Лонг-лист тем. конкурса На тебе сошелся клином...

Клуб Слава Фонда
1 Одна ночь
Дмитрий Коробков
       Как, это всё началось? Ещё, кажется, вчера он вёл беззаботную, хотя и весьма насыщенную жизнь. Его мало заботили собственные чувства, а чувства чужие, ему вообще были безразличны. Он просто жил, что называется «сегодняшним днём». Старался выжимать всё до последней капли из каждого прожитого дня. Подзарабатывал иногда на «халтурках» лишних деньжат, чтобы потом весело спустить их в каком-нибудь кабаке, в компании симпатичной пассии. Всякие там чувства, или любовь отсутствовали в его понимании, и даже отдалённо не брезжили на жизненном горизонте. Его вполне устраивали краткосрочные романы без каких-либо обязательств с долгоиграющими планами. Две—три недели были достаточным сроком. Связывать себя какими-то там чувствами он считал неинтересной глупостью. Оттого частенько крутил свои романы одновременно с двумя, или тремя девицами. Правда, иногда, брал перерыв.
         Но разве эти чувства будут спрашивать: когда им приходить, а когда нет? Как произошло то, что совершенно обычная знакомая, известная ему не первый день, вдруг стала смыслом его жизни. Это не было любовью в первого взгляда. Не было и постепенного привыкания. Всё произошло — непонятно как. Неожиданный водоворот страстей закружил, околдовал, опутал. В безнадёжность своего положения ему не хотелось верить. Рассудок, здравый смысл, — всё захлестнула огромная волна любви. Она просто смыла его с уютно облюбованного им бесчувственного пляжа. Внезапно оказавшись в любовном океане, он утопил сознание в пучине грёз и розовых мечтаний. Юношеский максимализм рисовал радужную перспективу счастья. Но реальность непреклонно диктовала иное. А он, словно плыл по течению, иногда совершая безумные попытки преодолеть его. Потом, снова отдавался силе стихии, блаженно ловя каждое мгновенье с ней, подаренное ему судьбой. Невозможно было только одно — выбраться на берег. И он плыл…
 
         Суббота. Последняя майская суббота. Такая долгожданная для него, но такая мучительная. Ждать и догонять — самое неприятное занятие. А ждать ему пришлось весь день.
         «Нет, ждал я целую неделю, — думал он, — но сегодня день был особенный. В суете рабочих будней гораздо проще скоротать время. Выходной день тянется неприлично долго, иногда колотясь в груди огромным барабаном только от одного предчувствия того, что должно произойти этой ночью. Ждать и догонять… Догонять тоже мне придётся. Или пытаться поймать упущенное. Поймать и вернуть себе. Но почему ”упущенное”? Я ничего не упускал! Просто так сложилось, что мы с ней не встретились раньше. На много раньше. Не могли встретиться».
 
         Эту субботу ему пришлось ждать целую вечность, которой показалась прошедшая неделя. Ровно неделя отделяла его от прошлого воскресенья. Поужинав, он вышел из дома. Ноги сами несли его к железнодорожной платформе. Он шёл, то ускоряя шаг, то взглянув на часы, замедлял его. Вышел из дома заблаговременно, не в силах более томится ожиданием. Теперь приходилось останавливать свой собственный порыв, ведь раньше назначенного времени приезжать было нельзя. Можно было бы поехать на метро, что увеличивало время в пути. Но замкнутое пространство подземки не совпадало с его волнением. Тем более что в тамбуре электрички можно курить и смотреть в окно.
 
         В этот вечер на платформе немноголюдно. Все кому надо было куда-то ехать, — уже разъехались. Через пятнадцать минут электричка доставила его на знакомую платформу.
         «Сколько время? — посмотрел он на часы, — ещё рано. Может быть, автобуса долго не будет? Мне ещё на нём минут пятнадцать — двадцать ехать. Пусть он задержится немного, хотя они итак не часто ходят, и пропускать нельзя. Опять приеду раньше. Ну, погуляю тогда где-нибудь в сторонке».
         Автобуса ждать не пришлось. Он вышел из него раньше на две остановки, чтобы пройтись пешком. «Снова примчался, хоть останавливал сам себя. Но, как остановиться, когда ноги сами несут? Как остановиться, когда в груди всё колотится, как часы, отбивая бой, отсчитывая дни, минуты»?!
         Дождавшись, наконец, условленного часа он подошёл к телефону—автомату. «Вот он, — мой связной». В кармане заранее разменянные «двушки». «Пора звонить». Он, уже выучил особенность этого телефонного аппарата, «глотающего» монетки. Набрав номер, придерживал двухкопеечный медяк пальцем, чтобы тот не провалился раньше времени. От волнения слегка вспотели ладони. После двух гудков трубку подняли, и аппарат сработал.
         — Алло.
         Он отпустил монету, — автомат сработал второй раз.
         — Алло? — услышал он знакомый голос.
         — Я приехал.
         Трубку положили. «Ещё полчаса и можно подниматься». Приближение к подъезду усиливало его сердцебиение. Код домофона отворил входную дверь. На лифте он поднялся двумя этажами выше нужного ему, поскольку в тишине ночного дома звук лифтовых дверей становится особенно громким. Вышел на лестничную клетку. Спустился ниже на один этаж. «Отсюда хорошо видна дверь ниже, которая должна открыться, но сам он остаётся незаметным. Здесь можно покурить, ожидая». Минутная стрелка, как приклеенная, еле двигается.
         Наконец дверь приоткрылась, показалась она:
         — Пойдём.
         Она быстро провела его к своей квартире сквозь коридор с соседними дверями. Они зашли, тихо закрыв за собой дверь. Она прикладывает палец к своим губам, жестом направляет его в открытую дверь комнаты. Разувшись, он проходит. Через минуту появляется она.
         — Только что заснули, — шёпотом говорит она.
         — Милая, — он берёт её руку, нежно целуя, прижимаясь к ней губами.
         — Садись, — продолжает шептать она, усаживая его на диван, — чаю хочешь?
         — Нет, что ты, — так же шепчет он, не сводя с неё глаз.
         — Чем занимался?
         — Ждал вечера.
         — Сидел и ждал?
         — Не помню точно, что-то делал, наверное… Но всё это не важно…
        — А, что важно?
         — Только ты!
         — Так нельзя. Тебе нужно найти себе кого-то.
         — Я нашёл.
         — Это всё глупости. Я тебе не нужна.
         — Не говори так. Ты единственная, кто мне нужна.
         Он поворачивается к ней в пол-оборота, беря за плечи, притягивая к себе.
         — Так я же не единственная. У меня дети, муж, помнишь? — говорит она, но всё её существо, не слыша саму себя, покорно поддаётся его влечению.
         — Я же говорил тебе, что усыновлю детей. Разводись.
         — Глупенький…
        Он не даёт ей договорить своим страстным поцелуем. Прижимает к себе с неукротимой, нежной силой.
         «Боже мой! Как я её люблю! Всё отдать за неё…»
        Она, повинуясь его порыву, высвобождает собственную страсть. Её губы, щёки, волосы, вся она теперь его, а он её. Нет в этот миг больше никого и ничего на свете кроме них. Его рука, проскальзывая вниз, развязывает пояс на её халате. Она распахивает на нём рубашку, гладя его грудь…
 
         — Я так люблю тебя милая, ты даже не знаешь!
         — Знаю, — с горечью в голосе говорит она, поправляя ему растрёпанные волосы.
         — Я хочу жить с тобой, а не встречаться украдкой.
         — Я тоже. Но это...
         — Ты любишь меня?
         — К несчастью… Стала бы я так рисковать, устраивая наши встречи?
         — Не знаю…
        — Пойдём на кухню, покурим. Хочешь чай, кофе?
         Она накидывает на себя халат, он ищет у дивана что-то из своей одежды. Они тихо проходят мимо детской комнаты в кухню. Женщина ставит чайник на плиту, закуривает.
         — Во что налить воды? — спросил он.
         — Компот хочешь? Очень вкусный.
         — Верю. Нет, мне простой воды.
         — Вот. А знаешь, есть медовуха собственного приготовления. Попробуешь?
         Он, выпив залпом стакан воды.
         — Давай попробуем, — закуривая, согласился он, — я никогда не пробовал.
         Она достала из шкафчика бутылку тёмного стекла и налила в две рюмки мутной жидкости. Свет в кухне не зажигали, но уличные фонари достаточно освещали всё пространство. Они чокнулись, выпили по рюмке.
         — Вкусно. И ты сама её делаешь?
         — Почти сама. У родителей есть несколько ульев. А соты после откачки мёда заливаем водой, остатки перебраживают.
         Они сидят на кухне, глядя друг другу в глаза, разделяемые углом стола. Их руки нежно держатся вместе. Им ни на минуту не хочется отпускать друг друга.
         — Ты что загрустил?
         — Знаешь, я иногда чувствую себя вором. Ты всю неделю с мужем, а мне остаётся только эта ночь. Одна ночь!
         — Тебе не нравится?
         — Что ты, милая! — он тянет её руки к себе, склоняя навстречу им свою голову, целует их, — что ты? Я счастлив, быть с тобою хоть сколько-нибудь, сколько скажешь… Но я счастлив, и несчастлив я…
        Он прижимается к её рукам. Потом поднимая голову говорит:
         — Вот тут, кстати, я тебе стихи новые написал, с таким названием, — он повернул голову в сторону оставленной одежды, — в кармане рубашки.
         — Хорошо. С каким названием?
         — «И счастлив, и несчастлив я».
         — Мне очень понравились твои прошлые стихи. Я их часто перечитываю. Спасибо, — она встаёт к закипевшему чайнику, — тебе чай, или кофе?
         — Кофе.
         Налив кофе она продолжает стоять у плиты. Заметив её задумчивость, он встаёт и подходит к ней сзади. Обхватывая руками, прижимает к себе. Она откидывает голову назад ему на плечо.
         — Что с той, милая моя?
         — «Одна ночь», — вспоминает она слова сказанные им раньше, — а ведь она последняя.
         — Что случилось?
         — Я больше не смогу отправлять мужа к своим родителям. Он им всё сделал. И вообще мы теперь все вместе поедем к ним в отпуск. Они и меня ждут, и внуков… Так что эта ночь у нас с тобой последняя. Пойдём, — она берёт его за руку, уводя за собой в комнату.
 
         Вернувшись, пьют холодный кофе. Закуривают.
         — Боже мой, где же ты был раньше? — вдруг вырывается у неё, — ну найди же ты себе кого-нибудь, прошу тебя.
         — Я не могу жить без тебя.
         — Ну что мне с тобой делать?
         — Выйти за меня замуж.
         — Ты помнишь, что я старше тебя?
         — Это не важно.
         — Я знаю, что для тебя это не важно. Но это важно для меня.
         — Почему?
         — А потому, что через несколько лет я постарею, а ты останешься, всё также молод и красив.
         — Я тоже постарею.
         — Брось, — грустно улыбнулась она, — ты ведь понял, о чём я говорю. Ты будешь на молоденьких смотреть, а я, сидя дома сходить с ума от ревности.
         — Не буду. Ты у меня одна.
         — А дети? Ты разве своих детей не хочешь?
         — Ты мне родишь.
         — У меня уже есть двое.
         — Будет трое.
         — Какой ты упрямый. Я старая для тебя!
         Она глядит ему в глаза, но видит, что её доводы и уговоры бесполезны. Берёт его руки в свои:
         — Зачем ты пошёл тогда провожать меня? — она уткнулась в его плечо, — что ты нашёл во мне?
         Её волосы оказываются перед его лицом. Он нежно поглаживал их.
         — Что же нам делать, милая?
         — Не знаю. Отпусти ты меня. Женись что ли уже на ком-нибудь. Ну, неужели тебе девок не хватает? Ведь табунами за тобой бегают, я знаю.
         — И жить без любви?
         — Но я живу.
         — Зачем? Кому это всё нужно, чтобы мы так мучились?
         — Моим детям. Мой муж меня очень любит. Дети любят его. Я не могу всё бросить.
 
         За окном стремительно светлеет. Майская ночь растаяла в солнечных лучах. Лишь воскресное утро оставляет улицы города безлюдными.
 
         — Скоро пять часов. Тебе пора уходить.
         — Да, я знаю.
         — Иди, пока соседи не зашевелились.
         — Я иду.
         — Приедешь, спать ложись.
         — Спать...
         — А я лягу. Дети встанут, спать не дадут.
         — Ты позвонишь мне?
         — Позвоню. Иди.
         Она целует его так, как будто прощается с ним навсегда. Они всегда расставались навсегда.
   
2 Черёмуховая кепка
Нана Белл
     Марина Ивановна к юбилею Валентина начала готовиться заранее. Отдала в химчистку платье. То, которое купила за год до пенсии, послушав совет тётки, что потом уже ничего не купишь. Правда, платье было не ахти: ну тут уж ничего не поделаешь и если в плечах у тебя 48-50, а в бёдрах 52-54, то приходится чем-то жертвовать. Марина Ивановна пожертвовала плечами, и они противно топорщились, нарушая её представления о гармонии. Ей почему-то казалось, что Валентин предпочитает женщин ухоженных, а потому пришлось идти в парикмахерскую, где, боясь, что в кошельке не хватит денег, выложила перед кареглазой, затянутой в полупрозрачную кофточку администраторшей почти половину пенсии.
     Осталось купить билеты. Туда и обратно. Решила, что вернётся домой последним поездом и это будет правильно, так ей удастся хоть на чём-то сэкономить. Нет, никаких достопримечательностей, прогулок и прочих излишеств.  Никаких переночую где-нибудь. Только юбилей. Потом сразу на вокзал. Всё обдумав, Марина Ивановна протянула деньги в кассу и неожиданно для себя взяла один билет. Только туда… Почему? Она даже боялась подумать об этом…
Из вещей ничего не брать: весна, тепло… Вот только шарфик, тот, креп-шифоновый, который она когда-то купила на распродаже в магазинчике за углом, где всё по одной цене. Его палевый цвет так удачно сочетался с вполне приличными босоножками, о которых Оля, её приятельница, ещё в прошлом году сказала: «Я в таких же замуж выходила. Помнишь?» -  и засмеялась, а Марина Ивановна улыбнулась как-то грустно и ответила ей: “Видишь какая я бережливая”. И это действительно так. Ей удавалось сберечь не только вещи, но друзей, запахи далёкого времени…

  Марина Ивановна до сих пор хранила в памяти тот день, когда они с Олей так давно, что и выговорить невозможно, да-да в прошлом веке, ездили к Валентину, тогда ещё худому и костлявому, на дачу.
 В то утро, выйдя на кухню, посмотрев на неубранный с крошками хлеба стол, она почему-то не обнаружила на столе записку от мамы. Обычно мама, уезжая в командировку, оставляла на столе записку и, хотя мама и предупредила Марину ещё вечером о своём отъезде, Марина обиделась и подумала, что мама не любит её, а любит только свою работу. Ведь её, Марину, она родила в чужом, далёком городе, где по маминому проекту тогда строили сталеплавильный цех металлургического комбината… И вот опять командировка, в хлебнице опять пусто, в мойке грязная тарелка и кружка с недопитым кофе. Пришлось повязать мамин фартук. Иногда Марине казалось, что её мысли о матери ревнивы и немного завистливы. Марина гнала их от себя, но они нет-нет да возвращались к ней. “ А вот Олина мама всегда дома”, подумала Марина”.
  Когда девочки были маленькими, Олина мама водила Олю и Марину на танцы, а потом, когда она вела их домой, покупала обеим по эскимо.  К тому же у Оли был папа, и Оля всегда со смехом бросалась ему на шею, когда тот приходил с работы. А Марина стояла на пороге, едва сдерживая слёзы, и изо всех сил старалась улыбаться. Она знала, что её папа уехал куда-то далеко -  по крайней мере так говорила мама, когда Марина спрашивала об отце…
 
     Рассматривая себя в зеркале, Марина пыталась найти в своём облике то, что у неё, возможно, от папы. “Большой рост? Да, она – дылда. Для танцев это неплохо, а для нежных чувств не годится: действительно в классе она выше всех мальчишек. Кроме Валентина, конечно, у которого рост за 180, но ему нравится Оля, которая ей по плечо. Она дылда, поэтому никто и не дарит ей цветов. Если не считать тот цветок, который когда-то на восьмое марта Валентин вытащил из букета мимозы, предназначенного Оле. Тогда, перед тем как передать букет Оле, он посмотрел на Марину как-то особенно внимательно, оторвал веточку, маленькую такую, маленькую и протянул Марине. Она её долго хранила в “Евгении Онегине”, там, где письмо Татьяны. Может быть и сейчас цветок там?  Засохший, безуханный…”

   Марина Ивановна грустно вздохнула, улыбнулась и перенеслась в тот далёкий май, когда уже цвела черёмуха, и они с Олей отправились к Валентину на дачу.  Ревновала ли она тогда Валю к Оле? Сейчас ей казалось, что нет: ведь, Оля – её лучшая подруга. Да, всё детство вместе. Она даже помнила, как в песочнице они пекли куличи из разноцветных формочек и сине-красный мяч, отскакивающий от забора, и штандер, и коньки, и школу, и бальные танцы… Оля всегда была рядом, как сестра …  Оля смотрела всегда прямо перед собой, казалась уверенной. А она? Всё рассматривает что-то… То в книжке, то за окном…

     В тот день за окном автобуса ярко светило солнце, блестело на молодых листьях, рассыпалось по изумрудной траве. Неожиданно на пригорке показался храм. Бело-розовый, украшенный замысловатой лепниной. Марине даже показалось тогда, что сейчас он оторвётся от земли и полетит к облакам, к небу. Она не могла отвести от него взгляд и, только услышав недовольный Олин голос: “Ты что уснула? Нам выходить!”,  очнулась и поспешила за подругой.
    
     Выйдя из автобуса, они и тут же увидели Валентина: в лёгкой кепке, белой рубашке с короткими рукавами и в каком-то смешном галстуке в виде шнурков под горлом. Валентин смущённо улыбался Оле, его глаза так сияли, что у Марины что-то заныло внутри.
Когда же Оля протянула ему руку в шутливом реверансе и хихикнула, Валентин неожиданно покраснел, и Марине стало его жалко.
- Пойдёмте, пойдёмте скорей, там такой храм, - сказала она
не оборачиваясь, и почти бегом, поспешила к храму. Оля с Валентином едва поспевали за ней…

     В храме было темно и тихо. Серые в подтёках стены, на них - остатки былой росписи, разбитые и затянутые плёнкой окна. Марина быстро пошла вперед и перекрестилась. Стуча каблучками, подошла и Оля, за ней Валентин.
- А там что, за этими воротами? – кивнув на возвышение, за которым стояли покосившиеся чёрные двери с едва проступавшими на них изображениями, спросила Оля. – Я туда хочу.
- Алтарь, - тихо ответил Валентин. - Туда нельзя.
- Почему? – кокетливо надула губки Оля. – Я туда хочу.
 – Там ангел живёт. А нам туда нельзя, -  опять покраснев, ответил Валентин.
- А я пойду, - сказала Оля, глядя с вызовом вперёд, упрямо вскинув подбородок, - хочу туда, где ангел.
- Нельзя, - прошептал Валентин и побледнел, опустив голову.
Посмотрев на него, Марина заметила с каким напряжением он смотрит на Олю, как мнёт и перекладывает из руки в руку кепку. Марине показалось, что кепка мешает Валентину и, подойдя к нему, вырвала её и пошла к выходу.
 
     Выйдя из храма быстро спустилась к реке, села на камень возле черёмухи и, вдыхая аромат, замерла, глядя на воду. Вдруг, с удивлением заметив в своих руках Валентинину кепку, надела её и, продолжая сидеть, будто ожидая кого-то, заметила, что у неё кружится голова. Потом поднялась и медленно побрела обратно к храму.
     Оля стояла, опустив голову и водила веткой по земле. Валентин возбуждённо говорил, кажется о чём-то просил её. Увидев Марину, Оля помахала рукой и, когда Марина подошла, вдруг засмеялась, указывая на неё пальцем:
- Ты что-кепку-то нацепила?
Марина совсем забыла про кепку. Взглянув на растерянного Валентина, она улыбнулась, взяла кепку за козырёк и повернула на затылок.
- Марина, - сыпя словами, заговорила Оля, - мы тут с Валей поспорили. Я говорю – Баженов, а он… он утверждает, что Казаков. И вообще, что мы здесь торчим. Мы кажется приехали к Вале на дачу… Ты куда ходила-то?
- Пойдёмте к реке. Там такая черёмуха! ...  А на дачу… ещё успеем.
- Черёмуха? Отлично! -  И Валентин, широко шагая, направился к реке.
- Налетай! – кричал он, еле заметный в кроне дерева, бросая сверху целые охапки черёмухи к ногам Оли и Марины. Оля стояла молча, не обращая внимания, ни на Валентина, ни на цветы и смотрела прямо перед собой какими-то пустыми глазами. А Марина всё собирала, прижимая цветы к груди, боясь обронить хотя бы одну из веток, и, когда Валентин слез с дерева, протянула ему цветы:
- Держи.
 А Валентин, глядя на Олю сказал:
- Нет, это я для вас обеих собирал.
- Мне не надо, - холодно произнесла Оля, не глядя на Валентина, и тут же добавила:
- Мне пора. Ты, Валя, нас не провожай.
- А как же дача? – растеряно спросила Марина, прижимая черёмуху к груди.
- Да что-то не хочется, - холодно бросила Оля и, взяв Марину за руку, потянула её к стоянке автобусов.
Марина, с трудом удерживая охапку цветов на груди, то и дело оборачивалась, смотрела на Валентина, который растеряно стоял всё на том же месте у черёмухи.
   Автобус будто поджидал девушек и, едва они поднялись по ступенькам, качнулся из стороны в сторону, затрясся и начал набирать скорость.
 Ты что же кепку-то ему не отдала? – с усмешкой взглянув на Марину, спросила Оля.
- Забыла! – вскрикнула Марина и почувствовала, как кровь залила ей лицо.

     Только дома она сняла кепку Валентина.  Поставила черёмуху в хрустальную вазу, которую подарили маме сослуживцы и квартира тут же наполнилась резким сладковатым запахом.
 
     Ночью Марина проснулась и почувствовала, что больше не может дышать. Она поняла в чём дело, бросилась к окну, отворила его, попыталась сделать вдох, потом выхватила букет из вазы, уронила её и, выбросив черёмуху… будто поплыла в мареве её аромата…
 
      Сегодня, сидя у компьютера, и в какой уже раз сверяя по Яндексу нужный адрес и маршрут предстоящей поездки, Марина Ивановна почему-то считала, что ошибётся, перепутает станции метро, сделает пересадку не там, где надо или на эскалаторе у неё закружится голова, и она упадёт на ступеньки, умрёт…

 Сон, который приснился ей прошлой ночью, спутал все её планы, испугал. Марине Ивановне снился незнакомый крепкий мужчина с бородой. На нём белая рубашка, заправленная в брюки, сапоги. Его фигура увеличивается у неё на глазах. Покачивая руками, подобно ростовой кукле он совершает странные плавающие движения, закрывая собой вход в какое-то светлое пространство, находящееся у него за спиной. Марина Ивановна стремится проникнуть туда, в это нездешнее, прекрасное, но вдруг, опустив руки, мужчина отстраняет Марину Ивановну в сторону и медленно, чуть слышно, почти по слогам, произносит глухим мрачным голосом: “Вам сюда нельзя! ”. Остолбенев, Марина Ивановна пытается сказать  какие-то слова, проскользнуть мимо его ручищ, но, как это обычно бывает во сне, ноги не слушаются… Проснувшись, она долго не могла прийти в себя, думала не позвонить ли Оле, может быть, сдать билет…

   Теперь же Марина Ивановна с трепещущим сердцем вышла из автобуса и шла к тому самому храму, о котором вспоминала всю свою жизнь. С благоговением глядя на его бело-розовую неземную красоту, удивляясь свежести и чистоте его отреставрированных стен, ухоженности и порядку вокруг него, она испытывала странное чувство, в котором были и восторг, и сожаление, и печаль. Когда же всё пространство вокруг храма наполнил колокольный звон, её сердце от волнения застучало так громко, что отдавало в висках, в горле. Хорошо бы остановиться, перевести дыхание, но она торопилась. Колокольный звон, необычный, густой, праздничный, в честь тезоименитства владыки Николая радостью отзывался в ней, заглушал шум подъезжавших иномарок, сливался с ароматом черёмухи, распустившейся в эту ночь, звенел в бездонном небе. Марина Ивановна то и дело переходила на быстрый шаг, поправляла палевый шарф, который повязала на голову вместо платка, полагая, что шарф, конечно, наряднее, благороднее, чем обычный платок.

  Вдруг Марина Ивановна почувствовала, что ноги стали ватными. “Это от волнения, - с беспокойством подумала она. - Надо бы встать здесь, около ограды, чтобы увидеть, как Валентин выйдет из машины, неспешно пойдёт по расстеленной перед ним ковровой дорожке, как люди толпой бросятся к нему за благословением”.  Мысль о том, что сейчас она увидит Валентина, услышит его голос, вместе с ним будет молиться, а потом примет из его рук причастие, так волновали её, что она почувствовала, как начинают дрожать руки.

   Владыка Николай подходил всё ближе. Марина Ивановна видела только одного его, у неё перехватывало дыхание, она боялась, что он узнает её, но именно это ей сейчас и было необходимо. Только бы просто взглянул, только бы одобрил улыбкой. Оля рассказывала, что в прошлый его юбилей, когда она подошла к причастию, Валентин улыбнувшись прошептал чуть слышно: “Ну, здравствуй, милая”...

 Сейчас же он смотрел прямо перед собой, его взгляд был спокоен и немного грустен. Перекрестившись, он поднялся по ступенькам и вошёл в храм. За ним – священники, прихожане. Пристроившись к толпе, Марина Ивановна робко шла следом. Сейчас она войдёт в храм, начнётся праздничная литургия, потом проповедь… Она мечтательно прикрывала глаза и ей казалось, что все слова о любви, о Боге Валентин будет говорить именно ей, а она… она будет молится только ему…
 
     Проходя через притвор, в плотной толпе прихожан, Марина Ивановна неожиданно почувствовала справа резкий толчок локтем:
           -Ты что вырядилась-то? – прервала её мечты полная женщина, с осуждением глядя на неё, - Помаду хоть сотри, - услышала она  почти гневный голос.
           - Она у меня бесцветная, - почти беззвучно прошептала Марина Ивановна, поднося руку к губам и тыльной стороной проводя по ним пальцами.
     Войдя в храм, Марина Ивановна, быстро перекрестилась и, оглядываясь по сторонам, удивляясь яркому свету и белизне стен, постаралась затеряться где-нибудь в боковом пределе.

Она увидела выходящих из царских врат священнослужителей и владыку Николая. “Валечка, - мысленно прошептала Марина Ивановна, - Валечка, как же я тебя люблю”. Она искала и находила в лице Николая те незабытые черты, которые так дороги ей. Глаза, тонкий прямой нос…
- Так. Теперь вытаращилась? Прельстить хочешь? – донесся до неё всё тот же голос.

     Марине Ивановне показалось, что все шикают на неё, жужжат, толкают локтями, бросают осуждающие взгляды и, не дождавшись, когда владыка Николай подойдёт ближе, протискиваясь сквозь тесные ряды, бросилась вон из храма.
- Прельстить, прельстить, - крутилось у неё в голове это чужое, страшное слово.
      Торопливо убрав под шарф волосы, она туго перевязала его под горлом и, опустив глаза, медленно подошла к ограде храма, где стояла, придерживаясь за прутья, смотрела на храм, колокольню и ей казалось, как в далёкой юности, когда они с Олей ездили сюда к Валентину, что сейчас этот храм, оторвётся от земли и полетит куда-то высоко-высоко.
 
     Перекрестившись, она, по-старушечьи шаркая, направилась в обратный путь. Марина Ивановна думала, что за долгую жизнь научилась справляться с разочарованиями и, стараясь сдержать дрожь и подёргивание в уголке рта, горько усмехалась про себя и думала рассказать ли Оле об этом своём путешествии…
3 Авторучка фирмы Паркер
Людмила Ермакова
Хотелось бы знать: могу ли я хотя бы в воскресенье отдохнуть от жарких объятий моей хозяйки?! Всю неделю, не зная покоя, трудилась я, как папа Карло! Так нет – надо и сегодня!

И что ей неймется, этой несносной женщине? Строчит, строчит что-то целыми днями! И чего строчит-то? Тоже мне писательница - Толстой в юбке!

Карандашей у нее – пруд пруди, ручек шариковых – море разливанное! Так нет же: руки, аки щупальца, так и тянутся – да не к обычным, перьевым, ручкам,  а ко мне, авторучке фирмы «Паркер»!

Как подумаю, что снова окажусь в ее мокрых от возбуждения пальцах, что в который раз в порыве вдохновения она начнет кусать мой колпачок… - верите ли, чернила во мне от ярости закипают! Невостребованные ручки и карандаши возмущаются, даже ревнуют!

А почему, думаете, хозяйка так ко мне прикипела? Да потому, что она, видите ли, сочиняя свои так называемые стихи и романы, обычными ручками не поспевает за своими мыслями, а вот чернила – самое то! А вот что она не так давно учудила: сначала долго и нервно рылась в своем заветном сундучке, где хранились старые письма, открытки и фотографии.

Потом вытащила из него какую-то открытку с изображением ярко-красного сердечка и написала крупными красивыми буквами:
 
- «На тебе сошелся клином белый свет!»

Потом осторожно, с явным волнением, прикоснулась губами к написанному, вложила открытку в конверт и заспешила на почту. А через неделю эта открытка вернулась уже в другом конверте, и я подсмотрела, что там, чуть ниже ее поцелуя, не менее крупными буквами черным по белому было написано:

- «…Но пропал за поворотом санный след!»

Знаете, а ведь я растерялась: эти черные буквы на открытке стали медленно-медленно расплываться и вскоре стали совсем неразличимы.
Оказывается, моя хозяйка – эта гордая, уверенная в себе женщина – умеет страдать! Мне стало жалко ее, я даже сама чуть не расплакалась, но вовремя спохватилась: не хватало еще больше расстроить ее, оросив новую скатерть моими чернильными слезами!

 Да Бог с ними – с выходными  – я готова была работать сколько угодно без перерыва, лишь бы не видеть слез в глазах этой прекрасной женщины! Но я – я отдыхала целый месяц: она не притрагивалась больше ко мне! Она просто сидела часами, тупо уставившись или в окно, или в телевизор, и совсем не подходила к телефону. Я рано ложилась спать, поздно просыпалась – курорт, одним словом! Однако со временем в нашем большом доме стало душно, как в склепе.

И только однажды, вместе с весенним ветром и настойчивым звонком у входной двери, в дом ворвалась радость в виде корзины алых роз и визитки: на ней ярким фломастером – твердым мужским почерком было написано:

- «Прости дурака! – Это на ТЕБЕ сошелся клином белый свет!»

И я опять много работаю – иногда без выходных! И очень скоро из печати выйдет ее первая книга стихов под названием «С ТОБОЙ И БЕЗ ТЕБЯ»!
4 Давай поженимся!
Людмила Ермакова
Не люблю я таких женщин! Всегда считал, что мужчина сам должен выбрать себе подругу, а эта девица первой подошла ко мне, взяла мою руку в свою и бесцеремонно спросила, как приказала:

- Давай дружить!?

Вокруг нас шумела-гудела толпа народу, а она, нахалка, не отпуская мою руку, все заглядывала мне в глаза и упрямо повторяла:

- Давай дружить! Я- Алена, но ты, так и быть,  можешь звать меня Аленушкой. А ты кто – Иванушка?
- Почему это я вдруг - Иванушка? Я – Валерий Борисович!
- Ха-ха, глядите-ка на него – Борисович!

Я, обидевшись на эту противную девицу, с трудом освободил затекшую руку из ее крепкой ладошки и отошел к своей, мужской компании.

Не люблю я таких женщин, и вообще - рыжие не в моем вкусе! Во-первых, сейчас в моде длинные волосы, а у этой – коротко остриженные рыжие кудри, перехваченные  обручем с каким-то дурацким  бантом на боку. И она, как назло, проходу мне не дает – целый день по пятам, только и слышу:

- Ну, Валер, давай дружить!

Только  дома я, наконец, забываю про эту приставучую девчонку. А наутро – все начинается сначала. Но для себя я решил: завтра же, не откладывая, твердо, по-мужски, поговорю с ней! Наутро, едва завидев, она подбежала  и протянула мне огромный рыжий, как и ее волосы, апельсин.

-  А я что, апельсинов не видел?  –

Так и сказал ей, а она, глупая, подняла на меня свои огромные (и как я раньше этого не замечал?) зеленые глаза, в которых медленно закипали слезы обиды. Мне стало не по себе: я никогда ранее не видел таких чудесных глаз, в которых не слезы - звездочки - сверкали в лучах яркого летнего солнца.

От растерянности и жалости к Алене я взял этот несчастный апельсин и разделил его на две равные части. Мы сели на ближайшую лавочку, я, как старший (на целых полгода!), вытер ей салфеткой глаза, и  (а что еще мне оставалось делать?) помахав ею, как солдат белым флагом –  сдался девчонке в плен.

- Согласен!  – сказал. - Давай дружить! - и протянул ей половинку апельсина.
 
Молча съели мы это оранжевое лакомство и мне показалось, что никогда и ничего вкуснее этого я не ел.
Именно в эти минуты я подумал, что, оказывается, рыжие курчавые волосы в сочетании с огромными зелеными глазами – не только неплохо, это – просто прекрасно! Еще двумя минутами позже я понял, что пропал! – Пропал раз и навсегда! И опять эта девица опередила меня – обхватив мою голову двумя руками, она неумело чмокнула меня куда-то в ухо.

Потом она долго гладила (почти как мама!) мои волосы, а потом тихо и ласково прошептала мне в это самое ухо:

- А давай поженимся?

От неожиданности я, опешив, успел очередной раз утонуть в этих дивной красоты глазах,  и обещал подумать над ее предложением. На размышление она дала мне ровно час. Решение  пришло в самую последнюю минуту.

- Ну что? - уперев свои прекрасные пальчики в стол, строго и заметно волнуясь, спросила Алена.
- Я решил, что со свадьбой надо повременить!
- Но почему? - воскликнула моя подружка. - Мы ведь любим друг друга! 
- Да рано нам еще, Аленушка - как можно более мягко сказал я. - Давай хотя бы 1-й класс закончим нормально!
                          ___________

Но до свадьбы дело не дошло: еще до окончания учебного года семья Алены вместе с папой-полковником отбыла к новому месту службы отца.
А в моей памяти эта рыжеволосая девчушка осталась ярким солнечным лучиком из далекого счастливого детства…
5 Преданный муж
Любовь Казазьянц
 Рассказ.

"Я тебя никогда не покину,
Я тебя никогда не забуду."
(Рок-опера "Юнона и Авось")

