- Господи, прошу тебя, пусть я испытаю любовь! Прошу, позволь мне влюбиться. Пускай это будет какая угодно любовь, пускай она не будет взаимной, пускай мы никогда не будем вместе, но только, прошу, пусть мое сердце перестанет быть таким равнодушным и сможет кого-нибудь полюбить!
Кира тяжело вздохнула и перевернулась на другой бок, зарывшись лицом в подушку. За окном уже пробуждалась привычная городская жизнь: что-то выкрикивали дворники, курлыкали голодные голуби, нескладно гудели автомобили. Кира вздохнула еще раз, смахнула с щеки горячую слезинку и забылась недолгим пустым сном.
* * *
- Какую-то скучную кофту надела, серую. Переоделась бы, - Надежда Ивановна критически оглядела дочь с ног до головы. – Когда мне было семнадцать, я всегда старалась модно одеваться, а ты мышь мышью. Красивая, а одеваться не умеешь.
Кира без интереса взглянула на свое отражение, одернула белую юбку до колена и пожала плечами:
- Я не кокетка, что мне теперь?
- Глупая какая-то. У других дочери как дочери, а ты не пойми что, - констатировала Надежда Ивановна и принялась тщательно красить губы насыщенной коричневой помадой.
Надежде Ивановне еще не было сорока. Она умела за собой следить, была, что называется, в хорошей форме, нравилась мужчинам. С мужем Игорем, отцом Киры, они развелись лет десять назад, и Надежда Ивановна отчаянно искала следующего спутника жизни. Кира не понимала эту потребность матери все время быть при мужчине, но смирилась с ней, тем более что между нею и Надеждой Ивановной никогда не было особенно близких и теплых отношений.
- Карточку взяла? – спросила женщина, стоя в дверном проеме. И зачем-то добавила и так очевидное: - Без нее нас в ресторан отеля не пустят.
Ресторан располагался на первом этаже отеля. Почти все Испанское побережье было рассчитано на туристов, поэтому при каждом отеле было все необходимое для комфортного отдыха, включая бассейны, дискотеку и магазин. В ресторане было людно. Отдыхающие с тарелками, доверху наполненными деликатесами, протискивались между столиков в поисках свободных мест. Довольные беззаботные лица, красные от долгого лежания на солнце плечи, растрепанные мокрые волосы с сизым налетом от соли, - все это создавало особенную атмосферу курорта, которую можно встретить в любом по стоимости отеле любого приморского городка.
- Столов свободных нет, - Надежда Ивановна недовольно скривила красивый рот.
- Найдем, не переживай, - привычно успокоила ее Кира и прошла к столику у стены.
- Совсем в углу, как отщепенцы, - женщина снова недовольно сморщилась, но все же поставила на стол приготовленное блюдо с морепродуктами: мидии, рапаны, кольца кальмара, треска в кляре, морской черт и несколько устриц были сложены горой. Кира взяла вилку и с аппетитом стала есть картофельное пюре с куриной ножкой.
- Иди возьми морепродукты, - повелительно советовала Надежда Ивановна, а Кира привычно отнекивалась и, казалось, не замечала этих «советов».
Кира быстро расправилась с куриной ножкой и пюре и теперь допивала кофе и наблюдала за другими гостями. За соседним столиком тоже сидела русская семья. Мужчина первый обратил на себя ее внимание: красивый, ухоженный, с добрым спокойным взглядом серых глаз. Во взгляде, правда, чувствовалась тоска. Темные волосы с проседью (мужчине было около сорока) немного вились от влажного воздуха, аккуратно подстриженная щетина обрамляла волевой подбородок. Девушка пристально смотрела на мужчину, пока не поняла, что он заметил ее взгляд и улыбается. Она смутилась и отвела взгляд. Но через мгновение снова повернула голову в его сторону: в его улыбке не было ничего оскорбительного или неприятного, как часто бывает в улыбке взрослого мужчины, который смотрит на очень молодую девушку. Справа от мужчины сидела худощавая блондинка с правильными чертами лица, очень красивая, но на ее лице во все время ужина сохранялось сосредоточенное выражение. Она постоянно делала замечания мальчику лет десяти, отчего тот капризно морщил лоб. Мужа она как будто не замечала.
