Дима Коренев проснулся, в этом не было ничего удивительного, Диме было 30 лет, он, как и все люди, регулярно засыпал, и регулярно просыпался. Проблема была в том, что у Димы начала развиваться бессонница, он раньше и не предполагал такой гадости. Дима посмотрел на часы. Они показывали одиннадцать. Уснул же он только часов в семь утра, всю ночь маялся, как собака.
- УУУУУУ - простонал Дима.
Включил телевизор, там Ястрежембский сообщал, что Борис Николаевич Ельцин работает с документами. Шел 1997 год.
Дима был журналистом и политтехнологом. Ему было тридцать лет, он был в разводе, детей не имел.
- Чего с бессонницей-то делать? – спросил сам себя Дима.
Он набрал номер приятеля Чеботарева. Тот работал пиарщиком у мэра Москвы Лужкова и искренне считал того гением. На работу Чеботарев ходил не чаще, чем раз в неделю, и сейчас должен был быть дома. И он был дома, свежий такой, радостный.
- Чеботарь, - прохрипел Дима, - чего мне с бессонницей делать?
Чеботарев сказал сразу, словно перечисляя по пунктам: сходить к врачу, поверить в Бога, завести жену и детей, сходит к экстрасенсу.
- Ну а сам ты чего бы сделал.
- Поискал бы нормального Айболита для начала.
- Спасибо.
- Денег заработать хочешь? – спросил Чебатарев. – Юрий Михайлович выставку меда открывать будет, нужно отпиарить.
- Сколько? – спросил Дима.
- Две тысячи баксов за текст любого объема, но больше 3600 знаков.
- Сделаю, - прохрипел Дима. – Когда нужно?
- Завтра, послезавтра. Тебе заказ как своему, не трепи языком. Из всех наших, только тебе.
- Угу, - опять прохрпипел Дима.
Работать он умел, ему нравилось писать. Нравилось писать вообще все, что он писал. Серьезные статьи в газеты, пиаровскую заказуху, он сочинял рекламые слоганы для фирм, еще он писал под псевдонимом фантастические рассказы, и у него вышло два романа - боевики о бандитах, которых Дима знал лично. Любопытно, что и издательства, в которых Дима издал свои книги, тоже принадлежали бандитам.
И вот с больной головой он за четыре часа написал три текста о выставке меда, которую собирался открывать Лужков. Потом позвонил в три газеты своим знакомым редакторам отделов, договорился, что они за пятьсот баксов каждому разместят все это у себя. Заработав, таким образом, за сегодняшний день четыре с половиной тысячи баксов, Дима принял ванну с лавандовым маслом, потом сделал себе яичницу из пяти яиц, с натертым сыром, залитую кетчупом (желудок у него работал хорошо).
Потом побрился, хотя бриться он не любил, но он решил, что именно сегодня найдет нужного врача, и нужно побриться. Если бы нужно было идти брать интервью у губернатора, министра или олигарха, то Дима бриться бы не стал, потому что член на них всех клал, по его выражению. Да, были такие времена в России, когда журналист мог себе такое позволить. А врачей Дима не любил и боялся еще с детства. И потому приготовился.
Потом Дима позвонил своему знакомому, хозяину журнала «Красота для женщин».
Это было время, когда еще не было касты начальников, избранных богов-чиновников, когда пресловутые силовики не имели власти, когда даже олигархи заигрывали с прессой. Попробовал бы сейчас Дима позвонить по такому делу какому-нибудь редактору журнала, сейчас они часть номенклатуры, хотя и журналов-то осталось всего ничего, но их начальники все равно причислены к касте небожителей. А тогда…
- О, здорово, старик, - заорал Долбышев.
Поняв суть проблемы, он заорал:
- Митина, ко мне!
Митина подошла, и сказала начальнику:
- Чего орешь, не глухая.
Дима слышал это и улыбался.
