Пыльная любовь с антресолей

 
Декамерон нового дня.

Марго пришла вовремя. Мы редко видимся, поскольку ей приходится непосильно трудиться в агентстве, организованном Виленом Петровичем, хорошим парнем, который не так давно помог моей  подруге выбраться из   тюрьмы.
В следственном изоляторе Марго оказалась из-за того, что ее заподозрили в убийстве Мити. Откуда, спрашивается, он взялся, этот Митя, на Маргошину законопослушную голову?
Как всегда в таких случаях, далеко ходить не пришлось. Бродячего романтика-алкоголика она подобрала 15 лет назад возле своей квартиры, в подъезде на батарее.
Обогретый Митя, едва Марго откатила его от последней черты, быстро вернул себе светский лоск. Он даже какое-то время работал на работе.  И обратно покатился не сразу. Но упрямая природа все-таки взяла свое. На протяжении последних двух лет Митя вставал с постели крайне редко, и, как правило, для того, чтобы сходить за водкой.
Еще он вставал с постели, чтобы навестить нескольких товарищей женщин, которых, как уверяла Марго, он рассматривал исключительно целомудренными глазами заботливого друга. Экзотический список пестуемых включал  сестер-лесбиянок, живущих в общежитии театрального института, былую танцовщицу и сотрудницу районной администрации Алию, недавно утратившую идеалы, а также молодых студенток ветеринарш, круглосуточно  спасающих тварей бессловесных от тварей бесчеловечных. Марго понимала, как им всем необходима Митина моральная поддержка, и молчала и кормила и жалела.
Иногда его с похмелья хватала за горло совесть, и он начинал судорожно заботиться  о семье. Участвовал в походах за продуктами, навещал вместе с Марго родственников, мог даже погулять с собаками, погонять наркоманов, прочно обосновавшихся в когда-то и ему самому приглянувшемся подъезде. Но иногда вместо совести к тому же горлу и с того же похмелья подкатывала  ревность. И еще злоба. И еще ненависть. Особенно, когда Марго с учетом инфляции, вынуждена была прекратить финансирование Митиных боевых вылетов и новых  благородных затей. 
Марго не сдавалась. Мечтала вылечить Митю от пьянства,  выкинуть его пропитавшийся запахами диванчик из спальни и зажить намного лучше прежнего. Откуда Митя брал денег на водку? И вообще, откуда их берут безработные пьяницы? Загадка, давно мучающая человечество.
Митя не проснулся утром. Доктора вначале ничего не поняли и только потом, уже при вскрытии, обнаружили у него в спине маленькую дырочку.
Порядочной вдовой упившегося до смерти супруга Марго побыла недолго. Едва успела обзвонить друзей, и порыдать в трубку, как вломилась прокуратура. Суровые прокуренные люди  сообщили, что Митя умер насильственной смертью, и увели с собой обалдевшую от такого поворота событий девушку. 
Сильно углубляться не стали, тем более, что чистоплотная Марго нашла возможность сразу же после отправки Митиного тела в морг, вытащить пахучий диванчик из квартиры на улицу к подъезду. Следствием это было прочитано, как бесплодная и жалкая попытка сокрыть улику. Да еще  основной «вещдок» куда-то подевался, и на суде вместо кухонного ножа публике была предъявлена сабля…
Тем не менее, на основании имеющегося трупа и присутствия Марго в квартире, определили любимую Митину женщину в тюрьму. Митька  здорово расстроился бы, но, как известно, не дожил.
Марго отсидела только часть рекомендованных пяти лет, благодаря указанному выше спасительному вмешательству Вилена Петровича. Велик благополучно промышлял на своем информационном сайте  (PL) «Прокрустово ложе» едкими политическими комментариями и социальными прогнозами. Получить почти бесплатно патологически трудолюбивого  и гиперответственного сотрудника, светлую голову? Такая перспектива плюс симпатия и сочувствие двинули его в правильном направлении.И вот она стала сотрудницей Великиного «PL», искренне благодарной и беззаветно преданной работодателю.
Марго оглушала себя работой. Но иногда, очень редко, выбиралась ко мне в гости. Ее уровень жизненного опыта уже начинал зашкаливать. И он был очень важен. Все-таки Марго умудрялась им в условиях, в которых не каждый выживет, насмотрелась всякого и точно знает, куда надо бежать от своего счастья, буде такое приключится.
 Хотелось срочно излить ей душу. Поговорить с Марго, моей доброй и мудрой подругой, о такой истрепанной, банальной, неинтересной, а в нашем возрасте уже и просто смешной штуке, как любовь. Меня снова поразил этот вирус, который, как и большинство вирусов в человеческом организме есть всегда, и только дожидается, чтобы иммунитет ослаб. И тут «бац!». Я вам пишу, чего же боле? Грузите апельсины бочками! Графиня изменившимся лицом опять поскакала пруду!