«Поссорились», - решила для себя Кира и переключилась на французов за столиком напротив.
- Смотри, какой мужчина симпатичный, - Надежда Ивановна взглядом указала на мужчину рядом с блондинкой.
- Русские.
- Откуда ты знаешь?
- Слышала их речь. Доела?
- Нет, я еще фруктов хочу.
Надежда Ивановна поднялась и покачивая изящными бедрами прошла к стойке с десертами. Кира краем глаза заметила любопытный взгляд русского мужчины, которым он проводил ее мать.
«Значит, как и все, не прочь развлечься», - заключила девушка и тут же выбросила его из головы.
* * *
«Во мне уже все созрело для любви: и мозг, и сердце, и тело. А любви все нет. И почему я не похожа на своих сверстниц в этом деле? Они-то уже вовсю общаются с парнями. А я все жду чего-то».
Кира не заметила, как оказалась на набережной. Побережье, покрытое ресторанами, переливалось тысячью огней, светилось ярким, но невеселым электрическим светом. Слева было море, ровное и черное, и лишь лунная дорожка настойчиво разрезала эту густую маслянистую темноту. Девушке сделалось скучно. Она свернула с набережной, прошла между ресторанами к пригорку, вскарабкалась по тропинке и устроилась на еще горячем камне. Здесь шум набережной был не таким отчетливым и не мешал думать.
Захотелось покурить, и Кира достала из кармана сигареты. Она курила редко, поэтому сейчас от дыма немного закружилась голова.
Сзади послышался какой-то шорох, но Кира не обратила на него внимания: то, что она здесь совсем одна, ни капли ее не пугало. Вдруг кто-то неловко кашлянул, Кира обернулась и узнала мужчину, которого рассматривала за обедом. Его спокойные и немного насмешливые глаза рассматривали девушку, а сложенные на коленях руки перебирали край темного пледа, который прикрывал его ноги, - мужчина сидел в инвалидном кресле.
- Не угостите сигареткой? – у мужчины был приятный голос. Он улыбнулся, и вся неловкость тут же развеялась.
Кира подала ему пачку, он закурил и жадно втянул в себя дым.
- Владимир, - представился мужчина и протянул руку для пожатия. На мгновение девушка ощутила теплоту и мягкость этой большой ладони, и это пожатие отозвалось едва ощутимым толчком в сердце.
- Кира, - ее голос едва заметно дрогнул.
- И не скучно вам здесь одной? – спросил Владимир, скорее, для того, чтобы просто что-нибудь спросить.
- Скучно. Может, вы меня чем-нибудь развлечете?
- Увы, клоун из меня никудышный, - Владимир виновато посмотрел на свои колени.
- Ой, простите, я не имела в виду ничего такого.
- Пустяки. Просто я, как и все люди, слишком мнителен – мне все кажется, что все только о моем кресле и думают. И жалеют меня, - добавил он.
- Как это случилось?
- Авария. Год назад. Врачи замучили меня своими терапиями, но толку от всего этого нет. Да и мне уже как-то…безразлично.
- Разве такое может быть? Я видела, у вас жена, сын. Ради семьи стоит продолжать попытки.
- Жена со мной возиться не будет. Волчьи законы, - он невесело засмеялся. – Я был всю жизнь активным волевым человеком, всегда в центре внимания, бизнес сам с нуля строил. А теперь я что? Жене я как мужчина неинтересен, она сюда вообще по своим делам прилетела, вроде как в командировку. А сын мне неродной. Так что как видите, дорогая Кира, я очень одинокий старик, - наигранно веселым тоном заключил Владимир.
Кира невольно хмыкнула.
- Вы ни капельки не похожи на старика. Вы молодой привлекательный мужчина.
