02-О том, что утро ни фига не мудренее вечера

Кастуш Смарода
     ГЛАВА 2
     О ТОМ, ЧТО УТРО НИ ФИГА НЕ МУДРЕНЕЕ ВЕЧЕРА
    
     Я уже настолько свыкся с мыслью, что остался в этом мире совершенно один, что звуки за дверью не столько обрадовали, сколько напугали меня.
     Замерев на месте, я осторожно (чтобы не брякнули) засунул ключи обратно в карман и, уперев руки в косяки, приложил ухо к двери. За дверью, определённо, кто-то был: шаркали по циновке домашние тапочки, грюкали крышки кастрюль, кипел электрический чайник, работал телевизор, курлыкал телефон, с которого не спешили снять трубку.
     Я нажал на ручку двери – та оказалась запертой. Пришлось снова лезть в карман за ключами. Звонить или стучаться отчего-то расхотелось.
     Недавно мы поменяли замок и теперь его можно было отомкнуть снаружи даже если он был заперт изнутри. Я осторожно вставил ключ в скважину и, стараясь издавать как можно меньше шума, дважды провернул его. Приоткрыв дверь, я затаил дыхание и заглянул внутрь.
     Телефон мирно стоял на полочке под зеркалом с положенной на рычаг трубкой, и продолжал тихонько трезвонить. Звук был очень слабый, будто громкость сигнала уменьшили до минимума, хотя на таких моделях она не регулируется. Я протиснулся в тесную прихожую, запер за собой дверь и, осторожно сняв трубку, поднёс её к уху.
     - Алё… - сказал я шёпотом.
     Никто мне не ответил, но, что более странно, телефонный звонок продолжал раздаваться даже при снятой трубке. Я положил трубку на рычажок, а потом снова поднёс её к уху: коротких гудков не было – только тишина. Звонок настойчиво продолжал дребезжать.
     В квартире ничего не изменилось за исключением того, что стоваттные лампочки, которые батёк обычно «одалживал» на своей работе, как будто заменили на более тусклые сороковки. Поочерёдно обойдя все комнаты (это не заняло много времени), я убедился, что в квартире пусто, но звуки продолжали раздаваться на пределе слышимости. Из ванной доносился слабый шум льющейся воды, из кухни бульканье закипающего чайника, из зала (он же комната родителей) монотонная речь телевизионного диктора. Но душ был выключен, экран телевизора бледно светился ничего не показывая, а чайник и не думал кипеть.
     Вот в таком мире мне теперь предстояло жить – в мире лишённом людей, но наполненном призрачными звуками. Идеальное сочетание, чтобы неторопливо сходить с ума. Вот уж свезло так свезло. Я ожидал, что рано или поздно со мной приключится что-то малоприятное (я всегда этого жду), но такого поворота событий уж точно не предвидел. Тот, кто ведает моей судьбой решил подкинуть мне особенно изысканную гадость.
     Я вытащил из шкафа подушку, не раздеваясь, повалился на тахту; свернулся калачиком и плотно закутался в покрывало. Было ещё совсем рано (не позднее шести вечера), но я чувствовал себя настолько обессиленным и разбитым, что сразу же провалился в душный, наполненный кошмарами сон…
     Мне снилось, будто меня сбила машина, но, вместо того, чтобы попасть в больницу или умереть, я каким-то образом оказался единственным человеком в мире. Дурацкий сон. Приснится же такое. Может мама права, и нужно меньше пить газировки на ночь.
     Я сладко потянулся, заставляя старенькую тахту жалобно заскрипеть, и мои ноги вылезли далеко за пределы её горизонтальной плоскости. Тахта была куплена много лет назад, когда мой рост ещё оставлял желать лучшего, а приобрести новую всё никак не получалось – сначала из-за советского мебельного дефицита, а потом из-за резкого удешевления денег, которые в моей семье и в прежние «сытые» времена не очень-то водились.
     Делать было особо нечего: начинались весенние каникулы и можно валяться хоть до обеда, читая книжку, или пялясь в цветной телик в родительской комнате, пока батёк, придя на обед, не займёт перед ним свой диванный «плацкарт», оставив свободным лишь кресло у себя в ногах. Но именно из-за соседства с этими ногами (а точнее с сопровождающим их стойким рабоче-крестьянским ароматом), место это всегда оставалось незанятым.
     Я глянул через спинку тахты на постель сестры, которая тоже была не дура поспать, но, к моему удивлению, её там не оказалось. Наверняка уже вовсю зырит свой дурацкий музыкальный канал, и значит, если по другим канал показывают что-нибудь интересное, придётся снова бороться с ней за место под солнцем или, признав свою безоговорочную капитуляцию, довольствоваться стареньким черно-белым «Рекордом» на кухне.
