В начале апреля 1918 года в Устино неожиданно приехал войсковой старшина Н.В. Лукин, бежавший из Оренбурга после ухода Дутова. Вместе с ним приехало несколько офицеров - члены разогнанного коммунистами Совета казаков, и обосновались в местной школе. Имение Лукиных находилось в Барском овраге – в трёх верстах от Устино, и его хозяина хорошо знали в станице. Многим нередко приходилось подряжаться на работы в его экономии и хуторах. Подполковник Лукин прекрасно знал этих людей - родился и вырос среди них, со многими учился в школе и играл в детские игры, а потом и воевал на фронте. Знал он и про разногласия между разными по нации станичниками. Многие казаки знали его и относились с уважением. Лукин не был заносчивым; никогда не говорил о казаках пренебрежительно, не чурался и выпить при случае. Во время Германской войны Лукин был офицером при штабе 14-го Казачьего полка и с Павлом Ивановичем встречался часто на фронте. Лукин, зная об отказе казаков идти с Дутовым, решил на этот раз действовать осторожно. Вернувшись в имение, он на следующий день появиться в Устино и поделился новостями в станичном правлении. Оказалось, что новые партийные власти силой разогнали Совет казаков, приняли решение о ликвидации казачества, как сословие, а войсковые земли решено отобрать и раздать крестьянам Сообщение это послужило сигналом к бунту. На земли массагетов снова позавидовали кацапы и грозили довершить то, что не сумел сделать в своё время генералы Неплюев и Рейнсдорп. Казачество, которым жила станица последние двести лет, вдруг будет порушено, а казаков приравняют к лапотным мужикам! Более оскорбительного дела для казаков не могли придумать даже немцы. Начались пересуды. Не было на этот раз единства и среди фронтовиков. Одно дело воевать за генеральскую власть и другое - за свою землю и имущество. Дело ускорило появление продотряда, приехавшего в станицу для сбора продовольствия с мандатом от Кобозева, вступившего во власть после гибели Цвиллинга. Прибывший комиссар по земледелию, татарин по национальности, потребовал вместе с продовольствием сдать и личное оружие. Это стало концом терпения. Шашки у казаков были гордостью семьи и передавались от дедов к внукам по несколько поколений. Именные шашки ценили не меньше, чем строевого коня, а тут пришёл какой-то татарин и требует отдать семейную реликвию! Казаки это восприняли за оскорбление и в тот же день выгнали продотрядовцев из станицы. На этот раз обошлось без крови, но все понимали, что власть от своего не отступится. Атаман Талин объявил сбор станичного круга. Снова собрались казаки решать свою судьбу. После всего случившегося отступать было некуда и Круг забурлил от негодования, как Гиик во время половодья.
Многие высказывались за поход. Фронтовики держались особняком, мало доверяя Лукину, но выступать с отка-зом не торопились.
Лукин, чтобы поддержать воинственное настроение среди казаков, рассказал им, что уральцы уже выступили и разгромили отряд красноармейцев под станицей Изобильная, а командира отряда Цвиллинга убили. Эта новость была встречена устинцами с восторгом. Они считали евреяисточником всех их бед и основателем жидовской власти в степном крае.Его указом была узаконена передача войсковой земли находам.
-В свои земли вщемить лапу не дадим никому!– решительно говорили старики.
-А батрак Ищенко собирается весной пахать в Мишенном овраге мой пай!- крикнул Рябинин.
– Пущай в свою Полтавскую губернию едет и пашет тама! Ево земля там…
– Ну, рассчитывает, что ему и тут пай нарежут. …
-А мы ему такую нарезку нагайками покажем!
-Я, говорит, большевик…
– Морду и большевику поколупаем! Были под боком большевики, да в кацапию убежали.
Когда все крикуны высказались, Талин обратился к фронтовикам:
-Ну, а вы чо решили, фронтовики?
Павел вышел к рундуку, но выступать не стал, а спросил:
-Чем вы собрались воевать? Шашками? У советчиков пушки и винтовки, а у нас и десятка ружей не наберётся!