Свадьба – самое яркое событие в короткой человеческой жизни. И поэтому каждый старается провести её в наиболее запоминающейся форме. На западе стало модно устраивать свадебную церемонию под водой или на вершине горы, наблюдая восход солнца, а то и вовсе прыгая с парашюта в обнимку с женой и бутылкой шампанского.
У героев нашей истории всё произошло строго и прозаично.
За полтора года совместной жизни бывшая невеста, теперь образцовая жена, позабыла подробности своей свадьбы. Запомнилось,  как солнце купалось в складках её белоснежного платья, радостные лица гостей и толстая тётка с пустым пластмассовым ведром, неожиданно возникшая перед входом в маленький ресторанчик, где молодые собирались праздновать знаменательное событие.
Когда гости достаточно выпили и перестали обращать внимание на молодожёнов, муж приблизился к её уху и нежно поправляя завитые в локоны волосы, прошептал: "Дорогая, теперь я тебя никогда не оставлю. Готов поспорить с самим чёртом, что никому тебя не уступлю и пойду за тобой куда прикажешь! Я завязал узелок на твоей фате! Вот посмотри, пусть останется на память..."
От этих слов у неё что-то ёкнуло в груди.
Через несколько месяцев молодая семья уехала в Израиль. У них всё складывалось благополучно. Яков и Мири поселились в тихом маленьком городке. Со временем выучили язык. Яков устроился врачом в местной поликлинике. Пациенты его очень уважали за внимание и отзывчивость. В тяжёлых случаях он даже выезжал к больным на дом.
Но однажды случилось непоправимое. Это произошло зимой. Погода стояла ветреная, дождливая. Ночью порывами ветра валило деревья и вывески реклам.
Роковой телефонный звонок затараторил в их квартире в пятницу, когда хозяева ложились спать. У друзей заболела малышка: ребёнок задыхался, поднялась
высокая температура. Родители в панике умоляли приехать.
Яков без промедленья оделся, поцеловал сонную супругу и выскочил в туман.
Поехал на собственной машине, так показалось быстрее.
Через полтора часа он сообщил жене, что с ребёнком всё в порядке,
температура спала, обычное воспаление лёгких, сказал, что едет домой. Но назад он так и не вернулся.
Жена ждала двое суток полных слёз и сомнений. Делать нечего, пришлось сообщить в полицию. Через два часа нашли машину и изуродованное тело Якова на заднем сидении. О несчастье сообщили его супруге. Мири была безутешна. Она впала в глубокую депрессию. Спасибо сердобольной соседке, которая кормила молодую вдову и заботилась о ней. Между тем, Мири каждый день надевала свадебную фату и красовалась перед зеркалом, а иногда теребила пальцами невзрачный узелок на краю фаты и приговаривала слова из песни:
"Узелок, завяжется, узелок развяжется, а любовь, она и есть только то, что кажется." После похорон она постоянно разговаривала сама с собой вслух.
Соседи вызвали из России мать Якова, чтоб та присмотрела за бедной вдовой. Но она пробыла с невесткой всего две недели, собрала вещички сына и, проклиная весь белый свет, уехала восвояси.
После её отъезда поведение Мири резко изменилось: она снова начала шить. Её дела пошли в гору – от клиентов не стало отбоя. О муже она всегда говорила в настоящем времени: "Яков считает; Яков советует; Яков предполагает..."
Однажды она заявила: "Яков желает чтобы я пошла учиться." Поступила на курсы пошива верхней одежды, с успехом их закончила и "по совету Якова" пошла работать.
У Мири появились друзья, подруги. Они не понимали её странного поведения. На их взгляд Мири вела очень уединённый образ жизни. Как-то подруга Вэрэд задала ей вопрос, почему Мири не заводит себе молодого человека. На что вдовушка ответила ей резко: "Как ты можешь советовать такое замужней женщине! Видишь обручальное кольцо на пальце! И не приставай ко мне с подобными глупостями".
Вэрэд не нашла слов для возражений.
В тот же день перед сном Мири в очередной раз обратилась к портрету мужа, висевшему над кроватью в её спальне:
- Дорогой, как тебе нравится Вэрэд со своими навязчивыми идеями? Конечно,
друзья беспокоятся обо мне, их можно понять, ведь они не знают, что ты всегда со мной. Я считаю, мне этого вполне хватает. Ни один смертный не смог бы помогать мне так как помогаешь ты. Для меня не имеет значения, что теперь ты находишься по ту сторону занавеса, я продолжаю любить тебя как прежде..
Ей послышалось как скрипнула дверь в комнате. Мири повернула голову и увидела напротив себя бледно-голубое очертание супруга. Оно плавно скользило вдоль стены ей навстречу. Мири даже не удивилась.
- Дорогой, как тебе там живётся? Я безумно скучаю. Иногда такая тоска охватывает, просто сил нет.
"Не тоскуй, единственная моя, потерпи, мы скоро будем вместе! Не сомневайся, я выполню своё последнее обещание", - прозвучал ответ внутри неё.
Через день Мири попала под машину.
6 С днём рожденья, дорогой!
Любовь Казазьянц
Рассказ.
 Атлетически сложённый тренер услышал в трубке пелефона голос жены:
- Здравствуй, дорогой! Ты не забыл, какой сегодня день? Я тебя поздравляю! Всё необходимое уже купила. Надеюсь, ты придёшь с работы пораньше?
-Да, да, не волнуйся. У меня идёт тренировка. Что ты делаешь! Удар всем телом!
Блок резче, ещё, ещё! Милая, это я - ребятам. До вечера, целую, пока.
"Беспокоится. Интересно, какой подарок она мне приготовила?" - подумал он,
внимательно глядя на своих подопечных.
Давид работал в спортивном комплексе «Кантри-клаб» в Тель-Авиве. Он - известный в Израиле тренер по универсальной борьбе. У него тренируются взрослые и дети. После работы Давид часто ездит купаться на море, обожает плавать. На следующий день у него день рождения, которого Давид ждал по-детски нетерпеливо. Жена часто ревновала его без причины, а потом дома устраивала сцены. Давид нервничал, но понимал, что Лилит делала это от любви.
Конечно, Давид был хорош собой и отличался галантностью по отношению к дамам.
Правда, поклонниц у него - хоть отбавляй, но он считал, что это не повод для ревности. Давид обожал свою нежную, хрупкую Лилит и не скрывал чувств к жене.
Не успел он войти, приехав с работы домой, как жена, встретив его, пожаловалась:
- Дорогой, знаю, что ты устал, но я забыла купить лимоны, их обязательно подают к рыбе, нужно срочно сбегать в магазин.
Он согласился. Поцеловал жену в щёку и побежал за лимонами. Через минут пятнадцать Давид уже возвращался с лимонами назад. Вошёл в лифт, поехал на седьмой этаж. Но между третьим и четвёртым лифт застрял.
Давид пол дня просидел в лифте Позвонить было неоткуда, забыл свой
мобильный аппарат дома. Проходящие по лестнице соседи сообщили в диспетчерскую, там сказали, что лифт заклинило, а аварийная машина – на другом участке, придётся набраться терпения.
Когда его освободили из вынужденного заточения, он пошёл на седьмой этаж пешком, так как лифт подлежал ремонту. Поднявшись на свой этаж, Давид позвонил в дверь, но никто не ответил. Он решил, что жена в душе и достал ключи, чтоб открыть дверь, но ключ, к его удивлению, не лез в замочную скважину. Он снова и снова безрезультатно пытался открыть дверь собственной квартиры. Провозился ещё полчаса. Начал нервничать:"Что чёрт возьми, происходит? Куда подевалась Лилит? А может она подшутить надо мной вздумала? Хорош подарочек!"
Вдруг Давид услышал как поднимается лифт, значит починили,
"Наверно это жена, наконец-то! А я весь взмок", - с облегчением подумал он.
Но из лифта вывалилась дородная дама с двумя детьми и направилась прямо к его двери.
-Вы ко мне? – спросил Давид.
Женщина не обратила на него ни какого внимания и достала ключи. Она с бесстрастным видом хотела всунуть ключ в замочную скважину.
- Что вы делаете, уважаемая? – крикнул он в недоумении.
- Ничего особенного, открываю дверь квартиры, - спокойно ответила женщина.
- То что вы открываете, я и сам вижу. Но позвольте, это моя квартира! Что вы там собираетесь делать? – возмутился Давид.
- Что вы себе позволяете? Это - моя квартира. Я живу здесь уже пятнадцать лет.
Вы наверняка, ошиблись адресом.
Мальчик начал ныть, что устал, а девочка попросила бабушку побыстрей открыть дверь.
Давид опешил.
- Ну да, я сразу решила, что вы - наш новый сосед этажом выше!
- Вы что, ещё издеваетесь надо мной! Я сказал, что живу здесь, а не в другом месте! - не сдержавшись, закричал Давид. – Я только что сбегал за лимонами, - и он приподнял пакет с лимонами.
Девочка от страха прижалась к бабушке и стала теребить её за подол.
- Молодой человек, прекратите орать! Не видите, ребёнка испугали! Пожалуйста,
удостоверьтесь, если не верите, это - моя квартира.
Женщина открыла дверь, и они вошли в коридор, а потом в гостиную.
Давид разводил руками и ахал.
- Ничего не понимаю, действительно, совершенно не моя мебель!
Он прошёлся по комнатам
- И обои новые!
- Да, мы недавно закончили ремонт. Вам нравятся обои? Правда, прелесть! –воскликнула с восторгом женщина.
- А где моя жена? – глядя ей в глаза, обалдело поинтересовался Давид. – Её зовут Лилит!
-Никакую Лилит я не знаю. До свидания, молодой человек, - холодно сказала она.
Давид стоял в коридоре совершенно растерянный. В гостиной в этот момент включили телевизор, передавали новости. Зазвучал голос его любимого певца – Филлппа Киркорова. Давид подошёл к двери в зал.
- В этот знаменательный день, мы спешим поздравить звезду нашей эстрады с
юбилеем, Филипу исполнилось сорок пять лет! Он с благодарностью принимает поздравления как от близких, друзей, знакомых, так и от многочисленных поклонников. Здоровья тебе, счастья, дальнейших успехов и всех благ!...
С минуту Давид с трудом переваривал услышенное. Потом, выпучив глаза спросил хозяйку квартиры:
- Какое сегодня число?
- Двадцать первое июня, - не задумываясь, ответила женщина.
- Сегодня, двадцать первого июня 2045 года, впервые в мировой космонавтике,
произведён пилотируемый полет на планету Марс. Полёт будет проходить...
От услышанного Давид схватился за голову, опрометью выскочил на лестничную площадку и на стене увидел огромный плакат с фотографией Филиппа Киркорова, на котором жирным печатным шрифтом было написано поздравление... с сорока пятилетием. Давид всегда гордился, что рождён в один день с любимым певцом. Но это был последний аккорд.
Он бегом понёсся вниз по ступенькам, выбежал из подъезда, рассыпав по дороге все лимоны. Только добежав до следующей улицы, Давид остановился.
"Это что ж получается, я просидел в лифте столько лет? Кошмар какой-то! Где теперь моя Лилит? Состарилась. Господи! Это невозможно! - думал атлет и продолжал мчаться дальше, не замечая прохожих.
В день своего рождения Давид бесследно исчез. Лилит заявила в полицию, долго горевала по мужу. Через два месяца Давида отыскали. Он находился в псих-диспансере. У бывшего тренера признали тихое помешательство. Чтобы ничего не выясняли жена поспешила забрать его домой.
Прошло полгода. Давид не мог работать, почти не общался с женой. В квартире он жил на правах домашнего животного, послушно выполняя команды.
Наступил его день рождения, собрались самые близкие родственники, друзья.
Вся компания сидела за столом. Мирно беседовали.
- Да,что же мне надул "ветер перемен"... - протянула Лилит. - Никогда не подозревала, что шутки могут так болезненно отразиться на человеческой психике!
- В прошлом году, мы действительно пошутили неудачно. А ведь так старались,
торопились успеть! – заметила подруга Лилит, Анжелла.
- Помните, как новую мебель вносили, передвигали, в спешке боялись поцарапать, - вспоминал муж Анжеллы.
- И что вышло из нашей затеи! – грустно добавил брат Лилит, тоже спортсмен. – Результат на лицо.
- Лучше скажи "на лице"! – иронично подсказал Сергей, друг семьи.
Давид невозмутимо сидел за столом, рядом с женой и тупо пялился в телевизор. Шли титры очередного фильма, а за кадром звучала песня "На тебе сошёлся клином белый свет".
Жена нежно потрепала мужа по плечу и сказала то ли с чувством жалости, то ли с удовлетворённостью:
- Нет худа без добра. Ничего, стерпится, слюбится… Зато теперь мой муженёк всегда дома, всегда при мне. И нет у него вредных привычек. Лишних денег не тратит на сигареты, да и налево не поглядывает. Теперь у меня нет причин сомневаться в его верности! Правда,
дорогой!
Но муж, молча, продолжал сидеть, уставившись в экран телевизора.
- С днём рождения, дорогой мой! – нараспев произнесла жена и поцеловала Давида в лоб.
7 Дочь шапсугов
Шарай Денис
              На моё  25-летие родители решили подарить мне настоящий охотничий карабин. Предвкушая вожделенный подарок, я примчался  к магазину «Охотник» задолго до назначенного времени…
   И чтобы время убить, решил послоняться по близлежащему базару. Так и блуждал я по рядам с  разноцветными пирамидами овощей да фруктов, пока на самых задворках не наткнулся на необычную для рынка вывеску над невзрачным павильоном -  «Антикварная лавка».
   С известной долей скепсиса вступил я в полутемное помещение. Ну, конечно,- все прилавки обильно заставлены фарфоровыми статуэтками советского периода, в витринах – горы мельхиоровых приборов, а на стенах – топорные иконы, пресловутые репродукции  Шишкина, да яркие натюрморты местных художников…
    Рассеянным взглядом обведя все «раритеты», я уже собрался уходить, когда мои глаза зацепились за небольшой портрет. Картина была очень старая, да и скверно хранившаяся: облезлый багет, пятна сырости и потертости на холсте…
     На портрете была изображена молоденькая девушка в национальном костюме какого-то кавказского народа. Черный фон и темные цвета наряда сливались… Выделялось только лицо,- оно было так тщательно, так филигранно выписано, что казалось старинной акварелью, непостижимым образом вмонтированной в черноту масляных штрихов…
         Иссиня-смоляные  пряди длинных волос обрамляли мраморно-бледную кожу щек и высоких скул. Разрез черных глаз был необычен: узкие, но какие-то непропорционально длинные для маленького, тонкого личика, - эти глаза, в загадочной тени густых ресниц, смотрели из темной глубины  пристально и вопрошающе, сияя холодным, бесстрастным блеском…
 Стройная  шея красавицы  была украшена  странным  тяжелым ожерельем из грубо - обработанного агата в оправе  матового  червонного золота …
         Как зачарованный смотрел я на портрет, не в силах двинуться с места. И хищно сверкая хитренькими глазками, плешивый старичок- хозяин заломил  баснословную цену, сбивчиво повествуя о ценности и древности картины. Из всего потока  болтовни я уловил  только, что изображена на ней дочь  последнего шапсугского князя, а ожерелье на её шее- своеобразный тотем, ставший для княжеского рода роковым…
Я не торговался. И унёс неожиданную находку с собой.
        Последующие хлопоты с приобретением карабина  и удачно начавшийся охотничий сезон в горах Кавказа  полностью вытеснили из моей головы воспоминания о  портрете.
       Я  наткнулся на него, только вернувшись в Москву, когда разбирал свою дорожную сумку.
        Заказал  красивый багет,  отреставрировал холст и повесил  портрет над камином…
        Постепенно он стал моим спасением от одиночества: я поверял ему свои тайны, смотрел в загадочные  глаза красавицы,ища в них понимание и  участие…И глаза эти были как живые:казалось мне, что они следили за каждым моим шагом,то наполняясь невысказанной печалью, то загораясь огнём страсти,то искрясь безудержным весельем...
        Прошло семь лет…
        И вот однажды мой  сочинский друг  Артур пригласил меня на свою свадьбу,с обещанием последующей большой охоты на кабанов.
Тот, кто не бывал на  армянской свадьбе, тот и не знает, что такое настоящий праздник! Не  успев сойти с трапа самолета, я  уже с головой окунулся в предсвадебные хлопоты жениха, который на ходу кратко  поведал мне историю своей женитьбы:  девушка из Краснодара, познакомился он с ней случайно, по телефону,  ей  было чуть больше 17 лет, поэтому они ждали несколько месяцев ее совершеннолетия, чтобы расписаться…
Я  задал ему банальный вопрос:
- «А ты ее любишь?»
На что он, слегка смутившись, с трудом подбирая слова, серьезно ответил:
- «Ни одна девушка не вызывала во мне такой самоотверженной любви и безумной страсти. Родня не хотела отдавать ее в жены армянину. Но я  молил их, одаривал подарками. И уговорил. Ведь   жизнь без неё не имеет для меня смысла.»
        Вот как! А еще говорят, что современная молодежь не способна на большие чувства!
        Рано утром  на самолетике местных авиалиний мы прилетели в Краснодар, где нас ждал заказанный свадебный кортеж из 12 машин, возглавляемый белым лимузином,  капот, крыша и багажник которого  покрывали ковры из искусно сплетенных живых цветов,- белых роз и лилий.Поскольку ни в Сочи, ни в Краснодаре у меня не было постоянного пристанища, я по принципу:"всё своё ношу с собой", не обращая внимания на подтрунивания приятелей, не расставался со своим охотничьим рюкзаком и карабином, предвкушая не столько свадебное веселье, сколько  предстоящую после него  охоту...
          Вся прилетевшая публика расселась  по машинам, и мы двинулись к дому невесты. Остановились за квартал, и шествие началось: музыканты заиграли  армянскую мелодию, в которой доминировали пронзительные завывания дудука, нарядные друзья и родственники  с цветами, подносами, полными сладостей, кувшинами вина и ярко упакованными подарками двинулись к дому,  пританцовывая и шумя самым невероятным образом…
          Задача родственников невесты заключалась в том, чтобы не подпустить нас к дому без выплаты богатого выкупа: они растягивали веревки,  вставали стеной, призывая на помощь соседей и прохожих, и ожесточенно торговались…Но вот все преграды сметены, деньги и подарки вручены,  доступ к невесте открыт…
           В черном проёме подъезда появилась тоненькая девушка в пышном свадебном платье из кружевного  корсета с воздушным  кринолином…       
           Иссиня-смоляные  пряди длинных волос обрамляли мраморно-бледную кожу щек и высоких скул. Разрез черных глаз был необычен: узкие, но какие-то непропорционально длинные для маленького, тонкого личика, - эти глаза, опушенные густыми ресницами, смотрели из темной глубины  пристально и вопрошающе, сияя юным задором и предвкушением счастья…
 Стройная  шея красавицы  была украшена  странным  тяжелым ожерельем из грубо - обработанного агата в оправе  матового  червонного золота …
         Я онемел.
Дальнейший ход свадьбы  пронесся для меня в сплошном тумане. Шестичасовой пробег кортежа от Краснодара до Сочи,  галдящая нарядная толпа гостей в 300 человек, шумное застолье в стеклянном  зале одного из санаториев на берегу моря,-   смех, танцы, песни, веселые тосты тамады,- всё смешалось в моём воспаленном, разрывающемся от  тупой боли мозгу…
            Из отрывочных реплик окружающих, предыстория происходящего кое-как сложилась: в 10 лет у Мурзият ( по- русски Марина) умерла мать.С мистическим ужасом я сопоставил эту дату с покупкой старинного портрета! Для вечно занятого бизнесом и устройством личной жизни отца, дочь стала помехой. Постоянное кочевание по семьям многочисленных тетушек превратилось для неё в настоящий кошмар. Безумная любовь Артура , а с ней и представившаяся возможность попасть в зажиточную благополучную семью,  показалась Марине  спасительной соломинкой, за которую она схватилась со всей страстью и пылом юной, истосковавшейся  в  одиночестве души…
          К середине ночи наступила кульминация армянской свадьбы – танец невесты. Согласно традиции  невеста выходит в центр зала, и за право пройти с ней  круг лезгинки желающие гости должны положить в специальную корзиночку  купюры определенного достоинства:  и чем больше  денег, тем больше шансов у претендента…
Армянский уклад жизни! Мне было интересно,  сумеет ли невеста вписаться в его жесткие правила.Еще с ранней юности, начитавшись новелл  М.Лермонтова, который прославлял красоту,свободолюбие и преданность черкешенок, я буквально бредил мечтой познать любовь женщин этого народа...
          И вот решился на танец. Растолкав круг конкурентов, с веером из пятитысячных и стодолларовых купюр, протиснулся к невесте, и мы полетели с ней по залу под зажигательную музыку….
           По законам Кавказских гор  касаться девушки в танце – верх неприличия. Но при передаче денег наши руки  случайно  соприкоснулись, и  жаркая волна прокатилась по моим венам, закружилась голова, в глазах потемнело. Взгляды наши встретились,- глаза в глаза:  с удивлением  увидел, как  холодный, влажный блеск под густыми ресницами сменяется горячим  призывным огнем…
         Вернувшись к столу, я зажал голову руками,- громкие звуки музыки звучали в ней  тревожным набатом.Хотелось бежать, бежать отсюда, пока не поздно! Пошатываясь, побрёл к подсобке банкетного зала за своими  "пожитками": рюкзаком и карабином.Но приятели преградили мне дорогу и подумав, что я основательно «перебрал»,со смехом  вывели меня на воздух, на берег моря…
         Я остался один, в душной темноте южной ночи. Ласковое шуршание прибоя  проливалось бальзамом на мои взбудораженные оголенные нервы…
Сколько я так просидел – и не знаю. Потерял счет времени…
Но вдруг какая-то тень мелькнула на безлюдном пляже… Это была невеста.
Девушка приложила палец к губам.  Неуловимым кошачьим  движением крепко обняла меня за шею и впилась в мой безвольный рот страстным поцелуем.Но  сил и смелости ответить на её порыв во мне  не было, ведь она - чужая невеста!  Как зачарованный, но намертво скованный условностями и стереотипами  мира, молча смотрел и смотрел я в непроницаемую глубину черных глаз, стараясь разгадать, понять тайну этой странной, мятежной души...          
          А  глаза Марины  смотрели из черной глубины  без всякого смущения, пристально и вопрошающе, обжигая волнующим страстным призывом… Она нащупала в темноте мою руку и сжала её ( вновь жаркая волна прокатилась по  венам!),я почувствовал ладонью холод тяжелого металла и грубые грани агата.Боже мой! Она отдавала мне своё старинное ожерелье! Зачем? Почему?
Но  узнать её тайну я не успел.Раздался, показавшийся оглушительным в кромешной тишине, звук ружейного выстрела.Девушка упала навзничь.Белый кружевной  корсет платья быстро потемнел, а по золотившемуся в лунном сиянье пляжному песку побежали навстречу беспокойным морским волнам  черные стремительные змейки крови...
Смерть поражала воображение своей жестокой красотой:белый ворох сбившихся складок пышного кринолина фантастической грудой  завершал лунную дорожку моря и переливался в темноте отблесками страз как огромный снежный сугроб .Иссиня-смоляные  пряди длинных волос обрамляли мраморно-бледную кожу щек и высоких скул мертвой девушки.Непропорционально длинные для маленького, тонкого личика   глаза, равнодушно смотрели в темную глубину неба,  сияя холодным, загадочным  блеском…
Не вписалась Мурзият в устои. Она осталась дикой и свободной, как её воинственные предки. А роковая судьба древнего княжеского рода и  роль в ней старинного портрета остались нераскрытой мистической тайной...

Длина текста (в символах): 10444
Длина текста без тегов (в символах): 10444
Длина текста без пробелов (в символах): 8668
Слов в тексте: 1735
Стоп-слов: 325

Пояснения к тексту:
Шапсуги (самоназвания: адыгэ; шапсыгъ — «живущие у моря») — субэтнос адыгов (черкесов). Проживают главным образом в Турции, Сирии, Иордании и Российской Федерации. В России живут в Туапсинском районе и Сочи (Лазаревский район) в Краснодарском крае, небольшая группа — в Адыгее. В советский период переписями не учитывались. По косвенным данным, насчитывали в 1926 свыше 4 тыс. человек. По переписи 2002 года в России проживает 3,2 тысячи шапсугов. Говорят на диалекте адыгейского языка абхазско-адыгской группы северокавказской семьи. Основная масса верующих — мусульмане-сунниты.
Шапсуги составляли одну из самых крупных групп не только причерноморских адыгов, но и всего адыгского (черкесского) этнического массива наравне с кабардинцами. Они населяли земли между реками Джубга и Шахе (так называемый Малый Шапсуг) и высокогорные лесистые области на северных склонах Кавказского хребта по рекам Антхир, Абин, Афипс, Бакан, Шипс и др. Принимали активное участие в борьбе с Крымским ханством.

Во время Кавказской войны были одними из самых упорных противников России, вошли в созданный Шамилем союз, существовавший до 1859. В конце 1860 был учреждён меджлис, объединивший шапсугов, убыхов и натухайцев. В 1864 основная часть шапсугов вместе с другими адыгами была выселена в Турцию, где была частично ассимилирована, частично вошла в черкесскую общность. На Кавказе осталось около 2 тысяч шапсугов, их земли стали заселяться славянскими, армянскими и греческими колонистами.
8 Дьявольское виденье в сочельник
Шарай Денис
Густой сумрак комнаты дрожал
и переливался всеми оттенками,-
 от светло-пепельного до непроницаемо-черного, -
вступая в затейливую игру с отсветами свечей и каминного пламени.
Яркие блики огня вырывали из  власти тьмы то один,
то другой предмет интерьера,
заливая их багряно-золотым сияньем,
которое придавало знакомым вещам
таинственные и нереальные очертания.
Вот и черная бездна   старинных зеркал заискрилась ,
ожила, втянутая в  извечное сраженье света и тени…
Моё сердце  сжалось от нарастающей неясной тревоги.
… Царила  тишина мрачной безлунной полночи… 
Мне вспомнилось поверье:
если в сочельник произнести заветные слова:
« Суженая, ряженая, приди ко мне ужинать»,
то зеркало покажет образ той,
что предназначена тебе судьбою.
Попробовать, что ли?
Захваченный неожиданным азартом, я как зачарованный
шептал и шептал  наивную фразу.
Бездонная глубина зеркала неудержимо притягивала мой взгляд,
словно заманивала обещанием незабываемого зрелища…
Изо всех сил я таращил усталые глаза,
стараясь постичь тайны зеркальной поверхности:
какие-то неясные тени проступали из мрака в световом коридоре зеркал,
меняя контуры и одурманивая,
завораживая своим бесконечным непостижимым танцем…
От  длительного бессонного напряжения
глаза  постепенно слипались…
Но вдруг я   невольно задрожал от суеверного ужаса:
из зеркала смотрело на меня  лицо Той,
которую я когда-то любил всеми фибрами души,
Той, что  много лет назад навеки ушла из моей жизни,
трагически погибнув в самом расцвете юности:
Её фиалковые глаза, полные тихой печали,
смотрели  на меня, как в счастливые давние времена,
с любовью  и лаской,
Белокурые волосы,
струящиеся по плечам золотым потоком,
казалось,  развевались неведомым ветром,
и тянулись ко мне, словно в мольбе,
невесомо-нежные руки,
а вздрагивающие от  неизъяснимого волнения губы
шептали мне со скорбным укором и отчаяньем:
« Не забывай меня, милый Дэн!»…
Нахлынувшие слёзы мешали мне,-
образ девушки расплывался и таял.
Сердце бешено стучало…
Но я словно в гипнозе
смотрел и смотрел на волшебное виденье,
не в силах отвести взгляда и произнести хоть слово…
Свечи погасли. Огонь в камине догорел. И виденье исчезло.
Поверхность зеркал мертво блестела в темноте…
И чары  спали с меня.
В безумном исступлении
я прокричал в холодную зеркальную гладь:
« Не верю! Не верю!
Это ты, Дьявол, принял облик моей возлюбленной!
Зачем ты терзаешь меня, зачем разрываешь мою душу?»
Утром я чувствовал себя совершенно разбитым
и обессиленным…

Не поверив в гаданье, я понял лишь одно:
судьбой мне предначертано
никогда не познать радостей счастливой любви.
И только одна надежда придаёт мне силы:
когда закончится мой земной путь,
бремя душевного одиночества исчезнет, -
Моя Любимая ждёт меня там, на Другом Берегу, в непознанном  потустороннем мире...
9 Женщина на флоте
Феликс Цыганенко
Каких только поверий-легенд не услышишь или не прочитаешь о том, что женщина на корабле - к беде? Одна из них вызывала просто смех. Она гласила: присутствие при закладке корабля девственниц, особенно рыжих – плохая примета! Особенно чувствительны к подобным суевериям были морские пираты.  Что не скажешь о современных мурманских моряках. Да, в Заполярье полярная ночь и холодное северное сияние, но женщина на судне - это тепло и свет! Одним своим видом она скрашивала продолжительное плавание. А сколько у морячек обязанностей, несмотря на шторм, качку и прыгающую на камбузе посуду?! Устанешь  перечислять…

Мурманчанка  теплохода типа «Пионер», повар Мария Ивановна, вкусно и разнообразно готовила. А по воскресным дням баловала моряков своими фирменными мясными блюдами. Экипаж уважал и ценил повариху за её мастерство и любовь к профессии. Да и Мария Ивановна -  женщина видная, всё при ней, однако со сложной судьбой и…  не замужем. Со временем, на судне стали замечать, что кудесница камбуза обращала особое внимание на начальника радиостанции Олега Болдырева. Тут ведь ничего не скроешь, как бы этого не хотелось!

Уроженец казачьей станицы в Ростовской области, где испокон веков проживали его предки, Олег частенько вспоминал Семикаракоры и с интересом рассказывал о происхождении названии станицы. В народном предании сохранилась версия о семерых беглых братьях Каракоровых, поселившихся на правом берегу Дона, где сейчас находится хутор Старая Станица. Однако,  когда они перебрались на левый берег, там и образовали казачье поселение. 

Олег Болдырев – один из немногих командиров, не обременённый семейными узами. Моряк  он доброжелательный и товарищ надёжный, пользовался заслуженным авторитетом в экипаже. Но вот беда: прошло несколько лет, как Олег развёлся в Мурманске с жёнушкой, переживал и стал неумеренно «принимать на грудь».  По этой «уважительной» причине у него портился характер, зачастую моряк имел плохое настроение и… неухоженный внешний вид.

Мария Ивановна,  добрая душа, рискнула взять шефство над Олегом. А там, чем чёрт не шутит? Два одиноких человека, может, что-нибудь и сладится. Проявляя заботу, морячка подкармливала Олега, готовя ему что-нибудь вкусненькое на камбузе, стирала и гладила рубашки. А вечерами они выходили на кормовую палубу, чтобы подышать морским воздухом и полюбоваться на яркие звёзды в Атлантике. Радоваться бы Олегу да жизнью наслаждаться! Однако чрезмерная опека поварихи чуть не сыграла роковую роль в их отношениях.

Это произошло в конце 80-х годов  в  заполярном  порту  Дудинка, что на Енисее. Не сложилось у Олега Александровича с культурой пития в местном ресторане с чукотским названием - «Элден». На другой день начальник радиостанции сильно болел и страдал, ему срочно требовалось «лекарство». Мария Ивановна, переживая за друга сердечного, предложила запечённую в духовке курочку с жареной картошкой. Но измученный с утра нарзаном, холостяк решительно отказался. Вручив поварихе помятые ассигнации, он велел, не мешкая, прогуляться в город, если можно так назвать, затерянную в таймырской тундре - Дудинку.

По пути в винно-водочный отдел гастронома сердобольная повариха вспомнила старые засаленные брюки одинокого и неухоженного моряка. Потому решительно сменила курс и зарулила в…  универмаг. В отделе мужской одежды она добавила  своих денег и  купила Олегу шикарные импортные брюки.  О, женщины! Мария полагала, что Болдырев обрадуется обновке и нежно расцелует подругу. Как жестоко она ошибалась! Постучав в каюту страждущего моряка, повариха радостно вручила ему свёрток с презентом. Развернув его дрожащими руками, Олег изменился в лице, его исказила ужасная гримаса, радиста затрясло от негодования.
- Женщина! Чтоб я так был здоров! О чём я тебя просил, несчастная?! – взорвался  Олег Александрович.
Не в силах вынести такого издевательства над организмом, да ещё от верной и ласковой подруги, Болдырев потерял контроль над собой. В бешенстве он вытолкал опешившую женщину за дверь, а вслед полетели моднейшие брюки «Made in Germany».

В Мурманск возвращались, избегая общения. Но, слава Богу, повариха поняла свою «оплошность». Да и Олег вскоре  остепенился, дрогнуло утомлённое сердечко от доброты и нежности Марии Ивановны. Случай с покупкой брюк вместо "лекарства" они посчитали, как нелепое недоразумение в зарождающихся серьёзных отношениях одиноких людей. И предстоящий летний отпуск договорились провести вместе, в домике матушки Олега в станице Семикаракоры, что на берегу Дона.  Болдырев обещал морячке  показать северянке казачий край и необыкновенной красоты природу. На что Мария Ивановна, потупив взор, скромно заметила:
- Для меня, как жительницы Заполярья, главное – это ласковое солнышко и река Дон, где с удовольствием искупаюсь. И совсем не против...  чуткости и внимания северного моряка, Олега Александровича...   
10 Любовь на листьях фиалок
Сергей Стахеев
 
    Первая моль меня укусила за голову еще в шестом классе. Моль была дикая, и я сразу пришел на стацию юных натуралистов записываться в какой- нибудь кружок. Они были все переполнены, и меня могли взять только в один «Веселые зверята». Два активиста пошли сразу же показывать мне моего веселого зверенка, ареал, так сказать, его и моего будущего  обитания. Возле клетки, на которую мне указали, я остановился, как вкопанный. За корявой и ржавой решеткой, нахохлившись, сидел на огромном голом сучке растрепанный птичман, а на клетке висела табличка с ярко-фиолетовой надписью: «Орлан белоплечий». Какое отношение этот представитель отряда пернатых имел к зверятам, я не понимал. Как потом выяснилось, к орланам он тоже не имел никакого   отношения,  да и плечи его были скорее голыми, чем белыми. Выяснилось также, что эта полузамученная птичка не только ест белоглазых рыбешек, но и…

   Впрочем, через две недели, когда я считался уже  ветераном, Валька Слукина, соседка по парте переманила меня в кружок любителей луковичных растений:
- Я тебе чего Буратино что ли?- заартачился, было, я.
- Да нет, домой  просто веселее идти будет,- вяло пожала плечами любительница луковичных.- Ты едешь завтра с нами?
- Далеко ли ехать-то?- бабушка научила меня еще в третьем классе не закудыкивать людям дорогу.
- Тебе разве не сказали, что вся юннатская станция завтра выезжает на Никишиху. Мы копаем дикорастущие луковичные, а зверинец готовит корма для своих питомцев.
- Тоже мне зверинец! Облезлая белка да пара полудохлых мартышек,- фыркнул я презрительно.
- Зря ты так, Сережа. У них есть еще агинский тарбаган. Только он болеет и пока в лечебнице.
- Не хочу я копать луковичные. Я вообще ничего не хочу копать,- неожиданно вспылил я и,  отделяя слово от слова, веско добавил.-  Я - лю--блю,- про-сто- обо-жаю- фи-ал-ки. А завтра я иду записываться в секцию акробатики…или тенниса…настольного.

     Таким образом, за полгода я побывал в тринадцати кружках и четырех секциях. Я клеил фанерные модели планеров, сажал луковичные и собирал спичечные этикетки. Два месяца я прыгал через коня и делал кувырок вперед. Со школьными спелеологами  спустился в Сунгирскую пещеру трижды, а с городскими альпинистами поднялся на Сохатино аж два раза. Я гонял на велосипеде и прыгал в высоту, был записан в четыре городских и школьную библиотеки, пел в хоре и брал уроки гитары. Помимо этих житейских мелочей на мне были вода, дрова и младшая сестренка.

    К десятому классу костер я мог развести не целой, а даже четвертинкой спички, мог в любой речке области поймать любую рыбу и приготовить ее различными способами. Я мог подшить валенки и починить утюг, мог постирать пододеяльник, отжать и развешать его для просушки, прилично завернуть портянки и спеть колыбельную младшей сестре. Я мог многое, кроме одного…

    Я не мог поцеловать девочку. Вернее, уже девушку. Какой там поцеловать! Я обмирал, когда входила она. Всегда. Во все времена года. Во все дни недели. Во всякую минуту у меня останавливалось дыхание, когда  она оказывалась рядом. Как-то в седьмом классе двое мальчишек и четыре девочки записались в городской Дом пионеров в кружок массовиков-затейников. Мы собирались возле старого рынка к трем часам, а потом дружно чапали через весь город. Азы затейников в нас уже заложили, поэтому мы самозабвенно всю дорогу играли. Со Славосом – мысленно в шахматы (правда, дальше восьмого хода у нас дело не двигалось), с девчонками - в «города», «в садовника», «в колечко-малечко». В этот пасмурный день садовником был я. Людка Доценко – вечная роза, Ритка Сакова – ромашка. Она выбрала фиалку. Я начал без особого энтузиазма:
 - Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме…- естественно я выбрал фиалку,- фиалки.
 - Ой!- вяло и совсем бесцветно ойкнула она.
 - Что с тобой?- поинтересовался я.
 - Влюблена!- она ниполсколько не смутилась.
 - В кого?- напирал я. (Боже, как мне хотелось, чтобы она сказала, едва дыша, шепотом, даже играя: «В садовника». Я бы умер от счастья. Но, увы и ах!)
 - В розу!- возликовала она. Кстати, она постоянно выбирала розу в этой детской, глупой и совершенно бессмысленной игре. Каждый из играющих  видел в ней какой-то тайный смысл, а если и не видел, то идти было далеко и скучно, и поэтому  всенепременно следовало чем-либо себя занять. Зимой мы торопились. Летом время двигалось со скоростью черепахи.

     А в  весеннем воздухе хрущевской оттепели мне чуялся запах ее волос. Я различал его через три десятка улиц, которые разделяли нас. Ко мне она тоже, видимо, испытывала симпатию. Но не более того. Юность уносилась со скоростью сверхзвуковых стрижей, которые заселяли с такой же скоростью застрехи новеньких пятиэтажек. Все шло своим чередом. «Десятики», а их было в этом году пять классов, готовились к экзаменам. Мы переехали в новую квартиру, пахнущую краской-суриком, сухой штукатуркой и еще чем-то необъяснимым, неуловимо новым. (Теперь-то я точно знаю, что так пахнут только что распустившиеся фиалки – узамбарские сенполии - и «Стихи о Прекрасной Даме» Александра Блока). Громко сказано – переехали!  В новую  четырехкомнатную квартиру въехал допотопный диван, с тех же времен  бамбуковая этажерка, облупленная, но такая вместительная и старая, жутко скрипучая двуспальная кровать. Ну и, разумеется, - я, шестнадцатилетний обалдуй, с роскошной белокурой гривой, синими глазами, неполным средним образованием и массой юношеских комплексов.

    Да, кстати, о фиалках! Мамка привезла ее в первый же день, в старенькой дерматиновой сумке. Привезла и не поставила, а водрузила на подоконник в самой большой комнате. В старой квартире я ее, растрепанную и вечно сухую, видел, но, сказать честно, не считал украшением. Иногда она расцветала мелкими невзрачными цветками, но чаще была квелая и безрадостная. В большой комнате, на свежевыкрашенном белом подоконнике, я увидел ее в новом свете: Листья, опушенные белесыми ресничками, отливали серебром и высокие стройные стебли, были мягко изогнуты. Но растению явно чего-то не хватало.

    В следующий раз я увидел его только первого мая. И не только его... Ах, этот май- чаровник! Что ты вытворяешь с людьми? Они ведь жить начинают.

    Утро было сияющим и радостным. Я распахнул двери балкона. Захотелось запеть во все горло. Нет, не запеть -  заорать на весь «Сосновый бор»: «Утро красит нежным светом…» В комнату, как из гаубицы, шарахнул залп свежего воздуха, настоянный на сосновой хвое, и в это время раздался звонок в дверь. Я вдруг почему-то понял: «На демонстрацию сегодня я уже не пойду» и прямо в трусах пошел открывать. О ней,  и только о ней думал я все утро. На периферии моего сознания она жила двадцать четыре часа в сутки. Но сейчас она стояла в дверях моей квартиры и улыбалась.Улыбалась она так, что комок сладкой патоки потек от горла вниз живота, захватывая по дороге все органы.
- Привет!- зеленые ее глаза хитро прищурились.- Не узнаешь?
- У-уз-наю,- я обалдело смотрел на нее и мотал головой.
- Похоже, все-таки не узнаешь, раз трясешь головенкой. Ты не ударился?- отводя меня рукой и оглядываясь по сторонам, спросила она и добавила.- Вроде как бы и не обо что.
- Подожди три минуты,- я юркнул в дальнюю спальню и, наконец, попытался привести себя и свои мятущиеся мысли в порядок.
-Если одеваться побежал, то зря!- ехидно пропела она.

    От ее насмешливого голоса я  в мгновение ока покрылся испариной. Я надел белую рубашку с короткими рукавами, отложной воротничок которой стоял почему-то колом, натянул брюки (так и хотелось сказать с короткими рукавами), взъерошил пятерней шевелюру и шагнул навстречу судьбе.
 
- Хорош гусь! Может, обнимешь любимую?- она сделала ударение на слове «любимую».
Ой, что-то как-то совсем не по себе мне стало в собственной квартире. Неуютно стало и  в собственной одежде. А в моей  несчастной голове творилось и вовсе черте что. «Она явно не собирается на первомайскую демонстрацию. Как она узнала адрес нашей новой квартиры? Следила за мной? Маловероятно. Как-то зловеще она произнесла – «любимую». Я ведь ей не признавался в любви. Господи, предлагает обнять. Сама предлагает. Тысячу раз я мысленно сжимал эту девушку в объятиях, горячих и страстных. А здесь сама предлагает.

    Вообще-то, все происходящее напоминало мне сцену плохо отрепетированного спектакля по пьесе из театра абсурда  Эжена Ионеско, которую я месяц назад попытался прочитать и, главное, осмыслить. Мой житейский опыт не робко подсказывал, а утверждал, что так не бывает, а, если оно (явление) есть, то оно из серии паранормальных».

    А явление, живое, горячее и, действительно, любимое смотрело невидящим взглядом на заингодинские дали и… улыбалось. На ней было шелковое платье, по всему полю которого полыхали пунцовые маки.
 -  Так и будем стоять?- она подняла на меня глаза.
 -  Из вариантов – у нас только лечь, потому что сесть здесь просто не на что,- чувствуя, что переигрываю, сказал я.
 -  Можно, впрочем, и стоя,- она шагнула ко мне, и я почувствовал упругую горячую волну. Я читал Золя и Мопассана. Но в книгах  в таких местах, обычно,  ставят многоточие. Я  каждой клеточкой своего тела почувствовал (ой, мамочка, я полетел в тартарары!) ее грудь. Нет, почувствовал,- здесь не годится. Моя генная память услужливо преподнесла моему помутившемуся сознанию доисторический  обонятельный и осязательный опыт всех моих предков по мужской линии, и я просто понял, что под маками у моей пришелицы ничего нет.

    Уши и лицо мои горели, ноги были ватными, а руки и губы, оказывается, могли управляться без помощи головы.
 -  Ну что? Немного утолил свое любопытство и духовную жажду?- отстраняясь, неожиданно севшим голосом спросила она.
 -  Наоборот! Только распалил!- меня колотила крупная дрожь, рукам же, неожиданно длинным, я вообще не находил места.
 -  Остынь, любимый. Дай мне сигарету и послушай,- она села на подоконник, обтянув коленки своими маками.
 -  Ты же не куришь!- удивился я. Но еще больше я удивился слову «любимый».
Даже не самому слову, а интонации, с которой оно было произнесено. Чего больше в ее интонации? Меду ли, яду ли. А какая теперь, собственно, разница!

     На демонстрацию мы уже не попадем. Она у меня дома, сидит на подоконнике.
И тут я обратил внимание на фиалку, стоящую на окне. И обратил-то только потому, что моя утренняя гостья едва на нее не уселась. Боже, что это с ней? С фиалкой? Растение как бы сжалось, ожидая удара палкой или плеткой. Лопухастые листья-уши прижались к самой земле, готовые распуститься цветы съежились прямо на глазах. Казалось, растение вот-вот расплачется. С чего бы это? У меня же между сердцем и пахом вонзилась иголка. Предчувствие! Только чего? Ведь не мог же я ей, как на проклятом Западе, сказать: «Я не готов Вас принять сегодня, Галина!  Приходите через неделю, я постараюсь быть во всеоружии». А сегодня балом правила она.

 -  Не обольщайся, Сережа! (Кстати, пить из меня кровь кубометрами я больше уже никому не позволял, но и Сережей меня больше никто не называл). В том, что ты меня простишь, я уверена. Но ты и понять попробуй. В том, что я пришла, не ты причина. Ты, скорее, следствие. Следствие моей беспросветной глупости.
- Я сейчас с тобой пересплю. (Честное слово, она так и сказала «пересплю»).  Ты, наверняка, знаешь, как это делается?- она говорила, словно читала по бумажке.
 -  Разберемся, если приспичило,- буркнул я,- договаривай уж!
 -  Скорее всего, твой любовный баркас разобьется сегодня, но ты потерпи. Я подлая и грязная…- она вцепилась в свои кудряшки и закончила,- но ты потерпи.
 
    Она бичевала себя еще минут пять, мешая Бунина с Чеховым и с собственными полудетскими размышлениями о бренности всего сущего,  о женской доле в этом грубом и нелепом мире, а я во все глаза смотрел на цветок. Он практически весь с листьями и цветами зарылся в землю. Седой бобрик на листьях сердито топорщился.

     А дальше все было - глупее не придумаешь! Она ушла в ванну и долго там
 плюхалась. Я же тем временем (во, придурок!) разложил спальный мешок (в спальне четырехкомнатной квартиры – спальный мешок!) и, психуя на себя, пялился в окно.
 - Сходи и ты, милый, в ванну,- у меня глаза на лоб так и вылезли: она была в комбинации нежно- салатного цвета.

    «С собой привезла что ли?»- искренне удивился я и просочился мимо нее в ванную.

      Когда я, наскоро промокнув себя полотенцем, вошел в спальню, из спального мешка торчала ее голова.
  - Ты ложись сверху на мешок. Возьми одеяло, чтобы не замерзнуть,- прошептала она.

    Это был сигнал. Меня разрывало на куски, а я должен был лечь поверх спальника. Я подпрыгнул, как ужаленный, накинул на плечи футболку и ушел в другую комнату. Благо их четыре. Я люто ненавидел себя.  Стоял, курил, глядя на заингодинские дали, а минут через пять хлопнула входная дверь. Она уходила и уносила мой свет, мое тепло и мою любовь. Спальный мешок был распахнут и белел парашютным шелком. Я нежно и трепетно погладил его и уткнулся  носом, вдыхая запах  шелка, чистого девичьего тела и весны. «Вот дурища-то! Как же я тебя люблю!» Я гладил вкладыш отцовского спальника, а на нем вспыхивали и гасли громадные алые маки.