- Ты у нас всех врачей в Москве знаешь, - сказал уже более тихим и вежливым тоном Долбышев, - поговори с человеком, он наш брат, журналист, у него проблемы, помоги.
- Здравствуйте, коллега, чем могу помочь. – Прозвучал нежный голос.
- Ой, старуха, давай на «ты», - сказал Дима, чувствуя, что его собеседница молодая, и, значит, этот журналистский жаргон вполне пригоден для общения.
- Какая я тебе старуха, - обиделась Митина, - ты козел.
- Ну ладно, ладно, извини, у Долбышева в редакции раньше всех баб, пардон, дам, можно было называть «старухами».
Трубку не бросали, в нее тяжело дышали, можно сказать, что гневно дышали, но молчали.
- Ну мир, мир, - продолжал Дима, - помощь нужна, бессонница, нужен врач нормальный, какие врачи у нас лечат бессонницу?
- У вас не знаю, - зло ответила женщина, - а во всем мире и в России бессонницу лечат психиатры и сомнологи. Но в России сомнологов нет.
- Вы шутите? – перешел на «вы» Дима. И отношения сразу наладились. Голос собеседницы стал спокойным.
- Ладно, давай уж на «ты», - сказал она, и объяснила, что это правда и дала телефон одного врача.
Дима понял, что он зря брился, что он к психиатру не пойдет ни за что. День он провел, как обычно, съездил в одну газету, где размещал заказуху, компромат на одного реального негодяя. Компромат этот заказал другой негодяй. Нужно было заведующему отделом политики отдать деньги. Это были хорошие деньги, они обмыли это дело прямо в редакции, купили шампанского, коньяка, закусок. Дима прилип к одной молоденькой журналистке, после банкета в газете они поехали с ней в ресторан, но что-то не сошлось, и домой Дима возвращался один. Такси тогда в городе почти не было, Дима взял левака.
Водитель был человеком на вид лет шестидесяти, с большими и разбитыми кистями рук, они уверенно лежали на руле, машина у него была старый жигуль, но он галантно включил магнитофон, запела россиянская попса.
- Ой, не надо музыки, шеф, - сказал пьяный Дима и задремал.
Ехали они минут двадцать, потом Дима зашел в квартиру, которую снимал в общем-то за гроши, за сто баксов в месяц, разделся, лег в кровать… и не смог уснуть. Он уже достаточно протрезвел, да он и пил немного, так… для куража и поддержания компании.
В сон клонило страшно, но сна не было. Не было и все тут!
Дима в трусах подошел к окну. Там была ночь, но близилось утро, было три часа, жуткое и глухое время. Дима смотрел на черную Москву, за окном шел осенний дождь, и он чуть не завыл от тоски. Быстро включил телевизор, но все передачи закончились, тогда он включил приемник, попал на эфир какой-то коммерческой радиокомпании, звучали человеческие голоса, и сначала это внесло покой в его душу, но человеческие голоса читали книгу ужасов западного автора.
- Придурки, - чуть не заплакал Дима. – Ему было не до ужасов, и не классической музыки, которую транслировал «Маяк».
Пришлось взять книгу. В квартире был книжный шкаф, покрытый пылью, Дима не заглядывал туда ни разу.
Там стояло собрание сочинений Толстого, Достоевского, Чехова, Лескова, сплошной дефицит по советским временам, а именно тогда и покупали хозяева квартиры, советские дипломаты, эти книги, покупали, конечно, по спискам для номенклатуры. Дима взял Чехова, из которого он читал только рассказ про Ваньку Жукова, но было это еще в детстве. Он открыл рассказ «Бабы» и прочел:
В селе Райбуже, как раз против церкви, стоит двухэтажный дом на каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже живет со своей семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин, по прозванию Дюдя, а в верхнем, где летом бывает очень жарко, а зимою очень холодно, останавливаются проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит на большой дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и сороками, и у него уж набралось тысяч восемь, которые лежат в городе в банке.
