Чубайс - Я торшер! Я торшер!

Петр Евсегнеев
2020 год. ГЛАВА 15.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ,
Роман ПОСЛЕДНИЙ ГОД УГРЮМ-РЕКИ.
 МЕДВЕЖЬЯ ПАДЬ.
Город ЫРБОХОМАХЛИ.

...Короткое сибирское лето дряхлело - после невыносимо тягучей жары вдруг подул северный ветер. Сразу же пахнуло холодом. С севера потащились тяжелые свинцовые тучи, и печаль с тоской разом охватили весь зеленый мир, который еще не насладился прелестями короткого лета.
Вечер был тихий, печальный, словно скорбел о увядающем лете. Солнце уже упало в тучи, вода в реке стала стальной и задумчивой, и алая кровь осинника и яркое золото берез потемнели, померкли, вдали нехотя лениво погромыхивал гром - наверное, к ночи придет гроза.
 В деревянной бане, где разместились путники-переселенцы, единственное оконце заткнуто старыми хозяйскими штанами. Сидели на кедровом полу, печально потягивая кедровку из четвертой по счету пузатой бутыли.
 Пили молча, грустно, торопливо заедая выпитое теплым - только что из печи - черным хозяйским хлебом, солеными грибами, мочеными яблоками и здоровенными китайскими огурцами. Пили и думали - что их ждет? Еще недавно их имена произносили с придыханием - Чубайс, Греф, Кох, Кудрин, Наебулина, Голикова, Кабаева, а сейчас даже здесь, в сибирской глубинке, старики и старухи плюются и крестятся при одном упоминании - КАК КОРОТКА НАРОДНАЯ ЛЮБОВЬ...
Наконец "знатный сибирский коммерсант" Илья Петрович Сохатых не выдержал - у него на визитке написано "Илья Сохатых и сыновья", хотя у него всего одна дочь, и та от зятя президента Ельцина. Плеснув в рот сладкой наливки (от ядреной кедровки он сразу отказался, сославшись на застарелый ревматизм, опущение матки и катар верхних путей желудочного тракта - все одно сидящие рядом не поймут, потому как давно забыли все, что учили в школе), он первым нарушил тягостное молчание:
- С предбудущим отвалом тебя, Анатоль Борисыч!
Чубайс хмыкнул по своему обыкновению, почесал рыжую голову, хотел сказать что-то умное, но передумал - кружку поднял и даже чокнулся с ним. И не успел Илья закусить выпитое соленым грибочком груздем с серебряной громовской вилки (Петра Данилыча покойного - подарок), как грянул неимоверной, прямо-таки чудовищной силы громовой удар!
Все сидящие на полу разом подпрыгнули, хватаясь друг за друга и вытаращив глаза - всем вдруг разом показалось, что крепкая баня провалилась в тартар...   
Вечером столичные переселенцы ("десять лет с правом переписки, но без права УДО") господа-товарищи Греф, Фридман, Кох и Наебулина с Кудриным, лежа на одной широкой, словно поле боя с татарами под Койданово, кедровой кровати, шептались как на рябине листья.
Чубайс лежал один - напротив на двухспалке, потому как третья женя его Дуся (Авдотья Смирнова), сославшись на головокружение после громового удара, ушла спать в хозяйскую половину - вместе с кучером и истопником. Сам Ржавый Толик лежал, отвернувшись от всех и уткнувшись носом в стенку...
А утром, чуть свет, невыспавшиеся и потому злые, как трезвые сантехники времен Горбачева, бывшие хозяева земли русской Авен, Абрамович, Буксман, Дворкович, Гербер, Кох, Мау, Уринсон, Фридман и Греф с Кудриным - всей кодлой (или партией вольно-ссыльных) отправились к добрейшему доктору Альберту Генриховичу Апперцепциусу, которого коммерсант уважаемый Прохор Петрович Громов выписал из уездного центра за приличный оклад, узнав про размеры которого министр здравоохранения страны господин Зурабов пытался повеситься прямо в своем рабочем кабинете в час ночи по окончании рабочего дня и совещания, правда, неудачно (как всегда, ему не хватило врачебного опыта и образования, хотя имел диплом гидротехника из города Грозного).
- Вы ко мне, господа-товарищи?! - Широкоплечий, синеглазый, в белой фланелевой рубахе, психиатр встретил вошедших за столом в своем кабинете, отделанном в мрачном старо-марокканском стиле. Он отложил в сторону книгу "Старосветские помещики" Гоголя и весь обратился во внимание.
- Мы к вам, доктор!
- Внимательно слушаю вас, господа наркомы-министры!
- Тут вот какое дело, - толстомордый Фридман, подталкиваемый сзади своими менее храбрыми подельниками, со страхом посмотрел на доктора (Илья Петрович шепнул ему, что тот читает мысли) и голос его сразу осип, - наш сотоварищ Чубайс каждый вечер тыкает пальцы в стенку как в розетку и кричит на весь дом: Я торшер, я торшер!
- Ну, и в чем проблема? - ДОктор сложил пухлые руки на животе.
- Доктор, - хором возопили пришедшие, - мы не можем спать при свете! Постояльцев всех четырех комнат довел! Третью ночь мучаемся! Помогите! Спасите! Иначе мы эту рыжую сволочь придушим!...