    Это было начало первого кубометра моей кровушки, которой она еще попьет  вволю. Странно все это. А еще более странно, что пройдет около двух часов и фиалки на подоконнике поднимут свои листочки. На ярко-зеленом  бархате округлых листьев засияет серебристый пушок. А еще через час откроются чашечки удивительно милых цветов – белых- пребелых с фиолетовым окоемом.
11 Тюльпаны
Евгений Михайлов
     Коренной семипалатинец Миша Букин являл собой тот случай, когда
фамилия удивительно подходит человеку. А здесь и имя подходило тоже.
Миша был поздним ребёнком. Мать произвела его на свет уже после своего
сорокалетия. Часто такие дети имеют проблемы с психикой.
     Вот и Миша был болезненно застенчив. Хотя ему исполнилось девят-
надцать лет, подружкой он так и не обзавёлся. При встрече с девушками
постоянно робел, почему-то считая себя непривлекательным, замыкался
в себе и всё больше помалкивал. Девушки, естественно, на него не
реагировали. Кому нужен такой бука?
      Мать, видя страдания сына, пыталась подыскать ему невесту. Но все
её старания ни к чему хорошему не приводили, потому что на смотринах
Миша был чрезмерно придирчив, почти как гоголевская Агафья Тихоновна.
      Как-то раз он возвращался из-под Зыряновска, где разочаровал
очередную кандидатку своей неконтактностью. Добравшись до
Усть-каменогорска в автобусе, Миша пересел в "Ракету", идущую вниз по
Иртышу до Семипалатинска. Ему не чужда была созерцательность, поэтому он
надеялся насладиться речными пейзажами.
       Усевшись на своё место, он скосил глаза вправо и остолбенел.
Возле иллюминатора сидела миловидная девушка, совсем ещё юная. Большие
тёмные глаза, точёный носик, полные губки небольшого рта были для Миши
равносильны эффекту разорвавшейся бомбы.
       И что Вы думаете? Этот олух больше трёх часов просидел в страшном
напряжении рядом с прелестным созданием и даже имени её не удосужился
спросить. На пристани он проводил её тоскливым взглядом. Ножки и попка
у неё тоже были на уровне. Расклешённая юбочка позволяла это оценить.
       Теперь впервые в жизни Мише захотелось познакомиться с этой
девушкой. Проклиная свою нерешительность, он тем не менее избегал
знакомств с другими девушками, ища ту, единственную. Но снова встретил
её только в конце зимы.
        Придя в кинотеатр вместе с приятелем Генкой, он сразу выделил её
среди многочисленных посетителей в фойе. То, что она была не с парнем, а с
подружками, вселяло некоторую надежду. Собравшись с духом, Миша указал
Генке на свою симпатию. К его удивлению, Генка выдал ему ценнейшую
информацию.
         Оказалось, что Света Митина (так звали девушку) была почти что
Генкиной соседкой и училась в 11 классе близлежащей школы.
- "Какие проблемы, кентуха,-предложил Генка,- давай познакомлю!"
Но Миша, как моллюск, уже залез в свою раковину. Такое простое дело,
как знакомство, он стал разрабатывать словно военную операцию, назначив её
на Восьмое Марта.
          В этот день он, прихватив с собой Генку, купил три тюльпана у
какого-то южанина на цветочном базарчике. Цены, конечно, были аховские.
На такси уже не хватало и парни отправились на школьную дискотеку пешком.
Как назло, день выдался морозным. К вечеру температура упала до минус
пятнадцати градусов. Тюльпанам, даже завёрнутым в две газеты, это
не понравилось.
         Поэтому, когда Миша распаковал свой букет, рассчитывая
преподнести его Свете, перед ним возникла горестная картина - цветы
почернели и повесили свои головки. Потрясённый Миша  швырнул букет в
урну и направился к выходу, не взирая на протесты друга.
Затылком он чувствовал насмешливые взгляды девчонок и Светы в том числе.
         Торжественное действо, к которому он готовился в своих
мечтах, обернулось полнейшим фиаско. После этого случая Миша стал
выпивать. Спасая сыночка от алкоголизма, мать женила его на злющей вдове
с двумя маленькими детьми. Вдова рожать больше не стала, ссылаясь на
нездоровье.
         Миша запил ещё сильнее.  Через несколько лет он вновь был
свободен, как ветер.  Алименты чужим детям  выплачивал добровольно.
Однажды в пивнушке он сидел, тупо уставясь в свою кружку. Неожиданно
кто-то хлопнул его по плечу. Оказалось, что это был Генка. Приятели
обнялись. Долго базарили о том, о сём.
         Перед уходом Генка сказал: " А знаешь, Света Митина уже третий
раз развелась". Миша промычал что-то невразумительное, а сам в это время
думал: "Чёрт возьми! Если бы не тот дурацкий мороз 8 марта!"
Но разыскивать ЕЁ он не решился.   
12 Признание в любви или путь на Край Света
Ирина Ярославна
Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватываясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты? Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня...*

Долгий рейс  из Н-ска на  Край Света с посадкой и дозаправкой в Хабаровске.
Край Света, или Питер, да не обидятся истинные Санкт-Петербуржцы. Так, кроме этой прекрасной Северной Пальмиры, называют камчадалы свой областной центр.

Долгий рейс, многочасовое воздушное путешествие. Она, любительница живого интересного общения. Молодое, длинноногое, обаятельное создание   с запасом  интеллекта и эрудиции, обильно приправленных гордостью, заняла почетную золотую середину в ряде кресел. А соседи достались, так себе. Слева, в годах, затрапезная,  серая от повседневности и бытовых неурядиц тетка, мужловатого вида, справа - молодой человек с внешностью русского Иванушки. Но тоже, как ей показалось, какой-то зажатый, затюканный. Кроме вежливых слов «спасибо», «пожалуйста», «позвольте», ничего. Вот и пообщались, скоротали полетное время. Пришлось дремать, как все.

Посадка в Хабаровске в действительности из сорокаминутной превратилась в многочасовое ожидание. Из-за нелетной погоды воздушный порт Петропавловска самолеты  не принимал. Это было не удивительно, но не желательно. Аэропорт гудел, как растревоженный улей. Северяне знают, что Хабаровск - большая перевалочная база. Во все концы необъятной страны летят пассажиры с Камчатки и Сахалина, Магадана и Владивостока  отдыхать, отрываться в долгих отпусках. А возвращаются с огромными баулами, сумками, детьми, своими и чужими, которых попросили забрать соседи, друзья, знакомые, с каникул, проведенных на материке. Аэропорт, где не только не присесть, но и не всегда удобно  стоять. Ей грустно вздохнулось. Нужно было как-то устраиваться. Рейс отложили на неопределенное время. Это могло быть и четыре часа, и сутки, и больше. И вдруг, кто-то мягко, но настойчиво потянул ее за руку сзади.
 
- Меня зовут Алексей, - услышала она голос около  уха и, оглянувшись, узнала своего соседа с рейса. Он, бойко вытаскивая ее из бурлящего людского водоворота,  лавировал между снующими взрослыми и детьми и вел попутчицу в зал ожидания. Посадив в кресло, улыбнулся и спросив, чего она желает,  умчался, не дождавшись ответа. Кофе, пирожные, бутерброды со всякой всячиной, всё было принесено для нее  услужливым пареньком.

А потом начались долгие, задушевные разговоры. Она умела направить беседу в нужное русло так, что рассказчик выдавал всё, что было интересно, а может даже что-то и из своего сокровенного, личного. Алексей оказался земляком, ехал из отпуска, проведенного у сестры в Н-ске. Закончил мореходку, работал механиком на рыболовецких судах среднего класса. Женат не был. Простой, искренний парень с открытым взглядом серых глаз, немного пониже ростом, он и импонировал, и одновременно вызывал какую-то непонятную досаду, даже тоску. Видно было, что случайный попутчик тянулся к ней, а она... Только в силу природной доброты и жалости снисходительно терпела его рядом. Просто надо было как-то провести время ожидания. Все лучше, чем одной, в положении по стойке "смирно". Алексей сыпал шутками-прибаутками, морскими байками, стихами и очень удивлялся, откуда девушка знает столько всего-всего. И может легко отличить Тютчева от Фета, Блока от Пастернака, когда другие даже не знают такие имена. Она горько вздыхала про себя. Гордость ела ее поедом. Это был не тот Алексей.

Имя это было любимо с детства. Так звали дедушку по маминой линии, который умер совсем молодым, но по рассказам  был очень добрым и замечательным. А про святого Алексия, Божьего Человека, рассказывал любимый и почитаемый папочка. И само имя, такое светлое, доброе, мягкое и мужественное  одновременно, мелодией любви и ожиданием счастья всегда звучало в сердце. Еще в детстве она решила, что выйдет замуж только за Алексея. Но попадались Александры и Сергеи, Николаи и Григории, а Алексея не было. И то, что сейчас рядом стоял, сидел, бегал вокруг, суетился и оказывал  знаки внимания Алёша, хоть и льстило, скрашивало плетущиеся еле-еле предполетные часы, но особо и не радовало. Он настойчиво звал ее поехать в город, погулять, в ресторан,  в кино, просто кататься на такси, на все она отвечала смешливым отказом. В конце концов, время, на удивление пролетело незаметно. И, действительно, когда нужно уже было думать о ночлеге, объявили посадку на рейс. Молодой человек и помрачнел, и, вместе с тем, как-то легко вздохнул.

До Питера они летели, как старые добрые друзья, обмениваясь взглядами, прикосновениями рук, улыбками. В аэропорту парень, быстро подхватив багаж девушки, сам  ехал налегке, втридорога поймав частника, отвез ее до дома, напоследок взяв номер  телефона. И, неловко чмокнув в щеку, как-то отчаянно взмахнув рукой, уехал к себе на рыболовецкий корабль.

Следующие две недели новый попутчик не давал ей проходу, поджидая у дома, оставляя у квартиры цветы, досаждая звонками по телефону и в дверь. Пытался петь серенады под окном и даже проникнуть, как отважный возлюбленный, через балкон четвертого этажа. Но все попытки были тщетны. В одно из таких домогательств, она открыла дверь и высказала все, что думает о нем. Все, что думает... Еще через две недели несостоявшийся Ромео ушел в рейс. Больше они не встречались. Вскоре девушка вышла замуж за молодого высокого симпатягу,  штурмана дальнего плавания. Она называла его «light man» и совсем забыла про случайного ухажера. Прошло несколько лет...

Как-то после очередной, затяжной камчатской пурги нужно было срочно поехать в центр города. У супермаркета, в самой толчее, «Тойота» прочно застряла в сугробе. Все попытки вырваться из снежного заноса были тщетны. «Толкач» из нее получился слабеньким, да и водитель тоже никудышным. Поочередно меняясь местами с мужем, они не смогли сдвинуть белоснежную красавицу. "Японочка" рыдала и стонала мотором, но упорно не хотела двигаться ни назад, ни вперед. А на помощь никто не спешил. Молодая женщина пренебрежительно и удивленно смотрела на прохожих. Мужчины отводили взгляды и проходили мимо. И вдруг какой-то человек отделился  от серой толпы и, дав знак мужу, стал со всей силы толкать иномарку. Взвизгнув, та двинулась вперед и поехала. От радости, что наконец-то семья вырвалась из снежного плена, женщина чуть не повисла на шее у незнакомца, но вовремя спохватилась и начала сердечно благодарить. А тот стоял, молчал и улыбался, глядя на нее добрым восхищенным взором.

- Ну, началось, - подумала она и полезла в кошелек за деньгами. Но спаситель, мягко отведя ее руку, и так же внимательно глядя в лицо, сказал,
- А ты всё такая же, красивая и молодая. Совсем не изменилась. Всё та же. Неужели не узнаешь меня? - она начала лихорадочно всматриваться в эти серые бездонные глаза со смешинкой. Кого-то они напоминали, но кого?
- Помнишь полет, задержка рейса в аэропорту, Тютчева и Фета? Моя неудачная вылазка на твой балкон, помнишь? -да! Она вспомнила... Всё...
-  Алёшка, Алёшка! -только и смогла сказать умильно. А он, взяв ее ладони в свои, начал говорить.

- Если бы ты знала, если бы чувствовала, как я любил тебя! Влюбился с первого взгляда, в самолете, но не смел даже слова сказать от волнения, только украдкой любовался тобой и все обдумывал предлог для знакомства. А ты закрыла глаза и уснула. Я запоминал каждую твою ресничку, дыхание твое, улыбку безмятежную. А потом, небо подарило возможность побыть с тобой почти день в Хабаровске. Целый день! Как же я был счастлив. Ты знаешь, я тебя так любил, так любил, так ревновал ко всем сидящим рядом и проходящим мимо. Я тебя даже... даже к Хабаровску ревновал! Ревновал, что ты была не только со мной, но и с аэропортом. Я хотел, чтобы ты принадлежала только мне. Не желал ни с кем тебя делить. Ни с кем! Тем более, с Хабаровском! Я и сейчас тебя люблю. Ты - моя светлая мелодия, несбывшаяся мечта. И когда увидел дорогой силуэт у застрявшей машины, то не поверил своим глазам, стоял и любовался. Пока не понял, что время уходит, ты в отчаянии, надо спешить на помощь. Не говори ничего, все знаю и вижу, будь счастлива!

И, оглянувшись, улыбнулся на прощание и сказал,
-  А ты, всё та же!
- Лёша, а ты? Как, ты? - виновато промолвила она. Алексей покачал отрицательно головой, показал на нее, на свое сердце и снова повторил,
 - Всё та же...

Она вернулась в салон авто, сердце отчаянно билось, пальцы  слегка дрожали. Убрала из рук уставшего и заснувшего малышка машинку, с грустной  улыбкой поглядела на мужа,
 - Что ты стоишь, поехали. Эх, что бы  делал без меня, горе луковое, сердечко болит, постукивает!

Всю дорогу до дома она вспоминала тот рейс на Край Света, тот путь Алёшкиной Любви, такое необычное его признание, и слова восхищения, сказанные  с  нежностью и пронзительной грустью,
 - А ты, всё та же!


А ты все та же -лес, да поле, да плат узорный до бровей...
И невозможное возможно, дорога долгая легка,
Когда блеснет в дали дорожной мгновенный взор из-под платка,
Когда звенит тоской острожной глухая песня ямщика!**
13 Клятва на озере Ая
Ирина Ярославна
                                       Памяти Лазаря Кокышева                                                                                                                           

Я поклялся  ей,  что напишу  о своей любви. О болезненной и тайной, страстной привязанности. Поклялся. И, как мужчина, отвечающий за  свои действия,  держу слово.

О, как  я люблю эту ветреную чертовку!  Блестящую, загадочную красавицу. Скольким она вскружила  головы. От многих мужчин слышала слова  восхищения,  признания-воспевания. Такая жарко манящая и холодно неотзывчивая. Практически,  недоступная.

Боги, боги!  Зачем вы создали её  для сердечных мук и душевных терзаний. Но нет, хватит,  надо одним махом, усилием воли разорвать этот порочный круг неразделённых любовных страданий. Пусть насильно, но я овладею ею. Она не устоит под  шквалом моих нежных чувственных ласк, под  напором – натиском  обволакивающей и  бережной мужской силы.  Я выследил, что чаровница  по ночам любит  купаться нагой в дальнем озере, любуясь своим отражением  в  его зеркальном  овале.  Играет, как наивный ребенок, с серебряными волнами и, страстно отдаваясь им,  как искушённая и познавшая нюансы эротических глубин  женщина,  полностью погружается  в  колёблющуюся от волнения  водную  гладь.  Такая изящная, такая грациозная, такая капризно-хулиганистая, неуловимая, но цельная и самодостаточная. Красавица уверена, что здесь она в неприкосновенности, принадлежит сама себе, скрытая от любопытных случайных взоров  камышовыми зарослями и густыми ветвями деревьев. Но, не тут-то было.  Вот где я захвачу её в бессрочный  плен.

Задумано-сделано. И в полночь,  как опытный и умудрённый зверь, преследующий добычу, осторожный и чуткий,  затаиваюсь  в  камышах.  В немом восхищении созерцаю   легко бегущую по волнам,  обнажённую  темпераментную танцовщицу.  Время  сладкой вечностью растекается по крови и, проносясь пронзительным мигом, молоточками  стучит в висках, пульсируя дробью возбуждения во всех  членах. Её ужимки и подмигивания, вольное обращение и  небрежные заигрывания с волнами,  сапфировые серьги – брызги, сияющие ореолом  вокруг  - всё, всё взрывается во мне фейерверком  огненных чувств.  Резким движением срываю с себя одежды и стремительно,  в три прыжка, ухожу под воду с головой. Чтобы,  внезапно вынырнув  рядом с моей возлюбленной,  наконец,  дотронуться до кончиков  ее пальцев,  до локонов золотистых волос,  до   светящегося, обтекаемого  перламутром,   холёного тела.  И,  смело зацеловав светлый желанный  лик,   овладеть,  растворившись  в ней без остатка.

Но что это?  Она мудрей и проворней меня.  Только что резвилась, сливалась-переливалась, обнимаясь с  голубыми волнами, и нет её. Одни круги, чёрные круги пустоты и одиночества. Темнота на душе и вокруг.  Даже участливые звёзды скрылись за вуалью набежавших посмотреть на моё фиаско  любопытных облаков.

Где ты, моя желанная,  фея ясноглазая. Отзовись. Я не причиню тебе зла,  боли, неприятностей, огорчений. Сочиню в твою честь изящные сонеты, посвящу любовные слёзные романы. Не исчезай, не пропадай, не повергай в бездну космического холода и безразличия сердце  моё. Не гасни, дивная мечта.  Пробороздив  озеро каким-то агрессивным мощным  хищником  в  бесполезных поисках  вдоль и поперёк, по всем границам,  в изнеможении выхожу на берег. Сокрушаясь, что нельзя,  нельзя было и в мыслях допускать насилия над этой хрупкой и недосягаемой сентиментальной нежностью. Опустошённый и горестный  в бессилии падаю в высокую  траву, закрываю глаза и плачу. Не стыжусь этих слёз. Я проиграл. Но не разлюбил.


А к  горечи неудовлетворённости вдруг  нахально добавляется чувство голода. И снова это  ассоциируется с моей обожаемой вожделенной  принцессой.

Она, как пахучая сладкая долька  сочной янтарной дыни. Горячая и вкусная, как глазунья, дрожащая своим белым телом с призывными  влажными глазами-желтками. Она мягка и упруга одновременно.  Как свежеиспеченная  лепёшка с зёрнышками тмина и зиры, листочками розмарина и базилика, сверху политая  душистым майским медом.  О, как бы я смаковал каждую  клеточку её роскошного  тела с атласной кожей  и, постепенно,  пробуя на язык  это блаженство, ласково и бережно откусывал бы малюсенькие  кусочки, как от головки  заморского высокосортного деликатесного  сыра.  Не спеша, долго-долго съедал бы её всю,  до конца.
 
Зачем, зачем ты убежала с озера, непостижимая, тайная, непокорная?
Но кто так зазывно и откровенно  смотрит на меня, смело проникая в глубины моего  помрачённого сознания? Неужели это ты?  Я чувствую тебя всей сущностью своей, о свет очей моих. Любимая пришла ко мне сама, всё поняла без слов, услышала стук моего влюблённого сердца. Открываю глаза. Ты с гибкостью и проворностью ловкой пантеры  снова ускользнула. Взметнулась на верхушку близстоящего дерева. И сквозь его пышную крону насмешливо смотришь  свысока, шелестя кокетливо листвой, словно  страстным шепотом настойчиво вопрошаешь: «Напишешь обо мне? Напишешь признание в любви? Клянешься?»


О, да, клянусь! Безоговорочно клянусь и признаюсь в любви! Тебе, верной спутнице ночи, манящей к себе всех влюбленных, мечтателей, фантазёров и поэтов, неутомимой обольстительнице, очаровательной моей  вдохновительнице, Селене!


В тихом озере Ая купается
ночью луна.
Накупавшись, нагая, там волосы
сушит она.
И березы ее обступают, белы
и чисты,
Чтоб никто невзначай не увидел
ее наготы.
Чьи-то легкие вздохи мерещатся
в гуще ветвей,
Тихо звезды играют в росе
на ладони моей.
Ноги сами бредут, и сомненье
родится во мне:
Наяву я сейчас или все
происходит во сне?
Я на спящую птицу наткнулся
в высокой траве,
Я смотрю, как линяет звезда
надо мной в синеве.
И стучит моё сердце, встречая
несчетный рассвет,
И не верит оно, что на свете
бессмертия нет! *
14 Весенняя смута
Вера Шкодина
Антонида отпустила детей с последнего урока, устало присела к окну.
 Ну вот и   весна.
 Наползал вечер. Сизые сумерки заволакивали школьный сад почти непроницаемой пленкой.
Она вынула из стола спички, подкрутила фитилек в лампе, зажгла. Задумалась.   
Учебный год подходил к концу. Уже подсушивало солнце горячим своим дыханием оттаявшую землю.
 А снег можно было увидеть, ну разве где-то в лесу, в тенистых ложбинах, да под кучей навоза.
- Тоже, ждет очереди, тот навоз, - мрачно подумала Антонида. – И когда ж его вывезет муженек, со своей посевной. Не допросишься. Придется, видно, с детишками, в выходной. Потихоньку, на тележке.
Вздохнула, потянула со стола тетрадку.
  Прямо над окном провисла ветка старого, черного в вечерней мгле, клена. Антонида протянула руку, тронула шершавые молоденькие листочки.
 Вспомнила вчерашнюю экскурсию в лес.
 Целая поляна подснежников – мохнатых, уже раскрывшихся, белых, желтых, голубоватых. И отца пятиклассника , Сурена, с букетиком. Усмехнулась. Странно он на нее смотрел тогда.
 Антонида зябко повела плечами, закрыла окно, прибавила фитиль в лампе.
  Пришел перед самой экскурсией.
 Она извинилась, мол, так и так, ухожу. Он и говорит:
- Вы не возражаете, если и я с вами? Давно хотел в лесу побывать, вдохнуть весны. Все дела”. Антонида пожала плечами:
- Родителям всегда – пожалуйста.
И не по себе вдруг стало. Шли. Молчали. Сначала – улицей, сквозь разные переглядки.   
 Потом – первым околком, сквозь молодняк, по широкой, полузаросшей лесной дороге.
Антонида разозлилась на себя. Заговорила о том, о сем. Спала неловкость. И голова – кругом.
 То ли от свежей зелени, то ли от ветра весеннего, то ли от сладкого духа подснежников.
 Гвалт по всему лесу, аукаются дети, засыпают вопросами. В горелки играли. Он- тоже.
 - Антонида Семеновна! – подскочила потом бойкая Ленка,  Игната внучка. - А давайте в палочки-застукалочки.
 Антонида водила. Всех уже застукала, а его нет. Подумала: “Наверное, за канавой.” Побежала – никого. Вдруг кто-то тихонько за плечи дотронулся.
Он.
-А вот я вас и «застукал».
  Оглянулась Антонида, засмеялась и покраснела вдруг. Запомнила она его руки на своих плечах. Теплые, ласковые, сторожкие. И потому теперь то захолодит в груди, то отпустит, и сердце – тук, да тук.
  - К вам можно? – отчетливо раздалось вдруг в пустом классе. Антонида вздрогнула, медленно повернулась. Он стоял в дверях и чуть улыбался.
“Легок на помине” – пронеслось в голове.
- Вот шел мимо, увидел свет, - весело заговорил парторг.
 Антонида справилась с собой, поднялась, заспешила.
  - Проходите, проходите; присаживайтесь, да вот сюда, - пододвинула стул.
  - Ничего, ничего, - не беспокойтесь, - улыбнулся он знакомой, торопливой улыбкой.
- Как дела моего сына?
- Дела у него, - протянула она, задумываясь, - да вот разве с русским. Такие, ну, типичные ошибки, влияние, - споткнулась она, подыскивая нужное слово, - влияние родного языка. Ему читать надо. Надо больше читать!
- Читать, - улыбнулся, - и оживленно добавил, он не читает, он – глотает!
- Вот, - деловито нахмурилась Антонида, - все они.
А надо читать, учиться правильно читать.
  И замолчала, вдруг наткнувшись на глубокий, пристальный его взгляд.
- Спасибо, - внезапно смутившись, отвел он глаза, - спасибо. Я, наверное, пойду. 
 - Да я тоже ухожу, - поднялась Антонида и взялась укладывать стопку тетрадей в объемистый портфель.
- Бедная женщина, - шутливо схватился он за голову. - Какие тяжести! Нет, нет, я не позволю вам надрываться. Или я не мужчина! Забрал у нее портфель.
  Да я каждый день такой  тащу, - улыбнулась Антонида.
  “Интересно с ним и легко, - внезапно подумала она, - такой воспитанный. А мой-то, и в дверях первую не дотямает пропустить, не то, что там. Про ведьм, вишь, детям небылицы плетет.”
И тут же другой голос затосковал: “А кто ж его научил-то, дед старый, неграмотный? Без матери ж рос-то, - вздохнула, - Чего уж там. Какой разговор?”
Заныло в душе: “Порхаю, ровно стрекоза. А дома трое, да мать старая. И что душу-то бередить. Соседи, как идешь, случается, с ним-то, так и зыркают. Как до сих пор самому не донесли, вот уж диво. Все языки уж поди поизмяли. Который раз провожает, ровно в городе, не подумает…”
  - У Вас сколько детей? – внезапно услышала она.
- У меня? – удивилась Антонида, усмехнувшись. – Трое. Два сына да дочка.
  Он помолчал и добавил тихо:
- Сын – хорошо, когда сын, а двое - счастливая мать, -  улыбнулся грустно, взглянул на Антониду, - хорошо, когда двое, - счастливый отец.
   - Да, уж, куда, как счастливый, - помрачнела она.
- Это бригадир Николай, да?
  - Он самый. А что? – с усмешкой покосилась Антонида.
- Ничего, я это просто уточняю, вы извините.
  - Чего уж извинять. Он и есть. Что, небось, разругались?
Взял он ее руку, поднес к губам, легонько подул, - а руки холодные.
Взглянул прямо в глаза – серьезно, требовательно. Поплыло все вокруг. Рванула Антонида руку, попятилась, ткнулась в ворота.
  - Подождите! – резко остановил он и тихо добавил: - Попрощаемся.
Подошел, посмотрел, а в глазах – боль. Замерла Антонида.
  - Ну что вы? – шепчет, - Что вы? Не надо…
- Что не надо? – вспыхнул он и отшатнулся.
У Антониды перехватило дыхание. Она замолчала, потом подошла и отчаянно ткнулась губами куда-то возле глаз. Он вздрогнул, подхватил ее, поцеловал. Вырвалась, убежала. От самой себя.
 Потом ужасалась: “Как же я, зачем?! - И вдруг обожгло, - и Леник, пропавший без вести в этой войне проклятой, на прощанье тоже в глаза целовал.
 К разлуке это. К разлуке.” 
  Запружила, заметелила смута в душе, всколыхнула устоявшееся, привычное. Даже всегдашнее раздражение против мужа сменилось тревогой и жалостью. На улице весна пробудилась, а на душе – наледь, сцепило, изломало всю.
- Влюбилась, что ли в этого чужака, - со страхом думала Антонида про себя, - Ой, не дай бог! Хоть и невесть счастье какое с Николаем, а все сама себе хозяйка. А тут. Ой, хоть бы не сотворить чего! Что люди скажут? - испугалась она вдруг, заворочалась, придвинулась к горячему, раскидавшемуся мужу.
 Он сонно завозился и затих. И снова вспыхнули проникающие, дерзостно-черные, непонятной тревогой полные глаза осетина.
“Что он мне, - тоскливо думала Антонида. - Заблажила! Курам на смех, да людям на зуб. Нет, будет! Любила одного и хватит, схороненная та любовь, и никто про нее не дознается. И где же он сейчас,в какой земле лежит, Леничка мой? Нет его больше!
Поплыли, всколыхнулись слезы – обида, за любовь свою молодую, загубленную, за судьбу горючую, неласковую.
Теперь вот, злюка я и только. Мать родная затуркала, неласкова, да неласкова. А где ж она бывает по заказу, ласка-то? В себе, что камень не сдвинуть. Как плита могильная, под которой он, один он, Леничка мой.”
    Слезы текли свободно, все тело будто набухало теплой, давно жданной влагой. Антонида уже не вытирала их, изболевшая душа ее успокаивалась, затихла. Поплыли привычные думы, заботы: “Завтра бы надо к Винникову сходить, заболел что ли, два дня уж в школе нет.
 Николаю, - вздохнула, заботливо поправив на муже съехавшее одеяло, - шубенку починить надо, стыдно от людей, замухрыжкой ходит.
 Вовка что-то по русскому на четверки съехал, математика у него, как всегда - о,кей, как он сам говорит, тут уж в меня пошел, – улыбнулась, - А русский подтягивать надо.
 Саньке на платьице набрать.
В город надо, в выходной, туфлешки бы купить да матерьялу б на наволочки. Завтра опять опару заводить, хлеб кончился.
Ох, спать надо.”
15 Первая любовь..
Вера Шкодина
         




    Кончилась летняя беззаботная жизнь. Наступил сентябрь.
Почти все лето  Танька  провела в  спортивном лагере. Это была награда от школы за  особые   успехи  в соревнованиях  по легкой атлетике. Целое лето не видела друзей, одноклассников.
   Она вспомнила начало прошлого года,  когда выбирали старосту.  Петька Вавилов так шумно и назойливо выкрикивал ее фамилию, что все тотчас единодушно ему подчинились.
   Танька после   придирчиво осматривала себя дома и нашла, наконец, что глаза у нее ничего, но если бы они были, как у соседки, десятиклассницы Ленки Платоновой, темные, непонятно мерцающие, Танька даже зажмурилась от  удовольствия, и еще с такими  же черными,  атласной змейкой, бровями! Но внимание Петьки было приятно.
   И вот теперь она уже восьмиклассница. С первых же дней с радостью окунулась она в эту привычную, интересную и шумную школьную жизнь.
Но будто что-то произошло с ней или с классом.
   Уже через неделю Танька стала замечать, что Петька Вавилов и другие мальчишки, даже девчонки,  за исключением, правда, всегда рассудительной и чуть ворчливой подруги Надьки, как-то вдруг разом, как бы перестали ее видеть. И она каким-то неожиданным  и необъяснимым  образом  оказалась, словно вне коллектива.
   Теперь никто с ней не заговаривал. Мальчишки не только не заискивали перед ней, как раньше, а вообще проходили мимо, будто она не Танька, а парта какая-нибудь или стол.
   Петька, если и натыкался на нее случайно глазами, то тут же отводил их или перемещал на другой  предмет.  А когда выбирали старосту, он  с  таким  вдохновением выкрикивал Вальку Яновскую, что Елена Максимовна, классный руководитель, нахмурилась и сдержанно напомнила, что староста должен быть примером во всем.
- И в учебе тоже, -  подчеркнула она, выразительно глядя на Петьку.
    Все знали, что Валька учится еле-еле. В конце -  концов  старостой выбрали отличника и тихоню Мишку  Горкина. 
    А про нее, про нее просто забыли.
Вначале Танька удивлялась, пыталась оживить прежние отношения, но натыкалась на равнодушие или язвительные насмешки.
    Она не заметила, как вытянулась за лето, как подурнела и похудела.
На уроках физкультуры теперь она стояла рядом с долговязой Зойкой, которой даже Петька был едва до плеча.
И Танька все поняла.
    Ей почему-то вспомнился  рассказ  про гадкого утенка, и стало так жалко себя, что  она  даже прослезилась. Но когда вновь прочитала эту сказку в темном уголке читального зала,  успокоилась.
    Но с этого  дня она уже не могла обходиться без  такого  тихого и  уютного места в школе, где забывались  и исчезали все обиды и недоразумения.
Теперь мир ее стал таким огромным, таинственным, зовущим, что Танька едва досиживала в классе до конца уроков и,  не помня дороги, мчалась домой к своим потрепанным друзьям –книжкам.
    Сначала она прочитала все сказки и приключения , какие были в библиотеке. Потом читала все подряд,
И если бы не чуткое направление пожилой спокойной библиотекарши Анны Степановны,
неизвестно до чего бы дочиталась. .Ее стала выделять учительница литературы:
-Ну, Танюша,- уютно закутываясь в пуховую шаль, произносила она, когда выдавалась
свободная минутка на уроке,- какую историю ты нам расскажешь сегодня?- Давайте, ребята, послушаем.
    Танька начинала неуверенно, запинаясь, краснея, стыдясь.
Потом мир раздвигался, и она забывала обо всем.
Особенно она любила  допридумывать  истории,  если не очень нравился конец.
    Началось это с того, что ей попалась книжка с вырванными последними страницами, к которым  Танька  сочинила   окончание.
- Обратите внимание, ребята,- заметила однажды учительница,- какими интересными становятся   рассказы у Танечки.
И потом долго объясняла детям про фантазию и ее развитие.
    Танька слушала и краснела, хотя все остальное уже к ней не относилось.
- Дай портфель понесу.-  предложил  как ни в чем не бывало однажды Петька Вавилов после одного из таких уроков.
Танька вспыхнула, потянула к себе тяжелую сумку.
- Не туда попал,- отрезала она,- тебе на другую улицу, понял!
- Подумаешь, цаца!- приходя в себя, изумился тот.
- Вот и катись,- прокричала вслед Танька.- К своей Вальке!
На другой день, когда Петьку вызвали отвечать, она вдруг заметила, как он коряво и беспомощно  пересказывает, как глупо таращит глаза, ожидая подсказки.
- Вот и хорошо,- успокаивала себя Танька,- вот и хорошо, что он от меня отвязался.
    Но тут внезапно что-то вроде давно забытой обиды  подкатывало к горлу, и она тяжело вздыхала.
Лишь тихоня Мишка по-прежнему смотрел на нее влюбленными глазами и преданно подсовывал ей листок с решением  на контрольной по математике.
    Танька принимала его знаки внимания с подчеркнутым равнодушием.
- Очень нужно, -думала она,- помогал бы, как все, Вальке.
Но в глаза она ему ничего не говорила, только старалась всякий раз, когда они оставались
после уроков втроем: она, Надька и он дежурить по классу ,побольнее уязвить его всякими насмешками. На что Мишка  попросту отмалчивался, что всегда приводило Таньку в замешательство.
   Однажды Надька заболела,  и им с  Мишкой пришлось вдвоем делать уборку.
Танька чувствовала себя напряженно, Мишка вовсе замолчал и терпеливо переносил ее
 задирания.
- А если я тебя ударю, тоже будешь терпеть? – неожиданно дерзко выпалила вдруг Танька, сидя на столе у окна и легкомысленно болтая ногами.
    Уборка была закончена, но уходить не хотелось.
Густые, тяжелые сумерки обволакивали стекла,  и казалось, кто-то наблюдает за ними из темноты. Танька, не дождавшись ответа, открыла окно.
    Ветви акаций чуть вздрагивали и раскачивались , как живые,  и таинственная,  пугающая прохлада обжигала разгоряченное лицо.
Этот влажный и какой-то головокружительный запах школьного сада был тревожен и нов.
       Танька притихла, Мишка тихонько уселся напротив.
- А что Валька правда красивая, - глядя в окно с усилием  выговорила Танюшка и сильнее заболтала ногами.
- Нет, - торопливо возразил  Мишка, -  ну, то есть, - осекся он и упавшим голосом закончил, - может быть..
- Как это?! – насмешливо и зло уставилась на него Танька.
Мишка поднял на нее испуганные, чуть потемневшие глаза,  напряженно кашлянул и снова замолчал, опустив голову.
- Ну!
     Танька спрыгнула со стола и, придвинув к нему лицо с недобро сузившимися глазами, спросила  каким-то вибрирующим голосом:
- Ну, что же ты замолчал?!
И неожиданно закричала:
-Все вы, все вы за ней ,- голос ее сорвался, - а она, она.., -Танюшка задохнулась,- она ..троешница! 
А Надька говорила, что я  стала некрасивая, понял! Была ничего, - она передразнила кого-то звенящим от обиды голосом, - а сейчас у меня руки длинные, и глаза, и нос, и все, - она срывалась, слезы дрожали в ее голосе, глаза расширились, готовые расплескаться.
     Опешивший Мишка словно очнулся, сорвался вдруг со своего места, неожиданно ткнулся Таньке куда-то в щеку беспомощными губами и, чуть помедлив, почти остолбенев от своей решимости,  выкатился из класса.
     По коридору гулко пронеслись его шаги, и все стихло.
Танька захлебнулась, потом вспыхнула, и вдруг тихонько, жалобно заплакала, всхлипывая, вытирая ладонью щеки и улыбаясь чему-то в темном, тревожно дышащем окне
16 На ресницах серебрится иней
Нина Гаврикова
На ресницах серебрится иней
 
– Феодосия Федоровна, пора домой,– умоляюще прошептала Люба.
– Подожди, вот Варвара придёт,– ответила сотрудница, которой не хотелось идти домой.
Дверь в кабинет со скрипом отворилась, медленно, чуть покачиваясь, вплыла Варя, она подмышкой держала завернутую в газету стеклянную ёмкость.

– Ну, всё. Теперь до утра здесь придётся зависнуть,– посмотрела в очередной раз на циферблат Люба: стрелки сошлись на двенадцати.
– Не грусти, пойдём, я тебя провожу,– пришёл на помощь Евдоким.
Миновав проходную, вышли на набережную. Снежный палантин берега обрывался на середине, провалившись в темноту ночной реки. Тротуар освещался фонарями, на фоне которых белоствольные красавицы в серебристых накидках, переливающихся разноцветными огоньками на свету, напоминали сказочных фей. Феи, наклонившись в реверансе, приветствовали редких прохожих. Мужчина и женщина шли, как пионеры, на расстоянии друг от друга и молчали. Ким первым прервал паузу:
– Почему ты так волнуешься? – тихонько тронул Любу за локоть. Та, неожиданно остановившись, вспыхнула:
– Договаривались же только до десяти часов посидеть, и по домам. Моё назначение отметили, за день рождение Петра Петровича выпили, за наступающий Новый год пять раз опустошили бокалы, что ещё? – она подняла глаза, её холодный малахит глаз встретился с тёплым лучиком его томных кристаллов. Лучик проник глубоко в сердце и огромной волной расплеснулся по всему организму, создалось впечатление, что внутри сорвало клапан, который сдерживает эмоции и чувства. Люба отвернулась. Он был, как Аполлон, красивый! Длинные, вьющиеся волосы, торчащие из-под шапки, и бархатистые ресницы покрыла изморозь. Для полноты картины ему не хватало только венка или ветви лавра. Ким положил руки ей на плечи и повернул к себе.
– Глупая, чего ты испугалась! – его сладостная речь лилась, как горячий чай переливается из чашечки в блюдечко и обратно. – Я не могу понять, чего ты боишься?
– Мужа! Он там сидит с детьми, ждёт меня, а я, как последняя,– не успела договорить, как он прижал её. Люба уткнулась носом в широкую грудь. Сделав усилие над собой, вырвалась из крепких объятий и побежала к дому. Евдоким одним прыжком догнал и преградил путь:
– Ладно, прости! Больше не буду! Провожу до подъезда и пойду домой.
– До подъезда? А если муж в окно смотрит? Нет, вот до того дома, дальше я сама уйду.
На углу дома он опять легонько тронул её за локоть, Люба остановилась:
– После праздников встретимся на работе, хмель выйдет, самому же стыдно будет!
– Не будет! Я буду ждать тебя столько, сколько нужно, ты всё равно будешь моей...
– Никогда! – лукаво улыбнувшись, прошептала и пошла прочь.

Она спиной чувствовала его тёплый, будоражащий сознание взгляд. Захлопнув дверь подъезда, замерла в нерешительности. Что же с ней случилось? Вспомнила события недельной давности: к ней подошла Фёдоровна и, заглядывая прямо в душу, спросила:
– Не знаешь, где Ким задерживается? Говорят, вчера к нему в кабинет на велосипеде приезжала Софья, которая работает в пищеблоке.
– Что, прямо на велосипеде в кабинет? – съёрничала Люба, тогда ей было абсолютно безразлично, кто к кому и когда ездит, а сейчас? Она поймала себя на мысли, что сейчас она готова ползти на край света, но только чтобы Ким был рядом, она не хотела делить его – ни с кем. Ни с кем? Да он же женат! Господи, что делается? Вот попала, так попала.
– Кто там? – муж спускался по лестнице.
– Я! Ноги отряхивала от снега,– нашла оправдание Люба.
– Вроде мороз на улице,– не понял он.
– Да, ладно, пойдём спать, так устала.
– А ты чего так долго?
– Так получилось,– объяснять ничего не хотелось.
 
Дни тянулись мучительно долго, душа рвалась на работу, чтобы прочитать ему стихи, которые неожиданно сочинила:
 
На ресницах серебрится иней,
Ты его, пожалуйста, не тронь.
Я хочу быть для тебя богиней,
Чтоб разжечь в душе любви огонь.
 