Черт, мне что с этого, - отбросил книгу в сторону Дима.
Он схватил себя за голову и посмотрел на часы. Было уже три часа тридцать минут. Еще предстояло пережить самый тяжкий час в сутках – это когда будет четыре часа утра. Дима уже по своему опыту знал, что самая чернота в душе появится именно в четыре утра. И она появилась. И он переживал этот час, как фильм ужасов, как пророчество о том, что жизнь его почти закончилась. Потом стукнуло пять часов и стало немного легче, он даже лег в постылую постель, тукнулся носом в подушку, но он даже не задремал, он не спал совсем. Он думал о том, что в шесть он точно должен заснуть, но и в шесть он не заснул, в семь часов он стоял у окна, за окном был серенький рассвет, в семь у окна стало еще интереснее, из подъездов соседних домом стали выходить люди.
Ах, да! Как он забыл! Он бросился к телевизору, там уже шли утренние программы. Он сидел уже с головной болью и с ненавистью смотрел на эти веселые и свежие лица.
Так он промучился до 10 часов утра, пребывая в каком-то мерзком полусне наяву, потом уснул. И спал он ровно час. Точнее это был тоже не сон, а типа сонного бреда.
Очнувшись, Дима сказал себе, что так жить нельзя и пошел искать телефон врача, который ему продиктовала женщина по фамилии Митина. Хорошо, что он журналист и привык не выбрасывать, не зачеркивать номера телефонов, потому что не знаешь, что тебе пригодиться в будущем.
Он набрал этот номер. Ответил женский голос. Дима договорился, что подъедет по указанному адресу в пять часов. Адрес был странный. «Лечебный профилакторий завода ЗИЛ». Завод-то уже давно не работал вроде, отдельные цеха только функционировали. Профилакторий этот располагался на окраине Москвы.
И вот он там, первый этаж жилого дома, прошел налево, как ему сказали, в коридорах тишина, только где-то слышалась работа бормашины, наконец, он добрел до указанной комнаты, дышать ему стало тяжело, сердце билось от страха, что вот сейчас он увидит живого психиатра, и что будет? Он же псих что ли после этой беседы? И что скажет врач? А если придумает, что Дима шизик? Или это и есть правда? Дима чуть не завыл от ужаса черноты, которая охватила его душу.
Но в комнате сидела женщина лет 45, с желтым продолговатым лицом и очень добрыми глазами.
- Раздевайтесь, - кивнула она буднично на вешалку.
- Извините, это вы врач? – спросил с надеждой Дима, ибо женщину он не боялся.
- Я врач, - сказал женщина, - но вы же пришли на прием к Ивану Алексеевичу, это я вас по телефону записывала? А я помогаю Ивану Алексеевичу.
- Ну да, меня, - промычал Дима.
Женщина открыла дверь, и Дима очутился в чистеньком больничном кабинете, за столом в белом халате сидел еще сравнительно молодой, но какой-то тяжеловесный мужчина, он вертел ручку в руках, и смотрел в свои записи. Он кивнул Диме головой и предложил сесть на стул.
Иван Алексеевичу явно было очень скучно, но он усилием воли заставил себя посмотреть на Диму, спросил, что того беспокоит.
Дима начал рассказывать про свою бессонницу. Ему и в самом деле было плохо, слова он еле выговаривал, делал усилия, чтобы речь была более четкой, Дима вспотел от страха, что доктор и в самом деле примет его за психа с такой-то речью.
- Так, - сказал врач и потер энергично руки, видно разгоняя свою остаточную вялость.
«Ну, сейчас начнется психоанализ» - с ужасом подумал Дима.
- Вы кто по профессии?
- Журналист.
- У людей творческих профессий бессонница – это обычное явление. – Сказал врач. – Потом посмотрел в окно.
- Да никто из моих друзей не жалуется.
- Не жалуются, но спят все плохо. Вы сильно пьете, как у вас с алкоголем?