     Но внезапно одна деталь заставила меня усомниться в реальности происходящего: постель сестры была аккуратно заправлена! Ей и в учебные-то дни частенько удавалось оттянуть застилание кровати до того времени, когда уже пора снова ложиться спать, а уж на каникулах (не стоило и сомневаться) постели предстояло оставаться расхристанной всю неделю.
     Я сел, спустив на пол ноги, и откинул в сторону скомканное покрывало.
     Мне случалось засыпать одетым (если не нужно было идти в школу, то мама обычно закрывала на это глаза), но в такое состояние после «спячки» мои вещи ещё никогда не приходили. Тупо разглядывая громадные дыры на коленях и лопнувшую по шву штанину, я с тоской начал осознавать, что сон, который мне сегодня приснился - не совсем сон, а точнее - совсем не сон.
     Конечно можно делать вид, что вчера ничего не произошло - сидеть целыми днями дома, представляя, что родители уехали в отпуск, забрав с собой сестру и предоставив мне долгожданную свободу, но в конечном счёте бездушная реальность всё равно заставит с собой считаться. Безлюдный город не наполнится народом. В конце концов, я сам недавно кричал, что мне никто не нужен. Вот и представился случай проверить это утверждение на практике.
     Забросив изорванные джинсы за шкаф, я натянул на себя штаны от зимнего спортивного костюма. Штаны были слегка маловаты, но кроме них у меня остались только брюки от батиного свадебного костюма, доставшегося мне по наследству.
     «Ничего, - подумал я. – Со временем обзаведусь чем-нибудь поприличнее».
     Эта мысль в какой-то мере смирила меня с ситуацией: теперь все магазины города находятся в моём безраздельном пользовании и я не стану больше ходить как чмо.
     Вода из крана на кухне текла еле-еле, а чайник закипал, казалось, целую вечность. Жуя батон с подсохшим сыром и запивая кофе, я поглядывал в окно. Там всё было как обычно, если не брать во внимание отсутствие людей и машин.
     Проглотив последний кусок, я вылил в раковину остатки омерзительного пойла, похожего на растворённую в воде сажу, быстро обулся, обмотал шею шарфом и, накинув на плечи болоньевую куртку неопределённо-рыжего цвета, вышел на улицу.
     Двор встретил меня безлюдьем окраинного пустыря: никто не колотил ковров, гулко хлопая пластмассовой выбивалкой; не курил в развалинах беседки, противно регоча и далеко сплёвывая нечистую слюну; не лепил перекошенных снеговиков из серого ноздреватого снега, радостно перекликаясь высокими голосами. Тишина и пустота окружили меня, и только узкие тропинки от множества ног свидетельствовали о недавнем присутствии человека.
     За зиму этих тропинок натоптали великое множество, но самой длинной и утоптанной среди них была «крокодилья тропа», пересекающая двор по диагонали. С началом первых оттепелей, когда рыхлые сугробы по сторонам «тропы» осели и уменьшились чуть ли не вдвое, эта извилистая полоска плотно утрамбованного снега осталась почти на прежнем уровне, и теперь возвышалась над ними скользким оплывшим горбом.
     Пользоваться ей почти перестали, поскольку каждый шаг теперь сопровождался риском соскользнуть и провалиться по колено в грязный подмокший снег щедро усыпанный оттаявшими окурками, семечными лузгачками и обёртками от шоколадных батончиков.
     Не говоря уже о собачьих какашках…
     Но я по-прежнему продолжал там ходить, представляя, что вокруг раскинулось гиблое болото, наводнённое голодными аллигаторами, которое непременно нужно было миновать ни разу не оступившись. Поэтому и сейчас, напялив на голову выуженный из кармана «петушок» и натянув на руки вязаные перчатки, я бесстрашно ступил на «крокодилью тропу».
     Я дважды проваливался ногой в сугроб, как следует черпанув сапогом подтаявшего снега, и если бы крокодиловые болота не были всего лишь плодом моего богатого воображения, то в этот раз один из друзей Чебурашки точно не лёг бы спать голодным. Выбравшись на дорожку возле крохотного скверика между ЗАГСом и гостиницей «Тайга», я принялся бесцельно нарезать круги по городу, благо на то, чтобы пройти его насквозь требовалось всего полчаса, а по периметру (если не считать промзону и вахтовые посёлки) – никак не больше двух.
     Как и следовало ожидать, нигде я не заметил присутствия ни людей, ни животных, ни птиц. Правда дважды помнилось, будто я вижу краем глаза какое-то движение, но в первый раз это оказался подхваченный ветром полиэтиленовый пакет, а во второй - повисший на дереве обрывок старой газеты.