-Шапками закидаем!- закричал Пенечка Репьёв, неожиданно поддержавший Лукина после очередной гулянки.-Вона, слыхали? Уральцы разбили красных под Илеком и не пущают их более в свои земли. Тама ихнево комиссара заглавного зарубили, энтого самого, Швилинга штоли, тьфу, мать ево в душу, жидёнка поганова Так и мы то самое сотворим с остальными.
-Шапками? А ты знаешь, как убивает пуля? Как разрывают снаряды тело на мелкие кусочки? Ты пороху нюхал?- крикнул кто-то из фронтовиков.
-Я нет, но мой брат, Фёдор сгинул там, и мне его заботы продолжать надо –парировал вопрос Репьёв.
-Вот и сходи сам да посмотри! Коли хочешь- умирай сегодня, а я поживу до завтра -ответил Павел и направился на своё место.
-А ищо кавалер Георгиевский!-услышал он своей спиной.
-Ты Георгия моего не тронь! Он получен с кровью, а за войну со своим шабром тебе крест не дадут. Как хотите, казаки, а я не пойду -и он отошёл в сторону.
-Нет, Павел Иванович! Ежели они супротив нас пошли, то и мы должны отвечать!-не поддержал его рассудительный Солодовников.
- Другим манером они нас со света совсем турнут. Уральские казараэто поняли раньше нас, а мы всё раздумываем. Они вона- снова восстановили Яицкое казачье войско и всех комиссаров жидовских перебили. Пора и нам вставать на защиту своего имущества, пока кацапы ево не забрали себе-проговорил Никанор Рябинин.
С ним согласились и другие фронтовики
-Ну, как хотите, односумы, а я нет - заявил Павел.
Неожиданно вышел к рундуку отец Павла. Высокий, седобородый, он вдруг снял с головы папаху, поклонился всем и проговорил:
-Казаки! Многие годы мы верой и правдой служили нашему краю и берегли земли для своих детей. Ноне кацапы снова замахнулись на нашу святыню. Вставайте все дружно и идите на войну с супостатом. Я и сам бы пошёл, да сил нету, но с вами пойдут все мои сыны. - Иван Васильевич помолчал, пока стоял гул одобрения. -А ты! -с угрозой в голосе обратился он к старшему сыну Павлу. -Ежели не пойдёшь, я собственной рукой тебя зарублю за отступничество от своего народа- проговорил он строго и сошёл с рундука.
Толпа притихла. Такого мало кому приходилось слышать принародно. Скандалы в семьях бывали, но так грозить, при всём народе, бывало редко. Сор из казачьей семьи выносить не принято. Каждый правил в доме по- своему и вмешивать соседей было зазорным. Павел, зная крутой нрав отца, промолчал.
После выступления стариков, призывавших всех идти на спасение домов и имущества и свергнуть чужую власть, спор утих сам по себе. Заразительным оказался и пример соседей из Уральска, и станичный круг Устино решил идти на Оренбург.
На следующее утро стали готовить коней, сани, оружие. Атаман Талин разослал в соседние станицы вестовых, чтобы поддержали устинцев. Гирьял, Елшанка отказались наотрез, Вязовка и Каменка обещали поддержать, и Устино стало готовиться к походу. Бабы засуетились по улице в хлопотах. Арапиха выжидала, что скажет Павел, но он молчал. О том, что случилось вчера, она знала, но вмешиваться на этот раз не стала. Дело военное и его решать казакам. К обеду в дом пришёл отец. Он снял рукавицы, папаху, перекрестился на передний угол и, не снимая полушубка, присел на лавку. Павел сидел, выжидая. Не торопился со словом и отец.
-Ну, чо надумал? - спросил он немного погодя и строго посмотрел на сына.
-А чо думать-то? Вы сами всё за нас удумали! - проговорил тот с упрёком.
-Ни чо в том нет плохого. Отец - он всегда старший в доме, потому и решает за сынов своих. Собирайся и не бузи! Срама на нашу семью я не потерплю. Литвиновы испокон веков за землю эту стояли, и сейчас время на то пришло.