- Ну… так… как у всех…
- То есть, пьете каждый день?
Дима покраснел почему-то и стал вспоминать. Черт, получалось, что почти каждый день. Ну когда к родителям ездил, то не пил, а так… в самом деле каждый день какой-то повод.
- Расскажите мне про обычный ваш день, вот вы проснулись… а дальше?
Дима постарался рассказать добросовестно, но выдавил себя несколько фраз.
Врач качал головой в такт его этим фразам, у него был какой-то немигающий взгляд, зрачки казались расширенными, Дима понял, что врач его гипнотизирует.
- Доктор, это гипноз?
- Вы наблюдательный, - сказал Иван Алексеевич. – Я просто хотел немного расслабить вас, вы не хотите мне рассказывать откровенно о ваших проблемах.
- Да у меня нет никаких проблем.
- А тогда почему вы не спали всю ночь?
Дима молчал.
- У вас алкоголизм, - сказал доктор, - но первична депрессия, конечно.
После этого он быстро заполнил пару рецептов.
- Вот эти таблетки будет пить три раза в день, а вот это снотворное, одну на ночь.
- И бессонница пройдет? – спросил с надеждой Дима.
- Спать вы будете, а как продолжит все у вас развиваться… - доктор пожал плечами, но все же договорил. – Я могу только предполагать.
- А что делать?
- Отказаться от алкоголя. Таблетки, которые я вам выписал, плохо с ним совмещаются, беда может быть. И нужно лечиться.
- Лечиться в больнице? – испугался Дима.
- Дома. У вас, кстати, есть жена, семья?
- Нет.
- Плохо, - коротко сказал врач.
- Родители есть.
Врач кивнул головой.
- Доктор, ну а как все это вообще вылечить?
- Нужно пропить курс антидепрессантов. При этом алкоголь категорически запрещен, нужно сменить стиль жизни, это главное. Спортзал, бассейн, поездки за границу, если сможете себе позволить.
- А сколько пить эти антидепрессанты?
- В вашем случае думаю, что где-то полгода.
- Полгода я не готов, - пролепетал Дима.
Врач пожал плечами, показывая, что он бессилен.
- Рецепты можете выписывать у Лидии Петровны в любое время, - сказал он в спину уходящему Диме.
Дима немножко ожил, у него даже появился прилив сил, так бывает после бессонной ночи, но все равно какое-то марево было пред глазами.
«А ведь все знает про меня, - подумал Дима о враче. – Ничего по сути не спрашивал, но все знает. И даже знает, что я опять к нему приду, что это неизбежно».
В аптеке у своего дома Дима купил таблетки, выпил одну таблетку, из тех, что нужно пить три раза в день, но только отупел, тогда со злобы он выпил снотворное и провалился в сон на 18 часов.
Где-то неделю он попил таблетки, сон у него восстановился, и он уже по-прежнему бегал по редакциям, писал статьи, прекрасно себя чувствовал, только отказывался от алкоголя, боялся.
Но вечером этого дня его затащили в компанию американского журналиста русского происхождения. Того звали Майкл, свои называли его Мишей, вот с ним Дима выпил. И рассказал про бессонницу, и что дурак-врач постаивал ему диагноз депрессия, а он отлично при этом себя чувствует.
Миша покачал головой и сказал:
- У нас вся Америка себя так отлично чувствует, все сидят на антидепрессантах.
- И что? – засмеялся беспричинно в шуме кабака Дима.
Миша снова покачал головой и поднял большой палец руки:
- Клево, член не стоит, мир не тревожит.
- У всех в Америке? – хохотал Дима.
- У всех в Америке, - серьезно кивал головой Майкл-Миша.
Потом они сняли девушек, поехали к Диме, и все было чудесно, раз в пятый совершая половой акт, Дима сказал, обращаясь к внезапно возникшему перед ним образу Ивана Алексеевича:
- Вот так, понял, без твоего лечения!