     Небо, как и прежде, было сплошь затянуто низкими серыми облаками без какого бы то ни было намёка на просвет, а редкие порывы сырого ветра заставляли зябко ёжиться и сожалеть, о том, что не додумался надеть под куртку свитер. Поэтому проходя мимо городского рынка, мне в голову пришла мысль, что неплохо бы зайти туда – прибарахлиться.
     Побродив между рядами, заставленными разнообразным товаром, я вышел к вещевым палаткам и решил не довольствоваться одним только свитером, а полностью обновить свой гардероб. Одежда, развешенная по стенам палаток, находилась там, должно быть, со вчерашнего вечера и была выстужена насквозь, но меня это не остановило.
     Первым делом я подобрал себе новые джинсы. Это были модные сейчас «трубы», отлично скрывающие мои толстые ляжки. Прежде я не мог на такие даже рассчитывать, поскольку стоили они вдвое, а то и втрое дороже контрафактной «классики», которой мне обычно приходилось довольствоваться.
     Уродливые полусапожки из кожзаменителя похожие на лыжные ботинки уступили место тяжёлым «гриндерсам» на шнуровке, с закруглёнными носами и толстенной рифлёной подошвой, глянув на цену которых, я аж присвистнул – чтобы накопить на такие нашей семье пришлось бы пару месяцев питаться одними макаронами.
     Куртку я сменил на чёрный замшевый плащ до колен со стильным стоячим воротником, надев под него вместо свитера клетчатую фланелевую рубашку, а шею обмотал длиннющим кашемировым шарфом в чёрно-белую клетку.
     Завершили образ тонкие кожаные перчатки о которых я давно мечтал и чёрная вязаная шапочка как у Джека Николсона в «Полёте над гнездом кукушки». [3]
     Посмотревшись в зеркало, я остался доволен своим прикидом. На меня глядел уверенный в себе чел, который точно не постеснялся бы позвать девчонку на свидание – хоть Катьку Петровскую, хоть Олеську Шмелёву, хоть Таньку из параллельного… Пожалуй, даже отличнице Инке Елизаровой не стрёмно было бы показаться на дискотеке с этаким парнягой.
     Жаль вот только, что с девчонками нынче облом… Прежняя жизнь уже перестала казаться мне такой унылой и бескомпромиссной: если раньше мои шансы потерять девственность были близки к нулю, то теперь, похоже, их не осталось вовсе.
     Чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, я направился к ряду, где торговали видеокассетами и картриджами для игровых приставок. Редкие выходные мы с приятелями не приходили сюда попускать слюни на новинки игровой и видео-индустрии, лишь изредка унося в потных лапках одну из них, купленную вскладчину на деньги, время от времени получаемые от родителей на карманные расходы.
     Я методично побросал в пакет всё, что позволяла унести его грузоподъёмность, сожалея о том, что не догадался прихватить с собой школьный рюкзак, и направился восвояси.
     Видик имелся у моего друга – Димки Филиппова, который жил буквально через дорогу, а у его родителей (что особенно важно) не было привычки запирать двери на внутренний замок. К нему-то я и направился, поддерживая переполненный пакет снизу, чтобы у того не оторвались ручки.
     Внешняя железная дверь по обыкновению оказалась приоткрытой. Я, как мелкий воришка, проскользнул в чужую квартиру и замер, прислушиваясь. Но, конечно, здесь оказалось так же пусто, как и везде, и тоже раздавались приглушённые звуки домашнего быта.
     Димка, вместе с родителями и младшей сестрой, жил в трёшке, где у него была своя комната. И свой телевизор. И видик, который хоть и был общим достоянием семьи Филипповых, но большую часть времени всё же проводил у него.
     По привычке, я собрался было скинуть ботинки, но сообразив, что это ни к чему, сразу прошёл в димкину комнату и выгрузил на кровать содержимое пакета. Экран телевизора мерцал тем же бледным свечением, что и у меня дома, но, когда я переключился на нужный канал, услужливо стал чёрным. Я затолкал в видик первую попавшуюся кассету, нащупал задом кресло и повалился в него, положив на подлокотник пульт дистанционки.
     До поздней ночи я смотрел всё подряд без разбора, пытаясь отвлечься от грустных мыслей – боевики, фантастику, мультики, фильмы для взрослых - время от времени делая короткие набеги на димкин холодильник, пока так и не уснул сидя в кресле.

     ________________________________________
     3. Именно так было переведено название фильма, когда я впервые смотрел его на видеокассете в середине 90-х.

     Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2017/02/04/1433