В Новогоднюю ночь Люба первый раз в жизни не знала, какое загадать желание, потому что своего желания она стеснялась и боялась больше, чем мужа…
17 Первая любовь
Нина Гаврикова
Первая любовь

Учебный год завершён. В открытую форточку неслось разноголосое щебетанье птиц. Одноклассник Божене бросил записку: «Хочешь посмотреть птенчиков зяблика?» Девочка испытывала к пареньку взаимную симпатию, ответила кратко: «Да».
В предвкушении встречи школьнице хотелось прыгать от радости, погружённая в собственные мысли, она шла, мило улыбаясь. Подруга забеспокоилась:
– Чему улыбаешься?
– Игорь пригласил посмотреть птенчиков, – не задумываясь, выпалила Божена.
– Без меня? Мы за одной партой сидим, а ты пойдёшь? Он мне нравится.
– Первая об этом сказала я.
– Мне теперь тоже понравился! Не отпущу!
– Игорь меня пригласил. Одну, – пыталась возражать подруга.
– Пойдём вместе, – изменила тактику Стелла.
– Хорошо, – нехотя согласилась Божена.
Первый день лета. Ученики шли, вдыхая свежесть утреннего воздуха. Линейку организовали во дворе. Первоклассников осенью приняли в октябрята. Божену выбрали командиром «звёздочки». Перед линейкой девочка проверила значки, которые выглядели как пятиконечная звезда с портретом Ленина в детстве. Первой вышла из класса, одноклассники шли следом. Мальчики в тёмно-синих костюмах и белых рубашках, девочки в школьных платьях и белоснежных фартуках с огромными бантами на головах выстроились в одну шеренгу по периметру деревянных мостков. Торжественная часть затянулась. Божена не успела переговорить с Игорем. Он лишь шепнул, где будет ждать.
Подруги сбегали домой. Стелла надела спортивный костюм и кеды. Божена – ситцевое платье и матерчатые туфли.
Паренёк сидел на мостках. Увидев подруг, вскочил.
– Я её не звал.
– Давайте вместе пойдём, – уговаривала Божена.
– Ладно, – холодно согласился тот.
Расстояние между посёлком, где жили девочки, и разъездом – полтора километра лесом, но были проложены мостки. Школьники шагали друг за другом. Когда деревянный настил закончился, деревья безмолвно расступились, вот и разъезд.
– Пойдём туда, – мальчуган показал рукой на противоположную сторону.
– Разве надо переходить железную дорогу? – остановилась Стелла.
– Я тебя не звал, – уточнил паренёк.
– Вот ещё, – отвернулась та.
– Пошли быстрее, мне надо успеть посуду помыть, – оборвала спор Божена.
Убедившись, что поездов нет, поднялись по насыпи, ступая на шпалы, осторожно перешагивали рельсы, перебравшись на другую сторону, спустились. Лес перед ними встал высокой преградой. Игорь раздвинул ветви кустарника, освобождая проход. Девочки прошли и остановились. Мальчик проследовал вперёд, за ним семенила Стелла, потом Божена. Одноклассник на ходу рассказывал:
– Зяблики в Вологодскую область прилетают в первых числах апреля. Они строят гнезда, похожие на глубокую чашу. Мы с папой приходили девятого мая. Я забрался на дерево, в гнезде было пять голубовато-зелёных с розовато-фиолетовыми крапинками яиц. Ой, смотрите, птенец, – парнишка остановился, достал из травы серый комочек с красным клювом.
– Я подержу, забирайся на дерево, – скомандовала Божена.
Мальчишка умело вскарабкался на берёзу, гнездо находилось на высоте двух метров от земли.
– Давай.
Девочка встала на цыпочки, протянула птенца. Мальчик наклонился, осторожно взял, держась одной рукой. Поднявшись чуть выше по стволу, поднёс комочек к гнезду, тот плюхнулся внутрь. Птица размером с воробья кружилась рядом, угрожающе открывала нетолстый клюв.
Справившись с заданием, Игорь спустился.
– Видели папу-зяблика?
– С чего ты решил, что это папа? Может, это мама? – возмутилась Стелла.
– У самца зяблика крылья и хвост чёрно-бурые, по бокам хвоста и на плечах есть белые полосы. Весной и летом верх головы серо-синий, спина каштановая, лоб чёрный, нижняя сторона тела красно-коричневая – всё точно как у этой птицы, я разглядел.
Друзья подняли глаза – зяблик с ветки смотрел на них.
– Слушай, почему ты в школе никогда ни о чём не рассказываешь? – упёрла руки в бока Стелла.
– Никто не спрашивал, – пожал плечами мальчишка, – папа подарил энциклопедию, пока никого нет дома, читаю. Увидел фотографии зябликов – заинтересовался, папа показал гнездо. Пойдём на поле, гороху наберём.
– Что с ним делать? – поинтересовалась Божена.
– Суп варить.
– Пошли.
– Нет. Не пойдём. Тебе ещё посуду мыть… – благоразумно рассуждала Стелла.
– Успею, – отмахнулась Божена.
– Не хочешь с нами – шагай домой, – заступился Игорь.
– Ну ладно, пойдём, – нарочито вежливо проговорила девочка.
Спустя время одноклассники вышли из леса, оказались на краю поля. Справа от тропинки стояла сеялка. Игорь забрался на подножку, поднял крышку бункера, захватил горсть гороха и подал Божене. Девочка подставила ладошки, высыпала горох в карманы платья. Одноклассник захватил следующую порцию, предложил Стелле:
– Держи.
– Давай, – одноклассница последовала примеру подруги.
Наполнив карманы, друзья двинулась обратно. Солнце пекло нещадно. В пронзительно синем небе появились стремительно несущиеся серые лохматые тучи. Чёрное облако закрыло солнце, стало темно. Резкий ветер поднял столбы пыли.
– Дождь начнётся, – забеспокоился Игорь.
– Пошли быстрей, – прошептала Стелла.
Вдруг что-то громко треснуло, раздались ужасающие раскаты грома. Вспыхнула молния. Начался ливень. Раскаты грома были слышны непрерывно, сопровождались ослепительными вспышками молний. Неожиданно дождь превратился в град, который с силой обрушивался на листву и траву.
– Вот это да! – восхищался Игорь.
– Чему радуешься? – возмутилась Стелла.
– Идите сюда, – Божена спряталась под ёлку.
Соседи по парте поспешили к ней. Градины пробивались сквозь иголки. Игорь снял пиджак, обращаясь к Божене:
– Замёрзла?
– Это я замёрзла, – Стелла перехватила пиджак.
– Смотрите, ветер тучи погнал дальше, – подруга выскочила из-под дерева.
Лучи солнца вновь пробились сквозь зелень. Обратная дорога казалась бесконечной. Услышав гудок паровоза, Божена оживилась:
– Почти пришли.
– Почти пришли, – передразнила подруга, – нам ещё до посёлка шлёпать.
Перед выходом на железную дорогу мальчик придержал ветки кустарника, пропустив девочек. Когда перебрались на другую сторону, остановился:
– Проводить?
– Нет уж, сами уйдём, – отмахнулась Стелла, сняла пиджак, вернула владельцу.
– Божена, ты замёрзла, возьми, – Игорь протянул пиджак.
– Не надо, – отодвинулась та в сторону.
– Ты чего? – уловил настроение одноклассник.
– Ничего, – ушла от ответа Божена.
Игорь ушёл домой.
Мама Стеллы отправилась на поиски. Обнаружив девочек на мостках с оттопыренными карманами, спросила:
– Что это?
– Горох. Суп варить, – ответила Божена.
– Кормилицы. Где взяли?
– Ходили на поле.
– От разъезда до поля шесть километров плюс до посёлка полтора. Каждая по пятнадцать километров прошла, – сокрушалась женщина.
Дочь села на мостки, сняла кеды, сырой материал покрасил ноги в красный цвет, дальше девочка пошла босиком.
– Ты наказана, – негодовала мать.
Божена поторопилась домой. Платье подсохло, но в туфлях хлюпала вода.
Ночью поднялась температура, в бреду девочка звала Игоря. Мама обняла дочь:
– Что с Игорем?
– Стелла отбивает.
– Если мальчик – твоя судьба, никуда не денется.
– Думаешь?
– Знаю.
18 Ты Божественна...
Владимир Михайлов 2
Я дикой пугливой птицей сажусь рядом с тобой, боясь выдать свои чувства.
Боюсь, чтобы никто украдкой не подсмотрел и не угадал моё состояние души.
Я любуюсь тобой, пьянея от улыбки.
А что уж говорить о желании прикоснуться к тебе?
Я бы растворился...
Ты Божественна, если взбесившиеся ветры бессильны перед твоим обаянием. Представляю, как они смиренно ложатся у твоих ног подобно поверженным монстрам.
Мгла дерзких облаков застывает в эти минуты, а громы и молнии отпугивают недоброжелательные взоры.
Серебряные дожди освежают тёплыми каплями, а молочные туманы укутывают кисеёй полупрозрачных мягких тканей...
Ты Божественна!..
19 Женщина с шалью
Владимир Михайлов 2
На душе было дискомфортно, как в вагоне пригородного поезда. Войдя в него, отыскал удобное место и сел.
- Теперь можно ехать, - достал кроссворды и ручку.
Отгородившись от окружающего мира, погрузился в свободные клетки, заполняя их нужными словами.
А между тем, суета множила число пассажиров. Спрессованные теснотой, они ждали отправления поезда. От жары таяли голоса. Лишь один капризный ребёнок громко плакал, испытывая нервы терпеливой мамы.
Вдруг, совсем внезапно, меня оторвали от кроссворда и пронизали насквозь невидимые лучи, умывая мягким светом глаз. Это была женщина. От её взгляда в вагоне стало уютно и светло. Совсем рядом, словно журчащий ручеёк, уже не плакал, а смеялся ребёнок. Взбадривалось тело, не замечая, как душа и сердце вступали в сговор против ног.
- Нам пора выходить! - кто-то слегка толкнул меня в плечо.
Ноги послушно выполнили команду, а душа и сердце настаивали остаться.
Тронулись колёсные пары, унося поезд с незнакомкой. Ноги продолжали путь в противоположную сторону.
Эх, знали бы ноги, уносящие тело, что душа и сердце остались в ушедшем вагоне - около женщины с шалью.
20 Свет в окне
Альба Трос
Сказать, что никто не ждал Севу Званцова этим дождливым ноябрьским днём, было бы верхом несправедливости по отношению к родным мальчика. Его бабушка уже достала из холодильника кастрюлю с борщом и сейчас ловкими движениями раскатывала по столу тесто. Время от времени она бросала взгляд из под очков в толстой роговой оправе на настенные часы, отмечая для себя, сколько осталось до прихода внука. Обычно по средам он возвращался около пяти, потому что посещал школьный кружок изо, начинавшийся сразу после седьмого урока. На самом деле Севу не слишком прельщала карьера художника, просто однажды мама решила, что её болезненно застенчивому ребёнку необходимо чаще бывать в коллективе. Спортивные занятия Званцову-младшему, с малых лет страдавшему разнообразными ОРЗ и ОРВИ, были противопоказаны, о танцах или театральной студии речь даже не шла. Из всех оставшихся вариантов рисование выглядело наиболее приемлемым. Сева, отягощённый ответственностью во всём, что казалось требований взрослых, старательно изображал в альбоме яблоки и конусы, заслуживал похвалы учителя и совершенно не понимал, зачем это было нужно. Однажды руководитель кружка, седовласый мужчина с профилем патриция, принёс в класс альбом с репродукциями картин великих живописцев. Тогда, вглядываясь в изменчивые глаза Джоконды, Сева вдруг остро почувствовал всю нелепость того, что они делали на занятиях. Впрочем, ему очень нравились рассказы о жизни художников, которыми всегда оканчивались их встречи. Слушая их, он словно бы взлетал над монотонностью   будней и устремлялся туда, где его ждала другая, исполненная волшебства и тайны жизнь.
Сегодня, подходя к кабинету № 218, Сева с удивлением обнаружил группу юных любителей изобразительного искусства, недоумённо толпившихся под запертой дверью. Явилась завуч Тамара Михайловна и объявила, что занятие отменяется из-за болезни руководителя. Званцов посочувствовал Анатолию Петровичу, который, несомненно, разжёвывал сейчас стрептоцид, морщась от горечи, и направился к выходу. Он совершенно не думал о том, что только что получил в распоряжение целых полтора часа свободного времени, и, выйдя за ворота, сразу же свернул на привычную дорогу к дому. Через два десятка шагов мысли мальчика приняли направление, в котором текли весь последний месяц. Очнулся он от того, что голове его стало подозрительно мокро. Все признаки указывали на то, что начался дождь, причём уже в третий раз с утра. Сева с некоторой укоризной посмотрел в небо, откуда лила холодная вода, приподнял воротник и вдруг обнаружил, что каким-то непостижимым образом оказался аж в трёх кварталах от нужного маршрута. Он не знал даже, как долго пробыл в своих мечтаниях, а мысль о том, что придётся узнавать время у незнакомого человека, повергала его в смятение. Неизвестно, сколько ещё Сева стоял бы на месте, беспомощно озираясь по сторонам, если бы не заметил большой циферблат над зданием универмага. Оказалось, что до возвращения домой оставался ещё почти час. Немного успокоившись, Сева направился в сторону улицы, которая, в конце концов, должна была привести его к тому месту, откуда он начинал путь.  Минуту спустя одна юная особа вновь завладела его сознанием.
Юля Белецкая пришла к ним в класс в начале этого учебного года. Отец её, кадровый офицер, несколько лет провёл в гарнизоне на севере и вот, наконец, получил долгожданное назначение в столицу. Поначалу Сева не обратил на новенькую внимания. Невысокая, тоненькая, с длинными русыми волосами, она ничем не выделялась на фоне остальных его одноклассниц, и уж конечно не шла ни в какое сравнение с Надей Верхоглядовой или Лерой Штерн, первыми красавицами 7-А и, как водится, невероятными воображалами. Всё изменило то самое сочинение. Творческие письменные работы по изученным произведениям были для Званцова невыносимой мукой. У него не укладывалось в голове, как можно на пятидесяти строчках передать эмоции, которые захлёстывали его при чтении «Принца и нищего» или «Мальчика со шпагой». По сравнению со словами, приводившими Севу в восторг на страницах любимых книг, всё написанное им самим казалось смешным и жалким. Темы в духе «Как я провёл лето» или «Что я мечтаю совершить в жизни» вдохновляли не больше. Делиться подробностями своей жизни, а уж тем более мечтами, с чужими людьми казалось Севе чем-то постыдным. Такое можно было позволить себе лишь с лучшим другом, которого мальчик из 7-А пока что не сумел найти. Тридцать шесть дней тому назад Вероника Игоревна,   учительница русского языка и литературы, задала классу домашнее сочинение на тему «Чем я чаще всего занимаюсь в свободное время». Битых два часа Сева не мог заставить себя подойти к письменному столу и ещё примерно столько же вымучивал корявые бессмысленные фразы.  В душе он был благодарен Веронике Игоревне за то, что она никогда не комментировала его «творения» перед классом и даже ставила за них нейтральные «четвёрки», и лишь однажды вскользь обронила, что «такой способный мальчик мог бы писать значительно лучше». Ему очень хотелось хоть как-то порадовать свою учительницу, но проклятый страх открыть кому-либо свой мир был выше этого желания. Пятью днями спустя Вероника Игоревна вошла со звонком в класс, села за стол и придвинула к себе стопку тетрадей. Объявив оценки, она сдержанно похвалила несколько работ, а потом внезапно подняла глаза и пристально взглянула на замерших за партами учеников.
«Я хочу, - сказала она, - прочесть вам сочинение Юли Белецкой. Оно получилось совсем маленьким, но в нём сказано больше, чем другой выразил бы на десяти страницах. Послушайте».
Свободного времени у меня и мало, и много. Мало, потому что мама и папа целыми днями работают, и кроме того, чтобы делать уроки, я ещё помогаю им по хозяйству. Правда, я часто отвлекаюсь. Например, начинаю гладить, задумываюсь и полчаса стою с утюгом в руке. Поэтому, свободного времени у меня много. О чём я думаю? О разном, о цветах, которые растут в жарких странах, о том, как здорово было бы спать летом на крыше, о волнах на море, которое я ни разу не видела. А ещё у меня есть карманный фонарик. Иногда вечером я тушу в комнате свет, сажусь на кровать и то включаю, то выключаю его много раз. Я представляю, что это маяк, и кто-то сейчас смотрит на него с корабля и радуется, потому что теперь знает, куда ему плыть. Вот то, что я больше всего люблю делать, хотя в моей жизни есть ещё много других хороших вещей.
Вероника Игоревна закрыла тетрадь. Ни единый звук не нарушал тишину. Никто не знал, как себя вести, и даже Верхоглядова со Штерн, надевавшие презрительные гримасы всякий раз, когда хвалили не их, сидели с недоумевающими лицами. Вдруг откуда-то с задних рядов раздался хлопок, потом ещё один, и вот уже звук аплодисментов заполнил класс. Все глаза обратились к тому месту, где сидела Юля, и Сева тоже повернулся в её сторону. Девочка никак не реагировала на такое проявление внимания, лишь слегка опустила взгляд. Учительница дождалась, пока стихнет шум, встала и подошла к парте виновницы столь бурного проявления эмоций.
-Скажи, Юля, ты когда-нибудь думала, кем хочешь стать, когда вырастешь? - с улыбкой спросила учительница.
-Я ещё не знаю, но самое главное, чтобы я никогда не переставала мечтать, -  тихо произнесла девочка, и Сева почувствовал, как что-то оборвалось внутри него от этих слов.
Никогда раньше ученик 7-А Сева Званцов не думал, что с ним может произойти нечто подобное. Ничем себя не обнаруживая, теперь он постоянно наблюдал за девочкой, каждый день открывая что-то новое. Ему нравилось в ней всё: то, как она сидела за партой, не горбясь и не сутулясь, всегда с прямой спиной, как здоровалась с одноклассниками, как спокойно отвечала у доски. В такие моменты он старался отводить глаза в сторону, чтобы  никто случайно не заметил его заинтересованности, но взгляд помимо воли хозяина упорно возвращался к лицу Юли. Он думал о ней над тарелкой с остатками остывшей котлеты в школьной столовой, по дороге на занятия и домой, перед сном в темноте своей комнаты, сидя в продавленном кресле на даче, куда часто ездил на выходных с родителями. Вечерами, под бесконечный стук дождя по стёклам, Сева подолгу вглядывался в осенние сумерки, представляя, как где-то в огромном городе в одном из окон сейчас вспыхивает слабый свет.
Мальчик так глубоко ушёл в свои воспоминания, что не заметил лежащий на дороге обломок кирпича, зацепился за него и на полусогнутых ногах пролетел вперёд несколько метров, чудом избежав падения. Затормозить ему удалось лишь в центре огромной лужи. В результате он оказался с головы до ног покрытым брызгами грязной воды. Сева выбрался на сушу и, огорчённо пошмыгивая носом, стал анализировать потери. За прорезиненную обувь можно было не волноваться, грязь на форменных школьных брюках тоже не бросалась в глаза, а вот с курткой следовало срочно что-то делать. Всегда аккуратный, Сева даже не представлял, что скажут мама и бабушка, если он предстанет перед ними в таком виде. Мальчик покрутил головой по сторонам и обнаружил в нескольких метрах от себя арку подъезда. Подойдя ближе, он увидел, что проход за ней вёл во внутренний двор-колодец, каких много в этой части города. Зная, что в подобных местах часто можно найти колонку с водой, Сева  вступил под арку, однако ожидания его не оправдались. Двор был абсолютно пуст, лишь на асфальте сиротливо валялись несколько размокших обрывков бумаги, по видимости, кем-то содранные со стен объявления. Сева уже собирался повернуть назад, но неожиданно уловил краем глаза что-то необычное наверху. Мальчик поднял голову. Сначала он не увидел ничего примечательного, как вдруг за одним из тёмных окон третьего этажа появилось и исчезло едва различимое пятно света. Званцов застыл на месте, не отрывая глаз от оконного стекла. Он был почти уверен, что увиденное только что произошло лишь в его воображении, но спустя несколько секунд вспышка повторилась, а за ней последовала ещё одна, и ещё, и ещё. Словно во сне Сева  нетвёрдыми шагами двинулся к ближайшему к себе входу в парадное. Он ни о чём не думал, его вёл какой-то необъяснимый инстинкт, и лишь в голове то вспыхивали, то гасли круги света. Мальчик добрался до площадки третьего этажа и остановился. Прямо перед ним находились две двери, ещё по одной располагались слева и справа. Протестующий голос раздался у него внутри, но тут же инстинкт снова взял верх над разумом. Сева подошёл к правой двери, на мгновение замер, глубоко вздохнул и нажал кнопку звонка. Какое-то время ничего не происходило, а потом изнутри послышался звук приближающихся шагов. Дверь отворилась, и в проёме возникла невысокая миловидная женщина.
«Ты что-то хотел, мальчик?», - спросила она, и Сева почувствовал, что не может даже пошевелить языком. Женщина внимательно посмотрела на него, чему-то улыбнулась и повернула голову назад.
«Юля, это, кажется, к тебе», - крикнула она, развернулась и исчезла в квартире. Будто со стороны ошеломлённый Сева наблюдал, как из глубины коридора к нему приближалась та, к кому он так стремился в своих мыслях. Юля остановилась возле мальчика и взглянула ему прямо в глаза.
«Здравствуй, Сева. Ну что же ты стоишь на пороге?».   
21 Он и Она
Альба Трос
 - Господи, любимая, наконец-то ты пришла. Мне уже начало казаться, что я схожу с ума. Знаю, это безумие, бред, но я вдруг решил, что именно сегодня, именно в тот день, когда я окончательно с ней порвал, ты забыла обо мне…
  - Глупый, успокойся и не говори ерунды. Взгляни, ты весь дрожишь. Дай мне руки, я тебя согрею… Ну вот, я так и знала, опять грыз ногти! Что с тобою делать, ума не приложу. Ну скажи, как это я могла о тебе забыть? Забыть тогда, когда перед нами только-только открылся новый мир? Да и ты ведь прекрасно знаешь мою работу: с раннего утра клиенты валят косяками, и у каждого свои претензии и пожелания. А я на боевом посту одна, без смен и выходных. Ну а ты, посмотри на себя! Ногти грызёшь, как ребёнок, комнату продымил так, что дышать нечем. Погоди-ка, я открою окно.
  -Нет, нет, девочка моя, прошу тебя, не надо!
  -Это что ещё за блажь?
  -Извини, это, наверное, совсем уж глупо звучит, но мне всё кажется, что она ещё не отпустила меня. Она стоит под окном и только и ждёт, что ты его откроешь, а потом начнутся эти безумные вопли, обвинения,  сюда сбежится весь мотель. Ты ведь прекрасно знаешь эту её гнусную манеру.
   -Так, а ну немедленно прекрати, иначе завтра же отправишься в дурку от паранойи лечиться! И отпусти мою руку, ты мне оставишь синяк…… Ну всё, хватит, успокойся, смотри, там никого нет, только ночь и звёзды. Даже машины уже не ездят, устали за день и спят давным-давно…………………
………………………………………………………………………
    -Прости, я действительно истерю совершенно по-глупому, здесь на самом деле никого нет... Впрочем, вру, нас тут пятеро: я, ты, ночь, звёзды и тишина…… Улыбаешься… Странно как, я не вижу твоего лица, а всё равно знаю, что ты улыбаешься…
     -Что же ты здесь нашёл странного? Мы ведь с тобой одно целое, поэтому и ощущаем друг друга на расстоянии. А иначе и быть не может.
     -Да-да, я понимаю, но разве так бывает? Мы же видимся всего третий раз в жизни. Я никогда не верил, что можно так быстро стать единым. Для этого нужны годы…
      -Годы… Это всего лишь слово, а люди придают ему гораздо большее значение, чем оно того заслуживает. Время для каждого течёт по-разному, у каждого свой отсчёт. Если душа спит, то и день твой, тусклый и безрадостный, будет длиться тысячу лет. А когда любишь, то узнать человека можно за мгновение, а вот чтобы насладиться любовью до дна, может не хватить и вечности.
    -То, что ты сейчас говоришь… Знаешь, порой мне кажется, что для тебя в мире вообще нет никаких тайн. 
    -Знание - одна из самых важных вещей в моей профессии. Каждый клиент хочет чего-то особенного, и мне необходимо быть точно уверенной в том, что ему нужно.
    -Пожалуйста, давай не будем об этой твоей работе. Конечно, мы теперь всегда будем вместе, но эта наша первая ночь слишком уж важна для меня. Я безумно устал сегодня. Я был настолько на грани, что ей едва не удалось меня переубедить остаться…
    -У вас был скандал?
    -Мягко сказано. Услышав твоё имя, она просто впала в истерику. Чего я только не выслушал. Сначала она пыталась убеждать, вспоминала о прошлом, о былой любви… Само собой, в 18 лет что угодно примешь за любовь… Потом… потом к чему-то приплела мать с отцом, мол, они не вынесут нашего разрыва. Бред какой-то! Люди встречаются, расходятся, обычное ведь дело…
    -Ну а потом?
    -Под конец было хуже всего. Когда она увидела, что я всё уже давно обдумал и решил, то прямо-таки набросилась на меня! Орала, царапалась, оскорбляла тебя…
    -И как же она назвала меня в этот раз? Говори-говори, мне, в конце-концов, не привыкать.
    -Она сказала, что ты шлюха, которой доставляет удовольствие разлучать любимых. Я и не выдержал… Никогда бы не подумал, что смогу так поступить……
    -Продолжай.
    -Я дал ей пощёчину. Она отшатнулась и закрылась руками. И вот тут я дико испугался, испугался, что после этого не смогу уйти…
    -И ты выбежал из дома…
    -Ну вот, оказывается, ты знаешь меня лучше, чем я сам. Да, я бросился от неё прочь в чём был, без денег и вещей. Правда, бумажник с кредиткой был при мне, и когда я немного очухался, то тут же двинул в банк и снял со счёта всё, что там было. И сразу же сюда, в мотель, ждать тебя……   
    -За целых 6 часов до назначенного срока… Представляю, каково тебе было. Ну а деньги… Сор, чепуха. Вспомни, в нашу первую встречу ты ведь был почти гол.
    -Ха-ха-ха! Вот это уж точно. Тогда на море, когда мы впервые увиделись, я вообще лежал в одних плавках. Заплыл слишком далеко, не рассчитал сил и еле добрался до берега. А ты как-будто бы и не удивилась… А потом эта больница… Врач что-то бубнил мне на ухо, опухоль, операция какая-то, ересь, ей-богу. А я всё смотрел на тебя и ждал, когда же он наконец-то отстанет. Я ведь всё время думал о тебе, надеялся, что увижу вновь. Глупо: жить в миллионном городе и мечтать о встрече с человеком, не зная ни его имени, ни адреса, ни телефона… Я  ведь не мог и вообразить, что вы с ней давно знакомы……
    -Скажи честно, ты чувствуешь к ней ещё хоть что-то?
    -Чувствую ли я? Мне сложно объяснить это словами… Наверное, когда-то с моей стороны это действительно была любовь. Я помню, как просыпался по утрам намного раньше просто от предвкушения встречи с ней. Это как-будто тебе в грудь поместили какой-то горячий и шевелящийся клубок. Он щекочет тебя, подзадоривает, а ты и боишься, и одновременно замираешь от восхищения. Я искренне пытался понять, куда всё это ушло… Думаю, что-то съел быт, все эти мелкие дрязги, возня, погоня за деньгами. А может, в действительности всё и не так, просто это был амок, временное помешательство. На самом деле, я бы ещё очень долго тянул эту резину, отчасти по инерции, отчасти потому, что знаю, как ей без меня будет тяжело. Но тут появилась ты…
    -Всё происходит так, как должно быть. Верь мне, уж я-то знаю… Ну, хватит. Скоро светает, мы проговорили всю ночь, и ты, по-моему, сейчас уснёшь прямо на подоконнике. Пойдём в кровать, тебе нужно отдохнуть.
    -Нет, нет, погоди  немного, я хочу ещё побыть с тобой, я ведь ждал так долго…
    -Не глупи, теперь мы вместе, и у нас впереди вся вечность… А сейчас спать…… вот так… укрывайся, ложись поудобнее и закрывай глаза. Я буду рядом, когда ты проснёшься, а за окном нас будет ждать новый прекрасный день.
    -Я люблю тебя больше жизни…
    -Я знаю…


     В номере дешёвого мотеля, под тиканье стареньких наручных часов, он впервые за долгие годы уснул глубоким и спокойным сном. Прошлое, настоящее и будущее канули для него в Лету. Светало. Измученный слабый человек, истощивший последние силы, расставаясь с опостылевшей Жизнью, грезил на коленях своей настоящей возлюбленной - прекрасной женщины по имени Смерть.   
22 Стучи, тебе откроют
Ольга Пыжова
   Анна находилась в жутком горе: умерла мама. Она всегда знала, что для нее это будет очень тяжело, физически невыносимо, но чтобы так, представить не могла. При жизни мамы она и не подозревала, что, соприкасаясь с таким огромным нематериальным богатством, как любовь своей мамы... мамочки... и, лишившись его, потеряет смысл и интерес к жизни: - Почему она умерла? Как без мамы жить? - Задавала и задавала сама себе бесконечные вопросы.
 
   Она привыкла, что мама есть – можно дотронуться, прильнуть, поплакать и порадоваться. Всегда мудрый совет с лаской и той любовью матери, которой больше нигде и никогда не будет! В этом Анна была не одинока: родня, друзья, соседи и знакомые также испытывали не поддельное горе, соболезновали и пытались утешать. При встрече с Анной, они рассказывали чем ее мама им помогла, что советовала и с каким неподдельным участием выслушивала, держа в тайне, доверенное ей. Для всех потеря была из потерь.

   Анна не могла утолить боль потери - она, душевная, оказалась самым сильным  страданием.  При жизни мамы дочь старалась ей угодить, во всем помочь... Покупала ей наряды (мама любила красиво одеваться, имела утонченный вкус,  хорошо танцевала и обладала музыкальным слухом и оперным голосом). Но это все не то... Не то! Казалось, любви было мало, надо больше любви. Но ее много не бывает, любви всегда мало. В горе этого не понимаешь и укоряешь себя вновь и вновь: сделала не так, не столько, не вовремя...
 
   Не реагируя на уговоры, Анна часто отказывалась от еды, осунулась и потихоньку умирала от тоски и отчаяния. Ее дочь, еще школьница, старалась спасти мать уговорами и однажды сказала: - Ты умрешь, а я как буду жить? Ты же моя мама!
   - Вот именно, как? - Медленно, как сквозь толстую пелену, смысл дошел до сознания: - Надо бороться, ради дочери, противостоять убивающей тоске, выкарабкаться. Но как?

   Соседка, жившая через несколько домов от нее, посоветовала обратиться в церковь. Там Анне дали псалтырь для ежедневного чтения. Читала долго с усердием и верой, но перемен не было. От беспомощности становилось только хуже. Сама поняла – умрет. Церковь, благословляя,  продолжала наставлять: -"Исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословиями и песнопениями духовными".

   При очередном чтении, не теряя надежды на пока не помогавшие тексты, вдруг поддалась требованию наития и повернула  взор в пустой (без иконы) угол комнаты направленный на восток и в сердцах, не по церковному уставу почти прокричала к Богу: - Господи! Зачем тебе моя смерть? У меня ребенок,помоги-и!

   То, что последовало дальше, не забыть никогда. Это, как вчера было. Анна услышала ответ, но не слухом, а всем своим существом и отдельно каждой клеткой, и не столько услышала, сколько почувствовала каким-то способом, не понятым ею...

   - Я бы тебе помог, но креста на тебе нет. – Прозвучало спокойное и властное одновременно.
 
   Креста на шее действительно не было – порвалась цепочка накануне похорон и ненужная лежала в трюмо. Сама туда положила и забыла. Не мудрено, горе – то какое. Хоть мама и долго болела, но она была. "Была" - какое страшное слово!
Наконец вняла, что говорят ей и, оцепенев на какое-то время от Великого участия, сорвалась с места к трюмо: - Скорей... меня ждут... найти!
Но ни креста, ни цепочки найти не удалось. Потрясенная и понурая Анна вернулась на то место, где услышала голос. Она уже знала, с Кем будет говорить и, воспринимая все, что происходит, очень серьезно, не могла и не хотела ослушаться.

   С осознанием вины, с глубокими душевными муками и надеждой сказала: - Я не могу найти крест, прости! Помоги мне сейчас! Я больше никогда его не сниму.
В комнате царствовала тишина. Анна ничего не услышала в ответ, но по сгустившемуся вокруг нее пространству поняла, что рядом Явление, ее поняли и повелевают замереть в смирении и ожидании. Ждать было чего...

   Начиная с волос, обегая каждую клетку сверху вниз с нее (не понять как быстро) сползала тоска. Горе потери оставляло ее, освобождая от длительного гнета мучений и одновременно наполняла спокойствием и даже какой – то торжественной радостью с мелкой дрожью. Дрожь медленно спускалась вниз вплоть до подошв. Это было сродни ликованию. Так счастлива Анна никогда не была!
Она продолжала стоять в блаженном ступоре и потихоньку оживала. Новое состояние причастности к чуду наполняло тело светом и невесомостью.

   - Господи! Почему Ты позволил мне стоять, почему я не упала на колени?!
И что это было?
Вопросы сыпались уже без ожидания ответа, но спустя некоторое время, Анне показалось, что она сама нашла его:
   - Это был Божественный восторг, второе рождение и меня Великой любовью спас Бог!

   Восторг, постепенно тая, сошел на нет. Тоска опять навалилась, но с этого дня пошла на убыль. Пришло понимание, что умрем все, что не каждая мать имела такую заботу и имеет такую память, и что есть Бог, который всегда спасет!
 
       Стучи, и тебе откроют!
23 Вера, Надежда, Любовь
Татьяна Карелина7
В двадцать первом веке великое множество людей верит только в силу денег, им непонятны простые, человеческие отношения. Надежда должна была давно к этому привыкнуть, но не могла этого сделать. Она такая, какая есть, меняться не получалось, вернее не хотелось. Такими же были её родители и их родители. Она помнила, что её бабушка часто повторяла:

- Душа для нас главное, всё остальное - второстепенное.

Надежда медленно шла по улице, наслаждаясь тёплым вечером, пением птиц, красотой цветов и думала о том, что жизнь, действительно, прекрасна и удивительна. Сейчас она приготовит ужин и будет ждать Павла. Она до сих пор не может привыкнуть к тому, что нашла свою любовь. Павел добрый, умный, красивый, весёлый, дружелюбный. Он во всём разбирается, всё умеет делать, у него много друзей. Удивительно, что он заметил её, заговорил, пригласил на первое свидание, ведь в ней нет ничего особенного, она невысокого роста, некрасивая, рыжеволосая, со множеством веснушек на лице.

С того памятного дня, когда они познакомились, прошло почти два года, она его любит, а он... Они встречаются почти каждый день. Она не знает о чём он думает, она ничего не загадывает и никогда не спрашивает, какие у него планы на будущее. Зачем? Жизнь всегда и всё сама расставляет по местам. Надежда любила и была счастлива сегодня, сейчас, а это самое главное...

Павел медленно шёл по улице, он не обращал внимания на тёплый летний вечер, пение птиц, красоту цветов. В его голове вертелся только один вопрос - что ему делать, как жить дальше? Он всегда был всеобщим любимцем, у него много друзей, он нравится женщинам и никогда не пропускал возможности покорить ещё одно женское сердце.

А потом на его пути появилась девушка, которая его удивила. На первый взгляд казалось, что в ней нет ничего особенного - невысокая, некрасивая с рыжими волосами и множеством веснушек на лице. Но было в ней что-то... Он не знал, как это объяснить себе и другим, но она была загадочной, необыкновенной, интересной.

Все его прежние женщины были хорошо одеты, постоянно посещали салоны и массажные кабинеты. "Упакoванным красавицам" не было никакого дела до бедных, больных, несчастных, они об этом никогда не думали и не говорили. А Надежда не забывала о других, старалась помочь всем и каждому, даже если её не просили. Это удивляло и его, и всех знакомых, друзей, ему надоели их шутки, взгляды и ехидные улыбки. При этом его раздражало то, что теперь "упакованные красавицы" были ему неинтересны, а простенькая, некрасивая Надежда привлекала. И ещё. Ему было обидно, что он для неё не главное в жизни. Она часто повторяла:

- Душа для нас главное, всё остальное - второстепенное.

Это слово "второстепенное" раздражало его больше всего. Сам того не осознавая, он хотел, чтобы главным в жизни Надежды был он - Павел...

Она ждала его весь вечер, но он так и не пришёл. И не позвонил. Он исчез из её жизни и даже не попращался. Она любила его, а он её нет. Она будет помнить его всегда, а он о ней, вероятно, уже забыл...

Не было ни одного дня, чтобы Павел не вспоминал Надежду. Первое время он был уверен, что она позвонит и попросит о встрече, ведь так делали все женщины от которых он уходил. Он так и не дождался её звонка. Каждый день ему хотелось бежать к ней и просить прощения, хотелось, чтобы она всё поняла и простила его.

Прошло около двух лет. Однажды утром, просматривая утреннюю газету, Павел увидел Надин портрет. В заметке рассказывалось о том, что Надежда Тихомирова спасла мальчика, который едва не утонул, провалившись под лёд. Упоминалось также, что Надежда - мать двоих детей. Павел был уверен, что это ошибка, конечно же никаких детей у неё никогда не было и нет. Ещё в заметке сообщили, что спасённый мальчик и Надежда находятся под наблюдением врачей в городской больнице.

Павел купил апельсины, яблоки, печенье и поехал навестить героиню в надежде попросить прощения и помириться. В приёмном покое ему сообщили, что у Надежды Тихомирoвой сейчас посетители - муж и двое детей. Павел понял, что журналист не ошибся, у Надежды счастливая семья, не надо ей мешать. Было горько, больно и обидно, он развернулся и ушёл.

Прошло ещё три года. Павел, сам того не замечая, сильно изменился. В женщинах он теперь искал и замечал не только внешнюю, но и внутреннюю красоту - доброту, отзывчивость, терпение. Последние годы у него было несколько женщин, но ни одна из них не смогла вытеснить из его души памать о Надежде. Когда он вспоминал о ней, его всегда охватывала печаль.

Однажды летом Павел сидел на лавочке в старoм, тенистом парке. Погода была чудесная, золотая осень. Он думал о жизни, о прошлом, настоящем и будущем. Все его друзья давно женаты, у них семьи, дети, заботы и радости, а он один. Неожиданно он услышал громкий стук и детский крик. Павел бросился помогать маленькой девочке, у которой перевернулся велосипед. Он подхватил ребёнка на руки, девочка доверчиво к нему прижалась. В это время к ним подъехала на велосипеде ещё одна девочка - точная копия первой. Одновременно с ней подбежала женщина и взволнованным голосом поблагодарила Павла. Это была она.

Надежда тоже узнала его и смутилась. Павел сказал:

- Здравствуй, Надежда, вот мы и встретились. Я знал, что у тебя муж и дети, а теперь познакомился с твоими девочками.
- У меня нет и никогда не было мужа, - ещё больше смутилась Надежда.
- А кто же был у тебя в палате, когда три года назад я приходил к тебе в городскую больницу? - удивился Павел.
- Ты приходил? И не зашёл? - спросила она. И добавила:
- Я хотела видеть детей и мой брат привёз их ко мне в палату.

В это время девочкa, которую он продолжал держать на руках, спросила:

- Мама, это наш папа?

- К сожалению нет, - вздохнул Павел.

- Да, это ваш папа, - ответила Надежда. И добавила, глядя ему прямо в глаза:

- Это наши дочери - Вера и Любовь. Они тебя очень ждали!
24 Нефертити красавица грядёт Полное произведение
Каменцева Нина Филипповна
"Женские истории любви" сборник 8

В самых невероятных ситуациях оказываются героини ро-
манов и повестей Нины Каменцевой – и в опасных, трагиче-
ских, и в интригующе-загадочных, фантастических, а порой
и забавных, – но всегда остаются настоящими Женщинами.
Именно женская мудрость, удивительное сочетание стойко-
сти и гибкости, присущее прекрасному полу, позволяют им
выйти с честью из любых испытаний, сохранив верность
своему предназначению: любить, быть любимыми и служить
продолжению на Земле... и не только!

Фантастика
Нефертити –
«красавица грядёт»

1. ПРОСНУЛАСЬ В НОЧЬ. ЕГИПЕТ
(НАЧАЛО XIV ВЕКА ДО Н. Э.)
1. «Красавица грядёт» – царицей Египта

   Нефертити – «красавица грядёт» – царицей Египта про-
снулась в ночь. И кто такой счастливчик, кто знал меня в
лицо, зачем по имени меня позвал? Неужто мои миндале-
видные глаза открыли правду обо мне, а может, шея вытя-
нутая и вырез платья глубокий пронзили насквозь душу,
сердце молодого царя, а может, он не царь, Жрец Древне-
го Египта, который день и ночь молил и вымолил подарок
от матери-солнца – на землю дочь спустить.
– Живи и наслаждайся, не забывай, чья дочь. И делай
лишь добро, за это благословит Господь. Спаси народ от
голода и нищеты. Ты освети всем путь, тогда ты лишь с
нежностью родишь. Ты станешь матерью земной, ты не-
порочна, ты дева и рождена, чтобы любить и миру счастье
подарить. Не нужно войн, одним движением глаз, лишь
ты моргнёшь, заставишь камни двигаться, и ты одна смо-
жешь, создашь, что не под силу даже сотне лошадей, вер-
блюдов, мужиков. Построишь город на песках, сады там
зацветут, о чём ты будешь мне рассказывать в молитвах
по утрам и объявлять победу каждый день, когда зарёй
покину – уходя.
– Спасибо, солнце-мать, что ты доверила эту миссию
мне, хотя и было много дочерей, дала возможность зем-
ною девой стать и своим лучом по лестнице надежды на
землю опуститься, но я не смею с тобою согласиться,
ты ж меня направила в пески, где жизни нет, на верную
смерть. Неужели на земле ты не выбрала других мест,
чтобы мне жилось свободно и богато? В лес ходить, и
ягод набирать, и страсть испить из минеральных вод. И в
океане тёплом мне искупаться?!
– Ты замолчи! – сказала солнце-мать. – Тебе не велено
перечить взрослым, я знаю, понимаю лучше всё и знаю,
где найдёшь ты счастье. Лишь только делай всё ты и не
ленись, тебя заметят, будешь там богата, не позволяй ез-
дить на себе, одни мечтают впиться в кровь бесплатно.
Всегда горда была и будь и там такой же.
Поникла головой, но что же делать, никто ещё не смог
перечить матери завету, тихонько пошла вперёд навстре-
чу счастью, но остановилась: захотелось пить! А здесь
одни пески, вдали как будто что-то... иду туда, а там алоэ
лист один, взяла его, надрезав там, две капли слегка по-
мазав на язык.
В себе же думаю я плохо: «За что меня ты наказала,
меня послала умереть...» – но так к алою присосалась,
показалось – литра два воды. Иду я дальше, есть охота,
но нет, не встретился никто, достала нож, вонзаю в яще-
риц двух. Поймать сумела, распорола брюхо, раскрыла,
уложив на камень припекать (мать луч послала), и, на-
сладившись мясом вкусно, пошла к кактусу, его я увидав.
Какая сладость, а витамин!.. Так где же мне переночевать
здесь?
Идёт в пустыне ничейный верблюдов караван. Что там
случилось, кто посмел напасть? Остановила, приказав им
садиться, сама людей пошла искать. И вижу я карету Па-
дишаха, а в ней ребёнок, мальчик.
– Как же тебя звать? А где же все твои людские воины?
На руки я взяла его, а он ручонками растягивает кофту,
полез к груди и начал её сосать. А молоко, как будто бы
с коровы, на глазки брызнуло ему. Неужто я, не став же-
ною, могла дитя родить?! Вдали – опять заметила – шли
люди, истекали кровью... оставляя след. И кто они? Иди-
те вы за мною, я помогу, хотя не человек.
Приблизились они, меня заметив, и взяли с рук мла-
денца, и благодарят:
– Спасибо мало нам сказать тебе за это, и, если жен-
щина, ты будешь мне сестрой, а если девушка, женюсь и
будешь ты царица, спасла ты братца моего, – сказал мне
царь. – Напали чужеземцы, растаскали тюки с золотом и
серебром, убили мать, жену мою, сестру забрали в плен,
но ты дала родник к дальнейшей жизни, ты наша гор-
дость, невеста и любовь! Я верю, вместе мы раздвинем
горы, построим замки и дворцы, пойдём войною и по-
бедим мы чужеземцев, чтоб не уничтожали больше ма-
терей; плодились женщины, в достатке жили, одаривали
радостью любви и добротой. Как звать тебя, скажи мне,
сама нежность, неужто я тебя, любимая, должен Нефер-
тити звать?!
– А я не против, забыть должна, как звала мать, тебе
лишь одному буду покорна и рада Нефертити стать!
Какое счастье: среди песков Египта сошлись два тела
молодых, и тут он понял, что она девица, и объявляет её
своей женой.
На этом же месте строились дворцы, кто проезжал по
Восточному караванному пути, тот помнит: когда-то были
здесь пески, сейчас воздвигнуты дворцы, хоромы. Одним
мизинцем, одним взглядом переворачивала многотонные
камни и строила пирамиды до неба высоко. Хотелось
достать до мамы, поближе быть к ней, но солнце разве
можно ли достать? Придумывала всё и находила много
правил красок, косметику и маникюр на ногти, рисунок
на руках, чтобы показать любовь для милого в подарок.
Он удивлялся моим способностям, любил и нежил по но-
чам. Такие страсти не подвластны солнцу, но здесь зем-
ная любовь была. Видела измену людей и замечала рев-
ность, страсть других по отношению ко мне, одна была
верная ведь дочь матери своей я солнца. И непристойно
как они за ширмой лёгкой разных принимали, а может, он
так ревновал меня, что обольщал меня в присутствии его
другими. Но страстно он потом уж ночью целовал.
А каждое утро я молюсь богам, из них одна – мать-
солнце, когда ж по вечерам, молясь, кричу вдогонку: куда
уходишь, мама... буду ждать.