Второй консультант оказался за нашим круглым столом тоже не случайно. Арсений, он же скульптор, он же поэт, имеет удивительную особенность, которая приводит меня в неописуемый восторг все годы нашего общения. Сеня  умеет извлекать произведения искусства из всего, к чему прикасается.  Вернее из всего, с чем соприкасает его жизнь.  Раньше она к нему ласково притрагивалась,  он жил в Крыму между морем и небом, и  строил фонтаны.  И скульптуры Христа и Марии он наваял тогда же в каком-то католическом храме.  Ночной эфир струил зефир…
Если жизнь грубо к нему прикасалась и  закидывала его работать в Екатеринбурге сварщиком в гараже управления внутренних дел, то он создавал скульптуры из чугунных труб и железных втулок, кусков искорёженного металла и гнутой проволоки.  При этом странные конструкции   именовались с нежностью «Испанец», «Собака», «Она». Если он трудился на крыше какого то высотного здания в качестве строителя, то к нему приходили невероятные рифмы с царапающей нежностью морозного воздуха проникающие в душу. Арсений не боялся работы, она его боялась. Особенно та работа, за которую платят много и аккуратно. Увы.
Ему тоже можно было открыть сердце. Потому что он ничем не худший, нежели Марго, специалист-душевед. И любит повторять загадочную фразу про то, что бегемоты едят ежей. Фраза наполняется любым смыслом в зависимости от жизненных обстоятельств. Про любовь он знает все. Судя по произведениям его искусства, выполненным в десятках разных техник и жанров, он знает даже то, чего и знать нельзя. Просто опасно. Про любовь на минном поле  и посреди жужжащей пчелами пасеки, про любовь в стогах, про любовь в бурю на скале, про любовь среди осыпающейся с лиственниц хвои, и падающих камней, про любовь-муку и любовь-предательство. Про любовь на Севере и на Юге, в Европе и в Азии. Про любовь среди лошадей, кошек и собак, лисиц и рыб… И это я говорю только про истинную любовь. А сколько подделок? При этом Арсений не пьяница и не гей. И еще верный муж.  Ну как верный? Той единственной и неповторимой, которая  рядом в  данный Богом  час, день, год…
Вот такая мощная кучка собралась у меня на кухне. Можно даже сказать – могучая. Или мОгущая. Могущая направить на путь истинный, дать правильные ориентиры и верные пароли.
Я быстро откупорила бутылку коньяка и предложила немедленно выпить. Чтобы уже начать свою печальную повесть. Без анестезии я просто не смогла бы ее начать.  Не то, чтоб уж совсем больно, а как-то надо было еще немножко подрастерять стыд и совесть, чтоб ни в чем, ни в чем не соврать и ничего не утаить. Весь смысл бессонных ночей дружбы в том и состоит, чтобы не врать и не отвлекаться.  Хватать друга за жилетку и плакать в нее, плакать пока она бедная вся не вымокнет и друг не убежит домой сушиться. Да и не врется по ночам как-то... Мои домочадцы уехали отдыхать и не могли пострадать от ожидающихся откровений. В квартире мы были совершенно одни и даже как будто отрезаны от мира.
   И пусть за окном бушевали страсти, мы то уже все, уже изолировались, уже не участвовали в этой заоконной жизни, а только рассуждали.
   Арсений у нас, как я уже говорила, парень непьющий. Разве что совсем немножко, чтоб компанию не обидеть. А мы с Марго можем себе позволить… Но, к моменту когда я собиралась излить душу, Марго нас уже обошла на полтора корпуса. Как то я ошиблась с закуской, вернее, с ее количеством. Ну что такое пять картофелин и половина курицы плюс шарлотка? Так, размяться…
 Марго раздражало не столько отсутствие подходящей закуски, сколько присутствие Арсения. О котором, я, кстати, вернее не к стати, ее заранее не предупредила. Ну что эти мужики понимают? Наверное, так думала Марго и всячески подсказывала Арсению, что пора бы ему и честь знать, в смысле, откланяться, в смысле, шел бы уже… Арсений игнорировал её намеки с какой-то оскорбительной веселой нежностью, что едва не стало интригой вечера, то есть ночи.
Она же не знала, что  в этот вечер они здесь не просто друзья, а собранные в круге этого стола две рыбы Инь и Янь…
  – Я влюбилась,  –  начала я, когда половина бутылки исчезла, опасаясь, что  пройдёт еще 10 минут и делиться новостью будет некому и не с кем. Марго атакует фортепиано, а наш друг Арсений может и впрямь засобираться.
 – Я влюбилась,  – повторила я окрепшим голосом,  ожидая немедленной реакции собеседников.
 – Сука, – внятно проговорила Марго после минутной паузы.
 – Ты же девочка,  –  ласково улыбнулся Арсений и погладил меня по голове. Девочки всегда влюбляются, это нормально.
 –  Я же говорю, сука. Сука, ты пойми, чего ты хочешь!  И направься уже к цели на бронепоезде, как ты обычно делаешь, сука, –  истерически взвизгнула Марго.
 – Какая же ты хорошая,  –  сказал Арсений,  – Рвешь себе душу и рвешь… Большая душа-то!
 – А ты какой замечательный!  – вторила я,  –   
Ты вот оторвешь кусочек и там где-нибудь, где раньше было оторвано, залатываешь! Ни кусочка души у тебя зря не пропадает…
 –  Так! Всем оставаться на местах! Приготовиться к шмону! Шмонаем окровавленные души! – Марго как-то скрипуче хохотнула.
 
