испытуемый или испытуемая, не зная об условиях игры, начинали возмущаться: «Мне надоело», «Я больше не хочу», «Отстаньте от меня», и прочее, что вызывало громкий хохот. Затем испытуемому объясняли суть игры и приглашали следующего, до тех пор, пока эту экзекуцию не проходили все, причём с каждым разом число зрителей экзекуции увеличивалось и веселье усиливалось. А однажды, уже утром, возвращаясь с вечеринки, встретив группу девушек, мы, трое ребят поздравили их следующим образом: «девушки! С праздником Вас!» Они в ответ: «Спасибо!» Мы затем: «И мать вашу также!». Нам в то время это казалось смешным.
По выходным дням в общежитиях институтов организовывались танцевальные вечера, но со стороны на них допускались только по приглашениям. На танцевальные вечера в своём институте мы обычно не ходили, так как в МАИ состав студентов был в основном мужским. И чаще всего ходили на танцы в расположенные рядом с нашим институтом студенческие общежития, где большинство студентов были девушками: пищевой, транспортно-экономический, а также более удалённые: библиотечный, текстильный, иногда МГУ. К тому времени я довольно неплохо умел танцевать. На первых двух трудных для меня курсах мне было не до близких знакомств. И только начиная с третьего или четвёртого курса, я стал заводить знакомства с девушками. Но удивительное дело: у нас в группе и на курсе было немало очень привлекательных и неглупых девушек, но почему-то знакомства я заводил на стороне. Вероятно, это происходило потому, что они в большинстве были москвичками, не ходили на танцевальные вечера, а на занятиях до близких знакомств дело не доходило. И вообще как-то получалось так, что если какая–нибудь девушка мне нравилась, то я ей не очень-то подходил и наоборот, я нравился кому-то, к кому у меня душа не лежала.
Мой небольшой рост тоже создавал проблемы: я старался никогда не знакомиться и не приглашал на танец девушек выше меня ростом. В моём характере, как мне кажется, присутствовала ещё одна черта - обидчивость, или капризность. Если ко мне кто-то проявил неуважение, или сделали замечание, то я больше близко с ним не общался. Играли свою роль слабый опыт, мои явно завышенные требования к внешнему облику девушек, возможно в ущерб внутреннему содержанию. Все эти заблуждения я осознал позднее. Из девушек нашей группы больше других мне нравились две Нины, но одна из них к тому времени уже дружила со студентом группы, другая держалась в группе несколько отстранённо, по-видимому имея друзей вне группы.
Первой девушкой, которая мне по-настоящему понравилась во время учёбы в институте, была Галя Шапошникова, студентка транспортно-экономического института, родом из Сибири, кажется из Минусинска. Она была небольшого роста, очень симпатичной, хорошо сложенной, с большими голубыми глазами и серьёзным неконфликтным характером. Она мне очень понравилась. Мы познакомились с ней на танцах в её институте, общались в течение нескольких месяцев, встречаясь нечасто, в основном на вечерах танцев, иногда посещали какие-то другие мероприятия. Вместе с ней училась её сестра или кузина, также весьма привлекательная девушка, кажется её звали Валей. Она не была похожа на Галину ни внешне, ни по характеру. Валя как-то говорит мне: «Саша, я считаю, что парень с девушкой должны при прогулке держаться теснее, чем вы». Видимо, она имела в виду ходить полуобнявшись. Но наши отношения не дошли до такой степени, кроме того, в то время это было не очень принято, в стране были довольно пуританские порядки. Я надеялся, что у нас с Галиной могут сложиться серьёзные отношения, но в результате этого не произошло. Разрыв произошёл по её инициативе, возможно, у неё был другой парень, и она просто сказала: «Саша, любви к тебе я не чувствую, нам надо прекратить встречи». До этого никаких признаний ей я не произносил, вероятно она интуитивно понимала моё отношение к ней без слов. Конечно, я изрядно переживал свою неудачу, но я на неё ни в коей мере не обижался. Я понимал, что я не очень-то походил на принца на белом коне. Ей было всего 18 лет, а в этом возрасте у девушек, да ещё красивых, мечтания очень возвышенные. Спустя некоторое время я встретился с ней вновь.
Студенты частенько устраивали розыгрыши и в данном случае кто-то, не назвавшись, вероятнее всего один из моих соседей по комнате, сообщил мне по телефону о том, что Галя сильно заболела и просила меня зайти к ней. Я купил виноград, каких-то фруктов, плитку шоколада и пришёл к ней в общежитие. Она была одна в комнате, совсем не больная, выполняла учебное задание и очень удивилась моему приходу. Я сделал вид, что зашёл мимоходом, узнать, всё ли у неё в порядке, посидел и отправился восвояси. Мысли о ней нередко возвращались вновь и вновь на протяжении нескольких лет, видимо, она меня здорово «зацепила». Позже я подумал, что не совсем правильно вёл себя по отношению к ней. Наверное, следовало не прерывать общение, а договориться о переходе на чисто дружеские отношения, в течение которых заслужить её большее доверие, чтобы она получше узнала меня. Возможно, это ничего бы не исправило, но надо было использовать этот шанс. Но вероятно опасение оказаться в унизительной ситуации не позволили так поступить.