1. ПРОСНУЛАСЬ В НОЧЬ. ЕГИПЕТ
(НАЧАЛО XIV ВЕКА ДО Н. Э.)
2. Нефертити – жена фараона Аменхотепа III
Любовь в пути лавиной фараона, гонца послал он во
дворец:
– Достойно встретить нас я возвращаюсь с новой мо-
лодой женою, имя, полученное подарком – Нефертити.
Зажечь все факелы, побольше света, освещайте прибре-
жье Нила до дворца, плывёт на царской ладье сама боги-
ня красоты – Нефертити, жена моя!
Сам же, храня вкус последнего поцелуя, притягивает в
сладостной любви опять. Здесь непорочность при других
любить и сексом наслаждаться, хотя и воины на одной
ладье, и слуги плывут здесь, дети чьи-то, ну и пусть, пу-
скай поймут любви затеи вкус. А царская ладья, которая,
касаясь золотых волн Нила, плыла всё дальше, унося за
горизонт залива, освещённая солнцем, вода блестела в
гармонии любви. Под звук вёсел нежно, словно волноре-
зом, волною по ладье била всё.
Достойного приёма не знали прежде, быстро всё слу-
чилось по возвращении под натиском надлежащей про-
цедуры, возведена была на трон женою. Хотя в гарем по-
пала я впервые...
– Ах, мамочка, куда меня послала, не знала, что лю-
бовь должна делить! Где было множество женщин, жён.
Любимая и первая жена под одним боком, и сын его Адон
всегда в маске, что скрывает он? Хотя росточком неве-
лик, ручонки женские его, словно детские ещё! Но что-то
в нём есть, сейчас я не пойму, но, может, я однажды в
комнату его войду. Он там скрывает то, что видит только
мать. Но сквозь отверстия заметила и красоту, печаль глаз
неба голубого, смотревшего с тоскою и с любовью, ох,
как боюсь я их... Сама же маска скрывала прокажённое
лицо – изъяны болезненной ветрянки, – так слышала, но
хотелось удостовериться, узнать.
С другого бока любимая фаворитка до меня, она кра-
сива, молода! Кому он в верности в любви клялся, когда-
то обещанием покорял. А тут же я, явилась красотой сво-
ей в гарем, где тысячи «зверей», хотевших растерзать; за
красоту и стан, и сразу женой стать.
Одетая по статусу жены: лавандой, розой омывали, на-
ряжая в белое полотно, и нежное вплетение в волос ди-
кой орхидеи веночком на голове. Топлесс* – оставив с об-
нажённой грудью. Какая прелесть лишь смотреть на них,
нетронутый цветок, колоколов тюльпан! А для других
притронуться путь закрыт. И жертва в честь новой жены
принесена, и кровь после вонзённого кинжала с быка по-
токами пошла. Такова судьба: после жертвоприношения
быть рядом с ним до смерти, и стала я и по закону жена
фараона Аменхотепа III, который оказался не молодой, а
лишь прикрыт он моложавой пеленой. Сгорала я в люб-
ви! – от поцелуев, ласк, – но не родятся дети.
Поникла я, красавица из далёких стран, страстна, а
он вокруг всё прыгает мальчишкой, беря за руку, в опо-
чивальню он ведёт, где нет двери и приближённые могут
видеть; притихли жёны за углом, в досаде слышатся сло-
ва такие:
– Подаришь сына мне, красивого, как ты?! Наследни-
ком я сделаю его при жизни. Моему первому сыну столько
же лет, сколько тебе. И если я сейчас умру, займёт моё он
место... Но ты должна мне обещать опередить его, пока-
зать свою любовь и страсть ко мне, чтобы я зажёгся так,
как тридцать лет назад, тебя сумел бы удовлетворять до
глубины любви.
Повсюду ароматические благовония из лепестков роз,
сама ты ангел, крылья сбрось, убери порочность, не стес-
няйся: любовь и секс – как два крыла, без них не поле-
тишь! И фараону, то есть мне, показывай любовь, но это
и не всё, ты тоже получай удовольствие в любви! Ты есть
сама смесь ума и красоты, и страсть желанья разожги,
чтобы факел мой всю ночь горел, как много лет назад!
– Но слышала я, ты и бывшей фаворитке говорил: «Ты
навсегда моя!» А мне всё шепчешь, лезешь целовать...
– Я обещание даю: будешь самой сладкой и любимой
женой! – до боли ревностью поранив первую жену и фа-
воритку, стоявших здесь, невдалеке. Но не только их...
боли ночь прошла у сына Эхнатона (Akhenaten). Имя от
солнца бога Амона. Несбыточной мечтой был окружён,
был влюблён давно в мечтах в такую, как она, бредил
ею... сонет о ней писал, лепил фигуру, похожую, как ка-
пельки воды, хоть раньше никогда не видал, будто с неё
портрет с лица списал... Она же ночь с отцом в постели
зажигала, а мне как быть, опять лицо всё черви ели... ко-
рявое... опять и понимая, что урод.
Она страдала по ночам, её притягивало сына молодое
тело. Но верность мужу соблюдать ей наказывала мать...
однажды днём ворвалась в комнату сына, заметив все
скульптурные работы его... Не знаю, зачем говорят, что
он умалишённый! Прочтя сонет, что посвящал он ей один
за другим... Так он ещё поэт!.. Увидела статую в полный
рост свою... Такую, когда короновали царицей. Венок ди-
кой орхидеи и топлесс, о, как он их воспроизвёл? Но кто
открыл же дверь? Неужто он, сын Фараона... Она вытяну-
лась рядом со статуей своей.
Он к ней подходит, нежно прикасаясь. О Господи, ка-
кое тепло от них, как живых...
За ним вбежала его мать:
– Не мучай ты дитя моё, ты не полюбишь... прокажён-
ный он, забудь дорогу сюда!
Но поздно было говорить, Нефертити сняла маску
сына.
– Ты красив уже лишь тем, что ты Творишь!.. богат
душою, сердцем... – присев на кровать к нему, лаская. И в
это время Фараон в дверях, к Богам взывая:
– Кто позволил притронуться к жене моей?! – но сын
спокойно отвечал:
– Ты у меня любовь отнял, послала она ко мне, ты
стар, что можешь ты ей показать и дать?
В порыве гнева Фараон хватает сына бросает на мра-
морный пол и душит, чтоб уничтожить.
– Побойся Богов! – закричала мать.
– Побойся гнева Бога солнца, – вдруг сказала. – Я Не-
фертити!
И Фараона вывели в его опочивальню, обратно... я же
осталась успокаивать, уже не стесняясь, его целовать.
Пускай думают – как сына, но что-то близкое к нему я
ощущаю... его пылкость и страсть срывает он, забыв отца
обиды.

1. ПРОСНУЛАСЬ В НОЧЬ. ЕГИПЕТ
(НАЧАЛО XIV ВЕКА ДО Н. Э.)
3. Замужество за Фараоном Аменхотепом IV
и ощутить себя матерью
Фараон Аменхотеп III ушёл к себе, а я осталась. Хо-
телось успокоить его сына, но он не растерялся, в при-
сутствии других скользил своей рукою по плечу. Почув-
ствовала соблазн и в сердце вспомнила завет матери:
«Должна ты быть преданной мужу». Я встала, побрела к
нему в опочивальню. Вокруг его уж женский рой: жёны,
фаворитки. Он гаснет на глазах, больной, ко мне протяги-
вает руку и молвит: «Садись». Присела я к нему поближе
на кровать, а он на ухо говорит:
– Побудь со мной, я чувствую, что умираю. Смерть –
равное пустыни – моря... уходишь ты туда, откуда ты при-
шёл... в спокойствие. Когда-нибудь ты любила ли меня?
Я же чувствую, что наша любовь так и не расцвела. Уже
умираю, так и не родила ты мне дитя. Прости, что рано
покидаю...
Закрыл глаза, покинув свет, дальше не сказав – и кто же
я такая? Я лишь была жена при нём любимая, последняя.
Но кто же я теперь, сейчас при дворе в гареме я осталась,
но ни жена, ни мать. Такая, как и все, а их до тысячи уже.
Мумию Фараона Аменхотепа III уложили с футляром в
каменный саркофаг, имевший форму человеческого тела,
в золотой маске под огромный балдахин, и мы все стояли
прощались с ним. Жрецы кричали мне:
– Здесь тебе уже не место!
И по обычаю тут же возвели сына фараона на престол
царём, и стал он Аменхотеп IV... он в гневе закричал:
– Не вам решать, она жена будет моя! – взяв за руку,
увёл к себе. Согласие моё он хочет знать сейчас же. Но я
в ответ сказала так ему:
– Ты видишь, я никто здесь, после смерти отца твое-
го, Фараона Аменхотепа III-го... нет почвы под ногами, и,
если ты возмёшь меня, решай: лишь соглашусь на равно-
правие. Согласен властвовать вдвоём – я буду всю жизнь
тебе верная жена, рожу детей. И будем долго жить, лю-
бить и наслаждаться жизнью.
Он согласие даёт и полностью меняет вероисповедание
в царстве, выйдя полностью из веры тумана чёрных оков,
чтоб преклоняться лишь диску солнца, как и Нефертити.
Так много общего, что сразу он в глазах моих поднялся и
стала по-другому я смотреть, и радоваться, и наслаждать-
ся. Не разрешил в честь смерти отца убить быка. Любовь
заставила и поменяться с привязанностями: он перестал
интересоваться женщинами гарема, распускает впервые
гарем, стал книжником, поэтом, возводил статуи вождей,
писал, чертил на камнях, он был трудяга и говорил:
– Они будут жить вечно...
Лицо его обезображенное со временем без маски ста-
ло заживать. Он иногда вспоминал с болью слова отца:
«И правда в том, что фараоны не могут любить вечно?» –
«Любовь – это ветер, а Нефертити – голос бури песка из
будущего...»
Эхнатон высказал же ему, чем он думает после смер-
ти отца заниматься – построить новый город счастья и
жениться на его красавице жене. Отец не выдержал, на-
бросился на сына... последние дни всегда были перед гла-
зами у него.
Отец фараон в гневе уходит в комнату свою, ложится.
Не выдержало сердце, говорит:
– Он молодой, Нефертити, родишь ему много детей,
и будете вы все, и дети, поклоняться только диску солн-
ца. Оракул (предсказатель) представил предсказание, что
Нефертити не родит мне детей для сохранения нашей ди-
настии, ничего нет важнее власти для неё.
Он умирает над изголовьем. Мумию положили в сар-
кофаг, возвели сына на престол царём, и стал он Амен-
хотеп IV... И вдруг я молвила: «Драгоценное дитя солн-
ца, в твоём уродстве скрыта красота, сними маску...» – а
он мне: «Человечество выйдет из тьмы, мы поплывём
по Нилу и построим город счастья», – «Жрецы Египта
помешают тебе». Они и впрямь подговорили фаворитку
отца, чтобы та решилась отравить его – по капле в день
наливали в воду, и он болел, стонал от боли живота. Но в
то же самое время жили полноценной жизнью. Я, Нефер-
тити, рожала и рожала каждый год ему дочерей, и всё же
настояла на равноправии власти. И он сказал:
– Шаг за шагом переходит тебе и от матери, и что ты
хочешь ещё?
– Я хочу равной власти с тобой.
И он меня назначил руководить финансовыми делами
империи, и принесли мне особые знаки власти...
Однажды спросила я его:
– Обычно женщина любит мужа как детей, а как у вас
мужчины любят? Так, например, меня одну и навсегда?
И лишь после этих слов он, единственный из правле-
ния фараонов, закрыл гарем и оставил Нефертити – един-
ственную жену... И я наградила его, родив шестерых кра-
савиц дочерей. Меня невзлюбили жрецы, когда забрала
власть у них собирать пошлину для казны и назначила
сбор близким ко двору. Аменхотеп IV, мой муж и фараон,
уже был сильно болен, и руководила я всем, продолжая
его дело – построить город счастья, солнца на холме. Пу-
скай не будут там хоромы, я двигала и чертила на ровные
квадраты, поднимая и укладывая камни взглядом, помо-
гаю нам верующему народу. Город построен, но мужу
не суждено было увидеть, он умирает, я властелин над
всеми... Такого не бывает, и я решаю сразу верно этот
вопрос. Заметив, что уже подрастает наследник, сын Ту-
танхамон, а я ему мачеха, решила поженить его сразу на
двух своих дочерях. Но так как он был мал ещё править,
опять я одна стою у руля и руковожу. И каждая дочь роди-
ла, но младенцы не прожили долго: кровь одна.
Среди простого люда заметила Иоми, первую детскую
любовь, луч света, который сбежал следом на землю за
мной... Он настаивает на любви, говорит: «Закончились
детские игры, и они выросли, и он ей уже не может быть
братом, он хочет большего: любить и быть любимым». В
то время был ещё жив Фараон, и я сказала:
– Иоми, я всем обязана Аменхотепу, я его люблю, он
научил меня любить, любить поэзию, и многому ещё. У
фараона болит живот, неужели не сможешь полюбить
меня как его? Я же была послана богами, чтобы стать же-
ной фараона Аменхотепа, у которого уже подрастал на-
следник, сын, который был очарован красотой моей...
Энергия Золотые нити Нефертити, то есть моей, ра-
ботает на омоложение кожи лица и тела. Заполняет мор-
щинки, подтягивает и оживляет кожу, делая её более эла-
стичной. Загадочная царица Египта Нефертити и фараон.
Красавица и чудовище – Эхнатон и Нефертити – Цар-
ственные Боги Египта МегаШара, где в древности на-
ходился город Ахетатон, столица знаменитого фараона
Аменхотепа IV (позднее Эхнатона) и его главной супру-
ги царицы Нефертити. Тутушепа – настоящее имя. На-
станет день, когда наши пути пересекутся, ты приехал
в Фивы – зачем?.. и она снимает свой дорогой наряд,
новая жена покорила простолюдинов... которые жили
одним днём, пока не разлился Нил и не затопил счастли-
вый город, и вихрь не накрыл песком, где она в счастье от-
ставшие дни прожила с Иоми, а может, не она, а я... «Пу-
скай найдут мой склеп, – сказала, умирая. – Спрячь меня
так, чтобы не нашли...» Среди простых людей я, как они...
25 Вот такая петрушка
Тамара Авраменко
Вот такая петрушка.
рассказ 
- Эй, парень, передай на билет, - услышал Пётр и машинально взял деньги, машинально сунул вперёд и направился к выходу.
       Ему помешали строить планы на вечер, и теперь он вернулся к своим мыслям. Даша возвращается с летней практики, он встретит её прямо на вокзале. Нужно только купить цветы. Он не знал, как они называются, но помнил: фиолетовые и похожи на лилии. Найдёт ли? Будет нежным и внимательным и, конечно же, извинится за выходку, когда ушёл, разозлившись и сильно хлопнув дверью. В ушах звучали слова девушки, которые  сквозь слёзы крикнула вдогонку:
- Ну и пожалуйста! Никто плакать не станет!
        Причина размолвки казалась теперь мелкой и незначительной. Что собственно такого она сказала!
- Петруша, у тебя как со временем? Может, выберемся на природу?
       А  потом как бы невзначай:
- Петруша, совсем зарос, давай постригу.
- Сколько раз просил, не называй меня кукольным именем! – сказал он с раздражением и выскочил, сильно хлопнув дверью.
      Своё имя он ненавидел с детсада, с тех пор, как ребятам показали русскую народную сказку, в которой главный герой Петрушка  оказался дерзким, хитрым и одновременно бестолковым.  Дети тут же подхватили запомнившееся имя, и понеслась! Они тыкали в него пальцем и кричали:
- Петрушка! Петрушка! Схвати себя за ушко!
        Он отбивался, как мог, злился, дрался.
- Не называй меня Петрушей, - просил Дашу, но ей, видимо, хотелось его позлить.
       Она так и уехала, не попрощавшись. Месяц тянулся вечность. Пётр много раз прокручивал в голове сцену ссоры и винил только себя. Подумаешь, назвала Петрушей! А в школе, когда проходили  «Капитанскую дочку», его прозвали Гринёв. Тем более, что он на самом деле Пётр Андреевич. Это было круто. Ему нравилось. Но Петруша! Нет, определённо, с именем ему не повезло.

      Пётр спрыгнул с подножки автобуса и зашагал к гастроному, возле которого ютился цветочный киоск. Под магазином шла бойкая торговля.  Торговки разного возраста, комплекции и воспитания бойко взвешивали, резали, заворачивали, считали.  В магазин можно было не заходить. Здесь, на стихийном рынке, отоваривали всем.
      Миновав рыночек, Пётр подошёл к автомату с газировкой и выпил два стакана подряд.
- Петрушка! Купите петрушку, - услышал он и чуть не подавился последним глотком.
      Под цветочным киоском, поодаль от всех, стояла низенькая сухонькая старушка в пёстрой косыночке.  В руках она держала  пучки петрушки и протягивала прохожим. Но те проходили мимо или отмахивались, как от мухи.
      Слово «петрушка» больно резануло сознание, лицо парня не излучало дружелюбия, и старушка  отвернулась от него. Она наклонилась и стала брызгать водой из пластиковой бутылочки на пучки, плотно уставленные в коробке, чтобы освежить привядшую зелень. Пётр увидел её ладони: с распухшими суставами пальцы, грубая тёмная кожа – трудовые крестьянские руки. Он вспомнил свою бабушку, жившую с огорода да на крохотную пенсию. Она вязала  носки и пинетки, тащила на рынок всё, что росло в огороде. Сердце его сжалось. «Вот так и бабушка Лиза стояла и ждала, когда купят её нехитрый товар», - подумалось ему.
      Парень нащупал в кармане десятку, прихваченную на цветы. До получки дней пять, как-нибудь выкрутится. Дашу встретит без букета, подарит потом. Он решительно шагнул к старушке.
- Почём пучок?
- Тридцать копеек. Можно на рубль четыре, - оживилась бабулька.
- Много продали? – Пётр повертел в руке влажную траву.
- Что ты, миленький, несколько пучков взяли. Стою-стою! Нынче народ сам  выращивает.  Дачи.
- Забираю всё. Этого хватит? – он вытащил десятку.
- Шутишь? – старушка смотрела с опаской и надеждой.
- Какое «шутишь»! Нарежу, насушу, на всю зиму хватит. Вот только как нести?
- Я тебе упакую, - спохватилась она, достала из сумки кусок целлофана и завернула петрушку, тихонько приговаривая:  - Бог тебя не оставит. Бог тебя наградит за доброту.
- Что говорите, бабушка? – спросил из вежливости Пётр.
- Ешьте на здоровье, говорю.
           Пётр поспешил к троллейбусу, идущему на вокзал, но тот уже отъехал. Занести петрушку домой было некогда. Поезд приходит через сорок минут. Перед глазами ещё стояла старушка с пучками зелени в руках. Нет, он не жалел о своём поступке. Но почему-то бабуля не выходила из головы.  «Интересно, одна живёт или с близкими? Есть ли дети, внуки?» 
- Знаешь, сынок, всех не накормишь, не обогреешь. А чтобы уважать себя, не стыдись сделать доброе дело, - говаривала мама.
- О чём я думаю! – рассердился на себя Пётр. – Через полчаса обниму Дашку, буду смотреть в её васильковые глаза…
           Поднялся ветер и погнал по тротуару мусор.  «Только бы не дождь!» - мелькнуло в голове. Новый порыв заставил повернуться спиной. Он спрятался под навес и присел на скамейку. Затем положил на неё пакет с покупкой, а взгляд упал на кучку мусора, забившегося в угол.   Парень не поверил своим глазам и наклонился, чтобы лучше рассмотреть. Среди окурков и пластиковых стаканчиков  выглядывала купюра. Это была десятка. Он положил её в карман и сел в подошедший троллейбус. На привокзальной площади купил цветы и с лёгким сердцем вышел на перрон, вдоль которого уже тянулся подошедший состав. В открытом окне вагона мелькнула рука, и знакомый голос позвал:
- Петруша! Я здесь!
         Лицо Даши, такое родное, проплыло мимо. «Петруша» прозвучало, как песня, как гимн любви. «Всё-таки замечательное у меня имя», - решил Пётр и побежал за вагоном, где двумя васильками сияли любимые глаза.
26 За стеной
Тамара Авраменко
За стеной
 Тая очень волновалась. О таком отдыхе мечтала всю жизнь. Не просто отдых, а турпоездка в Египет, обещавшая море новых впечатлений, беззаботное безделье, а главное, тепло. Сейчас, зимой, казалось невероятным, что где-то плюс тридцать и можно ходить в лёгком, специально купленном для такого случая сарафане.
За стеной послышался кашель, сухой, с надрывом. «Вот что значит бетонные стены, - в который раз подумала она. – Слышимость почти стопроцентная». Кто-то кашлял уже несколько дней. Сначала это было лёгкое покашливание перед сном, затем – бухающая очередь ночью, а сегодня её разбудили на рассвете. За окном ещё темень, а короткие очереди «Кх-кх-кх» сыпались и сыпались с небольшим интервалом.
- Чаю с малиной напейся, клуша! – крикнула Тая. Почему-то ей казалось, что кашляла женщина.
Наверное, за стеной её услыхали. Кашель на время утих, но через несколько минут выдали новую порцию. Сон сошёл на нет. Тая отправилась в ванную снимать бигуди.
- Раньше хоть ребёнок то заливался смехом, то плакал, - ворчала она.
       Из детства девушка вынесла память о строгой матери и молчаливом отце.   Мама любила повторять:
- За поступки отвечай сама, не сваливай на чужую голову.
Эти же слова она повторила ей, когда застала  дочку в слезах с горстью таблеток в руке. Мать сумела выудить из Таи признание, и та, заливаясь слезами, поведала о своей любви к Ромке.
- Он никогда-никогда не обратит на меня внимания, - твердила девочка.
- Дурочка моя маленькая! – мать впервые прижала её к своей груди и погладила по голове. – Жизнь – штука серьёзная. Иной раз так пригладит – хоть вой. А ты терпи, сопротивляйся, не поддавайся, ищи свой поворот. Найдёшь – будет всё ладно, не найдёшь…  ищи дальше. Вот тебе мой сказ.
- А ты нашла свой поворот?
- Нашла, - улыбнулась мама.
 Тая и Роман учились в одном классе. Она знала: он влюблён в Оксану, общепризнанную красавицу. Рассчитывать на свою внешность не приходилось. Что и говорить, до красавицы далеко.
       Тая торопилась на работу. До отпуска всего ничего. Надо было уладить кое-какие дела. Мебельный цех, где она заведовала лакокрасочным складом,  заказами не был обделён, благодаря директору Николаю Григорьевичу Воеводину, бывшему однокласснику. Он забрал её к себе в цех после того, как они столкнулись в супермаркете. Пригласил в кафе. За чашкой кофе друзья вспомнили школу, поведали о своей взрослой жизни. Таю удивила метаморфоза, произошедшая с некогда робким Колькой, безнадёжно влюблённым в неё. За столиком сидел уверенный в себе мужчина с непростой судьбой.  Подрастая в многодетной  семье, он поставил цель: добиться успеха и выбиться из нужды. После школы был Афган. Тая помнила: в армию они ушли вместе, Колька и Ромка.
- И ты своими глазами видел, как он погиб? – затаив боль, спросила она.
- Да, Тасенька, вот этими собственными зенками, - убеждённо сказал Николай и пустился в подробности.
Она опустила голову, не хотелось показывать слёзы. В сознание врезалась одна настойчивая мысль: «Всё кончено. Надежды нет». До сих пор Тая жила мечтами, созданными по собственному сценарию. Самой любимой была сцена на пляже. Она сидит в шезлонге. Какой-то мужчина остановился рядом, закуривает.
- Будьте добры, сдвиньтесь в сторону, Вы заслонили солнце, - говорит она.
Мужчина поворачивается и …  на лице удивление.
- Тая? Вот так встреча! Какая ты стала красивая!
Он, конечно, оценит и фигуру, и модную стрижку.
Картины сменяли друг друга, но смысл был один: счастливая встреча с Ромкой и вспыхнувшее чувство. За своё Тая не боялась: с годами оно не угасло. А школьные будни рядовой учительницы надёжно оградили  от перемен в личной жизни. И вот теперь она молча прощалась с надеждой, а Николай жаловался на неудавшийся брак. Тая почти не слушала. Перед глазами Ромка.
- На днях забегу, обговорим переход ко мне. Зарплатой не обижу.
Вскоре Тая оставила школу и приняла склад, быстро вошла в курс дела. А ещё через некоторое время позволила Николаю Григорьевичу остаться на ночь.
       Переучёт закончили поздно вечером. На время своего отсутствия Тая передала склад расторопной пожилой кладовщице. По документам недостача: не хватало партии высококачественного лака. Жещина только развела руками.
- Спросите у Николая Григорьевича.
- И спрошу, - сказала Тая и, прихватив ведомость, пошла к начальству.
- Николай Григорьевич! Надо разобраться. Куда подевался финский лак? Вот документ. На нём нет моей подписи.
- Не кипятись, - ласково сказал Николай и обнял её. – Так надо. Не беспокойся. Недостачи не будет. Спишем как-нибудь.
- Нет, Коленька, на тёмные делишки я не подписывалась. Или дай письменное распоряжение на выдачу лака, или верни на склад. Иначе…
- Иначе что? Заявишь в прокуратуру? Это у тебя на складе недостача. Это ты материально ответственное лицо.
- Ты серьёзно?
- А ты? Я просил: «Не едь одна, поедем вместе через пару месяцев». Ты не стала ждать. Я просил тебя родить ребёнка.
- Я еду не одна, а с подругами, - оправдывалась Тая.
 Ребёнок. Ребёнка она очень хотела, но это значило окончательно разрушить семью Николая. И потом, отцом своих детей привыкла представлять Ромку.
- Знаю, что с подружками и догадываюсь зачем. Мужика искать едешь. Я уже не устраиваю?
- Хочешь обидеть? Никто мне не нужен.
- Знаю, Ромку дожидаешься, а его нет и не будет!
- Дурак! – Тая развернулась и вышла из кабинета.
 Николай Григорьевич набрал номер.
- Михалыч! Финский лак уже отправили?
- Ждём Вашей отмашки, - ответила трубка.
- Сегодня же верни на склад. Сдать лично Таисии Фёдоровне.   
Тая возвращалась с работы. Слова о ребёнке, брошенные Николаем, не выходили из головы. «Может, и вправду родить? Годы уходят», - размышляла женщина. Вот она уже превратилась в старуху, шаркает тапочками по полу, ставит чайник в полном одиночестве, пьёт чай, заедая вчерашним хлебом. Кран на кухне не смолкает, и бесконечное «кап-кап-кап» бьёт по мозгам. Прислушивается. На лестнице чьи-то шаги. Но нет, не к ней. И неделями в дверь никто не позвонит. Разве что участковый врач, вызванный ею, чтоб увидеть живую душу.
- Ужас! – вырвалось вслух.
Разогрев утреннюю овсянку, она принялась за ужин. Готовить для себя одной  ленилась. «Может, не стоило уходить из школы? Там, по крайней мере, коллектив, дети, живое общение. Да и сама  когда-то сидела за партой с Колькой, а Ромка впереди». Воспоминания немного согрели.
- Кх-кх-кх, - раздалось за стеной.
- И снова здрасте! Давно не слышали, - рассердилась Тая.
Немного больше года жила она в этой однокомнатной квартирке. После смерти мамы переехала сюда: трудно было содержать большую на учительскую зарплату. С соседями почти не общалась. Кто же там, за стеной так надрывается? Тая представила старуху, грузную и неповоротливую, в поношенном, застиранном халате и стоптанных шлёпанцах. Живёт, скорей всего, с женатым сыном, а вечно недовольная невестка ждёт не дождётся, когда же свекровь помрёт.
- Кх-кх-кх, - напомнила о себе стена.
- Думают они лечить её или нет? – вздохнула девушка и направилась в ванную. К отъезду набралась приличная стирка.
Звонок оторвал  от занятия.
- Пришёл мириться, - Николай обезоруживающе улыбался и протягивал  цветы и шампанское.
Тая отвернулась и пошла в комнату. Пристроив подарки на стуле, он догнал её, прижал к груди и поцеловал.
- Соскучился.
- А я нет, - холодно ответила Тая. – Тебе лучше уйти. У меня стирка.
- К чёрту стирку. Надо поговорить. Я решил: ухожу от жены.
- Твоё дело. Я здесь причём?
- К тебе ухожу, Тайчонок!
- А я тебя звала? – она посмотрела ему в глаза. – Признаю, был момент, казалось, что у нас может получиться. Теперь твёрдо знаю – нет.
- Не пожалеешь, - в голосе Николая был вызов и раздражение.
- Если имеешь в виду работу…  короче, после отпуска возвращаюсь в школу, - решила расставить все точки над «і» Тая.
Николай глянул на фото в рамочке на стене. Это была виньетка их выпуска. Каждый раз ему казалось, Роман следит за ним из правого угла верхнего ряда беззаботно улыбающихся одноклассников. Он ненавидел эту фотографию.
- Ну и оставайся с тенью! – крикнул он. – Одним прошлым не проживёшь! Живой к живому тянется! Ты, похоже, тоже омертвела!
 Хлопнула дверь. Тая присела на диван и застыла. За стеной неслось:
- Кх-кх-кх…
Последний рабочий день тянулся, на удивление, долго. Завтра вылет. Вечером заглянут девчонки, надо всё обстоятельно обсудить.
На скорую руку нарезав колбаску и сырок, Тая принялась за крабовый салат. Подруги с работы голодные.
- Кх-кх-кх, - ожила стена.
Тая только вздохнула. «Ничего. Врубим музыку,  не будет слышно».
- Нет, девчонки! Ехать надо в курточке, а не в дублёнке. Куртку свернул и сунул в чемодан. Там ведь жара, - говорила, потягивая ликёр, Ниночка. – Вовка тоже так считает.
Ниночка была замужем, баловала маленького сына и не считала копейки до получки. За своим Володькой была, что называется, как за каменной стеной.
Другая подруга, благодаря профессии, оставалась вечной Анжелкой. Так часто бывает с работниками дамских салонов красоты. В семейной жизни ей не повезло. Прожив три года в замужестве, родив прелестное создание, славную дочурку, она сбежала от пьяницы-мужа к родителям. Девушки росли в одном дворе и дружили с детства.
- Кх-кх, - возобновился кашель за стеной.
- Ой! Что это? – воскликнула Ниночка. – Кошмар. Всё слышно.
- Да уж, - подхватила Анжелка и, попрыгав на диване, добавила: - А ложе не скрипит? Представляю, как вытягиваются уши у соседей, когда твой Коляша принимается за дело.
- Кх-кх… - пробивалась сквозь стену.
- Наверное, там всё слышно, о чём здесь говорим, - понизила голос Ниночка.
-Не преувеличивай, - сказала Тая. – А честно говоря, надоело. Представляете, начинается утро и заканчивается день под аккомпанемент за стеной.
- Да ну его! Давайте о нашем, о женском, - вернула подруг к теме Ниночка.
Тая включила любимую Земфиру и разлила остатки ликёра.
- Дёрнем, девчонки, чтоб отпуск удался, - торжественно произнесла она и одарила подруг лучезарной улыбкой.
- А Николай отпускает тебя? – не скрыла любопытства Анжелка.
- Не он меня, а я его отпустила на все четыре стороны. Расстались, - Тая потёрла щёки, будто у неё болели зубы.
- Как?- выдохнули хором подруги.
- Прогнала. Хватит. Чужой он мне. Понимаете? Чужой.
 Вдруг, как часто случалось зимой, выключили свет, музыка смолкла.
- Приехали! У вас тоже отключают? – спросила Анжела.
- Последнее время регулярно. Я сейчас, - Тая пошла на кухню. – У меня всё припасено.
Яркие язычки трёх свечей потянулись вверх.
- Так даже уютнее, - успокоила хозяйка притихших гостей.
Протяжный с надрывом кашель пробился сквозь стену и разорвал тишину.
- Да. Обстано-о-овочка!  - пропела Ниночка и сладко потянулась.
- Всё, девчонки! Моё терпение лопнуло! – объявила Тая. – Я сейчас.
Она натянула сапоги, нырнула в куртку.
- Куда? – уставились подруги.
- Сил больше нет слушать! Пойду и разберусь, почему человек так долго кашляет, а близкие и не чешутся.
- С ума сошла! Надо оно тебе!
- А если там придурки какие-нибудь, - пытались отговорить подруги.
- А если одинокая старушка и некому вызвать врача? – парировала Тая.
Она осторожно вошла в соседний подъезд, включила фонарик. Лучик нащупал справа дверь смежной квартиры. Звонок не работал, и Тая робко постучала. Страх и неизвестность пугали и манили, но мысли  вернуться - не было. Она знала, что всё равно войдёт в эту дверь, пусть даже грозит опасность. На стук никто не отозвался, и она забарабанила кулачком.
- Открыто! – подали голос изнутри.
Осторожно приоткрыв дверь, Тая бочком втиснулась в коридорчик. Кашель звучал теперь не приглушённо, а звонко. Она пошла на звук и наткнулась на детские санки. Они с грохотом упали.
- Кто там? – спросил хозяин, и Тая остановилась.
Явно  здесь обитала не старушка, но отступать было неловко.
- Я Ваша соседка. За стенкой моя квартира, - объяснила девушка и направила лучик в сторону кровати.
На ней лежал небритый мужчина. Рядом на стуле - пачка сигарет, зажигалка, таблетки и другая мелочь. Стойкий табачный запах бил в нос. Тая сделала шаг к форточке, но споткнулась о что-то тяжёлое и чуть не упала.
-  Извините, это мои ноги, - сказал мужчина. – Обойдите с другой стороны.
Но тут дали свет, и Тая увидела протезы, валявшиеся у кровати.
- Тая? – не то сказал, не то спросил человек.
На неё смотрели ясные, чистые глаза. Такие были только у одного человека.
- Тая! – позвал он снова. – Как ты меня нашла?
Она не могла вымолвить ни слова, лишь смотрела во все глаза на говорившего.
- Изменилась. Похорошела. А я тут…  видишь…
Тая откинула одеяло: ниже колен ног не было. Она припала губами к обрубкам, целовала и гладила рукой красные рубцы, поливая их слезами, шептала:
- Ромка, родной мой. Ты жив. Ты жив.
- Как ты меня нашла? – повторил он, приподнявшись на локте.
- Потом, всё объясню потом, - говорила Тая, укутывая его одеялом. – Я сейчас. Ты только потерпи. Я скоро…

       Он лежал, уставившись в потолок, и прислушивался к звукам за стеной. Сначала были слышны оживлённые женские голоса, потом  слова песни:
- …хочешь сладких апельсинов…  - узнал он голос Земфиры, - … хочешь, я убью соседа, что мешает спать…
«Наверное, празднуют что-то», - подумалось лениво. Но вот отключили свет, музыка смолкла, а комнату окутал мрак.  Первые минуты глаза привыкали к темноте. Падающий с улицы свет обозначил контуры мебели. Надо было согреть чаю, да не хотелось возиться с протезами.
Лёжа в темноте, ему ничего не оставалось, как копаться в памяти, разжигать воображение. Он посчитал: больше десяти лет прошло после выпускного вечера, после так и несостоявшегося объяснения в любви Оксане. Долго подбирал слова и всё же решился пригласить на танец, чтобы, обнимая девичью талию, признаться в чувстве.
- Зря стараешься, - холодно сказала девушка. – Нам не по пути. Только без обид.
Мысленно он дал себе слово: никогда не влюбляться. Спасла повестка. Армия? Тем лучше! Он покажет себя. Она ещё пожалеет.
       … В этот солнечный, ясный день не хотелось думать о смерти. Казалось противоестественным упасть, навсегда закрыть глаза и никогда больше не видеть зелёные склоны гор, голубое небо над головой, не слышать шум воды, бьющей из  расщелины.
Роман уселся на камень, чтобы потуже затянуть шнурок на ботинке. На соседнем камне грелась ящерица. Близость человека спугнула её. Сверкнув изумрудной шкуркой, она исчезла меж камней. Последовала команда: «По машинам!» Роман забрался на броню. Рядом такие же ребята, недавно из учебки. По сравнению с ними они с Колькой старички, полгода в Афгане.
Ехали молча. В любую минуту могли появиться духи. Батальон находился на «прочёске».  Вот оно, ущелье.  Справа высотка метров 200, слева отвесная скала и обрыв к реке. Когда передние машины въехали  в каменный коридор, неожиданно бухнул гранатомёт. А за ним с высотки духи открыли кинжальный огонь.
Роман ощутил острую боль в груди, ноги стали непослушными. Он успел заметить, как бойцы посыпались с БТР-а, как Колька метнулся в сторону кустарника у подножия горы. Сознание отключилось.
Очнулся в Ереванском госпитале. Белый потолок, белые стены и белая косынка, из-под которой светятся огромные иссиня-чёрные глаза, тёплая улыбка на ярких губах – первое, что увидел он, придя в себя. Ануш. Милая медсестричка Ануш, его добрый ангел-хранитель. Она выходила Романа, оставаясь и после дежурства. Сердце парня сдалось без боя. О своём слове, не обращать на женщин внимания, он и не вспомнил. Да и не замечал никого вокруг, только смотрел в бездонные глаза своей Аннушки (так  стал её называть).  Родившаяся Зара была маленьким отражением жены, и Роман дал волю отцовским чувствам, как мог, баловал дочурку.   Если бы знать, чем закончится та поездка к родителям.
Они подходили к дому, где выросла Ануш. Старенький трёхэтажный горбун поблёскивал окнами. И тут земля содрогнулась с такой силой, что Роман еле удержался на ногах. Улица резко изменила облик. Дома трещали и исчезали на глазах.  Грохот, пыль, звон  стёкол…  и стоны, стоны, душераздирающий крик и плач обезумевших людей.
Роман скорее почувствовал, нежели увидел, оседавшую стену. Ближе всех к ней оказалась Ануш. Зару он успел сильно оттолкнуть в сторону, но потерял драгоценные секунды.  Обломок стены придавил ноги. На месте уютного Спитака остались развалины. После длительного лечения, встав на протезы, Роман вернулся в родной город, с трудом обменяв ереванскую квартиру. Первое время помогала сестра Люся.
 Мысли оборвал новый приступ кашля. Затарабанили в дверь.
«Кто бы в такое время? Люся с Зарой были днём, принесли лекарство, накормили».
- Открыто! – крикнул он.
Кто-то пробирался по коридору. Нервно бегал луч фонарика. Грохнули упавшие санки дочурки.
- Кто там? – позвал он и напрягся по старой афганской привычке, готовый встретить неприятеля.