ВЫКЛАДЫВАЙ

Пришлось рассказать довольно длинную предысторию.
Это великое, по отзывам классиков, чувство привязалась ко мне еще в 25 лет. Накрыло с головой, и я еле-еле выбралась, засунув его как ненужную вещь подальше в шкаф, на антресоли. Такой мысленный шкаф, где хранятся скелеты, нереализованные планы, девичьи грезы и прочая дребедень. Так вот там, на антресолях прекрасно разместилась моя любовь к Доктору. Она себе лежала на полочке тихо-тихо. Но иногда, один раз в три-четыре года, а то и  чаще  любовь обязательно неожиданно падала мне на голову,
 Это случилось сто лет назад  Была весна. Я тогда работала в молодежной газете, и мне надо было немедленно сочинить репортаж из какого-нибудь интересного места. Свалки, суды, управления внутренних дел,  живодерни и выставки живописи были уже разобраны более расторопными репортерами. Надо было поискать что-нибудь свое… Оставалась медицина. Тут-то я и вспомнила, что недалеко есть травм пункт.
   Решено! Будет ночной репортаж из травм пункта. Ночью всегда происходит что-нибудь интересное.
  Решительно взялась за телефон.
  – Здравствуйте! – сказала я очень серьезным голосом патологи чески взрослого человека, находящегося при исполнении очень непростых служебных обязанностей…
 – Здравствуйте,  –  веселым баритоном мне ответила трубка. По  голосу было  слышно, что человек на том конце провода улыбается.
 –  Я получила редакционное задание, – продолжала я голосом Левитана,  читающего  сводки с фронтов.  –  Мне предстоит написать о ночном дежурстве в вашем травм пункте!
– Ты куришь? – неожиданно перешла на ты трубка, совершенно меня деморализовав и слегка озадачив. Вот ведь какой Доктор в этом травм пункте! Сейчас еще речь о вреде никотина прочтет! Блин! Но врать не решилась.
 –  Курю,  –  я на всякий случай добавила к Левитану нотку раскаяния.
 – И чай пьешь?
Тут уж можно было расслабиться.
 – Пью. Чай!
 – Бери сигареты, заварку и приходи сегодня часов в девять вечера! – дружелюбно предложил баритон. Раздались короткие гудки. Я прижала трубку к сердцу и слушала, как она гудит в такт моему участившемуся сердцебиению. Тук. Тук. Ту. Ту. Ту. Ту….   
   Доктора найти оказалось легче легкого. Перед дверью его кабинета собралась очередь человек в десять.  На двери висела табличка «Травматолог». Я, размахивая удостоверением, прорвалась внутрь.  Большая пустая комната, вытянутая, как тоннель. А свет в конце тоннеля  –   Доктор в белом халате и за белым столом, на фоне залитого уходящим солнцем окна.
 Бросив на меня внимательный взгляд, Доктор тут же определил, что я ни на что не жалуюсь, что я и есть та самая звонившая ему корреспондентка.
  У меня даже была заготовлена остроумная фраза, с которой хорошо было бы начать общение. Звучала она так: «Не судите о людях по габитусу». Но почему-то фраза вместе с медицинским словом, которое должно было особенно понравиться доктору, куда-то подевалась из головы.
 –  Дина Николаевна Круглова,  – представилась я.    
– Надевай!  –  Проговорил Доктор, выходя из-за стола и снимая чей-то белый медицинский халат с вешалки.
   Высокий, красивый, строгий.  Не то, что наши пропитые редакционные остряки, учителя жизни… Как говорила редакторша, «Ни украсть, ни покараулить». 
   На дворе стояли лихие девяностые. У  Доктора под белым столом на полу лежала монтировка, для того, чтобы отмахиваться от буйных пьяных пациентов, наркоманов и бандитов. Еще и отважный!
   Прошли вереницей десять несчастных – ожоги, порезы, вывихи…  «И всем по порядку дает шоколадку, и ставит, и ставит им градусники» Экие банальности!   Миллионный город, майская ночь, лихие 90-е, разгул преступности! Где все это, я вас спрашиваю, почему не выплескивается?
   Накаркала.  В два часа ночи в дверь позвонили. В темноте угадывалась какая то траурная процессия. То, что я приняла за боевое знамя, оказалось стулом.  Люди в кожаных куртках несли страдальца. Из его головы, как дерево из вишневой косточки на лбу у оленя, рос обычный ресторанный стул с железными ножками. Три из них висели в воздухе, удерживаемые товарищами, четвертая скрывалась в черных кудрявых волосах молодого смуглого красавца…
Как выяснилось,  процессия траурным шагом прошла  из ресторана при гостинице Исеть аж через полгорода, чтобы попасть на прием к травматологу, поскольку никто из участников события не решился самостоятельно вынуть ножку стула из головы друга.  Черные-черные кожаные куртки, черные-черные кожаные штаны на жертве, черный-черный  дерматин на сидении стула. Черный-черный полумрак в коридоре. Черная-черная кровь собирается на полу в черные-черные лужи..
 –   Отдай мои брюки! – Раненый неожиданно заорал на медбрата, чтоб тот не сдирал с него отливающие чернотой штаны. Потому что здесь девушка в белом. То есть я. Джигит даже с ножкой стула в голове оставался джигитом. 
   Слезы на нетрезвых испуганных лицах.  Доктор велел положить пациента на кушетку. А сам стал вынимать из головы джигита железную ножку стула. Она, похоже, только содрала кожу с половины черепа, но не прошла вглубь. Будет жить.   
Через час, после того как рана была зашита,  один из товарищей подошел к Доктору и долго что-то говорил, прикладывая руку к сердцу. Но сильно волновался, да и акцент мешал. Не знаю как Доктор, а я ничего не поняла. Двое других в это время уволокли раненого в невесть откуда взявшееся такси. Мы вышли покурить на крыльцо. 
Ночь выдалась волшебная, теплая, прошитая соловьиными трелями, запахами тополиных почек и  теплого асфальта. Я тихонько спрятала кровавое пятно, закатав рукав халата. А вот на Докторе не было ни капельки, ни пятнышка. Даже на Солнце были пятна. А на Докторе не было…
 – Как тебе джигит? – спросила я, переходя на ты. Потому что как только маска профессиональной суровости была Доктором снята, я обнаружила под ней вполне юное лицо, может быть, мы даже были ровесниками.
 – Зря он от госпитализации отказался. Рана обширная.
 – Доктор, забери стул! – к нам подошел кто-то из сочувствующих.
 – Оставьте себе на память! 
  Мне на секунду показалось, что Доктор военный хирург, который отдает бойцу на память   пулю, вынутую из раны после сражения.   
  Мы разговорились. У него была семья, маленький сын, любимая жена. Конечно. Да и как же могло быть по-другому? Только правильно, как у всех нормальных людей. А у меня был полный бардак в личной жизни. Муж, которому я была не нужна, любовник, который был не нужен мне, и какой-то клубок интрижек, облегчающих доступ к главному журналистскому сокровищу – информации.
    И тогда я первый раз запихала свою  новорожденную любовь на антресоли. Чтоб сидела и не высовывалась, не осложняла Доктору жизнь. Его жизнь, в отличие от моей, была нужна людям…
Я замолчала. Вздохнула,