Комплимент был сделан без тени кокетства, и Владимир нежнее посмотрел на свою собеседницу.
- А как вы здесь оказались?
- Я пришла покурить и подумать.
- О чем?
- А вы не будете смеяться? Учтите, я ранимая. – Кира недоверчиво на него покосилась.
- Вот еще! Я уважаю право каждого на любую глупость и неадекватность.
- Хорошо. Я думала о будущем. Оно меня пугает.
- Чем же?
- Мне ведь непременно придется в нем разочароваться. Вот сейчас мне хочется чего-то невероятного, а жить придется как все, средненько, предсказуемо.
Она повернула голову и встретилась взглядом с Владимиром: он казался очень серьезным и как будто озадаченным.
- Сколько вам лет?
- Семнадцать.
- И с чего вы взяли, что непременно разочаруетесь?
- Потому что я слишком многого хочу.
- Например?
- Да взять хотя бы любовь. Вы взрослый человек и должны понимать, что сейчас меня в силу возраста этот вопрос занимает больше всего.
Он весело засмеялся.
- Смешно, согласна. Но все же. Я вот, например, начиталась глупых вздорных книжонок…
- Ох, как вы их! – Владимир снова засмеялся.
- Как есть. Почти все классические романы о любви, потому что любовь всегда волнует человечество, она была в мирные периоды и войну, до нашей эры и будет после. И теперь я хочу любви, большой, или даже невероятной. Но, согласитесь, такую любовь к ровесникам не испытывают. Ромео и Джульетта не в счет, их возрастную категорию я уже переросла. Любить мужчин сильно старше нехорошо с точки зрения морали. Да и если взглянуть на этих мужчин постарше, кто из них способен внушить такую любовь? Они уже смирились с усредненной жизнью, и в их избалованных цинизмом душах нет места этому немного наивному, но чистому и светлому. Они вообще об этом больше не задумываются.
Владимир молчал, и Кира повернулась к нему. Его взгляд был по-прежнему сосредоточенным. Одинокий фонарь, тускло светящийся за его спиной, серебрил его голову и плечи.
- Я очень удивлен слышать подобное от …девушки (он чуть было не сказал «ребенка») семнадцати лет. Вы уже разочарованы в любви, хотя, судя по всему, еще этим вопросом вплотную не занимались.
- Не занималась, - весело подхватила Кира, уловив в его словах намек.
- Ну а вдруг вам повезет и вы встретите настоящего принца? Хотя нет, вас уже не проведешь, - добавил он, подумав, - вы потенциальных принцев будете обходить за версту, потому что будете бояться разочарований. Через пару лет из вас получится невероятное существо: мужчины будут за вами толпами ходить.
- Почему? – искреннее удивилась Кира.
- Во-первых, вы очень красивая девушка, хотя сами это еще не до конца осознали. А во-вторых, мужчины не могут спокойно наблюдать, как кто-то остался равнодушен к их скромным персонам…
- И им нужны самые неприступные жертвы, чтобы все остальные самцы в стаде завидовали, - договорила она. Оба улыбнулись.
- А вы влюблялись? Ну ладно вам, все равно мы уже начали об этом говорить, - сказала она, заметив его нерешительный взгляд. – Давайте как в поезде. Ведь еще не придумали лучшего психотерапевта, чем случайный попутчик.
- Забавная ты. Вы, - поспешил Владимир исправиться. – Хорошо, расскажу. Был влюблен. Но был разочарован.
Кира победно улыбнулась. Она прилегла на камне и положила подбородок на ладони, приготовилась слушать.
- Можно мне еще сигарету?
Девушка молча протянула ему всю пачку.