 Запыхавшись, Тая вбежала в комнату.
- Девчонки! Вам пора. Я никуда не лечу. Простите! Спешу! Меня ждут там, за стеной! – тараторила она, набивая пакет.
- Банка с мёдом. Молоко, горчичники, не забыть шерстяной шарф, - бормотала Тая.
- Объясни толком, что случилось? Тебя напоили, что ли? – переглянулись подруги.
- Вы не поверите, - задрожал Таин голос. – За стеной Ромка. Это он кашляет. Нужна помощь. Вот и всё.
- Ого! Офигеть! – сказала Ниночка.
- Уж не знаю, радоваться за тебя или… - пожала плечами Анжела.
- Порадуйтесь, девчонки. Это как сон наяву. Боюсь проснуться, - глаза Таи сияли.
- Так, Анжелка! Ноги в руки и айда! – скомандовала Нина.
Женщины вышли вместе и стали прощаться.
- Лечи его хорошенько, а мы уж позагораем и за тебя, – сказала Нина.
- Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - Анжела чмокнула Таю в щёчку. – Пока.
- Пока, девчонки! Я позвоню.

       … Она убежала, но обещала вернуться. Эти живые, любящие глаза! Появились на миг и исчезли. Он уже скучал по ним и знал, чувствовал: теперь они всегда будут рядом.
Тая решительно вошла в подъезд. Сомнений не было. Жизнь давала шанс, и она его не упустит.
- Мама, я нашла свой поворот, - сказала девушка и шагнула в комнату.
 Роман стоял у окна, в глазах немой вопрос.
- Ну, как? Я быстро? – спросила Тая.
- Быстро, - улыбнулся Роман и шагнул ей навстречу. 
27 Подарок к празднику - новый рассказ от ави
Ави -Андрей Иванов
Алексей прижал машину к обочине, остановился. Глушить двигатель не стал. Меньше всего сейчас хотелось тишины. Пусть уж лучше урчит мотор, всё-таки хоть не так уныло...
Вечерняя трасса пуста. Почти полночь. Светофоры разноцветно помигивают лишь по приказу, а не по необходимости. Скоро и они перейдут только на жёлтый. Ни пешеходов, ни машин. Наступает зимняя ночь...
Алексей опустил стекло, закурил. Морозный воздух перетекает в салон слишком медленно, чтобы мог остудить тревожную голову. Далёкий спальный район, окна высотных жилых домов, подсвеченные кое-где мелькающими гирляндами. Прохожих тоже почти нет.

Все давно уже дома. За праздничными семейными столами. Наряженные, в приподнятом настроении. Мужчины чисто выбриты, торжественны и ещё трезвы, женщины, очаровательно помолодевшие, оживлены и надушены.
Старый Год уже успели проводить. Немного выпили, слегка закусили. Повеселели в предвкушении. Главное застолье и празднование ещё впереди. Бенгальские огни наготове, свечи зажжены.
Присели отдохнуть от предпраздничной гонки по магазинам и приготовлений на стол.

Ёлка в углу сверкает, искрится, дети от неё в восторге и в ожидании чудес. Телевизор работает. Последние мгновения уходящего года.
Через пару минут обязательное поздравление президента, затем куранты, перезвон бокалов. И начнётся Новый Год.
Потом всё, как положено по уставу. Подарки, выпивка, закуска, пора нести горячее, а детей спать, телепередачи, выпивка, закуска, чай, торт, сон и длинные праздничные выходные. Всё, как у людей. Всё, как всегда.

- Надо решиться. Чё как трус то? - Растормашиваясь от невесёлых мыслей, высказал сам себе вполголоса Алексей. - Давай скорей набирай номер, чувак, и поздравляй!
Сердце противно гремит за рёбрами, бешено колотится, сволочь. Нервы звенят в ушах, вот-вот дзынькнут и лопнут. И так всегда перед звонком любимой. Тем более, что у неё сейчас все дома.
Они счастливые, они рядом с ней. Они вдыхают её аромат, видят её нарядную, счастливую. Слышат её чудесный голос и смех.

- А я, влюблённое ничтожество... Опять один в машине, один в праздник. Законченный кретин на далёкой окраине города. Какого чёрта тебя занесло сюда, Алексей? От кого бежишь, идиот? От себя? От неё? Бесполезно!!! Дома не найдёшь покоя? Это правда. Не найдёшь. Особенно в этот, любимый когда-то с детства, мандариново-хвойный праздник. А теперь ставший таким ненавистным. Потому, что её нет рядом. Потому, что она не с тобой.
Пятнадцать минут до Нового Года.

- Здравствуй, милая! С праздником тебя и твою семью! Счастья, здоровья, денег, любви... - Каким-то не своим, вялым и фальшиво-приторным голосом говорит в трубку Алексей. Старается казаться приподнято-весёлым. Но она отлично всё чувствует и без слов, давно знает его насквозь. - Тебе сейчас удобно отвечать или муж рядом?
- Здравствуй, Алексей! Спасибо за поздравление. Подожди секунду, выйду на кухню. - Родной, милый, любимый голос ровен, спокоен, даже почти равнодушен. Сердце сейчас выпрыгнет и разорвётся на куски, на мелкие горящие тряпочки. - Ты опять в машине, почему не дома? Нравится встречать праздник в одиночестве?
Теперь голос из трубки явно становится язвительно-насмешливым, при этом не теряя ноток равнодушия. Или это только кажется?!
В телефоне почти отчётливо послышались бодрые голоса взрослых и счастливый писк детей. Это больно скребёт по сердцу, но приходится проглотить насмешку.

- Да. В машине. Не хочется домой. Но скоро поеду туда, мать ждёт. Стол накрыла, может соседи поздравить зайдут. Там ещё тяжелей. Ты ведь знаешь... Когда тебя нет рядом, везде одиноко. Приеду, поем и лягу спать. Уж лучше не портить настроение другим. Мой настоящий, единственно дорогой подарок это ты. Я тебе тоже свой подарок через твою подругу передал. Она сейчас вручит. Вроде бы вы собирались встречать праздник вместе.
- Да. Гости уже пришли. Спасибо, но с подарком ты зря. Я всё равно не могу его принять. Ты не подумал об этом заранее. Она вернёт тебе его, хоть завтра...
- Почему? Ты никак не можешь тихо принять мой подарок? Муж даже и не догадается от кого. Я же предупредил подругу.
- Не в этом дело, Алексей. Давай оставим наши отношения в старом году. Сейчас самое лучшее время, чтобы расстаться. Не будем тащить это в Новый Год. Нет смысла продолжать то, что не имеет будущего...

Жуткий холод этих страшных, ледяных, мёртвых, но всё-таки, уже давно ожидаемых слов не морозит, а невыносимо обжигает своим пакостным равнодушием, мерзким спокойствием и идеальной правильностью.
Сиденье водителя вместе с обмякшим телом Алексея медленно и бесшумно проваливается в зияющую бездонную пропасть, в чёрную дыру, сквозь днище машины, сквозь асфальт, сквозь мёрзлую землю, прямо в кромешную адскую пустоту. Стылый мрак и пустота...

Кричать нельзя. Но и молчать нельзя. Больше она не возьмёт трубку. Возможно уже никогда не возьмёт. Нужно что-то говорить.
Только не просить, не умолять, не ныть... Не унижаться... А быть по возможности в здравом уме, насколько теперь это получится... И изо всех сил пытаться хоть что-нибудь спокойно и вразумительно говорить...
Только бы слышать этот милый, самый родной и дорогой, но уже такой далёкий и чужой голос.
Чтобы передать ей, попытаться донести не смертельную боль разлуки и кошмар отчаяния, а всю нежность, свет и тепло живого чувства, которое не зависит ни от её мужа, ни от её детей, ни от правильности её выбора, ни даже от неё самой. Которое вообще ни от чего и не от кого не зависит. Оно есть, и тут хоть умри...

- Ты решила сообщить мне это сейчас, за пять минут до Нового Года? Это такое твоё поздравление? Я в шоке... Ведь люблю тебя... - Только и смог выдавить из пересохшей глотки эти жалкие, глупые и никчёмные фразы убитый новостью Алексей.
- Алексей, услышь меня! Мы давно не дети, уверена, ты сможешь понять. Да! Ты мне очень дорог, это правда. Но жизнь - это суровая мачеха. Чувства чувствами, но у меня муж, дети, дом, семья... Я сама построила это, и не хочу разрушить. Ведь ты всегда знал это. Знал, на что шёл.
- На что ты рассчитывал? Что я брошу семью и уйду с двумя детьми к тебе? - Теперь голос любимой усилился и стал уже не столько насмешливым, сколько требовательным, строгим, даже обвиняющим. - Когда то я должна была сказать тебе, что пора расстаться. В конце концов, все эти три года ты воровал меня из семьи. Спал с чужой женой. Ты не устал прятаться, скрываться? А ты думал когда-нибудь, каково было мне встречаться с тобой всё это время, все три года? Врать дома, изворачиваться, и перед мужем и перед матерью? Спать попеременно с двумя мужчинами, любя только одного. Я всё ждала, что ты это поймёшь и оценишь. Что это надоест тебе первому. Но, как всегда, решение пришлось принимать мне самой. Извини, мне пора, за стол уже зовут. Прощай...

- Какой хороший и мощный удар! Очень вовремя! - Вдруг пришла недобрая, ироничная мысль. - Сдохнуть в Новый Год - отличная идея. Просто прекрасная идея для взрослого идиота!
Алексей грустно улыбнулся, поднял стекло. Опустил голову на руль. Боль достигла критического порога и теперь выдавливалась из тела непрошеными мужскими слезами.
- Боже! Как же глупо сидеть и рыдать, как какой-то никому не нужный, жалкий, брошенный урод-недоносок. Нужно срочно что-то делать. Но что?
Он нажал на газ и машина, пробуксовав по ночному льду, резко сделала крутой разворот в сторону центра города, пересекла двойную сплошную и начала набирать скорость.

Выехав на мост, Алексей в какой-то болезненной задумчивости глянул вбок и вниз, на скованную льдом реку. Поразительное спокойствие морозной ночи, тишина вокруг, вязкий, как кисель, туман над рекой, пустая дорога, и режущая боль - это всё, что сейчас наполняло его реальность.
- Крутнуть руль вправо до упора, снести перила моста, пролететь метров двадцать и хряпнуться с размаху об лёд. Пробить его со скоростью полёта, расколоть тяжестью машины, быстрое приземление на дно и боль умрёт. - Будто какой-то чужой голос нашёптывал в воспалённом мозгу. - Не спасут, некому спасать, и незачем.

- Господи! Какая глупость! Бред! Кому от этого станет легче? - Алексей уже проехал мост и теперь притормаживал у круглосуточного магазина.
- С Новым Годом! - Поздравила его полусонная девушка на кассе.
- И Вас! С новым счастьем! - Отозвался будто очнувшийся от своих мыслей Алексей...
Дома он подарил матери цветы и коробку конфет. Гостей не было. Он наскоро поел, не ощущая никакого вкуса, только чтобы не обижать мать. Крепко выпил, молча ушёл в свою комнату и забылся тревожным сном.

Минуло десять лет.
Сегодня вполне удачный день. Работа закончена. До вечера ещё далеко, но уже можно ехать домой.
Алексей вдруг вспомнил свою прошлую неудачную любовь. Дорога как раз пролегала мимо её дома.
- Заехать, что ли? - Посетила шальная мысль. - Время предновогоднее, почему бы и не заехать. На душе спокойно, ровно, хорошо. Если они не переехали и живут здесь же, это будет неприятным сюрпризом. Да и пусть! Хочу её видеть и точка...

Алексей в подробностях вспомнил давнишнюю историю. Он, как опытный, профессиональный врач, наблюдал за течением своей длительной душевной болезни.
Поначалу боль была резкой, нестерпимой, ужасной. Он даже хотел сбежать от неё, покончив с собой. Затем решил уйти в запой, забыться, утопив страдание в водке. Но передумал.

Время шло. Он выжил, не спился, не сгорел, не сошёл с ума. Нестерпимая боль, с которой сначала невозможно было жить, постепенно превратилась в терпимую. Потом яркость страдания сама собой стихла, поблёкла. А потом боль постепенно переродилась в тихую, хроническую, изредка ноющую рану, с которой он давно свыкся. Сроднился, привык и почти уже перестал замечать.
Конечно, это случилось не сразу, очень долго эта рана напоминала о себе бессонными ночами, тайными слезами в одиночестве, стыдом и скрываемым от всех отчаянием. Но время делает своё дело неумолимо и тщательно.

Если специально не расковыривать саднящую, кровоточащую вавку, то рано или поздно любая, даже самая гадостная болячка сама начнёт подживать. Останется, конечно, отвратительный рубец в памяти и на сердце. Но он спрятан от всех и самого себя где-то глубоко-глубоко внутри. Никому не виден. И даже для себя почти незаметен.
Да! С этим уже вполне можно жить. Спокойно и уверенно продолжать жить дальше.

- Всё-таки интересно, какая она сейчас... Что с ней стало, как выглядит? Впустит ли меня? Хорошо бы было, если она сейчас дома. - Размышляя так, Алексей уже парковал машину у знакомого дома, мимо которого он избегал ездить десяток прошедших лет...

- Как же мне благодарить мою милую память? Ни телефона, ни номера квартиры не помню. Умничка моя! Стирает разную древнюю, пыльную и бесполезную хрень. - Со спокойным весельем сам себе проговорил Алексей.
Он сидел в машине и ждал, когда кто-нибудь подойдёт к нужному подъезду и откроет его.
Но не только оживление сейчас гуляло в душе. Было и волнение, и тревога и ещё что-то, не поймёшь что. Не поймёшь даже, приятное оно или раздражающе тревожное. Десяток лет всё-таки миновал. Может это и глупо, может даже до неприличия пошло и глупо.
Да плевать! Раз решил - назад поворачивать уже как-то не к лицу. Ещё трусости на закате лет не хватало!

Пожилая женщина с тяжёлыми сумками медленно подбиралась к подъезду через снежные заносы.
- Жратву и подарки тащит в дом, кормилица. Видимо мужа-грузчика на подхвате нет. А взрослый сыночек уже на корпоративе, наверное, гуляет. - Подумал Алексей и вдруг вспомнил, что сегодня как раз 31 декабря.

Он вышел из машины и поторопился к дверям подъезда. Лифта в сталинском доме тихого центра нет.
Обогнав на лестнице женщину с сумками, он обернулся, поздравил незнакомку с наступающим и предложил помочь донести вещи до квартиры. Она поблагодарив, отказалась.
Алексей легко взлетел на три этажа выше. Перед дверью успокоил дыхание и заготовил фразу. Однако на звонок открыла не та, для которой он приготовил приветствие. На пороге стояла её седая старая мать. В глубине квартиры слышались юношеские голоса и приказной голос их мамаши.

- Здравствуйте! Вам кого? - Негромкий голос с надтреснутой хрипотцой сразу напомнил актрису старого кино Фаину Раневскую.
- С наступающим! Я с работы Нинели. Из соседнего отдела. Заскочил вот на минутку, поздравить от коллег. Она дома? - С лёту соврал Алексей, почти правдоподобно изображая притворное смущение.
- И Вас с праздником! Проходите, проходите. Сейчас позову. Она правда немного приболела, даже больничный взяла. - Старушка не узнала его и посторонилась, пропуская гостя в прихожую. - Нинель, к тебе с работы, проведать пришли... Не разувайтесь, мы ещё пол не мыли...

Зато Нинель узнала сразу. Алексей всегда ценил в бывшей любимой её природный артистизм и выдержку, но тут она превзошла саму себя.
- А... Алексей... Проходи, я как раз чебуреки настряпала. Сейчас обедать будем. Ты сразу с работы? На сегодня всех клиентов посетил? - Защебетала Нинель, подыгрывая незваному гостю.

По её тону он с удовлетворением догадался, что мужа ещё нет с работы. Но ошибся. Начавший лысеть высокий мужик интеллигентного вида с аккуратным брюшком стоял в зале и наряжал ёлку. Старший сын, лет шестнадцати вешал гирлянду, младшего не было видно, наверное пялился в компьютер или сидел на кухне.
Муж знал Алексея в лицо, но не вспомнил, глянул мельком, приветливо кивнув головой. Не вспомнил сейчас, значит вспомнит позже, за столом. Засиживаться в этом семейном гнёздышке не стоит. Для приличия минут пять-десять побыть, и нужно будет по быстрому сваливать.

Старая мать прошла в свою комнату, Алексей с Нинель на кухню. Здесь и вправду сидел десятилетний младший сын, играл со своим смартфоном и дожёвывал чебурек.
- Саша, иди помоги папе, нам нужно поговорить по работе. Скоро позову всех обедать. - Тоном, не терпящим возражений, сказала женщина, теперь уже мало похожая на бывшую любимую.

Остался без изменений только голос. Волосы, тысячу раз крашенные во все цвета радуги, поредели. Краска скрывала, конечно, седину, но какого именно цвета была краска, определить Алексею не представлялось возможным. Фигура располнела и обрюзгла, на улице, сзади Алексей её бы ни за что не узнал. Но и спереди она очень изменилась и постарела. Обожаемые в прошлом живые и озорные глаза потеряли блеск, поблёкли, не искрились, как раньше на их встречах.
Но голос! Это был её настоящий голос! Такой же, по девичьи бодрый, звонкий, командный, заводной.

- Зачем ты пришёл? Что тебе нужно в моём доме? - Негромко проговорила она, когда сын вышел. - Ты хочешь подставить меня?! Мать и муж узнают же тебя сразу, как сядут за стол.
- Я не буду обедать с вами. Сейчас уйду. Я просто очень хотел увидеть тебя. Прости! Больше ты меня никогда не увидишь. - Алексей и сам теперь ясно понимал, что совершил непозволительную глупость, даже, можно сказать, дерзость, войдя в этот чужой дом.
В квартире повсюду сияла идеальная чистота, полная и абсолютная продуманность, с первого взгляда чувствовался давно отлаженный, размеренный, семейный порядок. Алексей знал, тут любят принимать гостей, показывать свой достаток и правильность семейных взаимоотношений.

- Хорошо. Попей чаю. С чебуреками. Любишь? - Теперь в голосе Нинель зазвучали знакомые и не позабытые за десять лет нотки. - Как ты живёшь? Где работаешь? Женился? Как мама?
- Да я по-прежнему. Мать на пенсии, иногда болеет, так ей уже семьдесят шесть. А твоей сколько? - Начал отвечать Алексей, прихлёбывая чай.
- Моей тоже семьдесят шесть. Забыл что ли, они ведь ровесницы? А... Ну да!... У тебя же всегда память была короткой... - Знакомые добрые нотки сменились язвительно-насмешливым тоном.
- Не язви. Моя память помогает мне забыть то, от чего другие сходят с ума.
- Тогда забывай скорее. Зачем же зашёл? Хочешь побередить свои чувства, рисковый ты наш?...

Алексей пристально посмотрел ей в глаза. Как же долго он представлял себе именно этот момент. Прямой взгляд в глаза!
- Ответь, и я уйду. Скажи, ты счастлива?

Нинель уже закончила жарить свои чебуреки, и, перестав крутиться у плиты, присела за кухонный стол, напротив своего незваного гостя.
Алексей вдруг подумал, как мало теперь подходит ей это имя. Постаревшая, пожилая, некрасивая тётка по имени Нинель. Как то совершенно не подходит, и не вяжется с этой важной семейной матроной.
Но он ждал ответ на свой вопрос и отогнал эту бесполезную, даже слегка неприятную ему мысль. Он уже с удовольствием дожевал третий чебурек, запил изумительно вкусным чаем. И сидел теперь сытый, спокойно выжидая продолжение разговора.

Бывшая любимая поставила на стол локти, и на раскрытые ладони опустила подбородок. Сейчас она стала похожа на русскую деревенскую бабу с полными румяными щёчками, смотрящую на улицу из раскрытого окошка. Часто художники именно так изображают сказочную идиллию сельского лета.

- Ну как тебе чебуреки? - Вместо ожидаемого ответа о счастье спросила хозяйка.
- Прекрасно стряпаешь! Спасибо, очень вкусные, правда! Обожаю свежую домашнюю выпечку, особенно горячую. Прямо со сковородки. С пылу, с жару... - Искренне похвалил Алексей бывшую любовницу.

- Вот ты сам себе и ответил. - Улыбнулась Нинель, утвердительно покачав головой. - Но ведь сам даже и не понял свой ответ. И никогда не понимал. Могу пояснить.
- Так поясни мне, недалёкому... - Иронично попытался сострить гость.
- Времени у нас мало. Поэтому просто молчи и слушай. Хорошо?

И тут, совершенно внезапно, с Нинель начали происходить самые настоящие чудеса. Метаморфозы, превращения...
Прямо на глазах у Алексея его бывшая, почти забытая любовь начала оживать, менять видимые формы, очертания. Вместо блёклых женских глаз напротив него, глаза Нинели как бы расширились, расцвели. Заиграли новыми красками, заблестели озорными искорками и огоньками.
Её располневшая фигура тоже как бы сразу постройнела, скрытые под халатом лишние складки тела куда то испарились. Морщины на лице внезапно разгладились, распрямились до такой степени, что Алексей вдруг видел теперь перед собой не ту постаревшую притворщицу-актрису, которая только что крутилась у плиты, а прежнюю молодую Нинель. Ту самую, которую он когда-то давно так внезапно и неудачно потерял.

- Значит, чебуреки были вкусными... Не зря старалась. Спасибо, мне приятно. Моё счастье, о котором ты спросил, и есть эти вкусные чебуреки. Мои вкусности жизни - это и есть настоящее счастье. Другого ничего и не бывает. Выдумки всё это.
- Ты сказал, что любишь домашнюю выпечку свежей, горячей. С пылу, с жару. Остывшая уже не так вкусна, верно?
Алексей запомнил, что сейчас нужно слушать не перебивая. И молча кивнул головой.

- Понимаешь, Лёша, любое дорогое чувство необходимо подогревать, чтобы оно не потеряло своей вкусности. Если тебя каждый день кормить этими, хоть тысячу раз любимыми и горячими чебуреками, то тебе, в конце концов, и они быстро надоедят. Захочется чего-нибудь другого. Чтобы не приедалось, нужно разнообразить вкусности. Это касается абсолютно всего.
Еды, вещей, секса, работы и вообще всей жизни. Например, мои дети - это тоже моя самая вкусная вкусность.
- Они настолько разнообразны и непредсказуемы в течение даже всего одного дня, что с ними не соскучишься. Делать всем в семье приятное и радостное, даже в мелочах, матери, мужу, детям и себе - это тоже моя вкусность.
- Моя мать любит раз в неделю ходить в городскую баню. С веничком... Ещё берёт с собой термос со смородиновым чаем и мёд. Мёдом в парилке там мажется. В бане встречается со своими подружками-старушками. Они о болтают о чём то своём, обсуждают соседей и сериалы, просто общаются. Эта привычка у неё ещё с советских времён осталась и прижилась. Хотя у нас в квартире прекрасная ванная, но вот ей нравится по четвергам баня. Это тоже её вкусность. Понимаешь?

Алексей даже и кивать не стал. Он сидел зачарованный всем. И вспыхнувшей внезапно красотой любимой женщины. И её захватывающим рассказом, объясняющим то многое, чего он раньше не понимал... Или понимал, где-то в самой сокровенной глубине Души, но всё-таки не осознавал так ясно и просто. Он смог осознать это именно сейчас, в процессе рассказа любимой о своём счастье.

Интересные вещи происходили не только с Нинель. Алексей вдруг заметил, что у него резко обострилось зрение, слух начал улавливать мельчайшие, едва слышимые шорохи и звуки, обоняние улавливало не только сильный запах кухонной стряпни, но и аромат любимой женщины, тончайшие оттенки её знакомого запаха. Восприятие усилилось неимоверно и продолжало усиливаться. Кажется, он потерял счёт времени и все ориентиры пространства...

Нинель продолжала...

- Знаешь, года три назад поехали с мужем в отпуск. Раньше всё поодиночке отдыхали, каждый в свой отпуск норовил сам по себе поехать. Ну, понимаешь, отдохнуть недельки три друг от друга, соскучиться. Оторваться на время от совместного быта, семейных хлопот.
А тут и дети слегка подросли уже. Да и мама вполне ещё здорова была. Вот и решили оставить сыновей на неё. И махнули за границу. В Грецию. Но дело не в этом...
- Есть там одна особая достопримечательность - замечательное, махонькое уличное кафе. С виду вполне обычное, но с сюрпризом. Оно нам очень запомнилось. Жаль фотографий нет, а то бы я тебе их сейчас показала.

- Так вот. Над каждым столиком в этой кафешке висит небольшой зонт. Такой самый обычный зонт, неприметного тёмного цвета. Мы даже не сразу заметили эти изыски западного дизайна. Думали, что эти зонты только для уюта развешаны. Сели за столик, друг напротив друга. Сидим, молчим, погружённые в изучение меню. Городок курортный, туристов тут много, меню на разных языках. Нам на русском принесли, когда поняли откуда мы прибыли.
- Заказали мы морские закуски, местного вина, фрукты, сладкий десерт. Жуем, опять молчим, вкусно! Аж за ушами трещит.
- И вдруг, Лёш, ты только представь, хлестанул проливной ливень! Вокруг на улице ни дождинки, ни капельки. Солнце жарит, все прохожие сухие... А у нас над столом льёт, как из ведра, мы до нитки за секунду промокли. Правда ливень тёплый такой, не сказать, что приятный, но и не сказать, что особенно противный.

- Короче, мы с мужем быстренько сорентировались, и прыг под зонтик. Зонт небольшой, прижались друг к другу, и ни капли на нас. Сидим, жмёмся, заливаемся от смеха и непонимания. Обсыхаем и вином запиваем. А тут и дождь прекратился, так же внезапно, как и начался.
Отгадку нам потом сказали. Оказывается, хозяин этого кафе познакомился со своей будущей женой именно под дождём. Они так познакомились, что и не захотели расставаться больше.
И теперь, если хозяин или его жена видят, что их посетители, особенно парочки, сидят за столом молча, то включают над этой парочкой ливень. Те, не раздумывая, прячутся под один зонт над столом, прижимаются, радуются, веселятся, и начинают активно общаться. И ведь, что интересно, ни одной жалобы от клиентов, все только благодарят.

- Я, Лёшенька, тебе это к тому рассказала, что не только совместные радости объединяют, но и совместные испытания сближают родных людей. Есть, что вспомнить.

Глаза Нинель сияли, ей было явно приятно вспоминать и наблюдать реакцию Алексея. Их взгляды слились в одну радугу. Лёше было несказанно сладко смотреть на счастливую женщину. Он верил теперь каждому её слову. От её актёрства и фальшивого притворства не осталось и следа.
Она принадлежала не ему. Но это никак не печалило, не расстраивало, а даже наоборот. Он был тоже искренне счастлив от её такого по-женски простого, настоящего человеческого счастья.

- Я понял. - Прошептал Алексей после того, как любимая затихла. Он уже начал приходить в себя после её рассказа. - Ты не представляешь, насколько я рад сегодняшнему дню. Тебе. Твоему дому. Твоим глазам. Твоему рассказу. И твоим чебурекам. Ты сделала мне сегодня самый дорогой подарок. С наступающим Новым Годом, милая!

Они рассмеялись, как добрые приятели. Стало настолько легко и радостно на душе, как бывает, когда сбылась самая заветная и долгожданная мечта. Вот они, мгновения настоящего счастья.

- Мне пора. - Алексей поднялся. - Буду всегда помнить этот удивительный день, 31 декабря. Спасибо тебе за всё!
- Да, пожалуйста. Ты задал хороший вопрос, я дала хороший ответ. Добавить нечего. - Глаза Нинель продолжали светиться, а голос уже потихоньку начал опять становиться насмешливо-весёлым. - Может всё-таки останешься с нами обедать?

- Нет. Мне и правда пора. Перед приездом домой ещё хочется побыть одному.
- Только не встречай праздник в одиночестве, странник...
- Хорошо. У меня есть дом, в котором меня ждут. Оставайся счастливой, Нинель. Наверное, мы больше не увидимся.
- Как Бог даст. Не знаю. Жизнь полна чудес и приключений, особенно под Новый Год, сам знаешь...

Когда дверь за ним закрылась, Алексей услышал приглашающий за обеденный стол зов хозяйки. - Мама, мужчины! Быстро все на кухню! Обедать!

Морозный уличный воздух обдал его свежестью и какой-то предпраздничной новизной.
- Как странно, никогда раньше я этого не чувствовал так остро. Будто лет двадцать с плеч скинул.
Он завёл машину на прогрев, закурил и сидел в приятной задумчивости. Это чувство что то напоминало ему. Что то далёкое, позабытое или потерянное в суете обыденной холостяцкой жизни.

- А... Вспомнил... Так мне было после наших свиданий с Нинель. Такая же невесомая лёгкость, тишина в душе, сладкий радостный покой тела...

Алексей опустил стекло, высунул голову в окно. Подняв глаза к шестому этажу он смотрел из машины на балкон чужой квартиры. Когда то давно-давно с него ему махала на прощание любимая рука. Теперь на балконе только снег.
Грусти нет, тоскливого одиночества нет, есть радость от полного исцеления от застарелой болячки. Избавление...
Сюда он никогда больше не приедет. Никогда не поднимется на шестой этаж этого знакомого дома. Это больше не нужно никому. Главное, ему не нужно.

Она живёт здесь свою жизнь. Она счастлива. В своей семье. Это её жизненная необходимость и вкусность. А его теперь ждут собственные необходимости и личные вкусности жизни. Он никогда не стремился к успехам, не искал денег, уважения. Он всегда хотел только одной любви. Теперь его любовь снова в нём. Живая и сильная. Новая и уверенная в своих силах. Это и есть настоящее счастье. Это драгоценный подарок судьбы.

Машина уже прогрелась, он поднял стекло. В салоне стало уютно и тепло. Алексей нажал на педаль газа. Он ехал домой. Встречать свой Новый Год. А его счастливое сердце было переполнено свежим ощущением Жизни и ярким предвкушением Новой Настоящей Любви!
28 Разговор о любви
Регина Берестовская 2
       или внеочередные неслучайные мысли очаровательной блондинки
           Катерины свет Сергеевны.

  Что-то захотелось мне праздника на пустом месте! А то ведь, что получается? Ученикам  можно: у них каникулы, видите ли, начались весенние, а мы, учителя, с чистой шеей должны ходить, как обычно? Нас и так ругают все кому не лень, значит надо самим о себе заботиться!

  В целях претворения в жизнь далеко идущих планов отправилась я снова в областной центр: пирожные там в одной кондитерской продаются очень вкусные; вот  изредка себя и балую, то есть праздники от вольного устраиваю. Купила я эклерчиков и картошечку, кофейку хорошего сто граммов —   и меню готово.

  В субботу утром, когда бегала с Жюли по парку, встретила соседку свою, Наташку. Она с ночного дежурства возвращалась, и пригласила ее вечерком на кофеек да поболтать в приятной женской компании о жизни, о любви, о делах насущных. Наташка моя, не будь дурой, смекнула все быстро и поняла меня правильно, а потому обещала быть как штык!

  Короче, как стемнело, я уют без интима на кухне устроила: салфеточку свеженькую постелила, свечи зажгла, пирожные на блюде красиво разложила и чашки под ароматный напиток подготовила. Потом подумала, мозгами пораскинула и пепельницу достала: Наталья моя — дама курящая,  а разговор пойдет по душам, и ей точно понадобится сигаретка-другая. Не люблю табачный дым, но потерплю! Куда ж мне, хозяйке гостеприимной, деваться... Слабости гостей  уважать надо.
 
  В семь вечера раздается звонок в дверь и на пороге Наталья собственной персоной в обнимку с бутылкой вина:

- Катюнь, я решила, что надо нам с тобой по бокальчику выпить для улучшения пищеварения, ты как?

 - Как-как... пошла бокалы доставать, - отвечаю  ей.

  В самом деле, какой разговор по душам без глотка вина? Права моя соседка! Вот что значит опыт! Пятнадцать лет она с мужем пьющим живет, потому все знает! Спорить с ней не буду!

  Сели, выпили по чуть-чуть, откусили по кусочку эклерчика, Наташка осмотрелась по сторонам и говорит:

 - Катька, хорошо у тебя! Уютно! И ведь одна живешь... Не скучно тебе? Ты, вон, девка видная, только ростом мелковата да худовата на мой взгляд, хотя пирожные трескаешь! Как у тебя так получается?

- Что именно? Одной жить? Или худой быть?

-Так, и то, и то? Одной не тоскливо? Мне страшно своего из дома выгонять: какой-никакой, а мужик рядом. Он, ведь,  и когда не пьет, ласки  особо не дождешься, а когда в запой уходит на две недели в квартал, убить его хочется! И знает прекрасно, что я с ним из-за квартиры живу! Привычка!

 - Значит, Наташ, не так уж он тебе и противен! Иначе наплевала бы на жилье и сбежала от него!

- Ой, Кать! Легко тебе говорить! А я, правда, не жалею! Сама себе такую судьбу выбрала, а с другой стороны, не встретился мне нормальный мужик, с которым у меня была бы взаимная любовь, - Наталья томно вздохнула и закатила глаза...

 - Не вздыхай, подруга! Давай лучше по кофейку?

- А может, еще по глоточку? Я не ухожу вроде, или ты меня гонишь?

- Наташ, я одна живу, что мне гнать тебя? Только в десять Жюли вывести перед сном надо. Кстати! Слушай, сейчас расскажу тебе одну историю! Обхохочешься!

   Гуляли мы с Жюли месяца полтора-два назад, наверно. В парке к нам мужчина подошел тоже с французским бульдогом. Я тогда просто обалдела: в нашем городке еще одна собака той же породы! Слово за слово —  разговорились. Он, как оказалось, к матери приезжал на несколько дней, а сам живет в нашем областном центре, работает в приличном месте.  Знаешь, приятный мужик, лет пятидесяти, одет как надо, стильно! На меня такие иногда клюют: чем-то я их привлекаю, наверно. Короче, обменялись телефонами. Что на меня нашло? Сама не знаю! Не скажу, что понравился он мне сильно, но приятно, когда мужик внимание обращает, значит, не совсем  квалификацию подрастеряла, и экстерьер пока подходящий. Короче, недели три мы с ним по телефону общались, беседы, значит, задушевные вели, а потом надумали встретиться. Я, как дура, в салон сбегала, укладочку сделала, маникюрчик, приоделась. И поехала в город на свидание! Приезжаю к условленному месту в центре — стоит! С ХРИЗАНТЕМАМИ! Ну, как тебе это нравится? Их же только на кладбище и можно носить, а он понравившейся женщине это приволок!
 
- Кать, ну чего ты сразу? Может, у него  с деньгами проблематично?

-  С мозгами у него проблематично! Не фига было мне рассказывать, что он зам.директора в крупной фирме! В каком-то фильме слышала, что мелочи в память западают. Вот мне и запала должность его и пальто кашемировое. Но это  не все! Погуляли мы немножко. Я благополучно где-то цветочки эти «забыла». Потом решили посидеть где-нибудь. И повел он меня в кафе быстрого обслуживания «И-а- и-а» называется. Там еще ослик на входе стоит с такими грустными глазками. Знаешь?

 - Знаю! Мы с девчонками там как-то обедали, когда на профсоюзную конференцию от нашей больницы ездили. Слушай! Народищу  тьма-тьмущая, и самообслуживание!!!! Как в такое заведение можно женщину приглашать? Не понимаю...  Никакой романтики...

 - Так и  я поинтересовалась, почему мы сюда пришли. С сыном он в этой кафешке ужинает иногда.
 - Не поняла, он женатым оказался, что ли?
 - Нет! Разведен! Это я сразу узнала. Для меня женатый - это табу!И к вопросу о деньгах, кстати! В кафе он мне сразу сказал, ты, мол, не стесняйся; бери, что хочешь! Я заплачУ! Подкормлю тебя чуток.  Женщины ему  в теле больше нравятся, но на   меня  запал.
 Вот такая история! Больше  с ним не встречалась, и номер в черный список внесла, чтоб  Ромео недоделанный не беспокоил. Теперь я временно дама не в поиске; мне в себя надо вернуться после такого свидания.

- Ой, Катерина, насмешила ты меня!

 -Я и сама потом два дня хохотала над собственной дуростью, - весело призналась я подружке.- Но больше с мужиками с французскими бульдогами не связываюсь!

   Куда деваться — свою собственную глупость надо тоже уметь признавать! А я же блондинка, потому  мысли у меня не всегда за логикой поспевают: любопытство опережает. Только Наташка из моей поучительной истории какие-то свои выводы сделала. Закурила она, выпустила мечтательно облачко дыма и заявила:

 - А вот хочется мне неземной любви... чтоб как в фильме: остров, океан и мы с ним вдвоем...

 - Наталья, не смеши мои тапки! Тебе же не пятнадцать лет, чтоб про неземную любовь говорить! Раз   легла со своим в постель и замуж за него пошла, значит, не было полнейшего отвращения! А дальше материал у тебя есть, вот и лепи  эту любовь сама!

- Что-то у тебя не получилось, и супруг твой к другой сбежал бодрым шагом, - не осталась в долгу моя подруга.

- Не получилось из меня скульптора, да и не пыталась я его переделать. Я вообще на него особо внимания не обращала, вот и получила.

- Кать, ты мне лучше скажи, как тебе удается так выглядеть? Живешь одна....- сменила тему Наталья.

 -И что? Бегаю по утрам с собакой, ты же видела! А пирожные я покупаю раз в три месяца, когда сильно захочется. Короче, живу для себя! На еде экономлю! Лучше шмотку себе куплю новую с косметикой или отдохнуть съезжу! Вот так!

- Ага, и духи сто сорок восьмые, чтоб не повторяться, - тут же съязвила приятельница.

  Потом  Наташка снова пригорюнилась и выдала:

- Ну да, тебе хорошо, а я знаю, что из себя представляю! Толстая, неухоженная! На свинью похожа, потому и нет у меня неземной любви, - тут  соседка  тяжело вздохнула, жалея себя.
 
- Дура ты, Наташка, - только  сказала я, как она  принялась жевать  с аппетитом третий эклер.

  Вот и поговорили по душам! Хотела  как лучше, а получилось как всегда, но кофеек все-таки попили.
 
  В десять часов повели мою Жюли гулять, а на встречу нам Петька, муж ее, идет, трезвый и с цветами. Пригляделись мы с Наташкой — в руках у него букет хризантем.

 - Кать, что ты там про кладбище говорила? - захлебываясь от хохота, еле выдавила счастливая моя соседка.

 - Иди домой, подруга! - отозвалась я. - Пора благоверного ужином кормить и цветы в вазу ставить!

  А мне такого счастья не надо, хоть увольте! И любви неземной на берегу океана не хочу! Мне с моим мужчиной уютно и интересно должно быть! И он меня найдет! Я же упрямая,  своего всегда добиваюсь! А как иначе? У блондинок по-другому не бывает!
29 Необыкновенная история одной моей знакомой
Григорьева Любовь Григорьевна
История эта произошла с одной моей знакомой. Она жила в последнем подъезде нашего дома. Почему жила? Вот уже, как десять лет, она живет в Канаде. Но, об этом потом.

Моя знакомая была женщиной очень странной. Друзей у нее не было. Ни с кем из нашего двора она, особенно, не общалась. Я ей была интересна только потому, что она и я писали стихи. У нас были редкие, за чашкой чая, но очень интересные поэтические встречи. И на этих встречах, она маленькими порциями, по немножку, рассказывала о себе. Я узнала, что она ни разу не знала мужчин, что всю жизнь она ждет "принца на белом коне", а так-как "принцев" нет и, видимо, никогда уже не будет, так как ей уже сорок пять лет, то она всю себя отдала работе. Работала она библиотекарем в какой-то научной библиотеке.

Итак, моя знакомая была совершенно одиноким человеком. Мужчины,как она мне призналась потом, ей опротивели и казались ей абсолютно никчемными и ужасно невоспитанными.

Моя знакомая была довольно-таки симпатичной женщиной. На нее заглядывались мужчины, но... Она каждого одаривала ужасно строгим и неподступным взглядом. Иногда даже, мне казалось, что в этом взгляде присутствовала и брезгливость.

Но, в один день все изменилось...

Никто не знает, где и когда он найдет свое счастье, свою судьбу. Никто не знает, на что способен человек в той или иной ситуации. Иногда происходят такие чудеса, такие метаморфозы, что диву даешься.

В нашем дворе, на самом углу, около мусорных бачков, лежала давно не убиравшаяся, огромная куча мусора. Она пахла, она всем мешала, она всех раздражала...

Как вы уже поняли,это было в те времена, когда наши дворы еще так чисто, как сейчас, не убирались. Тогда, когда мусор долго не вывозился и он, вываливаясь из мусорных бачков, превращался в огромные кучи.

Дело было летом. Моя знакомая шла с работы как все, уставшая, в своих мыслях и, немного раздраженная. Проходя мимо этой огромной мусорной кучи, а она расположилась как раз напротив ее подъезда, она увидела лежавшего прямо в ней, лицом вниз, мужчину. Одет он был в дорогой костюм, в галстуке, особенно моя знакомая обратила внимание на ботинки. Они были идеально начищены и, несмотря на то, что кое-где к ним прилипли картофельные очистки, они блестели. Подойдя поближе, моя знакомая почувствовала резкий запах алкоголя. Мужчина был пьян настолько, что вообще ничего не видел, никого не слышал. Чуть поодаль валялись его очки все испачканные в томатном соусе. Рядом с ним валялась яичная скорлупа и чьи-то выброшенные макароны. В общем картина ужасная.

И чтобы вы думали? Моя знакомая, хрупкая с виду женщина, взвалила этого бедолагу себе на спину и потащила к себе домой. Откуда только силы взялись? Там она его отмыла, побрила, почистила и уложила на свою любимую кушетку спать.

Надо сказать, что этот поступок никак не вязался с образом мыслей и образом жизни моей знакомой. Почему она так поступила? Она в последствии сама себе удивлялась Ответа на этот вопрос она так и не нашла.