КАК СПАСЕНИЕ

 – Как не вовремя,  –  вздохнула успевшая стряхнуть первый хмель подружка,  –  Влюбилась бы раньше, или позже, или вообще бы не влюбилась, и другая была бы история. И пошла бы жизнь по другому руслу.
 –  Да эта любовь вообще никакого отношения к моей жизни не имела. Она была в стороне. Как мечта, как дальний край земли, где все хорошо…
 –  Как спасение? – неожиданно уточнил Арсений.  – Это очень важно, и всегда оказывает влияние на жизнь.  Когда я жил в Крыму, я чувствовал, что мне нужно спасение... жена забрала детей и уехала в Питер. Я там никак не рассматривался. Мама старенькая жила рядом, опять же, я не был один. А все равно умирал и ждал спасения. Спасение – это любовь. Нет любви, нет спасения.  Даже самой принципиальной возможности спасения. И тут Она, –   Просто сидит на камне, разложила альбомчик на коленках, и рисует маяк. Мой маяк.
 Я потихонечку начала чистить картошку, вспоминая, где же валяется банка тушенки, пренебрежительно засунутая подальше в тучные времена.
 – У тебя был свой маяк? – оживилась Марго. А что ты там делал?
  – Работал. Сторожем. И котов кормил, мне все никак не удавалось их пересчитать. Туча котов. Все, что  заработаю, все котам скормлю. Но это не важно. Не люблю этих пафосных баб в шляпках с мольбертами. Особенно когда они мой маяк  лживыми руками рисуют.   
  – Это надо с точки зрения психоанализа рассматривать! – заявила  Марго, и всем как то стало немножко весело. 
Только Арсений и не подумал отвечать на предложение.
 –   А у Ленки руки такие искренние! Как у старух. Красивые. Вы помните, какие у старух красивые руки? Вены словно прожилки на мраморе, как корни дерев…
 –  Древес? – издевательски уточнила Марго.
 – Деревьев! – отмахнулся Арсений,  – Ее Леной звали. Женщину с мольбертом. Понимаешь?  А ее руки как продолжение души…
 – И ты ей стихи читал. Пардон. Ты ей стихи писал! И читал. Писал и читал…
 – Она пила, спивалась. В бизнесе у нее все получалось, а в жизни ничего не складывалось.
 – Как у нас, только наоборот,  – встряла я в диалог.
 –  Там трагедия была,  –  нахмурился Арсений  –   Ужасно стыдилась этого. Я  нашел доктора. Мать часто пропадала  в церкви, там ей какие то старухи рассказывали про одного знахаря. Я Ленку к нему отвел. И она перестала пить. Дружить с ним стала, с этим знахарем. А может и не только дружить. Но тогда это уже было не важно. Потому что я Ленке изменил.
 – Зачем? – картошка упала в тазик, и вода выплеснулась на стол. – Зачем?
 – Да не зачем, а где. Тут это главное. На цветущем маковом поле, на закате.
 – А с кем?
Вот тут уж Арсений все-таки рассердился и даже с грохотом стул от стола отодвинул.
 – Дина! Вот ты о чём слушаешь? – Марго положила голову на ладонь, подперев щеку. –  Тут важно где. Это был закат. Да? Ей трава и камни кололи  спину, пока он ее трахал, но она терпела…
 – А можно говорить -  любил? Как это грубо: «трахал»!  – обратилась я к присутствующим. -  Давайте говорить правильно.
 – Вот не надо ханжества. Я и говорю правильно. Трахал, можно сказать любил! – обрадовалась Марго, что удалось внести дополнительную ясность в историю Арсения. 
 Пока я жарила картошку с тушенкой, они оживленно обсуждали все плюсы и минусы любви в маковых полях на закате.
  – И потом я свою Ленку бросил. – Прорвался сквозь шипение масла голос Арсения. – После того, как я ей изменил, мне так стало совестно, что я ее вообще видеть не мог!
  – Давайте лучше про руки как продолжение души!  – аккуратно вернулась я к своей истории, и мы молча выпили, поминая былую Арсенину любовь.
 – Руки  как подошвы души? – не расслышал Арсений.  –  Глаза – зеркало, руки – подошвы… А что у нее еще есть, у души? – не унимался Арсений.,- Спина? Спина, которую об камни…
Марго повела плечами.