- Это случилось много лет назад, когда я был молод и неопытен. Я верил, что женщины существа нежные и бесхитростные. Я тогда учился на первом курсе института. Мы с моей принцессой знали друг друга еще со школы – сидели за соседними партами. Я, как и положено, был задирой и троечником, а она отличницей. Но она меня держала на расстоянии вытянутой руки, что называется: давала списывать, иногда мы разговаривали и гуляли, но она ни разу не согласилась пойти со мной на свидание. Мы поступили в один институт, часто виделись в перерывах в институтской столовой, бывали в одной компании. Я и не сразу понял, что влюбился. Странное это было чувство. Слушай, камень остыл, тебе нельзя на холодном лежать, пойдем на лавочку.
Он так неожиданно сменил тему, что Кира не сразу сообразила, что он имеет в виду. Но спорить не стала. Лавочка была в двух шагах.
- И что было дальше? - Кира теперь сидела совсем близко от Владимира, который не отводил взгляда от ее лица.
- А дальше была любовь. Я обожал ее. Или мне только казалось, что обожал. Но я, в отличие от тебя, книжек всяких еще тогда не начитался, а в учебниках по математике о таком уж точно не пишут, поэтому объяснял я все свое обожание гормонами и естественным влечением. Она – буду называть ее Оксана – оказалась дамой не промах. В ней быстро развилась привычка к дорогим развлечениям и хорошим вещам. Мои родители были людьми довольно обеспеченными, и денег на личные расходы выделяли мне немало, но со временем замечательных мест, где можно провести время, и украшений, которыми можно увешаться с ног до головы, становилось все больше, и мне понадобились дополнительные заработки. Сейчас мне кажется, что я разбаловал мою Оксану. В школе она всегда производила впечатление скромницы. Мы были вместе два года , и уже в первые месяцы наши отношения больше напоминали деловое соглашение: я дарил ей очередную побрякушку, а она делала меня счастливым всеми известными женщине способами. Но я этого не замечал. Был влюблен, дурак, каюсь.
- Вы поженились?
- Нет. Оксана бросила меня и ушла к другому, когда учеба потребовала от меня все свободное время и я больше не мог зарабатывать деньги на то, чтобы купать Оксану пусть не в золоте и фуа-гра, но хотя бы в дорогой бижутерии и десертах из популярных кофеен в центре Москвы.
- Печально.
- Нисколько. К тому моменту я уже прекрасно понимал, что к чему, и начинал тяготиться этими отношениями.
- А потом были девушки? Ну, то есть такие, в которых ты влюблялся? – Кира тоже не заметила, что говорит Владимиру «ты».
- Я научился любить так, как можно в современном мире. Всех своих девушек я люблю, но по-другому, не так возвышенно, как тебе хочется представить, а скорее снисходительно. Я даю им то, что они хотят, а они мне дарят свое время, ласки и общение.
- Можно подумать, тебе при таком подходе очень интересно с ними общаться.
Он не смог сдержать улыбку.
- И правда, ни капельки. Они все предсказуемы и озабочены всегда одним и тем же. Они несвободны в этом плане.
- А жена?
- Я владелец крупной компании. Мне нужны наследники.
- Хочу кофе и мороженое, - вдруг сказала Кира. Ей вдруг очень захотелось сменить несколько интимный тон их беседы, потому что этот ласковый и уверенный взгляд начинал ее волновать.
- Вы позволите составить вам компанию?
Остаток вечера они провели вместе. К счастью, кофе и мороженое продавали везде и спускаться к набережной нужды не было. Владимир очень ловко управлялся с креслом и обходился без посторонней помощи, но иногда Кира замечала, что ему неловко за свое положение перед молодой девушкой – нормальное чувство для мужчины.
- Смотри, какое странное животное.
- Это геккон, ящерица.
- Похожа на деревяшку.
- Маскируется, наверное. А это богомол.
- А это я уже знаю.
- Ладно, мне пора, - Кира поднялась со скамейки. – Приятно было познакомиться.
Она протянула ладонь для пожатия. Владимир держал ее маленькую ладошку в своей дольше, чем того требовали простые приличия.
- Спасибо, - наконец сказал он.
- За что?
- За компанию, - простодушно отозвался он.