Другой девушкой была студентка того же института москвичка по имени Эмма. Она также была небольшого роста, худощавого телосложения, с карими глазами, с добрым характером, выглядела она вполне неплохо. Ко мне она относилась очень тепло, чувствовалось, что я ей нравлюсь и в перспективе она готова идти на серьёзные отношения, вплоть до замужества. Её отец был доцентом института, семья проживала в районе Мещанских улиц вблизи метро «Проспект мира». Помимо совместных прогулок, посещения зрелищных мероприятий, она приглашала меня к себе домой, даже на ночь, видимо с разрешения родителей. Те времена не в пример нынешним, были намного более строгими, и мы держались в рамках дозволенного. Дело дошло до того, что я был приглашен к ним на дачу на время летних каникул, но я туда не поехал.
Что-то меня удерживало, к тому же моему тогдашнему приятелю она почему-то не нравилась. Позже я проанализировал ситуацию и кажется понял, в чём дело. Просто к тому времени она не вполне сформировалась, как женщина и походила на подростка. И однако я думаю, что главная причина была в другом. К тому времени прошло совсем немного времени с момента прекращения встреч с Галиной, я видимо невольно сравнивал Эмму с ней, и это сравнение было не в пользу Эммы, что могло повлиять на такой исход отношений. И приятель тут был не при чём. Впоследствии Вера, однокурсница Эммы рассказала мне, что Эмма с возрастом превратилась в весьма привлекательную женщину. Постепенно наши отношения сошли на нет. А возможность их восстановить были, так как мы пару раз были в одной компании, и она явно ждала, чтобы я подошёл и хотя бы объяснил причину. Но что я мог объяснить? Возможно, я поступил тогда неправильно.
Но вообще мой приятель в двух последующих эпизодах он проявил себя совсем некрасиво, поступил непорядочно. Я воздержусь от обнародования его имени. Однажды он познакомил меня с симпатичной девушкой Тоней из его родного подмосковного города, и она пригласила нас с ним на свадьбу своей подруги. Свадьба происходила в каком-то бараке, и всё шло нормально, я танцевал с Тоней, как вдруг нам сказали, что моего приятеля бьют на кухне. Мы бросились туда и увидели, что он стоит в углу, закрыв лицо руками, и какие-то ребята лупят его. Мы с Тоней выхватили его из угла, вытолкнули за входную дверь и стали препятствовать её открытию, спасая его от расправы. Он убежал домой, бросив нас на произвол судьбы и не организовав помощь. Через мгновение я почувствовал, что лечу по воздуху и падаю на пол. Я встал и вышел из дома. Зрители из соседнего барака кричали мне: «Беги отсюда скорее!» Но бежать было стыдно, ведь я же студент МАИ, при том, что я не чувствовал себя виноватым. Тут меня догнали несколько ребят, двое подхватили под руки с обеих сторон, а третий крепко ударил сначала в глаз так, что из него посыпались искры, другой сильный удар пришёлся по губе. Затем меня подвели к жениху: «Что с ним дальше делать?» Он ответил: «Отпустите его, он тут не при чём». Антонина привела меня к родителям приятеля, мои раны обмыли. К утру вид у меня оказался ужасным, лицо распухло, его перекосило. Приятель же практически не пострадал. Чтобы не расстраивать его родителей, я решил спозаранку уехать.
Вид у меня был настолько непрезентабельным, что кондуктора в автобусе и электричке не стали спрашивать у меня денег на проезд. В комнате меня не сразу узнали и предложили собрать народ, чтобы поехать и отомстить за меня. Я понимал, к чему это может привести, и категорически отказался. Мне пришлось пропустить неделю занятий, пока не исчезли следы побоев. А причина расправы была банальной и характеризовала приятеля как непорядочного человека. На свадьбе он сказал жениху, или шаферу, зачем тот дружит с девушкой, с которой он ранее гулял и переспал. За такие слова на свадьбе могли убить или покалечить. Так я пострадал от побоев единственный раз в жизни, причём не по своей вине. Впоследствии мы убедились в его нечестности. Однажды после окончания института мы с Виктором Дудко заехали к нему в общежитие, когда он уже работал. Его не было на месте и на наш вопрос о том, как они тут живут, его сосед по комнате поведал, что наш знакомый очень плохо проявил себя. Он взял из тумбочки соседа лотерейный билет, на который выпал крупный по тому времени выигрыш - швейная машина, и заменил его своим. Потом сказал, что его билет выиграл. Но у соседа номер лотерейного билета был записан, и всей комнатой они заставили его признаться в содеянном и вернуть билет, пригрозив в противном случае обратиться в милицию. С тех пор наши пути разошлись, я перестал общаться с ним.
Продолжение: Как я сдавал в МАИ нормы ГТО
http://www.proza.ru/2020/07/06/595