ГЕНИАЛЬНЫЙ, МУЖЕСТВЕННЫЙ, ОДИНОКИЙ

 –  Все же я про Доктора, - притормозила я друзей, чтобы анатомия души не отвлекала от главного,  –  Помните, который кавказца спас и ногу от стула ему из головы вынул?  Прошло несколько лет, была зима. Я затосковала, потому что муж стремительно делал карьеру и почти не появлялся дома, ситуация неумолимо двигалась к разводу, интрижки надоели, было холодно, темнело рано, работать, как обычно, было нечего, и тогда я напросилась на новый репортаж, теперь уже в травматологическую больницу, где Доктор продолжал спасать людей. Позвонила ему. Оказалось он дежурит в новогоднюю ночь. И сразу же родилась тема. О том, как в новогоднюю ночь люди попадают в  разные истории и заканчивают веселье уже в гипсе. Даже заголовок был готов. «Ничто не предвещало беды…».
 – Хороший заголовок! – одобрил Арсений. – Главное, редкий. 
 – Можно подумать, ты не прочитал бы материал  с таким названием?
 –  Не сразу, нет. Я бы с названием ознакомился и с фамилией автора, а уже потом стал бы внимательно читать и думать, кой черт понес его на эту галеру. В смысле больницу?
 –  Ясно какой! Так ничего ж не предвещало беды! – ехидно напомнила Марго. – Ладно, рассказывай! А то не хочется заканчивать праздник в гипсе!
На дураков не обижаются. Поэтому я продолжила.
–  И началось.  Ревнивый муж выстрелил китайской петардой в частично обнаженную и целиком неверную жену.  Другой идиот подбросил к небу красивую девушку, но в полете она изменила траекторию и ударилась  о бетонную урну. Три друга поспорили, у кого крепче кубики на животе и чуть не поубивали друг друга, прыгая и размахивая ногами, как в кино с Жаном Клодом Ван Дамом. Работы у нас с Доктором было невпроворот. Я едва успевала фиксировать в блокноте детали происшествий. А утром 1 января, когда Новый год принес Новую тишину,  мы с Доктором уселись пить чай. 
 –  Жена в Германию уезжает выходить замуж за какого-то немца, и сына увозит,  – неожиданно сказал Доктор и посмотрел на меня отрешенным, нечетким взглядом.
    –   Гениальный! Мужественный! Несчастный! Брошенный! Жизнь его бьет, а он людей спасает! Всех спасает! Д'Артаньян! Опять попалась Круглова! Попалась! – засмеялась Марго и они с Арсением радостно хлопнули ладошками – он по ее ладони, а она по его. Как футболисты, которые гол забили.
 –  То, что раньше было мозгом, куда-то исчезло! – вынуждена была согласиться я.
Марго закинула ноги на диван, слегка сползла со спинки стула, устраиваясь удобнее.
 –  Что, Дина, потянула к Доктору жадные ручонки?  – Обобщила она сказанное. Решила что он такой бесхозный  д'Артаньян, да? Классный до предела! Между прочим, д'Артаньян одной только Миледи не нравился, единственной умной бабе на все произведение,  – потревожила классику Марго.
 – Можно я два стульчика сдвину? – поинтересовался Арсений и свил себе некое подобие гнезда.  – Ты хоть понимаешь, почему Миледи пытался убить собственный муж, и, в конце концов, опираясь на группу товарищей, отрубил ей голову?
 –  Да бедная женщина все время защищалась! – неожиданно плаксивым голосом заявила Марго. – Сначала этот палач из Лилля, иль его брат, потом все эти Винтеры с Бекингемами!   – голос Марго окреп,  –  И только у человека все становится хорошо. Есть стабильный заработок, интересная работа, сынишка подрастает.. начальник, он же Ришелье, личность мирового масштаба, как начинается: «Нина, я Руслан!».
 – Это вы сейчас про кого? – Арсению показалось, что нить повествования куда-то от Марго ускользает.
 – Дина, ты помнишь? Мы когда были маленькие, курсе на третьем, нам Лариска,  рассказывала про единственный в мире аттракцион с морскими котиками? Как они в цирк ходили? И потом всю ночь поздравляли дрессировщиков в гостинице Арена?  Там одного артиста Русланом звали. А Лариска все время забывала, как его зовут. А он ей без устали напоминал: «Нина, я Руслан!». У нас же в компании это как позывной было!   
        Арсений, решив размяться, побродил по комнате и приволок еще один стул. Получился вполне подходящий плацкарт. Разместился, аккуратно прикрыв замерзшие ноги своим шарфом,  и продолжил.
 – Вот ты, Дина, можешь представить себя графом?
Я задумалась. Обычно я на такие вопросы отвечаю сразу. Но тут сказалась усталость и некоторое количество алкоголя. Реакция, можно сказать, подвела.
 – Не могу! – все-таки вынуждена я была признать после долгих раздумий. –  Как не стараюсь представить, никак не могу!
 – А я могу представить себе, что я граф! – Арсений запальчиво потянул на себя еще и плед с дивана.
– Но, девочки, вы согласны, что за все те блага, которые дает граф простой девушке, – угодья, титул, драгоценности, она должна была предоставить ему в пользование свою девственность?
Марго аккуратно отрезала от ломтика картофеля пригоревшую часть, потом долго критически оглядывала оставшуюся.   
 – Простой девушкой мне даже труднее себя представить, чем графом,  – заметила она и потянулась за соусом. – Давно это было.  Но слово «в пользование» здесь точно не подходит.
– И тут у графа де ля Фер такой облом! Она с клеймом проститутки оказалась! Ты представляешь, что он пережил? Бедный граф! Конечно, он ее повесил!
 –   Есть в графском парке Черный пруд, – я вынуждена была напомнить. Утопил!  –  И почему Доктор сравнивается с д'Артаньяном?
–  Дина! Он самый настоящий д'Артаньян!  Нафига тебе? – вклинилась в разговор Марго. –  Эти шевалье никогда точно не знают, кого им надо!
Марго налила себе кофе и опять вернулась за стол.
 –  Вот мой покойный Митя. Он не мушкетер, а герой!  Он меня из сломавшегося лифта вытащил. Четырнадцатый этаж, так, на секундочку! Я с собаками ехала гулять. Тут-то  лифт и застрял, на треть на четырнадцатом этаже, а на две трети на тринадцатом. И двери открылись! И сотовый сел! Услышал крики из лифта, спрыгнул в кабину, меня подсадил, чтоб я вылезла, потом собак, потом сам выбрался. А если бы лифт поехал? Герой!
 – Доктор тоже герой. Герой и д'Артаньян это одно то же. Это когда восхищаться человеком можно, а жить с ним нельзя! – пришло мне озарение.
Марго молча выпила, и мы тоже, не чокаясь. Помянули Митю.