О новой встрече они не договаривались, но почему-то обоим было ясно, что завтра каждый из них непременно найдет повод вернуться к этому камню под этот тусклый серебристый фонарь.
***
Неделя пролетела незаметно. Каждый вечер под каким-нибудь предлогом Кира старалась отделаться от Надежды Ивановны и прийти к камню. Владимир являлся вслед за ней.
Их вечера были похожи один на другой и в то же время каждый такой вечер был совершенно уникален. Их не отвлекала друг от друга физическая близость, и не смотря на все ограничения – на Кирину молодость и физическую немощь Владимира – они чувствовали себя невероятно свободными и счастливыми в своей чистой дружбе. Уже со второй встречи они перешли на «ты» окончательно, иногда позволяли себе дружеские рукопожатия и совершенно не смущались обсуждать самые откровенные темы.
- Знаешь, мне с тобой удивительно легко, - как-то в порыве искренности заметила Кира. – Ты очень к себе располагаешь.
- Да, и при случае я не прочь воспользоваться своими способностями. – «Был не прочь» - чуть не добавил он, но вовремя осекся.
Эти ежевечерние встречи на большом камне стали смыслом каждого дня для Киры. Она не пыталась придумать объяснение тому, что ее влечет в этом взрослом, так не похожем на нее человеке. Главное, что в ее жизни появилось нечто особенное, что заставляло ее без причины улыбаться, а сердце время от времени замирать от непонятного восторга и предвкушения чего-то такого, что может, наконец, полностью изменить ее жизнь.
Владимира иногда терзали смутные подозрения, что он всерьез увлекся этой девочкой, что это дружеское сочувствие, бескорыстный интерес с ее стороны давали ему то, что он уже отчаялся получить от жизни. Но ничего предосудительного они не делают, так что перед лицом общественной морали они абсолютно чисты.
Кира и Надежда Ивановна возвращались в Москву на несколько дней раньше. К этому времени и Кира, и Владимир считали само собой разумеющимся, что они будут общаться по возвращении, и даже не пытались это скрыть. Надежда Ивановна бросала на дочь подозрительные взгляды, но в конце концов успокоилась: Владимир как мужчина был теперь не опасен. И отметив это, она в очередной раз с сожалением покачала головой.
***
Московская осень всегда непредсказуема. В этом году проливные дожди сменились морозом, отчего тротуары и дороги покрылись тонким слоем льда. И как всегда, хмурое небо, еще более угрюмое из-за городской грязи, нависло над городом и грозно заслонило собой всю поверхность вместе с домами и людьми.
Началась учеба. Кира затосковала. Поначалу она не могла понять, отчего, но ощущение, что ей чего-то не хватает, никак не оставляло ее в покое. Она постоянно думала о Владимире, но догадка, что она его любит, так неожиданно пришла ей в голову, что она испугалась. Влюбиться в мужчину, который намного старше ее, да еще женат, было верхом неразумности. Его физическую неполноценность она не считала препятствием: со всей силой, свойственной неопытной юности, она любила его душу.
Любить безответно оказалось очень непросто. Молчать о таком сильном чувстве, рыдать в подушку от безысходности ночи напролет – это и есть удел влюбленного, у которого такая развитая не по годам душа, какая оказалась у Киры. Она осунулась, побледнела, потеряла аппетит, и Надежда Ивановна забеспокоилась. Но врачи констатировали переутомление и велели отдохнуть. Теперь Кира была целыми днями предоставлена своим непростым мыслям, не имея возможности отвлечься. Навязчивая мысль, что она любит, не оставляла ее ни на минуту, иногда до боли раздражая впечатлительный мозг. Но так же неожиданно, как осознание этой любви, к Кире пришло решение: она должна признаться Владимиру. Она выговорит эту глупую любовь, он убедит ее, что ничего не может быть между ними кроме дружбы. Да, ей будет очень больно. Она даже подумала, что ее сердце может не выдержать этой первой настоящей боли, но другого выхода она не видела: жить с этой любовью было еще больнее.
