Ангелы из села Осино-Гай. Глава 7

               
                Никому не удалось разжать правую ладонь пациента. Космодемьянского так и похоронили. Только Любовь Тимофеевна знала, что в руке муж крепко держит маленький кипарисовый крестик, привезённый в подарок со святой горы Афон батюшке Петру Иоановичу. Совершить обряд отпевания, женщина не решилась. Не буди лихо, пока оно тихо. Уже летели один за другим колокола с православных храмов.

           Сестра Ольга после кладбища заехала к Космодемьянским:

          – Я сегодня у тебя переночую. Крепись Люба. Советская власть не бросит.
          Дети ушли в свой уголок, делать уроки. Ольга достала из сумки бутылку вина и поставила на стол:

          – Давай помянем. Тебе обязательно надо выпить, а то совсем каменная. Страшные слова скажу, только пойми меня правильно сестрёнка. Мне кажется, что так даже лучше. Хороший человек был Анатолий Петрович, но никак не хотел смириться с революционными переменами. Взрывают храмы, а он ходит, как блаженный. Боялась, не выдержит, и тогда пиши, пропало. Всех за собой потянет. Слабый оказался человек.

          – Ты не права, Толя был сильной личностью. Это я перед свадьбой взяла с него слово, и он поклялся, что не будет открыто исповедовать веру. Как видишь, сдержал слово.

          – Люба, жизнь идёт вперёд! Человек, наконец-то, освободился от всех предрассудков. Разве не об этом мечтали мы, когда грезили революцией?

          – Нет.

          – То есть!? Ты вспомни, как нам хотелось свободы и больших перемен.

          – Перемен, а не разгрома. У Толи такие перемены стали настоящей катастрофой для всей семьи.

          – Так. И ты туда же. Смотри, сестра. Если не одумаешься, плохо будет.

          – Оля, я всё понимаю. Потому и молчу. Это сегодня с тобой язык развязала. Не переживай, сестра, я не подведу. Знаешь, лично я мечтала ликвидировать безграмотность. Думала, начнут люди читать хорошие книги и изменятся в лучшую сторону.  Всё зло в мире от невежества. Теперь вижу, что страшнее всего образованные люди одержимые идеей. Какими наивными были наши рассуждения о свободе, равенстве и братстве.

Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут - и свобода
Нас примет радостно у входа,
И братья меч нам отдадут.

          – Тише, ты.

          – А что такое? Если человек свободен от предрассудков, то почему шепчемся? Я просто читаю Пушкина. Вот видишь! И тебя пугает неизвестная нам свобода. Одни орут как оглашенные с трибун, другие делают вид, что верят всем лозунгам. Театр абсурда и лицемерия.

          – Ну, это ты зря, только слепой не заметит, как изменилась наша молодежь. Совсем другое поколение растёт. Лично я любуюсь ими и по-хорошему завидую – интересная жизнь у них впереди. Пройдёт немного времени и страну будет не узнать. Наши страдания не напрасны. Верить надо в светлое завтра и всё у нас получится.

          – Толя бы сказал: блажен, кто верует. Хотя, как не суди, а в прошлое возврата нет. Знаешь в чём парадокс!  Не случись революции, я бы за Космодемьянского замуж не вышла. Толя даже ради меня не бросил бы семинарию, а какая из меня матушка-попадья. Смешно. Нашла бы себе ветеринара горького пропойцу и мучилась бы с ним всю жизнь. А с Толей, мы любили друг друга. Он отличался от всех, кого я знала, своей рассудительностью и кротостью характера. Таким надёжным и остался.

          – Не зря говорят, всё, что ни делается всё к лучшему. Только наша советская власть самая честная, и Анатолий твой понял бы это.

          – Но быстрее всех свою выгоду поняли такие пройдохи как Венька Петров. Легко и безопасно делать революцию, убивая деревенских священников. Что им батюшка сделает? Крестом погрозит. А Венька спалил храм в деревне и уже герой. В председатели сельсовета метит, а то и в секретари райкома. И поверь мне, своего добьётся: не мытьём так катаньем. Настрочит пару доносов и дело в шляпе.

          – Ну, знаешь, кругом тоже не дураки сидят, всех примазавшиеся рано или поздно выведут на чистую воду.

          – Может, и выведут, только лично мы дожидаться не стали и в Сибирь уехали. На всякий случай, вдруг Венька и на этот раз быстрее советской власти окажется. Именем революции поставит к стенке, как врагов трудового народа. И никто пикнуть не посмеет.

          – Ой, Люба, не нравятся мне твои мысли.
          – Мне они тоже не нравятся.
          – Советую успокоить нервы и трезво оценивать ситуацию. К сожалению, таких Венек везде хватает. Революция – это буря. Стихнет буря и пена осядет, тогда все ответят за самоуправство.

          – Я и говорю, всё может быть. Только, кажется мне, при таком усердии вместе с водой ребёнка уже давно выплеснули. Толку мало, а пены хоть отбавляй. И безвинно убиенных никто не вернёт.

          – Ты совершенно не выносима сегодня.

          – Оля, ты сама веришь в то, что говоришь. Революции совершают не такие как мы. Перевороты происходят, когда безответственность и пустозвонство среди верхушки достигает своего апогея. А мы, по сути, сами такие же примазавшиеся, только крови на наших руках нет, Слава Богу.

          – Пошли спать, а то поругаемся. И всё же анкета у твоих детей теперь чистая, что немаловажно. Согласись, из служащих звучит лучше, чем из сословия духовенства. И в графе отец можно смело ставить прочерк. Об этом думать надо. А для вдов народная власть верная опора.

          – С этим трудно не согласиться. Вдовы самый покорный народ. Будут кланяться, и благодарить за любую малость.
 

          Дети перечитывали письмо отца, когда становилось тяжело на сердце. Среди слов о любви и верности долгу были такие: «Одни поднимают голову, чтобы видеть солнце, а иным хватает его отражения в луже. Так и с Христом, чтобы верить в него надо поднять голову, как к солнцу. Всё что происходит сейчас в нашей стране похоже на отражение в луже. А нам говорят, что так и должно быть. Это и есть лучшая жизнь. Но я верю, когда-нибудь всё обязательно переменится. Верьте и вы, дети мои. Очистимся от скверны, и воссияет над нашей великой Родиной солнце справедливости и истинной правды. А русскому человеку без Родины никак нельзя».

          Но вокруг сияло «солнце» вождя всех народов. Однажды Зоя забыла листок на столе, а когда вернулась из школы, его уже нигде не было. Любовь Тимофеевна спрятала письмо:

          – Скоро до дыр зачитаете, убрала в надёжное место.

         Дети всё реже видели улыбку на лице матери, и даже бойкий на язык Шурка боялся ей перечить. Они старались радовать её хорошими отметками. Только с поведением в школе у Шурки были проблемы. Оставшись единственным мужчиной в семье, он по-рыцарски опекал сестру. Зоя видела, что одноклассники ради развлечения провоцируют брата на конфликт, но девочка не привыкла жаловаться и страдала молча.