ПЫЛЬЦА ОТ БАБОЧКИ

– Мы с Доктором бродили по улицам и не могли наговориться, заходили к друзьям, иногда целовались. И вот однажды, когда нам от холода и снегопада пришлось скрываться в подъезде, Доктор мне сообщил, что женится на своей коллеге,  и что она беременна и скоро ожидается дочь… Поймала его, как мальчишку, говорил Доктор..    
  Пока я раскладывала остатки еды, споласкивала рюмки и резала хлеб, все молчали. Только Арсений деловито возился с салфеткой, складывая из нее какого- то мотылька, похожего на самолетик. Салфетка преображалась, бумажная пыльца оседала на пальцах ваятеля. Арсений подул на  них, потер их между собой, как бы играя на кастаньетах.
 – Как пыльца с крыльев бабочки, - удивился он, - только бабочками нельзя вытирать руки…
 – Довыеживалась! – подвела итоги моей благородно-дружеской деятельности Марго.  И добавила. – Надо было с ним трахнуться!
 – Мы же с Доктором вообще-то друзья!
 – Не люблю слово «вообще-то», но Марго права! Ты на что рассчитывала? Что он будет ходить с тобой за ручку? Нормальный мужик. И что попался, тоже нормально.  Я вот четыре раза попадался…  –  выдохнул Арсений. 
 – И что? Ты его благословила? Ну, конечно же, - Марго обняла меня за плечи.  – Еще и с женой подружилась?!
 – Да его Светка, знаешь, она красивая и конкретная и вообще не подлая. Такая, соль земли. Доктор позже говорил «Она меня человеком сделала!».
 – Вот Круглова, учит тебя жизнь, учит. «Человеком сделала». Он ей человека сделал, в смысле дочь родили, и она его тоже как бы родила в новую жизнь. Встречное движение. – Марго посыпала хлеб солью и накапала сверху растительного масла. – Пока ты все ходила, беседовала.
 –  Еще Доктор говорил: « Как же хорошо, что я на тебе, Дина не женился! Ты же, Дина, чума, с тобой как на вулкане!»,  –  Я тогда подумала, что это комплимент, а теперь как то начала сомневаться. 
Арсений посмотрел на меня слишком внимательно,  потом на Марго, как бы призывая ее в свидетели.

ЧУМА ИЛИ ЧУМКА?
 
– Ну, когда это было! И почему сразу «чума»?  Вот у меня была чума… Это я потом понял. Когда развелся. Чума, это Юлька! - повторил он, пробуя слово на вкус. А ты… Может, ты, Дина, чумка?
От обиды я растерялась. Нет, если уж быть чумой, то чумой, а не чумкой. Арсений полез в Интернет. Наверное, хотел найти страничку первой жены. Марго отправилась курить на балкон. Я пошла следом, ругая себя за стадное чувство и слабохарактерность.  Ведь уже давно не курила.
  – Ну и запихала ты свою любовь на антресоли во второй раз. – Она прикурила и протянула мне зажигалку и сигарету. –  Напомни,  и чего это она опять оттуда свалилась?
Я поймала себя на мысли, что мне совсем расхотелось говорить. Рассказывать. Что смысл нашей встречи на самом деле в другом. В самой встрече. Как смысл движения в движении. Поэтому докуривали молча. 
Мы вернулись с балкона и застали Арсения, пристально вглядывающегося в оранжевую страничку Одноклассников. С картинки смотрела стройная миниатюрная женщина лет так почти шестидесяти с огромными молодыми глазами и лицом, исчерченным горизонтальными морщинками. Она подняла руку, чтобы по-хозяйски положить ее на крышу какой-то красивой машины.
 – Юлька?!– с трудом признала Марго бывшую студентку филфака, с которой Арсений ходил, обнявшись, на заре нашей юности. Она прославилась тем, что ее манила криминальная стезя. Юлька воровала из магазинов еду.
 В ее общежитской комнате не переводились плавленые сырки и рыбные консервы, овощи, а главное, хлеб. Юлька не жадничала, подкармливала голодных соседей, кое-кого брала с собой «на дело». Странно конечно, но никого это не смущало, и когда Юлька попалась на краже сырков в универсаме "Мария", всем миром бросились ее защищать. И даже защитили. Небольшая статья в газете Уральский университет про студентов ради шутки укравших два сырка, почему то не вылилась в серию комсомольских собраний, а прошла почти незамеченной.