В воскресенье в середине октября Владимира положили в клинику для проведения очередной серии процедур. На тщательно огороженной территории клиники было безлюдно. Кира тревожно огляделась по сторонам: до нужного ей корпуса метров пятьдесят. Девушка шла медленно, загребая непослушными ногами жухлые листья. Вот и дверь. Сейчас она увидит его: Владимир обещал ждать ее в холле.
Он сидел спиной ко входу и с сосредоточенным вниманием смотрел в окно. На Кирины шаги он обернулся, их взгляды встретились на мгновение, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы они поняли друг друга.
Владимир улыбнулся и протянул Кире руки.
- Вот и ты. Привет, - мягко сказал он.
Привет, - Кира почувствовала, что ей тяжело говорить.
- Володя, тебе лекарство пора принимать, - скороговоркой напомнил пробегавший мимо врач.
- Хорошо, сейчас поднимусь.
- Лекарства в палате, - сказал он уже Кире. Она молча пошла с ним к лифту.
Комната, в которую они вошли, больше походила на номер в дорогом отеле; о том, что это больничная палата, напоминала только панель с кнопками в изголовье большой и удобной на вид кровати.
Кира села на низкий широкий подоконник, лицо Владимира оказалось совсем близко от нее.
- Мне нужно тебе что-то сказать.
Владимир сжал губы, тяжело вздохнул. Его рука дрогнула в нерешительности, но он все-таки взял Кирину руку в свою.
- Может, не надо? – тихо сказал он.
- Но…Разве ты знаешь, что я хочу сказать?
- Мне кажется, знаю.
По щекам девушки тонкими горячими струйками побежали слезы.
- Но я не могу молчать, - одними губами проговорила она. – Ты…мне нужен.
- Ты не понимаешь…
- Нет, я понимаю! Я знаю, что…
- Ты не понимаешь, - настойчиво перебил он, - не можешь понять, какого это, жить с немощным человеком. Ты еще слишком молода, чтобы все это представить, и у тебя не хватит духу на все это смотреть. Ты не можешь вообразить, какого это, открывать утром глаза и чувствовать тупую боль в затекшем теле, в той его части, которая еще способна испытывать боль. Как унизительно зависеть от кого-то в самых мелких и обыденных мелочах, как унизительно нуждаться в чьей-то помощи, чтобы просто перевернуться на другой бок! Я начинаю жизнь каждое утро с того, что хочу умереть. Мне невыносимо мое положение. И только гордость не позволяет мне говорить о своих чувствах. – На его глазах показались слезы. – Только гордость, - повторил он тише.
- Но…Но… - Кира пыталась что-то сказать, но голос не слушался ее. Она резко выдернула свою руку и встала.
- Почему ты хочешь решать за меня? Потому что я для тебя всего лишь ребенок?
- Нет. Но я не хочу всех этих трудностей. Ты будешь жалеть о своем решении. А я буду ненавидеть себя за то, что поддался… слабости.
«Он хотел сказать «любви»!» промелькнуло в голове девушки.
Растерянная, она сделала шаг в сторону двери. Ее взгляд упал на прикроватную тумбочку, где лежало сильное снотворное. «Несколько таблеток, и с этим будет покончено», - опять пронеслось в ее голове. Владимир продолжал что-то тихо говорить, повернувшись к ней в пол оборота, но она не слышала его слов. Как во сне, тяжелыми шагами она подошла к тумбочке, взяла пузырек с таблетками и открыла крышку. «Маленькие, глотать удобно», - буднично подумала она и опрокинула пузырек. Но вдруг чья-то рука сильно толкнула пузырек в ее руке, и таблетки просыпались на пол. Она повернула голову. С усилием опираясь на борт кровати дрожащими руками, рядом с ней стоял Владимир. Его кресло осталось у окна. Шаг, небольшой, но такой необходимый в тот момент шаг, который отделял его от Киры, он сделал сам.