- Стойте, кто вам мешает, но в петлю других толкать не надо!- спокойно проговорил Павел.
-Никто не знает, как голову потеряет. Кому петля грозит, а кому шашка острая. Уберечься тут трудно, а от обчества топыриться не след!
- Мы не от народа топыримся, а от нового фронта. Фронтовики горя сполна хвати-ли, потому и не хотят более воевать.
-Ну-у... то-то они для новой власти ручные стали... Жидовским сказкам поверили? Водят вас на самой тонкой бечёвочке, как смирного телка, а жиды уже пришли степь грабить. Вот как хлебанут горя от этой красной пакости, да как напьются комиссары крови казачьей, тогда и проснётесь. «Фрон-то-ви-ки». А чего порядочного вы сделали? Просрали фронт да бросили, а нам, старикам, очищать за вами приходится!. Деды - прадеды нам волю наживали, а вы продать её готовы.
Говорил старый атаман тихо, но со злом.
Павел отвечать на его злобу не стал. Отец забрал свои варежки со стола, надел па-паху и направился к двери. Он был уверен, что сын не ослушается.
- Николая не посылайте. Молодой ишо, службу не проходил, а там крови будет много. Не на фронт идём, а город брать, а в нём, окромя солдат, дети и бабы живут -проговорил Павел вслед отцу, когда тот уже открыл выходную дверь и клубы мо-розного холода окутали его ноги.
Отец остановился, не поворачивая головы, стоял молча, одел варежки и вышел, громко хлопнув дверью.
-Ну, чо? Собирать што ли ?-спросила Арапиха, когда дверь за свёкром закрылась.
-Да, чо собирать-то!? Шашка на стене, конь на карде! Кокурок, мяса свари и весь сбор.
-Надолго ли?
-А хто знат? На всю войну не наготовишься! Собери в торбу, а там видать будет.
Утром, пока апрельское солнце не растопило снег на Царской дороге, тронулся санный караван устинских каза-ков по большаку в сторону Оренбурга. Набралось чуть более трёх сотен. Остальных думали собрать по дороге. Ждать гирьяльских не стали- если согласие сразу не дали, значит не поедут. Устинцы очередной раз помянули недобрым словом своих соседей и тронулись в путь.
-Чуваши - народ упрямый - всё по-своему норовят делать -подвёл общее мнение Никифор Шкуратов. Ехали шумно, подогревая себя казёнкой и брагой. Впереди, в санках, запряжённых тройкой гнедых, ехал подполковник Лукин и офицеры. Казаки ехали следом. В Вязовке остановились пообедать и позвать с собой местных казаков, но желающих воевать пришло не много.
-Чо так мало? - спросил Талин у местного атамана.
-Дык, шут их знает! Вечор было согласились, а к утру видать бабы отговорили - про-говорил местный атаман с хитринкой.
- А сам-то идёшь?
-Нее! Хворый я, боюсь не доеду.
-Вот, сволочи! А на хитрую ж… знаешь чо с винтом бывает? - ругались устинцы на местных. – Ну, ужо, погодите! Наплюевку возьмём, мы вам припомним это! - грозили они, рассаживаясь по саням.
С ними поехало два десятка молодых казаков из местных, пристроившихся к хмельной компании во время обеда. В станице Каменка желающих воевать нашлось и того меньше. В Оренбург приехали к вечеру и остановились в Форштадте у знакомых казаков. Чтобы не вызвать подозрения у местных властей, говорили, что приехали на воскресный базар, пока дороги не залило весенней распутицей. Лукин отправил офицеров собрать местных служивых. Павел участия в подготовке не принимал. Он отказался командовать сотней, несмотря на настойчивую просьбу Лукина и устинских фронтовиков. У местного хорунжего Прокофия Арефьева сноха Палашка работала истопницей в казарме, где жили солдаты недавно сформированного отряда рабочих и батраков из соседних с городом деревень. Работы в городе и деревнях не было, и они надеялись прокормиться, поступив на службу новой власти. Командовали отрядом братья Кащирины и платили хорошие деньги за братоубийственную войну.