 Арсений закрыл страницу. При этом  так хлопнул крышкой ноутбука, что мне не понравилось. Расхлопался! Он, этот нотик, и так еле-еле дышит. Для меня это в мир окно и собеседник. Все. Арсению не наливать. Но я промолчала, предположив, что Арсений не просто так расхлопался, а от волнения. 
 – Жалко, что люди не видят себя моими глазами…  – медленно проговорил он. – Ты видишь, какая она неестественная, теряет грани тетраэдра своей личности, расплавляясь в бульоне своего благополучия? 
Арсений погладил ноутбук как собаку.  Как он только все это выговорил, про грани тетраэдра?
– Так вы были женаты? – удивилась я. – А почему развелись? – Арсений деловито заглянул в сковородку. Там было пусто. Я поняла его призыв и принялась ее мыть. Потом налила масла и порезала две сосиски. Покосилась на Марго, и порезала еще две. Залила все это яйцами.
В это время наш друг пытался сформулировать, почему он в первый раз женился. Мы бы может быть, кое-что ему и напомнили бы, но за давностью лет уже трудно было разделить общедоступную информацию с конфиденциальной. Страшно вот так взять и ляпнуть что-нибудь не то, и расстроить, а то и вовсе потерять друга... Лучше молчать. 
Мы с Марго переглянулись, вспоминая, что на самом деле Арсения с Юлькой объединила месть. Сначала Юлия любила не Арсения, а преуспевающего общажного спекулянта Вадика. Однажды Вадик зашел к любимой в комнату и вместо Юли  обнаружил там ее соседку Агнию. Ганя была рыжеволосой зеленоглазой неописуемой красавицей. Все об этом знали, один только Вадик не знал, потому что Агния всегда уходила из комнаты на время их свиданий. Но тут Вадик зашел в гости не предупредив Юльку. Внимательно посмотрев на Ганю, спекулянт решил задержаться и подождать, раз уж он никуда не торопится.  Ганя, чтобы юноша не скучал, пока она сушит волосы и красит ногти, читала ему стихи своим ласковым, как будто крадущимся нежным голосом, слегка смущаясь от неловкости ситуации. Юлька когда вернулась, увидела Ганю, сидящую на стуле со стройными ногами, закинутыми на спинку кровати для просушки лака, укрытую плащом из рыжих волнистых волос так, что не видно было халата и аккуратно наносившую блеск на пухлые губы точечными движениями длинных тонких пальчиков. При этом читавшую Цветаеву: «Как водоросли наши члены, как ветви мальмезонских ив. Так вы лежали в брызгах пены…» На табуретке сидел Вадик с выпученными глазами, красный и потный.
 Арсений продолжил вспоминать.
– Даже если бы они совокуплялись, Юлька бы так страшно не оскорбилась,  –  сказал он.
–  Но так издеваться?  – поддержала его Марго.  –   Так нагло уводить? И откуда? Прямо из комнаты, где когда то зародилась любовь?!  – Марго, стараясь не смеяться, а может просто хотела спать, долго терла лоб ладонями. Потом она включила чайник, достала всем ложечки и блюдца для варенья, позвенела чашками. Все-таки не выдержала и, с трудом сдерживая хохот подытожила:
 – Она бросилась в твои объятия, чтобы отомстить Вадику?
 – Месть была сладка!  – Арсений помешал в чашке чай. –  Я отъелся на сырках и консервах. Мы мстили и мстили. И до  сих пор бы мстили, наверное, но Юлька решила, что ей надо родить сына и немедленно выйти замуж. Ну, я, как честный человек… женился! А потом безденежье, загулы то мои, то Юлькины. Я уже и не помню, как развелись.
Потом мы долго пили чай, отфыркиваясь и дурачась. За окном прозвенел первый трамвай.