Утром следующего дня мужчина открыл глаза и с удивлением огляделся по сторонам. Как он сюда попал? Он чистенький, аккуратненький на чьей-то кушетке. Возле кушетки стульчик, а на стульчике его одежда чистая и выглаженная. Под стульчиком стоят его ботиночки...
Мужчина оделся, прошел на кухню. На столе лежала записка, в которой объяснялось его появление в этом доме. Дома никого не было. Моя знакомая так и не сумела отпроситься с работы, поэтому ей пришлось работать. Потом она мне призналась, что нисколько не переживала и не волновалась, что этот незнакомый мужчина окажется каким-нибудь аферистом или воришкой, обчистит ее квартиру... Внутренний голос ей говорил, что все будет хорошо.

Моя знакомая прийдя домой, никого там не застала. Она все же осмотрела всю свою квартиру. Все было на месте. Вздохнув с облегчением, она решила побыстрее забыть эту историю, так как, по ее мнению, рассказать кому-нибудь про это, будет стыдно.

Через два дня в ее дверь кто-то позвонил. Она открыла дверь и... Перед ней стоял тот самый мужчина с огромным букетом цветов... Весь вечер и всю ночь они проговорили и никак не могли наговориться. Так они были понятны друг другу. К тому же, как она всю жизнь мечтала, он был младшим научным сотрудником, хорошо воспитанным и образованным.

Он рассказал ей как оказался на этой куче мусора. Дело в том, что в этот день он развелся со своей женой. С горя пошел в магазин, купил бутылку коньяка и всю ее выпил. А так как он был вообще не пьющим, он сразу опьянел. Вот такой он шел домой. Но не дошел. Упал. А что было дальше, вы уже знаете.

Они поженились. Счастливей этой пары я еще не видела. А когда мою знакомую спрашивали, где же она нашла своего мужа, она таинственно улыбаясь, отвечала: "Вы не поверите".

Вот так.
30 К берегам памяти
Николай Старорусский
                                                                                                   Л.К.

К тем берегам, где всё ещё цветут
У старых ив кувшинки нашей встречи,
С волненьем в сердце, хоть на пять минут,
Опять спешу…
                    (Татьяна Беклемышева)


Когда наше старое фото, перенесенное в компьютер, вдруг само собой ожило цветом зелени, цветом жизни, - я почти не удивился. Ведь год или два назад, придя на родную окраину Павловска, я застал не менее фантастическую картину:  ровно половина нашего домика оказалась замененной на половину желто-белого сооружения, как будто пародирующего классицизм этих мест.

Помнится, в стороне, уже на поле, паслась коза.  Вблизи парка, где есть мост кентавров, легко было вспомнить и о химере – козе с головой льва и хвостом дракона… Но она оказалась обыкновенной, и хозяйка  рассказала, что старшие поколения обитателей умерли, молодая наследница переехала в квартиру, продав участок. В оставшейся временно части дома живут строители нового.

Последний раз посмотрел я тогда на комнатку-фонарик на втором этаже, где провели мы шесть дачных сезонов… Попасть туда уже нельзя было: дверь на лестницу исчезла… Ты же, как гостья хозяев, жила на первом. И сохранилась дверь в прошлое, у которой прощались мы – до утра – темными августовскими вечерами. И у которой  я произнес неизбежное
- I shall love you always, -
в том году я начал самостоятельно изучать английский.

Ближайший наш маршрут вел на поле, к пруду, где жила всякая мелкая живность и временами даже появлялись желтые кувшинки-купальницы.  Много раз приходил я сюда за долгие годы после. Сначала очень часто, потом реже… Когда прочел рассказ «Руся»,  образы нашего пруда и того, бунинского, слились в один для меня. Хотя, конечно, многое было иначе и стать таким же не могло.

- Amata  nobis  quantum  amabitur  nulla…

Только сегодня я осознал неточность подстрочного перевода: «Возлюбленная нами, как никакая другая возлюблена не будет».  Раз quantum, значит: столь же сильно, а не просто  похоже. Так сказать было бы неправдой.  Девятый вал накрыл меня двумя годами позже…

А тогда мне было всего пятнадцать, а тебе –на два года меньше, но я уже поступал осенью на работу.  Последний месяц удивительного равновесия между детским и взрослым состояниями, между прошлым и будущим – во всех отношениях.

 Такое неповторимо, и именно я мог бы сказать: «как, - именно, как, - никакая другая…». Конечно, тогда я сказал бы не по-латыни, а по-грузински. . Ведь ты учила этот язык в школе. И Тбилиси стал для меня почти родным…  Когда через много-много лет я прилетел туда в командировку, казалось, я уже был здесь, так многое узнавалось…

И я решил найти тот дом, откуда ты писала мне… Просил помочь тбилисцев; боялся, что будут  улыбаться, но встретил сочувствие и понимание.  Сначала мне примерно нашли место: за вокзалом, где уже  виднелись горы. Там я спросил молодого грузина; он явно спешил, но, узнав, зачем мне, бросил свои дела и долго ходил со мной по магазинам, расспрашивая по-своему продавцов: улица оказалась уж очень неприметной.

Домик  был маленьким, одноэтажным, скорее дачным. Конечно, я и не думал стучать в дверь. И ты почти наверняка переехала, выйдя замуж, и я искал  не только то место, но и то время…  И это был редкий случай, когда такое удалось.

Вообще у меня сложные отношения и с домами, и со временем… Помнишь  такой большой деревянный двухэтажный дом со ступеньками на всю его ширину?  На них всегда сидело множество веселых людей, - мы думали, цыган, - как будто позировали для фотографии.  Теперь на его месте бетонная коробка.  Но иногда на обратном пути мне попадается вместо нее большой деревянный дом, только пустой, без людей… Или они скрылись за занавесками… Или я иду не той дорогой, хотя, как будто, и негде заблудиться.

А пруд наш потом засыпали.  Скоро после тебя или нет – трудно сказать, ведь прошло почти бесконечное число лет.  Первое время мне еще удавалось,  всмотревшись  как следует в то место, заметить серебристых играющих рыбок и кувшинки; но с каждым годом все труднее.  Теперь этот пруд остался только в моей памяти.

Твое фото, которое ты прислала уже взрослой, я храню  и иногда смотрю на него, пытаясь понять законы судьбы и времени.  Ведь у нас не было ни планов на общее будущее, ни  обычных  сомнений и терзаний, ни вообще необходимости действий или удержания от них… Был только ровный свет, который возник и пребывает.

И, странное дело, он определил мою жизнь в большей мере, чем
будущая «взрослая» жизнь…  Ты  бы, наверное, удивилась, узнав, как долго мне не удавалось  свести вместе идеальную и реальную стороны  любви.  И мое неравнодушие к  востоку и чуть заметным восточным чертам женщин, - быть может, большее, чем в тебе восточной крови…

Вчера я хотел еще раз посмотреть преобразившееся фото*.  «Файлы повреждены и недоступны» - ответил компьютер.  Что ж, и чудо не обязано быть вечным.


…Одна лишь память светит на пути…
Но если вдруг воспоминанья дрогнут,
Погаснет всё, и некуда идти.
                  (Конст. Случевский)
31 Ундина
Марина Галимджанова
Волны бьются об острые камни скал, оставляя за собой лишь белую пену. Всего несколько секунд она живет под черно-серым  небом, чтобы раствориться на коралловых камнях.  Небо не стихая, а мифическое могущественное существо, готовое сорваться со своего пьедестала в стонущее черное море.  Раскаты молний и крик грома, как проклятья повелительницы Каллисто. Страшно было выходить на большую воду в ту ночь, когда «она» пела кораблям колыбельную песню.
Голос… «ее» голос тонкий, высокий, немного детский с прекрасными словами о вере и мечте, о горе и страхе, о добре и зле. Он был повсюду, словно жестокое небо и всесильное море издавали этот чудесный по своей природе звук. Сколько боли было в нем, сколько силы и эта сила своим звуком делала тише не на шутку разыгравшуюся стихию. Однако сама непогода не хотела слушать мольбу в прекрасной песне. Ветер поднимал волны и бил их о стальной корпус эсминца, а самые хищные волны забрасывал на блестящую корму.
Корабль гигант буквально подбрасывало на волнах, но он продолжал нести свою молчаливую вахту в злом от шторма море. Моряки поднимали спасательные шлюпки тех, чьи корабли не смогли выдержать натиск стихии и вынести «ее» песню. Бросали тросы к тем, кто погибал… А «она» продолжала петь. Все сильнее и сильнее становилась песня в «ее» голосе, так словно «она» была рядом с эсминцем. Спасательные вертолеты, как пчелы кружили над безумной водой. Спасатели хотели помочь утопающим, попавшим в смертельную западню катерам.
Хотела ли помочь «она»? Никто не знал ответ на вопрос.
С рассветом шторм успокоился. Прекратила свою грустную песню и «она». Корабль  больше не раскачивало на гневных волнах. Последним кого подняли на борт спасатели, стала девушка странным образом попавшая в западню сетей и если бы рыбаки не сказали военным, то, кто мог знать…

***
…Каждый новый шторм, когда Зевс ругается с нашей царицей Каллисто, я выплываю на коралловые скалы и пою. Почему? Не знаю. Может в неспокойное море при гневном небе никто не заметит моей печальной песни  к «нему». «Он» плавает на большом корабле из самой красивой, блестящей и мощной стали. «Он» носит морскую форму, а в «его» волосах смеется солнце.  В «его» глазах я вижу доброту  неба. «У него» храброе сердце – я знаю это. «Он» поднимает вверх железную птицу и помогает тем, кто попал в плен моря. И я пою «ему», чтобы привести его песней, чтобы крылатая птица избранного моим сердцем помогла всем, кто погибал во тьме вод царицы.
Мой народ не могут видеть глаза людей, если даже я подплыву к человеку так, близко, что коснусь ладонью его лица то, он не поймет моего прикосновения. Ведь, я соткана из тысячи лучей света, окруженная морскими пузырьками,  а в моих волосах играют морские рыбки. Да… моя любовь не может видеть меня. «Он» не знает, что я существую и что есть причудливый народ, живущий на дне морском. Поэтому я пою «ему», чтобы он слышал, что я люблю «его». «Он» слышит мою песню – все они, люди, слышат мой голос, который поет только для него.
Мы не можем говорить на языке людей, не можем обретать формы выплыв на берег, но я могу. Не  знаю, почему. Просто могу потому, что моя любовь сильнее смерти. Моя боль от мыслей, что мы никогда не встретимся, придет силы и мой голос обретает звук, слова, фразы…
…А царица морская Каллисто жестока со мной. Она не понимает моей любви к человеку, она считает меня безумной. Ее высочество наказывает меня, страшит духами зла и смертью на коралловых камнях. Пусть лучше смерть, чем жизнь без солнца, без света, без воздуха, без «его» синих глаз… и Калисто отпускает меня, обволакивая своей синевой, тьмой, властью надо мной. Она вырывает из  прозрачной груди мой свет, мой голос, мою жизнь и выбрасывает меня на скалы, чтобы ударившись о них, я превратилась в морскую пену.
Последнее, что вижу – это небо гневное, величественное и мудрое. Зевс обращает на меня свой взор и что-то происходит…  Я не парю в воде, как маленькая птичка, а падаю на дно.  Мое тело имеет формы, а волосы развиваются в синеве моря как на ветру. Я вижу, что рядом со мной рыбацкая сеть смыкает свои неприятные тиски, и вот она, я в плену.  Сеть тянет наверх, вода искриться пузырьками, свет слепит глаза, и я делаю первый вздох, который обжигает мои легкие, прижимаюсь руками к железной палубе, на которой лежу.

*** 
Ее спасли рыбаки. Вытащили из сети, чтобы она жила, а потом шторм расправился с их судном. Если бы вовремя не подоспели военные, то, кто бы знал…
Она жалась к ограждению сидя на полу, испуганная, бледная, с неестественно белой кожей. Ее большие  детские глаза как будто спрашивали нас: «где я?», «как я сюда  попала?» Мы пытались успокоить ее, но она не произнесла, ни звука, а только рассматривала нас диким напуганным взглядом.
А потом  она будто застыла и, не моргая, стала смотреть на одного из военных спасателей.   Мужчина вышел вперед, расталкивая зевак локтями. Он снял свою куртку и закутал в одежду девушку, что было странно, его она не боялась.  Наоборот  ее худое тельце перестало дрожать, и она расправила плечи.
 – Разве вы не видите, что она немая? – строго сказал моряк.
И он обратился к ней: – Ты можешь говорить?
Девушка опустила в пол взгляд и отрицательно покачала головой.
В толпе замялись, кто-то неудачно сказал: – Жаль, что не она пела нам.
Гостья на палубе вскинула голову и посмотрела прямо в лицо говорившему человеку. Ее взгляд горел, она хотела ответить ему, но не могла.
– Ундина… – слово эхом прокатилось по толпе.
32 Подарите женщине цветы
Марина Галимджанова
*

Подарите женщине цветы. Она не скажет вам об этом, но под ворохом проблем, под видом мужского пиджака или дорогих духов так хочется…цветов для истерзанной души. И, чтобы аромат нежным поцелуем прикоснулся к щеке, приласкал, обнял, пригрел – ту, что бежит по улицам шумного города…куда и зачем? Неважно. Она и сама забыла, что была когда-то нежной и ласковой. Быстрее. Скорее. Выше. Но все ворох. Так, шум для публики. Пожалуйста, подарите женщине цветы, и вы увидите, как она оттает. Станет добрее, лучше. Просто. Подарите. Женщине. Цветы.

 
Подарите девушке цветы. Ее мир цветной, но в этом мире нет белого цвета. Современные желания, как лазурные берега заставляют ее рисовать карточный домик. Но что в нем? Ничего. Она и сама забыла, что учила других мечтать. Хотела показать любимым небо, но сама забыла дорогу к нему. Ей так хочется стать взрослой. Независимой. Серьезной. Не зная, что под этим видом сердце каменеет и становится чужим для человека. Просто. Подарите. Девушке. Цветы. Покажите ей путь на небо.


Подарите девочке цветы. Пусть ландыш или ромашку, укажите ей путь к солнцу. Чтобы в будущем, она взяла белый мел и нарисовала рисунок на асфальте – там, где есть добро, счастье, радость, где есть цветы. Корысть, зависть, обида уступят место дому на берегу синего-синего неба. И в том доме будет цвести любовь. Там нет грозы, которая разрушит все мечты, потому что на подоконнике в белоснежной вазе стоят цветы для девочки, которая согреет своей улыбкой половину мира.


Подарите  бабушке цветы. Вложите желтый букет в ее морщинистые руки, быть может, ей никто не дарил цветов. Сделайте это сейчас и здесь, ведь завтра будет поздно…
33 Залетела душа в тело
Татьяна Летнева
                                                                       осваивая посыл к притчам...))

   Залетела душа в тело и стала там испуганно биться о внутренние органы… Где притулиться? Стукнулась о печень, воскликнув… о трапезная моей души! Печень промолчала… Постучалась о почки, воскликнув… о водоем моей души! Почки  усмехнулись, отфутболив ее к сердцу… Подлетев к сердцу, душа, воскликнула… о колокольня моей души! Сердце учащенно и радостно забилось… Засмеялось, зазвонило… вот оно, солнце Вселенной! От cтука сердца искры радости, импульсы жизни понеслись по кровеносным рекам… донося до каждой клеточки… искорки тепла и света… зашептали… крупицы души в каждой из нас… Рано утром человек открыл глаза, увидев рядом с собой спящую женщину, изумился, улыбнулся и выдохнул… Солнце мое, как я люблю тебя! И всем своим существом: телом и душой нежно потянулся к спящей… Так где же все-таки душа притулилась?
P.S.  Человек – это мужчина, а женщина – это женщина))
34 Треугольником плеч
Татьяна Летнева
   Она торопилась c работы домой. Скорее… успеть бы. Вбежала, скинула пальто и прямо на кухню… Сегодня решается, вернее, решится… будут ли , наконец, и у них с мужем  перемены к лучшему. Посредник приходит или покупатель?  скорее, перекупщик открытки на машину. А вы разве не знаете, не помните те времена, когда торговали вначале открытками на машины, а не машинами? Машины  по открыткам покупали, теневое распределение…  Интересное, однако, было время! Какие пути к благополучию, какие препятствия и трудности! обретения автомобиля, что становился не роскошью, а средством передвижения… Но какая сила чувства! Достижения  желаемого!
Они с мужем уже несколько лет кряду жили в материальных затруднениях.  Три года он один тянул, пока ребенок был маленький, а вот теперь и она на полставки пошла в библиотеку, а малышка  - в садик… Но катастрофически не хватало на жизнь! А тут у мужа на работе открытки выделили на авто - подержанных  «Волг», «ГАЗ-24» - и он вытянул жребий! Вот повезло!  Самим  «Волгу» им не осилить, зато пристроить открытку - в самый раз, столько оказалось желающих! Вот как вырос спрос на  желанноприобретаемое, ставки росли день ото дня и цена определилась, в конце концов, в 200 рублей, что по тем временам  было выше месячного оклада. Короче, всё на мази, и удача приблизилась к ним, значит, счастье  не забыло дорогу в  их дом. Она улыбнулась своим мыслям…
О, сделаю шарлотку, подумала она… Быстро, вкусно и к чаю не пусто. Кухня была, по тогдашним меркам, не маленькая,  целых 9 метров! Не хрущевка  -  сталинский дом! И уютная, отличительная особенность, прижатый по одной стенке аквариум на 200 литров, с подсветкой и пузыристым воздухом, который так неординарно выделял их кухню среди множества других, похожих. На кухне, особенно вечерами,  любила она придаваться мечтам. Когда, угомонившись, дочка сопела в своей кроватке, а муж  только был на подступах к дому, она садилась и смотрела на кажущуюся спокойной, жизнь полосатых, пятнистых и в точечку рыбок. Меченосцы, гуппи, барби… Главной для нее была золотая рыбка, к которой она не раз обращалась с просьбами о свершении желаний, и мысли,  то ли свои, то ли извне… каким – то необыкновенным образом втекали в аквариумное водное пространство, а золотая рыбка, своим пучеглазым,  мутным,  оком, прижимаясь к стеклу аквариума,  о чем-то молчаливо, многозначительно ей намекала. 
Сейчас она только скосила глаза в сторону рыбок  и поспешила поставить форму для шарлотки в духовку. Минут через десять по кухне  разлился запах ванили, сладкого теста и печеных яблок Когда повернулся ключ в двери, она вздрогнула,  хотя ожидала мужа с  гостем,  и непонятное беспокойство охватило ее,  словно пойманную на недозволенном…
В кухню он  вошел  почти одновременно с мужем, сразу же дополнив, домашние, уютные  запахи, свежестью уличной прохлады. И, странно, с его появлением внезапно возникло пока еще неясное, но уже острое  чувство интереса и новизны. Поздоровались. Познакомились. Обошлись без рукопожатий - и,  слава Богу, подумала она. Ничего особенного, мужчина, как мужчина, чуть выше среднего роста, похоже, чуть старше ее… Муж и гость сели спиной к аквариуму, лицом к ней и стали тихо переговариваться. Покупатель явно был великоват тому пространству, куда его посадили, хотя чрезмерности в его облике не было.  Плечи  великоваты, подумалось ей.  И он тоже всем своим видом как бы говорил, что пытается уменьшиться. Даже голову втягивал в плечи, но безуспешность попыток была очевидной. Неудобство в какой-то миг испытали все. Молчаливое замешательство она прервала своим предложением выпить чаю. И  стала хлопотать, ставить чашки, заваривать в маленьком керамическом чайнике свежий цейлонский чай.
Только вот,  новое чувство удивительным образом проникало в  нее…  Этот незнакомый мужчина в их доме, зачем - то так пронизывающе, пронзительно разглядывал ее, словно пытался запомнить навсегда, всерьез. Искрой пролетело между ними смущение, напряженность и безусловность скрываемой, неожиданной, тайной  заинтересованности. Что-то происходило между ними. Но что? Гость положил на стол 200 рублей и взял открытку. В воздухе зависло состояние необратимости.
Никогда не приглашайте в свой дом, в свою крепость чужих, если связующее число 200… «Открытка» – 200, аквариум на 200… «, - промелькнула тогда в ее голове мысль… И гость, оставивший в доме кроме денег еще нечто, взяв открытку и оставив деньги, рожден был  под знаком рыб… Но она пока  об этом не знала. Потому что, все самое значительное понимаешь только потом, после…
Гораздо позже, через годы, одарившие счастьем и потерями,  она все пыталась вспомнить тот единственный миг, момент, мгновение, когда по-настоящему все началось, когда она поняла? что все дистанции, барьеры, запреты внутри себя и вне резко смыты, стерлись и превратились в одно единственное желание быть, приблизиться, раствориться. Во времени это соединилось в единую цепочку, чередой в которой со степенью увеличения прятались нюансы, входящие  в сознание, в  мысли, чувства с проникающей и обезоруживающей углубленностью. 
Когда ее в первый раз пронзила горячей волной чувственность, обессилив тело, она испугалась. Сексуальные отношения с мужем у нее были ровными, привычными. Она вообще о них не думала. А тут вдруг такое…  Так вот когда это началось… началось?  Да, точно! Это случилось у нее на работе, куда он заглянул с предлогом посоветоваться. Приехал на белой «Волге». Откуда только узнал адрес, ну, конечно же, муж наивностью страдал или слишком уверен был в ней… или в себе?  Она с недоумением выдохнула… совет, так совет.
И вдруг увидела в пространстве большого зала, с высокими потолками, среди книжных стеллажей ЕГО СО СПИНЫ.  Он выбирал, стоя к ней спиной, книгу. У нее перехватило дыхание  именно в тот момент, когда она увидела его сзади … удлиненные, густые, русые, с искрой рыжины, чуть волнистые  волосы едва касались воротника светло-серого пиджака. Вот! Как гром среди ясного неба!  Линия  плеч. Плечи. Прямые, широкие. И что-то в них было необъяснимо притягательное. Она увидела это с расстояния и задохнулась…  именно тогда в нее влетел невыразимый, непонятный, потрясающий магнетизм контура его плеч. Словно кто-то, внутри, со всего размаха перечеркнул все ее убеждения, устремления и сказал отчетливо и ясно…  все, тебе, конец. Сладостная волна чувственности влилась в нее объемной лавиной, и вместе с собой принесла потоком неразгаданную, непознанную еще, но уже явно обозначенную таинственность прикосновения  любви. Треугольник был остроконечным, равнобедренным. Перевернутым. Треугольником плеч – разделительной полосой, пока еще полосой!  приблизившегося желания, невидимо незримой стрелой  уже касался головокружительным  ощущением, острым потрясением  входил в ее душу. Треугольником плеч – треугольником тайны и  жажды, такой,  что пересыхали губы от волнения. Неужели? Плечи. Да, именно, плечи. И было в этом что-то непостижимое. Телесная магия захвата. Он, треугольник, вдруг перевернулся  в воздухе, она графически , в прямом смысле, увидела, как на экране телевизора,  что он крутанулся вправо и своей верхушкой, вершиной … направился  указующе  в область  ее живота,  и закручивающейся спиралью, торнадо! стал подниматься  вверх, в область сердца и выше, выше, лишая рассудка… В тот самый момент она поняла, насколько человек слаб, и как могут только от одной мысли, без еще не нарисовавшихся подробностей, подкоситься ноги. Это новое, ранее неизведанное чувство, жаркой сладострастности ее потрясло. Откуда только это все сразу  взялось? Она покачнулась и прижалась своим плечом к стенке, словно искала поддержку, опору. Состояние было на грани потери сознания. Господи, спаси, сохрани…  И тут он вдруг обернулся, словно почувствовал импульс, исходящий от нее,  вызванный им же, и направился к ней, руки у нее стали влажными, а внутри все похолодело и мурашки побежали вверх к голове, по волосам. Она совсем не помнит цвета его глаз, раздевающего взгляда… Но треугольник его плеч… да, именно… треугольник плеч…  как - будто оглянулся, повернулся  и устремился навстречу к ней,  теперь уже с  очертанием лица, прямо в нее,  в самую сердцевину непознанного,  ярко, яростно и остро входя в глубь ее женской,  раскрывающейся сути. Все, мне конец…  успела подумать она… Господи, страшно - то как… И жаркая волна чувственности снова накрыла ее, как волна в море,  полностью, с головой, поглотив всю, без остатка…
Она не помнит, сколько длился миг этот познания или потери себя. Но понимала только одно, что никто не должен увидеть, почувствовать ее состояния.  Когда ясность снова вернулось к ней, он стоял рядом, держа в руках выбранную книгу. И вроде бы опять все стало реальным, прежним…
«Всегда рада помочь. Заходите еще, если будет необходимость… » - вежливо и сухо произнесла она и, взяв книгу из его рук, стала оформлять ее документально. Главное, не выдавать себя, крутилась назойливым сверлом в ней испуганная мысль.
 «Если позволите, я буду к вам заглядывать…» - опять произнес он. «Конечно, конечно…» - ответила она. Надо же, так влипнуть… Сумбур мыслей, ощущений продолжал кружиться в ней, не давая покоя. Странно, почему она совсем не думала о муже, ни чувства вины, ни сомнения не мучили ее, только новое потрясающее, проникшее в ее телесность состояние оставалась сильным и незабываемым. «Пленница тайного постижения…  допрыгалась… » - пыталась упрекнуть она себя...
Скорее к своему роднику… к маленькому чуду, к доченьке… к своему причалу… Ангелом спасения казались ей мысли о ребенке…  И как только может уживаться параллельно в одном человеке столько разных граней чувствования?… Когда она увидела свою кареглазку, бегущую навстречу с распростертыми объятиями, волна материнского счастья освобождением захлестнула её, и она  выдохнула, подхватив ее на руки: «Солнце, моё!». И это было правдой. 
Так же, как и то, что впервые прикоснулось  к ней или проснулось в ней? … словно открылось окно в неизвестный ей мир и услышала она голос  в себе,  проникающий в  слух ее сердца  откуда- то издалека… уж, не с Неба ли? и задрожали слова в ней обнаженной откровенностью мысли…
«Треугольником плеч - контуром страсти - прикоснулись, как меч, чувства напасти… Полоснула нежданность, неожиданность встреч, и  огнем  испытаний, треугольник познаний  захватил сердце в плен. Треугольник замен, перемен и исканий, треугольник любви – треугольник измен. И  проси – не проси, погибать в нем придется, тонут чувства желаний, словно в бездне морей, кораблем испытаний, откровеньем признаний, душ влюбленных касанием. И кричи – не кричи… чувственность - жизни ключи… Остротой незабвения, сладострастием скрутил, новизной ощущений так запутал, сманил… устремленностью тел, обоюдностью жажды вдруг в себе растворил. Треугольником плеч - контуром страсти - прикоснулись, как меч, чувства напасти…»
35 В Подмосковье сегодня пасмурно...
Карин Гур
 ... А теперь прогноз погоды на сегодня 01.08.20.. года:
 
   В Подмосковье пасмурно, тепло, дождей не ожидается. Температура утром +18, днём +24. Завтра...
   В Тель-Авиве жарко. Утром +30, днём +37, влажность 70%. Завтра...

    Доктор биологических наук, профессор Илья Хазин ехал на скоростной электричке из Реховота, где работал в институте Вейцмана и жил последние пятнадцать лет, в Тель-Авив на очередной научный симпозиум. Илья расслабился в кресле и вспомнил вчерашний разговор по скайпу с Леной. Она, как только появилась на экране, упрекнула его, что он поправился и плохо выглядит:
   - Ты весь в своей науке, плохо питаешься и много работаешь.
   Из глубины квартиры на мамин голос прибежал беленький кудрявенький Андрей и взобрался к Лене на колени:
   - Привет, деда! Завтра воскресенье, мы поедем на дачу. А ты будешь работать, да? Дедуля Илюша, ты когда к нам приедешь? Я уже за тобой поскучал.
   - В этом году вы, будьте добры, пожаловать ко мне, только позже в октябре, когда не будет так жарко. Мы с тобой поедем к морю, и ты увидишь настоящих дельфинов.
   - Дельфинов! Класс! – Он повернулся к маме и что-то шепнул на ухо. Лена улыбнулась и кивнула согласно головой. – Дедушка, расскажу тебе большой секрет: скоро у нас будет ещё ребёночек. Он сейчас здесь у мамы в животике, - Андрей нырнул под стол, - а потом он вырастет и... – мальчик вынырнул и задумался. – Дедуля, а как же он оттуда выберется?
   Ничего себе вопросик!
   -Ты знаешь, Андрей, как-то женщины с этим справляются вполне.
   Илья улыбается. Электричка приближается к станции и замедляет ход...


   Хазин был типичный занудный отличник: серьёзный, толстый, в очках. В классе его не любили, потому что он никому не давал списывать.
   Капитан сборной старших классов по волейболу, кудрявый блондин и круглый двоечник Андрей Рюмин был его соседом по парте. Двойки ему, конечно, не ставили, натягивали на тройки, но в конце девятого класса математичка Нина Артуровна предупредила, что терпение её лопнуло и, если он не напишет годовую контрольную по математике, оставит на второй год. Значит, прощайте и  волейбол, и капитанство. Сейчас он сидел и пялился на доску, где были написаны три варианта контрольных задач. Списать у Илюхи он не мог, даже если бы тот дал, у того был первый вариант, а у Андрея – второй. Хазин уже вовсю строчил по листку, опустив голову и пошмыгивая носом. Андрей с тоской перечитывал в пятый раз условие задачи. Время шло. Неожиданно Илья толкнул его локтем в бок и прошептал, пододвинув к Андрею листок:
   - На, вот твои задачки, переписывай.
   Андрей чуть не свалился с парты.
   Нина Артуровна подняла голову, но, увидев, что Рюмин сидит и успешно списывает, открыла журнал и стала что-то там внимательно рассматривать.
   Последний урок был физкультура, от которой Илюша (чтобы не портить ему аттестат) освобождён. Для него залезть на канат, пробежать стометровку и пройтись по бревну также сложно, как для Андрея решать уравнения. Оставшись в классе, Илья готовил очередной номер «Комсомольского прожектора». В начале года к нему подошла Света Бирюзова, комсорг класса, и сказала:
   - Ты, Хазин, всё равно никакой общественной нагрузкой не охвачен, вот и будешь выпускать газету.
   Он смутился и попытался было отказаться:
   - У меня почерк корявый...
   - Ничего, ты пиши, а я перепишу начисто.
   Свете он не мог отказать по той простой причине, что уже почти год был в неё влюблён. Однажды Илья раньше всех закончил контрольную работу и скучал. Рассеянным взглядом поводя по классу, вдруг увидев тоненькую шейку, россыпь русых волос над белоснежным воротничком, чёрные крылья школьного передника, трепетно обнимающие хрупкие плечи, был сражён. На какое-то мгновение ему показалось, что в классе пусто и есть только ОНА, такая прекрасная и недоступная...

   - Эй, отличник, о чём мечтаешь? - в дверях с мячом в руках стоял раскрасневшийся Андрей.
   Илья засуетился, стал собирать разбросанные по столу листы:
   - Да ни о чём, жду звонка...
   - Ну, тогда лови, - и Андрей запустил мячом прямо в направлении окна. Хазин неожиданно для себя подпрыгнул и поймал бросок:
   - Ты что, обалдел, чуть стекло не разбил.
   Андрей расхохотался:
   - Так не разбил же. У тебя отличная реакция. Пошли с нами играть в волейбол.
   - Я!?
   - Ты, ты. Давай, не робей. А ты меня понатаскаешь за лето с этими иксами и игреками.

   После летних каникул Илья вернулся в класс похудевший на десять килограмм. Над верхней губой пробились чёрные усики и, впервые, он стал объектом благосклонных взглядов одноклассниц. Многих, но не Светы. Андрей стал получать твёрдые тройки, среди которых даже мелькали вполне заслуженные четвёрки. Последний год пролетел быстро. После выпускного вечера Илья, получивший золотую медаль, заявил родителям, что хочет поступать в МГУ. Мама с папой переглянулись:
   - Ты сядь-ка, сын, и послушай. Поступать ты не будешь, мы подали документы на выезд в Израиль. - Это был гром среди ясного неба.
   Уезжали Хазины зимой. Андрей учился в военном училище, но приехал проститься с другом. Они знали, что прощаются навсегда.
   
   Илья закончил Хайфский технион сразу по двум специальностям: биология и химия. Годы сменялись десятилетиями тяжёлого напряжённого труда.  Бессонные ночи, кропотливые опыты, большей частью не приносящие ожидаемых результатов. Первые проблески удач. Стажировки  и симпозиумы в Европе и Америке, статьи в журналах, работа,  ежедневная изматывающая работа.  За всё приходит награда – международное признание, докторская степень, звание профессора.
   За всем этим карьерным ростом остался Илья Хазин холостым и неженатым. Были в его жизни мимолётные романы, яркие женщины, но ни одна не сумела захватить его настолько, чтобы хотелось предложить ей руку и сердце. И образ русоволосой девочки, бывшей одноклассницы Светы Бирюзовой, сохранился для Ильи светлым трогательным воспоминанием ушедшей юности.
   
    В конце апреля 1986 года Хазин с группой молодых учёных находился в Швеции, куда они были приглашены Королевской академией наук на симпозиум по вопросам молекулярной биологии.
    27 апреля вечером в Швеции был зарегистрирован резкий рост уровня радиации. Сначала под подозрение попал завод неподалеку от Стокгольма, но уже днем 28 апреля шведские власти знали, что источник загрязнения находится восточнее Финляндии. Мир узнал о Чернобыльской катастрофе.
   3 мая Илье удалось дозвониться в свой родной городок соседям Рюминых и те  сообщили, что Андрей, похоже, находился в Припяти после аварии.
   Илья вернулся домой. Он поднял на ноги всех своих друзей и  знакомых,  дошёл до канцелярии премьер-министра Израиля. Оттуда удалось дозвониться по дипканалам до 6-ой радиологической больницы в Москве. Рюмин оказался госпитализирован там в числе первых ликвидаторов. Илья предложил кровь, спинной мозг, почку, лекарства, наконец, деньги. Профессор выслушал его молча:
    - Помогите лучше его семье.
 
    Вдова Рюмина осталась одна с пятилетней дочкой Леночкой. Через три года вышла замуж, переехала жить в Москву, родила новому мужу ещё двоих детей.  Леночка стала для Хазина самым близким и родным человеком. Он заботился о ней, как о своей дочке, помогал материально, а после 1991 года часто навещал в Москве. Она выросла красивой умненькой девочкой, натуральной блондинкой, похожей на своего отца. Окончив с отличием Московский педагогический университет по специальности русская филология, преподавала в одной из гимназий русский язык и литературу. Вышла замуж и родила мальчика Андрюшу. Именно Леночку Хазин считал своей семьёй. И в самом деле: что такое семья? Неужели лишь единство людей, связанных кровными узами, испытывающих друг к другу чувство любви, заботящихся о членах семьи, поддерживающих их морально и материально? А если есть только кровное родство, а больше ничего другого – это семья или нет? Или же наоборот есть всё, кроме так называемых кровных уз, как это и было у Хазина. Он любил Леночку, её мужа и сына, и они отвечали ему взаимностью.


   ... Электричка приближается к станции и замедляет ход. Илья  видит, как с верхней платформы спускается по лестнице к перрону юная девушка. Её стройные ножки почти не касаются ступенек, а русые волосы развиваются за спиной в такт бегу.
   - Света! – рвануло сердце и стальной острый обруч больно сдавил грудь. – Све-е-та...
   Девушка оглядывается на голос. Оттолкнувшись, влетает в окно и склоняется над Ильёй:
   - Потерпи, миленький, сейчас полегчает. – Хрупкими пальчиками девушка разрывает сталь и, действительно, становится легче дышать. Взяв Хазина за руку,  возносится вместе с ним над вагоном, станцией, над маявшимся в горячем влажном мареве городом, в синюю хрустальную высоту.
   - Прощай, Илюшенька, - она целует его в щеку тёплыми губами и слегка подталкивает в спину. Илья, ещё ощущая в руке прикосновение её тонкой прохладной ладошки,  устремляется туда, где холодно, темно и тихо. Он летит и плачет, плачет от счастья...
 
    Заслуженная учительница России, Светлана Николаевна Петрик, в девичестве Бирюзова, выходит на веранду своего загородного подмосковного дома. В руках она держит плетённое лукошко с белыми шерстяными и синими мохеровыми нитками, спицами, крючками и пуговицами.
   Женщина усаживается поудобнее в своё любимое кресло-качалку, надевает очки и тянется к вязанию. В этот момент ей на щеку падают несколько холодных капель.
   - Да что же это такое? Ведь обещали, что не будет дождя!
   Спустившись по ступенькам на садовую дорожку и сдвинув очки на лоб, близоруко всматривается в пасмурное небо. Прямо над домом зависло странных очертаний облако. Что-то в нём мучительно знакомое: брови, нос, усики, красиво очерченные губы.  Надо же! Просто вылитый Илья Хазин! Убеждённая атеистка, Светлана Николаевна перекрестилась.
   - Привидится же такое... – женщина вытирает мокрую щеку, возвращается в кресло. Укрыв ноги пледом, достаёт нитки и спицы и начинает быстро вязать тёплый шарф, который согреет её в холодные зимние вечера.
36 Я забыла сказать...
Карин Гур
    

   Он ни разу не посмотрел на меня с мужским интересом.
  Я, конечно, не из тех роковых красавиц, из-за которых представители сильного пола теряют головы, баснословные состояния, установившиеся семейные отношения, а порою и жизнь. Сколько их таких  женщин в мире? Сто? Тысячу? Никто не считал.
    А я обычная симпатичная особа, с хорошей фигурой, красивыми волосами и привлекательной улыбкой. Начитана, образована и почти не стерва. Почти, потому что немало здоровья испортила своим поклонникам, всё лишь потому, что никого не любила. Никого, кроме него…
    Впервые мы встретились в нашем областном музыкально-драматическом театре, куда приехала на гастроли Ада Роговцева с «Варшавской мелодией». Был аншлаг, билеты продали за месяц до спектакля. Но тогдашний кавалер, за которого я вскоре вышла замуж, совершил немыслимое…
   Пока он сдавал в гардероб наши пальто, я подошла к зеркалу причесаться. Вошла пара. Красивую надменную блондинку, Люду Чернову, я знала ещё по институту, она закончила физмат на несколько лет раньше и преподавала физику в Мединституте. Никогда не могла понять: зачем будущим врачам физика? Им что, латыни мало, не говоря о  гистологии, эмбриологии, цитологии, патологической физиологии или, и не выговорить даже, пропедевтики внутренних болезней.
   Да, так Людок была в чёрной каракулевой  шубе, в сапогах на высоченных шпильках. Но больше всего украшал  Люду её спутник. Выше среднего роста, густые каштановые волосы зачёсаны назад, карие глаза и обаятельная улыбка, с которой он смотрел на подругу. А сняв пальто, мужчина оказался в костюме и с бабочкой, которая добила меня окончательно.
  Забыв о причёске, стояла, вылупившись на них, красивых, как небожители.
  Будущий супруг потянул меня в зал, я спросила, спотыкаясь на ходу:
  - Это кто?
  - Кто, кто?
  -  Ну, тот, с бабочкой?
  - Не знаю, первый раз вижу, А тебе зачем, влюбилась?
  - Почему сразу влюбилась? Нездешний он какой-то.
  Мы сидели в шестом ряду партера, они наискосок – в третьем. Сверлив взглядом его затылок, забыв о сцене и трагической любви Виктора и Гелены*, думала лишь, кто этот незнакомец и по какой прихоти судьбы возник вдруг в моей жизни.
   В нашем городке все друг друга знают, и вскоре я имела полную информацию об интересующем меня объекте. Звали его Дмитрий Горюнов. Чернова познакомилась с ним на отдыхе в Ялте, курортный роман перерос в нечто большее. Он покинул Кривой Рог и переехал жить с Людкой, устроившись работать начальником смены на местный агрегатный завод. Кто бы мог подумать, что в Кривом Роге мужчины носят бабочки…
   Дважды разведённый,  за ним числилась слава «ходока по бабам». Это вселяло надежду, что обойдя весь земной шар, он когда-нибудь приземлится на моём огороде, сеять благодатное семя.
   Беременность и материнство на некоторое время отодвинули мысли о Дмитрии на задний план. А когда нашей дочке Маргарите исполнилось шесть лет, осознав, что исчезла дневная близость и взаимопонимание, мы развелись без лишних драм.
   В один из вечеров в ресторане мы оказались с Горюновым за одним столом, попав каким-то образом в общую компанию. Дмитрий пришёл с семейной парой, где Людмила объяснять не стал. Ещё никто не знал, что она тяжело больна.
  На нём была  светлая рубашка с открытым воротом и серый пуловер, без бабочки, настоящий криворожский пролетарий.
   Выпив за здоровье юбиляра,  Дима стал приглашать по очереди всех присутствующих дам. Дошла очередь и до меня. Я желала лишь одного, чтобы танец этот никогда не закончился. В порыве чувств не удержалась и очень интимным жестом погладила его затылок, взъерошила волосы.  Он шлёпнул меня по округлости ниже талии, удерживая за локоток, отвёл на место и больше  не подходил.
   Возможно, и с Людой у них бы жизнь не сложилась, но болезнь прогрессировала, ей отняли одну грудь, потом – вторую, он оставался с ней до конца.
  В тридцать пять, поддавшись чувству паники и боязни одиночества,  вышла замуж второй раз. Но… Об этом спел Вахтанг Кикабидзе, и тут ни прибавить, ни убавить:
Просто встретились два одиночества,
Развели у дороги костер,
А костру разгораться не хочется,
Вот и весь, вот и весь разговор…

    Давно прошла юность, я оставалась одна, без мужа, без любовника, без тепла и ласки. И только во снах позволяла своему телу расслабиться. Мне снился Дмитрий так явственно, словно всё происходило наяву. Острое желание, его дыхание на лице, кольцо сильных рук, сплетение тел… Ещё мгновение и мы сольёмся в единый клубок… Я просыпалась, разочаровано кусая губы.
   