ДАЙ ПЯТЬ!

 – А сейчас-то ты что влюбилась, я не понял? Ведь уже лет десять прошло?– спросил Арсений.
Марго потянулась и проговорила.
 – Дай я угадаю. Наверное, доктор развелся со своей Светкой. Жена его не понимала!  Доктор опять загрустил. Да еще наверняка кого-нибудь спас… Много ли Кругловой надо?
 – Тогда я еще не ухожу, - заявил Арсений.  –  Хотя ты мне, Марго, уже все рассказала, я хочу узнать детали…
 – А я пойду, упорствовала Марго,  –  зачем детали? Это все сказка про Белого Бычка! Ты посмотри на Дину! Разве так страдают люди? В центре тайфуна самое тихое место! -  Тем не менее, Марго вернулась за стол, не снимая пальто, и продолжила допивать чай. Потом стала вызывать такси.
Мне пришлось еще раз хорошо подумать, стоит ли говорить дальше.
 – Мы случайно на улице встретились. Доктор развелся!
 – Дай пять! – обратился Арсений к Марго. Ты Ванга!
 – Жена его не понимала!  –  зачем-то сообщила я.
– Дай еще пять!  – снова обратился Арсений к Марго. – Остается узнать главное. Какое великое деяние Доктора наполнило грудь восхищением?   
 – Он вылечил мое сердце! - мне вдруг захотелось защитить Доктора, и себя защитить, и эту дурацкую любовь, и антресоли, и шкаф! Я тебе по телефону жаловалась, Арсений. Болело! Доктор сказал, что у меня закрыт центр радости! И какой-то позвонок вправил,  и не болит. Легко так стало… летать хочется!
 Арсюша галантно взял Марго под руку, и они молча проследовали в коридор.
Когда дверь за гостями была закрыта, я оглядела опустевшую комнату, потом вышла на балкон, увидела, как они усаживаются в такси. Неожиданно Марго подняла голову, увидела меня и прокричала:
 – Спасибо за вечер! По спине треснул?  Летать хочется?  Так лети, Сима! Лети!
 – Чтобы там не валилось с антресолей, улетай быстрее, - негромко добавил Арсений, как бы в подтверждение своих слов, хлопнув дверкой такси. Но я его хорошо услышала.
--------------------
Вот и все. На следующий день Доктор внезапно впился в меня поцелуем и пообещал всегда любить. А ещё через день выяснилось, что ничего не получится, потому что он любит какую то другую женщину.

Я вообще-то не удивилась. Посмотрела, на то, что осталась от любви. А там уж и нет почти ничего, разве что кое-как на небольшую, но крепкую дружбу наберется.  Ну, думаю, ладно, так тому и быть, и не стала ничего на антресоли запихивать.