    Неподалеку в районном городке жила моя бабушка, недавно отметившая своё девяностолетие. Жила одна, на все просьбы и мольбы переехать к нам, отвечала, что вполне справляется сама. Пока не упала на обманчивом ноябрьском гололёде. Счастье, что отделалась только сильными ушибами. Наш женский домсовет – я и Рита, которой уже исполнилось пятнадцать, решили, что бабулю нужно незамедлительно забирать к нам. Дочь перебралась в гостиную и уступила бабушке свою комнату. Бабушка сокрушалась, что  я её увожу, не продав дом, не собрав все дорогие её сердцу старые вещи. Я успокоила бабушку, что ключи оставлю соседке, та присмотрит за домом и, как только появится покупатель, даст знать.
  Через месяц в ветреный дождливый декабрьский день соседка позвонила рано утром домой, что объявился покупатель и хочет поговорить со мной насчёт купли-продажи. Он явится сегодня после пяти вечера.
   Отпросившись пораньше с работы, в туалете переоделась в  одежду, подходящую для  деревенских грязных дорог,  отправилась  за продуктами для соседки. Пройдясь по магазинам, постояв в очереди, нагрузилась основательно. Две буханки чёрного хлеба, колбаса, сыр и масло, две копчённых скумбрии, сахар, конфеты и любимая соседкой кабачковая икра. По тротуару, покрытому грязной смесью песка, растаявшего снега и воды, потопала к остановке. Скоро стемнеет, зимний день короток. На остановке столпилось полно людей. Ни автобуса, ни троллейбуса, а о  том, чтобы поймать такси можно только мечтать. 
    Рядом резко затормозили серые «Жигули», обдав меня брызгами мутной жижи. Из машины вышел Дмитрий, забрал обе, оттягивающие руки сумки, и кивнул:
   - Садись.
   Я нырнула в теплое нутро  на сидение рядом с ним. Машина тронулась и понеслась по проспекту в сторону выезда из города.
   Мы молчали. Я искоса смотрела на его профиль, не спрашивая ни о чём, мне было всё равно, куда он меня везёт.
   - Куда едем? – спросил Дима, не поворачивая головы.
   Я рассказала подробно о цели своей поездки. Он поинтересовался, в том ли направлении едет и, получив от меня  утвердительный ответ, замолчал.
   Пришлось брать инициативу в свои руки:
   - Ты почему не на работе? – я как-то сразу перешла на «ты», словно уединение в машине отгородило нас от всех, сделав ближе. 
   - Скопились неиспользованные отгулы, всё равно пропадут в новом году.
   Мы быстро приехали на место, старые ворота давно не закрывались и «Жигули» въехали во двор.
   - Спасибо, - я потянулась к выходу.
  Он взял меня за руку:
  - Я подожду тебя, мне всё равно делать нечего.
  Вот как! Делать ему нечего.
  - Хорошо, - и вышла наружу.
   Соседка, услыхав шум подъехавшей машины, показалась на крыльце, накинув на плечи пуховый платок.
  - Деточка, я звонила тебе на работу, но ты уже ушла. Покупатель будет только завтра утром. Я убрала немного в доме и протопила печку.
 
  Она говорила извиняющимся тоном, косясь на Диму, стоящего опершись на кузов. Он курил, глядя на меня пристальным взглядом, тем самым взглядом, который я так долго ждала. Мужчин не понять. Я видела себя со стороны в старой вылинявшей куртке, в джинсах и видавших виды сапогах, на голове Риткина вязаная шапочка. «Какое счастье, - мелькнуло на миг в голове, - что я надела утром кружевное бельё…»
    Мерзким голосом городской попрошайки я прохрипела:
    - Может, останешься?
 
  В полудрёме я ощущала тепло его тела рядом, тяжесть руки на моей груди, терпкий вкус поцелуев. Проснувшись, повернулась обнять его и прижаться покрепче. Постель была пуста. Посмотрела на часы, только половина шестого, ещё темно. Вскочив, подбежала к окну. Ноги стыли на холодном полу. Шёл мелкий снег, машины во дворе не было. Дима уехал, сбежал… Сбежал, испугался своих неожиданно вспыхнувших чувств.
   А чувства были, всё происшедшее между нами было не простой случайностью. Ведь дело не в том, сколько раз и в каких позах, а в отношении мужчины к женщине, разделившей с ним постель, после близости. Как он обнимал, как целовал и ласкал меня, гладил  счастливое наполненное тело, и шептал что-то вроде того, что ничего подобного ни с кем не переживал. Но я… Почему забыла сказать о своих чувствах, о своей любви длинной в двадцать лет. Может он решил, что для меня это просто очередное приключение? Что я просто легкомысленная женщина, с лёгкостью меняющая любовников? Может мои слова были ему необходимы и согревали бы его воспоминания обо мне?
  Закутавшись посильней в одеяло,  заснула с мыслью, что  обязательно скажу при следующей встрече. А в том, что она состоится, я не сомневалась. Такие ночи не проходят бесследно.


   Похолодало. Вчерашние лужи замёрзли и припудрились лёгкой порошей. Проезжая мост, серые «Жигули» не справились с управлением на скользкой дороге. Сметая ограждение, машина рухнула вниз на хрупкий лёд, медленно погружаясь в воду.
37 Подвох
Елена Соломбальская
   Что-то с утра сердце сжимается, будто в предчувствии плохого. О, звонок!
- К тебе можно?
- Д-д-да.
- Через полчаса буду. Что к чаю купить?
- Да есть всё.

   Через полчаса! Так, покрывало на кровать кинуть. Причесаться. Платье переодеть. Сумку со стула убрать. Чайник включить. Конфеты и печенье в вазочки положить. Шлёпанцы приготовить. Всё? В зеркало на себя посмотреть. Ну никаких следов счастья! Обычная толстая тётка. Курица? А вот это нет! Птица вольная. Никогда не была я курицей в гареме петуха. И не буду. Наверно, одиноко доживать свой век – удел таких, как я. Когда-то всё было по-другому…

   - Привет!
- Угу.
- Орешков хочешь?
- Давай.
- А пива?
- Не пью. И ты не пей.
- Так ведь не водка же! А в гости к тебе можно?
- Если умеешь делать столярные, слесарные, электрические, плотницкие, малярные дела, то приходи. Только платить нечем.
- А кофе чашечку нальёшь?
- Да.
- Тогда завтра в двенадцать дня жди.
- Инструменты не забудь!
- У тебя посмотрю. Чего не хватит – у соседей попрошу.
Высокий стройный парень вышел из автобуса и помахал мне рукой. Даже имя не спросил, только адрес.

   Двенадцать ноль-ноль. Звонок в дверь. Привет-привет, кофе, узнали имена.
- Где ящик с инструментами?
- Вон, под столом.
- Ладно, иди занимайся своими делами.
Ушла, вытираю пыль в комнате. Из кухни раздаётся грохот металла. Забегаю. Куча инструмента и гвоздей с шурупами на полу. Он спокойно, с обаятельной улыбкой:
- Бардак дикий! Я сначала в ящике приберусь. Иди, в кухне сам после этого всё вытру и пол помою.
Глажу белье. Заходит, просит закрыть дверь.
- Уже уходишь?
- Нет. У соседей индикаторную отвёртку возьму.
Вернулся через минуту с отвёрткой и ещё какой-то штукой.
- Дали? А что ты им сказал?
- Что я их новый сосед.

   Заглядываю в ящик. Там идеальный порядок. Никогда такого не было!
- Ну что? Начнём с розеток, выключателей и плафонов?
- Может, сначала каши поедим?
- Давай. А то я с вечера, кроме кофе, ничего не пил, не ел.
В щеку поцеловал. Поел – опять поцеловал. Кашу вкусной назвал. Враль, я плохо готовлю.
- А обед и ужин сам сварю, хорошо?
- Ладно. А ты где живёшь?
- Так вчера в город приехал. У знакомого парня остановился.
- А жить где будешь?
- У вас.
- А-а…
Что-то тихо. Чем он там занимается? Сидит картошку чистит. Суп уже варится! Пахнет как вкусно…
- У вас шахматы есть?
- Да.
- Сыграем вечером.
- Я не умею.
- Научу. А хочешь, в шашки сыграем?
- Ладно. В шашки.
Что он там делает? Настольную лампу чинит. Опять поцеловал. Вот это натиск! От такого родишь скоропостижно…
- Ты зачем всё из ванной вытаскиваешь?
- Ремонт будем делать. Сейчас список составлю, что сегодня в хозяйственном надо купить, и начнём завтра.

   Ночью он целовал мои руки, нежно вылизывал ложбинку между грудей, гладил бока, ноги. И целовал, целовал. Я улетела на небеса. Стражи ворот открывали их одни за другими. И я увидела седьмое небо! О-о-о…

   Утром он встал рано, сделал пробежку вокруг микрорайона, потом зарядку, принял душ. Приготовил кофе, разбудил нежнейшим поцелуем в губы и положил на них шоколадную конфетку. Я впервые в жизни так проснулась. И было мне счастье! Могла нежиться в постели, лениться, ворчать, да вообще что хочу без ограничений. Он обнимал, целовал, делал все домашние дела с краю, без разбора: мужские или женские.

   Работать устроился на автобазу. И постоянно меня смешил. Смеялась иногда до колик в боку. Вот, например, в выходной кричу:
- Скажите, который час?
Сын из средней комнаты:
- Четверг!
Второй сын из угловой комнаты:
- Позавчера!
Друг, подойдя ко мне с пылающим взором, изображая страстного кавказца:
- Канэчна, хачу!
Я ворчу:
- Придурочная семейка! Время узнать невозможно!
Он, почти ложась на меня, дурашливо тараща глаза:
- Канэчна, хачу!
Так проходили дни. Ждала какого-то подвоха, но его не было. Через несколько лет друг скажет:
- Это было самое счастливое время в моей жизни!

   А потом мы расстались на два года. Разделяла нас тысяча километров. Он отправлял письма, полные любви и заботы. Но однажды ночью сильно сжалось сердце. Поняла: любимый изменил!

   Вернувшись с цветами и конфетами, готов был жить со мной всю жизнь. Но я сказала:
- Ты изменил мне.
- Я почти два года не был ни с одной женщиной. Молодой  темпераментный мужчина! Эта разовая измена, эта девка так: ни уму, ни сердцу. Ведь хочу жить только с тобой!
- Не умею прощать измены. Ты не спрашивал, из-за чего рассталась с отцом своих детей.
Он целовал, пытался уговорить, просил время на то, что прощу. Отправила его от себя. Мог бы не признаваться? Отнекиваться? Я бы нашла способ проверить, знал о моих умениях!
 
   Приходил каждый день. Через день, два, три. Выполнял в квартире все нужные дела. Давал деньги сыновьям. Не своим детям! Через полгода вновь сделал попытку вернуться. Уговаривал парней убедить меня. Повторила, что не умею прощать измены.  После этого приснился он и около двенадцати юных и молодых девушек с «точёными» фигурками. Показав на эту толпу, уточнил:
- Ты хочешь, чтобы я шёл к ним? Ещё не поздно.
- Нет, поздно! Иди к ним.
Вскоре после того сна официально женился не по любви. На первой попавшейся, по её «залёту»…

   И вот прошло пятнадцать лет со дня давней встречи. Он всё ещё красив и нравится молодым женщинам. Не ругается матом, не пьёт даже пива, курит сигареты с фильтром и ездит на приличной иномарке. Ходит ко мне в гости. Семь лет назад уговорил простить его за ту измену. Сказал:
- Вот просто набери в лёгкие воздуха и скажи: «Прощаю!»
- Зачем это тебе?
- Надо.
Так и сделала. Стало легче на душе. Мне стало легче!

   Вот пришёл с большим тортом. Увидел новую мебель. С прежней обаятельной улыбкой глянул на меня:
- О-о, такой сексодром, а ты на нём одна спишь?
- Тебе-то что. Зачем опять торт купил? У меня и так вон какой живот!
Смотрит на живот, скашивает глаза на кровать, снова на живот. Я быстро говорю:
- Дурак!
Смеёмся. Пьём кофе, едим торт. Он слизывает крошку с губы. Я тут же вспоминаю, как лизал мочки моих ушей. Добродушно и ласково смотрит на лицо. Вспоминаю, как покрывал его поцелуями. Сверкнув зелёными глазами, потягивается. Вспоминаю, как трепетно ласкали его руки. Такое мучение!

   Спрашиваю:
- Как жена?
Чуть морщит нос. Машет рукой.
- А любовница?
- Ревнует к жене. Просит развестись и уехать с ней.
- Ну?
- Может, ещё полгодика. И уеду.
Молча смотрим друг на друга. За эти пятнадцать лет уже научились понимать и с полуслова, и без слов. Двенадцать женщин. У него они уже все были? Или ещё не все? Да мне-то что!
- И расстанемся, наконец!
- Ты такой друг! Может, хоть переписываться будем?
- Почему друг? Я женщина.
Он мотнул головой в сторону окна. Понятно: женщин у него много, а друг – один. И я думаю: «Скорей бы уехал! Вдруг тогда я смогу полюбить кого-то? Просто хорошего верного мужчину?» Взглядываю на собеседника. Вздыхает. Ясно: понял, о чём подумала.

   Расстаёмся возле двери.
- Я зайду ещё, ладно?
- Заходи. Пока!
Ну когда решусь? Когда, наконец? Ведь не раз просила: «Не приходи!» Он спит с женой и любовницами, а я уже столько лет одна! Когда же на его слова: «К тебе можно?» отвечу: «Нет!» И больше не открою дверь…

   Муж не умел или не хотел так ласкать. Думаю, что с этим умением надо родиться. Это талант, искусство, высший пилотаж! Я, толстая тётка, помню всё. У меня не будет больше красивого мужчины, любовника экстра-класса! Ну и не надо! Мне нужен верный. Но вот будет ли? Ведь позади годы одиночества. И возраст мало кого украшает…

2013 г.

Уважаемые читатели! Это не исповедь пенсионерки, а обычный бытовой рассказ.
38 Падал снег
Головачук Виктория
На улице шел снег. Огромные белоснежные хлопья мягко опускались на землю, укутывая дороги в белый плед зимы.

Дворничиха Галя ходила с лопатой для уборки снега и ругалась. С этого начинался каждый день, и этим заканчивался. Вероника, осторожно пробежала мимо нее, стараясь чтобы та не заметила.

Галя вообще очень любила ругаться: на природу, на людей и особенно на собаку Вероники, которую она заботливо прятала у себя под мышкой, чтобы выгулять в парке. К счастью, Тучка была очень маленькой. Женщина подобрала ее на остановке и все боялась, что она вырастет в огромное, лохматое чудовище, но собака такой и осталась.

Вечный щенок оскалился на дворничиху, та обернулась, но их уже и след простыл.

- Я тебе говорила на нее не лаять, - весело пригрозила женщина Тучке пальцем, та в ответ вильнула хвостом и полезла нюхать куст.

- А ты до сих пор с этой блохастой? - вздрогнула Вероника от знакомого голоса, который уж точно не хотела слышать.

Михаил был темным пятном в ее прошлом, о котором она не хотела вспоминать. Постоянные ссоры, выяснения отношений и его совсем уж странная ревность к собаке. Он мог сутками не появляться дома, не отвечал на звонки и все время был занят.

Женщина чувствовала себя совершенно одинокой и брошенной, пока в ее жизни не появилась Тучка, она ей дала это имя за идеальный белый цвет, без единого пятнышка. С собакой она гуляла по парку, ходила по магазинам, и даже смотрела телевизор, пока однажды придя домой с работы, не обнаружила что Тучка пропала.

Оказалось, что Михаил посадил собаку в машину и отвез ее на окраину города, чтобы не нашла дорогу домой.

Вероника не устраивала истерик, просто взяла свои вещи и молча ушла искать собаку. Пробегав до вечера, и совершенно отчаявшись, начала расклеивать по городу объявления, а рано утром ей позвонили и незнакомый голос сообщил, что собака у него.

Счастливая, отпросившись с работы помчалась по указанному адресу. Так она и познакомилась с Дмитрием, у которого кроме найденной им Тучки оказался еще один пес - лабрадор Геннадий. Поблагодарив мужчину, и перекинувшись с ним парой слов, Вероника вернулась домой и дала себе слово больше никогда не связываться с Михаилом.

И вот он опять рядом с ней.

Женщина не ответив ни слова, забрала собаку и пошла прочь.

- Да постой ты! Я же извинятся пришел, а ты даже выслушать меня не хочешь! - схватил он ее за руку, и отдернул ногу от пытавшейся укусить его собаки.

- Мне не нужны твои извинения!

- Это ведь из-за нее? - мужчина показал на Тучку пальцем. - Из-за какой-то шавки ты поступаешь по-свински с тем, кого любишь?

Вероника даже растерялась услышав такое. И это он называет извинениями? А она до последнего надеялась, что он все обдумает и изменится.

- С чего ты взял, что я тебя люблю?

- Думаешь, что я не вижу? Ты и собаку завела потому, чтобы меня забыть.

- Бред, - выдернув руку, женщина пошла прочь.

- Ну и куда ты? - пошел он следом за ней. Собака лаяла во весь голос и не давала подойти поближе. - Скажи ей чтоб она утихла, а не то я ей помогу.

- Уходи, я не хочу тебя видеть!

- Может хватит нести чушь? Да кому ты нужна кроме меня? Тебе уже сколько лет, не маленькая, а все с собакой ходишь. И утром, и вечером, так как больше не с кем. А другие уже и семьи завели, и детей растят.

- Если у меня и будут дети - то не от тебя! - вспылила Вероника и заметила дворничиху, которая делала вид, что убирает снег в пяти метрах от них с интересом рассматривая Михаила.

Стало понятно, что уже через пару часов об этом инциденте узнает весь двор.

- Ну и иди! Посмотрим, кто на такую клюнет!

Мужчина плюнул на землю и, развернувшись, пошел прочь.

- Свинья необразованная! Я тебе сейчас как плюну, всю жизнь через трубочку есть будешь! - начала ругаться на него Галина, угрожая лопатой. - Мне между прочим теперь убирать это!

Вероника потянув за поводок собаку, быстро пошла домой. Ей было очень плохо. В сердце глубоко засели эти обидные слова, а вдруг он прав, и она так и останется одна?  Тучка, посмотрев на хозяйку, подбадривающе повиляла хвостом.

Прогулка получилась очень короткой. Настроение гулять  пропало, и Вероника придя домой, грустно села у покрывшегося инеем окна и смотрела на красивый узор. Под ногами легла собака и свернувшись клубком сразу же заснула.

А вечером позвонил Дмитрий, он извинился что такой навязчивый, но ему очень бы хотелось увидеться снова и погулять вместе с нею по вечернему городу.

А за окном тихо падал снег, и где-то у подъезда ругалась дворничиха Галя.
39 Ночь накануне Рождества
Головачук Виктория
На улице было очень холодно и Марина уже порядком замерзнув, безуспешно пыталась открыть дверь в заброшенный дом ее прабабки Агафьи.

Она не собиралась сюда приезжать, но последнюю неделю ей начали постоянно названивать соседи, мол в ее доме, по вечерам, бродит странный мужчина в старом  пальто и шляпе.

Женщина уже что только не говорила, мол пусть ходит, может, ему жить негде, и объясняла: если он их тревожит, то пусть сообщат участковому, а они ни в какую, приезжай и разберись. Вот и поехала она в глушь, накануне Рождества, а дома подруга пообещала прийти, да продукты не куплены. Думала купить в местном магазине что съестного, но здесь продают только овощи да калоши всех размеров.

- За что мне это наказание?! - наконец не выдержав, стукнула она кулаком по двери, как те неожиданно открылись. Идти внутрь было страшно, но она за этим и приехала, поэтому, взяв свою волю в кулак, хозяйка заброшенного дома вошла внутрь.

Здесь был на удивление свежий и морозный воздух, будто кто-то незадолго до ее приезда проветривал комнату.

- "Похоже соседи были правы, здесь кто-то живет" - с трудом сглотнула подступивший к горлу комок, и дрожа от страха пошла в спальню. По рассказам соседей, мужчина появлялся именно там.

Красные, вылинявшие от времени обои, приклеенные еще ее матерью, были кое где оторваны ветром. На стенах висели портреты родственников. Марина посмотрела на портрет прабабки с дедом, те стояли на фоне этого дома и она держала в руках букет осенних листьев. Одеты были тепло, так как на улице было холодно. Прадед, ласково обнимал жену за плечи и она прислонившись к нему головой, смущенно смотрела на букет, у обоих были очень счастливые глаза.

- "Умели же раньше любить, - вздохнула женщина,- красиво ухаживали, в друг друге души не чаяли, а сейчас живут почти все без росписи, да все время расходятся".

Вспомнился Дмитрий. У них все было замечательно, и цветы дарил, и песни ей посвящал, вот только жениться не собирался. Говорил, что его и так все устраивает. Промаявшись полтора года, решила бросить. Хоть и больно было, и любила сильно, но годы идут,  хочется семью, настоящую, с мужем и детьми. И чтоб  жизнь как у прабабки, которой все завидовали.

Глубоко задумавшись о прошлом, Марина не заметила как наступила на прогнившие доски и с криком упала вниз. Сверху посыпались обломки пола и труха. Безуспешно пыталась выбраться, но не могла. Начала звать на помощь, но дело было к вечеру и никто на ее крики не пришел.

Марина начала всхлипывать, размазывая тушь по щекам.

- Дурочка, кто тебя заставлял сюда лезть?! - начала упрекать она себя, как делала каждый раз, когда у нее что-то не ладилось в жизни. - Не могла поехать с кем-то, а не сама, или хоть бы утром а не под вечер...

Взяв себя в руки, начала искать выпавший из кармана мобильник, чтоб позвонить подруге, но тот будто сквозь землю провалился. Это было последней каплей, и она сев на землю зарыдала в голос. Как не позволяла себе поступать с тех пор, как окончила школу.

Сверху послышался шорох и она затихла. Неужели кто-то пришел ее спасти?

- Пожалуйста! Вытяните меня отсюда! - начала просить она, но в ответ услышала рычание собаки и скрип двери.

- "Похоже, это место облюбовали не только бомжи..." - шмыгнула она носом.

Ее никто не спасет. На улице минус сорок, и она скорее всего замерзнет до утра. Плакать расхотелось. Наступило равнодушие. Все равно ее дома никто не ждет, а на работе быстро отыщут замену и уже через пару дней о ней никто и не вспомнит.


Просидев так немного, почувствовала что стало гораздо теплее и ее начало клонить в сон, как вдруг, резкий голос заставил вернуться к реальности.

- Марина, ты здесь?! - услышала она сверху. Это был Дмитрий.

Нет, это не мог быть он. В голове все смешалось. Откуда он мог оказаться здесь, ведь она ему никогда о доме не говорила? Может, это слуховые галлюцинации? Она читала в книге, что когда человек замерзает, ему начинает всякое мерещится.

- Маринка, отзовись! - повторил голос. Нет, это точно был Дмитрий.

Женщина вскочила и начала кричать.

- Дим, это ты?!

- Живая, - обрадовался он и побежал в спальню.

- Осторожнее, здесь пол прогнил! - испугалась она, что он так же окажется в ловушке.

- Вижу, - ответил мужчина подойдя к пролому. - Не бойся, сейчас я тебя вытащу. Только принесу веревку, хорошо?

Марина кивнула, даже не подумав что он этого не видит. А уже через пять минут стояла уткнувшись лицом в грудь Дмитрия и заливаясь слезами.

- Ты прости меня, - шептал он, гладя ее по волосам. - Я такой дурак. Я думал что у нас все хорошо, и так и будет, но ты вдруг ушла. Я сначала подумал, что нашла другого, а оказалось, что ты живешь сама и тебе никто не нужен... А я не могу без тебя, и хочу чтоб ты всегда была рядом. Марина, любимая моя, выходи за меня. Я очень сильно люблю тебя, так сильно, что даже передать словами не могу...

А женщина молча стояла и слушала, смотря на заброшенный дом.

- Откуда ты узнал где я?

Мужчина посмотрел ей в глаза, и впервые смутился.

- Ты только не думай что я сумасшедший, ладно? - попросил он.

- Что-то случилось? - удивилась она, тот вдруг стал очень нервным и недоверчиво покосился по сторонам.

- Я собирался идти с работы, как вдруг посреди офиса появился странный мужчина в пальто и шляпе, знаешь в такой, как уже лет сто никто не носит. Он подошел ко мне и сказал, что если ты мне дорога и я хочу тебя увидеть, чтоб я срочно ехал сюда. После этого он просто исчез. Понимаешь? Он растворился в воздухе!

Дмитрий опять испуганно посмотрел по сторонам, и потащил ее за руку в машину. Странно, но она ему верила. И мужчину такого кажется где-то видела, но вот где, вспомнить не могла.

Машина уехала, а на портрете, ласково улыбаясь своей супруге стоял странный мужчина в коричневом пальто и старой шляпе.
40 Благодарю за каждую минуту
Евгения Козачок
Михаил задыхался от песка, который сыпался на голову, плечи, проникал в глаза, уши, не давал дышать. Воздуха в яме становилось всё меньше и меньше, а песок всё сыпался и сыпался…

Он изо всех сил, пытается выбраться из-под песка, чтобы помочь Люсе. Не видит где она, но знает, что дорогой ему человек тоже в беде и ему невыносимо тяжело. Только необходимо определить в какой стороне этой глубокой ямы находится жена.

- Сейчас, любимая, я освобожусь, найду и спасу тебя...

Михаил изо всех сил оттолкнулся от дна ямы, освободил голову от сыпучего песка. Глубоко вдохнул и… проснулся.

Сердце колотилось так, как будто пыталось вырваться из груди. Несколько минут лежал неподвижно, ожидая, когда оно немного успокоится. Потом поднялся, выпил корвалмент и снова лёг.

Он мог и не смотреть на будильник, так как уже два месяца, в три часа ночи его будит один и тот же сон – глубокая яма, песок, засыпающий его и Люсю. Чувствовал, что жена там, но ни разу её не видел. Сам как-то выбирался из этой ямы, стоял на её краю, и было такое ощущение, что он находится в двух местах одновременно – в яме  и около неё. Тела своего не ощущал, но видел всё вокруг, думал, и страдал от того, что не получается помочь любимому человеку. От этого горше всего на душе и во сне, и в бодрствовании.

Михаил понимал, что такие сны ничего хорошего не предвещают.
Все его старания, врачей и детей продлить жизнь Люси, не принесли ей облегчения. Изменялась с каждым днём. Угасала.

Дети приходили к маме после работы и в выходные. А Михаил был около жены все время, отведённое для посетителей. Упросил врачей быть с ней рядом до десяти часов ночи. Да он готов был  ни  на минуту не отходить от  Люси.  Ему не хватало её улыбки, ласкового голоса, нежного взгляда, рук…
Без неё дом опустел, листочки у цветов поникли, несмотря на то, что он за ними ухаживает так же, как и Люся. Но им, как и Михаилу нужна только она – жена, хозяйка - добрая, внимательная, терпеливая и очень серьёзная, во всех отношениях. Благодаря любимой у него изменилось мировоззрение на многие жизненные события.

И сейчас, в очень сложный для жены и семьи период, он рядом с ней улыбается, шутит, рассказывает анекдоты и смешные случаи из своей жизни и многочисленных родственников, живущих в Одессе. Михаил одессит, а Люся училась в их городе. Познакомились на одном из студенческих вечеров, который не интересовал ни Михаила, ни Люсю. Благодаря друзьям и подругам, чуть ли не силой потащивших их с собой, этот вечер для них стал судьбоносным. Так получилось, что с первого танца они были вместе весь вечер, а потом и всю жизнь.

Всё было на их жизненном пути и счастье, и горе. Дочь и сына вырастили. Пять внуков  радуют бабушку и дедушку своими успехами в учёбе и работе. Достойно живут. Счастье, когда все живы, здоровы и рядышком находятся.

Одно гложет Михаила – его давнишняя вина перед Люсей. Однажды не смог устоять перед чарами и усиленным вниманием соседки по дому. Два месяца бегал к ней, как молодой влюблённый. Думал, что никто не узнает о его тайне. Но жена, как призналась позже, сразу почувствовала в нем произошедшие изменения. И был в шоке, когда она назвала дату его падения. Ни плакала, ни кричала, ни упрекала в неверности, а спокойно сказала:

-Миша, я могу тебя понять. Мне жаль, если я оказалась для тебя не тем человеком, с которым ты должен бы счастливо прожить свою жизнь. Да и ты меня разочаровал неискренностью и тайной любовью. Конечно, долгие годы совместной жизни не все мужчины выдерживают. И ты, как оказалось, не исключение из правил. Но подумай о детях. Им будет стыдно за твой поступок. Они нас не поймут. И это может отрицательно повлиять на отношение детей к нам. Мне неприятно видеть и осознавать то, что ты меня не любишь, изворачиваешься и врёшь, что задерживаешься на работе, а сам приносишь в дом шлейф чужих духов. Витаешь в облаках, безучастен ко всему, что происходит в семье. Скоро это заметят и дети. Так что решай – или ты остаёшься в семье, или уходишь от нас навсегда. Третьего не дано. Я не намерена жить с человеком, имеющим любовницу.

Господи! Как же ему было стыдно перед Люсей! Стоял перед ней, как побитая собака и скулил о человеческой слабости, винил чёрта, который его попутал, но только не себя.
А Люся, его мудрая и гордая Люся, ни слова больше не сказала. Повернулась, к «скулящему» спиной, и ушла на кухню.
Её презрение и уход – как ушат холодной воды  смыл с одурманенной головы «любовь» и  пелену с  глаз. Начал осознавать своё низкое, недостойное падение.

- Что же я натворил, пустая башка, - думал Михаил, мечась по комнате, как угорелый. Я же любил и люблю Люсю.

Куда и девались «пылкие чувства». Словно пылинки, унеслись ветром, не оставив и следа.

Прожита с Люсей счастливая, спокойная, долгая жизнь. Надеялся и верил, что и  жена чувствует то же самое и смогла простить ему «слабость».  Или так же как и он не простил себе те два месяца, из которых вырваны: часы, минуты, секунды, проведённые без Люси. Самого дорого человека, ради которого он пытается сделать всё возможное и невозможное…

… По ночам он плачет или видит этот ужасный, ранящий душу сон. А днём идёт в больницу и рассказывает Люсе её любимые одесские анекдоты и приколы, чтобы хоть как-то отвлечь её от боли. Смеются оба… а у него сердце кровью обливается от жалости  к дорогому человеку.

Если правда, что смех продлевает жизнь, то он готов сутками рассказывать любимой тысяча весёлых историй, чтобы жизнь Люси  не угасала – секунду, минуту, часы, дни, годы…

- Боже, шептал Михаил, - я благодарю тебя за каждую минуту, прожитую с Люсей, за каждый миг счастья и любви, подаренной мне этой женщиной. Подари же и ей возможность быть счастливой и улыбающейся  - каждую минуту жизни!..
41 Измена
Евгения Козачок
С Игорем, своим одноклассником, после окончания школы виделись не больше семи раз.

Каждый выбрал свою дорогу в жизни.

Я поступил в столичный университет. И после его окончания удачно устроился в перспективной проектной организации. По причине занятости, домой приезжал редко. Радовались даже кратковременной встрече. И каждый раз мама говорила, что они с папой мечтают о внуке.

Не хотел разочаровывать её, что не все мои друзья счастливы в браке. Особенно Игорь. Случайно встретился с ним в городе. Такого грустного, каким он был в тот день, я не видел за весь школьный период. Парень лёгкого и весёлого нрава. Хотя его жизнь, в отличие нашей, была не сахар. Рос в неполной, малообеспеченной семье. Таким детям в школе давали бесплатные обеды. Из-за этого Игорь не хотел обедать в столовой. Да ещё сердобольная тётя Валя подходила к нему и спрашивала:

- Игорёк, тебе добавки дать? Нет? Ну, хорошо. Тогда пирожков домой дам.

- Спасибо, нам ничего не надо.

Но он нисколько не стеснялся убирать в подъездах наших домов, во дворе детского садика, куда его мама устроилась сторожем, помимо стабильной работы бухгалтера на заводе. Отец Игоря ушёл из семьи, когда мы учились в первом классе. И содержать семью из четырёх человек тёте Любе было сложно. Бывало, что Игорь по ночам дежурил вместо тёти Любы. На летних каникулах разносил почту. Классная руководительница приводила нам в пример Игоря – работящий, честный, справедливый и очень добрый. И всегда помогал тем, кто в этом нуждался.
Игорь очень красивый. Девочки на него во все глаза смотрели. Он не любил лёгких флиртов. Говорил: «Буду встречаться с девушкой только тогда, когда полюблю».

И полюбил Карину из параллельного класса, которая весь мир от него закрыла. Ничего и никого, кроме неё, не замечал. Об этом знали только его друг Паша и я. Хранили эту тайну за семью замками. Игорь не осмелился сказать Карине, что любит её. Но она, вероятно, почувствовала его флюиды, стала сама подходить к нему. А на выпускном вечере объяснилась ему в любви. Игорь от счастья сиял.

- Парни, я счастлив! Ради Карины я горы сверну!

Карина училась в другом городе. Игорь окончил техникум в нашем городе и продолжал работать по ночам. Говорил нам, что жену свою окружит любовью и заботой, чтобы она была уверена в нём во всём. Считал, что в семье главное - это правда и верность. А ложь и измена – предательство.

Мы знали, что так оно и будет. Ибо он всегда поступал правильно.

Всё это я вспомнил, когда увидел его в тот день таким удручённым и что внутренняя боль разрывает ему сердце. Зубы сцепил так, как будто боялся выпустить её наружу или сказать лишнее. Жалобы и нытьё не в его натуре. Спросил о причине, несвойственного ему, плохого настроения.

Он помолчал. Потом глубоко вдохнул, словно собирался прыгать с высоты в воду, и сказал:

Понимаешь, Стас, всё разладилось в наших отношениях с Кариной. Я никому не говорил, что она поздно возвращается с работы. Сын для неё надоевшая игрушка, которую она забросила и сама уже не помнит куда. Мы с сыном всё чаще остаёмся одни, особенно по выходным. Спросил у неё причину безразличия к нам и дому. Ответила, что просто отдыхает с друзьями. Только первые два года мы были счастливы. Особенно радовались рождению сына. Ему четыре года, а она ни разу не была на утренниках в садике, на которых он читает стихи. Сын расстраивается. Только я на всех детских мероприятиях присутствую.
Ты знаешь, Стас, у меня всё чаще появляется мысль, что она больше ни меня, ни сына не любит. И с кем-то другим проводит всё время вне нашего дома.

- Игорь, где твой оптимизм? Никогда не поверю в её измену. Она же за тобой как ниточка за иголочкой бегала. Вероятнее всего, у неё просто временное утомление бытом. Такое, говорят, у женщин бывает, но быстро проходит. Это мы, мужчины, можем при стрессе выпить, или покурить. А у них этот процесс иначе происходит.

- Не пью, так что мне этот вариант не подходит. Не хочу, чтобы мама узнала, что не всё хорошо в нашем «датском королевстве». Огорчится и в очередной раз скажет: «Неужели на роду написано, что нам будут изменять, а потом и вовсе уходить из семьи?» Так было с мамой, её братом, сестрой и бабушкой. И говорит, что эта нить измены тянется уже несколько поколений. Вот я и засомневался в верности Карины.

- А ты не сомневайся. Просто в вашем роду произошли совпадения, и не более того.

- Ты прав. Стоит набраться терпения и подождать, когда у Карины пройдёт период «утомления».
Да что мы всё обо мне говорим. А ты скоро нас познакомишь с избранницей?

- Ты как моя мама. С каждым приездом смотрит, нет ли в машине девушки. Как только встречу родственную душу, тогда обязательно познакомлю вас с ней.

Расставаясь оба в хорошем настроении. Так получилось, что домой не приезжал месяца четыре. За это время, словно по желанию мамы и Игоря, я встретил девушку, которая очень понравилась и характер - копия моя мама. Планировал с Юлей в ближайшее время поехать к родным. Но телеграмма от мамы внесла коррективы. Прочитав: «Приезжай! Умер Игорь», я в тот же день уехал в свой город. В пути думал об Игоре и не мог понять причину его смерти. Всего двадцать семь лет. Здоров, как Спартак, и вдруг умер!

Когда узнал от мамы как умер Игорь, был настолько шокирован, что впервые физически почувствовал, где находится моё сердце. Задавал маме один и тот же вопрос:

- Мама, ты ничего не напутала? Он бы не смог этого сделать!

- Смог. Не выдержал неожиданного удара. Слишком ранимым оказалось сердце у нашего Игоря.

Причину самоубийства Игоря мама не объяснила. Сам узнал во время похорон. Подошёл к тете Любе, потом к Карине, которая стояла в стороне ото всех. Она посмотрела на меня так, словно я невидимка. Присоединился к группе одноклассников. Обстановка была напряжённой. Человек умер неестественной смертью, и люди не находили подходящих к такому случаю слов. Мамы Игоря и Карины горько плакали, а её отец стоял суровый, как стеной отгородился. На дочь не смотрел, словно она была не из их рода.

Нам не верилось, что Игорь «уснул» навсегда. И что больше не спросит: «У тебя проблемы? Я чем-то могу помочь?» Сам же, в самую тяжёлую минуту в своей жизни не обратился ни к кому за помощью или советом. Я и подумать не мог, что наш последний разговор с ним будет иметь такое печальное продолжение и что разочарование в человеке, обида и боль бросят его в объятия смерти.

Люди шептались и с осуждением смотрели на Карину. Одноклассница Тамара тоже присоединилась к ним и зло сказала:

- Сотворила подлость и стоит теперь как истукан. Сволочь такая!

- Тамара, почему ругаешься? - спросил я.

- Изменяла она Игорю направо и налево, вот что. С первого года их семейной жизни изменяла. Но наш влюблённый одел шоры на глаза и ничего, кроме своей ненаглядной, не видел. А она с мужиками шуры-муры крутила. Игоря щадили и не рассказывали ему о Карине, а надо было рассказать. Ко всему ещё и в Египет с любовником улетела.
Помахала Игорю перед носом путёвкой, обманула, что она ей досталась, как награда за усердие к работе. Усердствовала, да не на работе. Он и поверил ей. А в обозначенный в путёвке срок возвращения, поехал с букетом роз на вокзал встречать любимую, не предупредив её об этом. Готовил сюрприз. Но «сюрприз» приготовила Карина для него. Когда Игорь увидел её под руку с молодым парнем, с которым они шли в обнимку и целовались, побледнел и опустился на скамейку. Хорошо, что Настя провожала в этот день своего отца и оказалась рядом с ним. Настя расскажи Стасу о дальнейших событиях.

- Тяжело говорить об этом. Игорь в тот миг так изменился в лице, что я испугалась и спросила: «Игорь, вызвать скорую помощь?»

- Не стоит. Просто посиди рядом. Хорошо?

- Хорошо.

Игорь не пошёл навстречу Карине. Букет её любимых белых роз выбросил в рядом стоящий мусорный бак.
А она продолжала под руку с любовником дефилировать по вокзалу. И вдруг увидела нас с Игорем, покраснела, словно рак, убрала свою руку с локтя хахаля и спросила:

- А как ты здесь оказался?

Поскольку Игорь молчал и неотрывно смотрел на неё, как будто увидел кобру в «прыжке», Карина возьми и заори, как блаженная:

- Да, я изменила тебе! Да, я обманула, что путёвку на работе дали. Я уже давно не твоя. И это к лучшему, что ты увидел нас. Не молчи! И не смотри на меня своими глазищами так! Молчишь? Тогда я тебе скажу, что и сын, которого ты так любишь, не твой. Тебе понятно?
Выплюнула всю это на Игоря и ушла с чужим мужиком. А он словно онемел. Ни слова не проронил, пока везла его на такси домой. На третий этаж поднимался как сомнамбула. Когда зашли в квартиру, спросила номер телефона его мамы. Позвонила ей, чтобы забрала Андрюшу с садика.

Я не знала, что говорить, как поступить. Видела, что утешение неуместно, да и не поможет сейчас. Ни на что не реагировал. И только после того, как выпил чашку горячего чая, вздохнул так, словно проглотил ком, не дающий ему дышать. Пыталась разговорами отвлечь его от увиденного и услышанного. А он грустно улыбнулся, и на удивление, очень спокойно сказал:

- Настя, спасибо тебе, что позвонила маме, чтобы она забрала сына с садика. Теперь я спокоен за него. Не волнуйся, я чувствую себя нормально. Иди домой, а я отдохну.
Я, дура, и ушла. Поверила ему, что всё будет хорошо.У меня даже мысли не появилось,что Игорь решил умереть. Знай это, собачкой бы всю ночь у порога стояла и охраняла его жизнь. И вот он теперь «отдыхать» будет вечно. Обманул меня!
А утром тётя Люба нашла его в петле. Ну, как он мог поступить так с собой, мамой, сыном и всеми, кто его любил? Как?

В последний момент, когда опускали гроб, Карина сказала: "Прости меня, Игорь. Прости! Хотя знаю, что нет мне прощения до конца дней моих. Ибо я сама себе не прощу этого. Я не хотела твоей смерти. Не думала, что ты так страшно отреагируешь на мою ложь. Я просто растерялась, когда увидела тебя на вокзале. Почему ты молчал? Я со злости от своей беспомощности, сказала, что Андрюша не твой сын. Это неправда! Он твой сын".

Сказала это, развернулась и ушла с кладбища, не дожидаясь конца печальной церемонии. Даже слезинки не проронила. И за поминальным столом её тоже не было. Оно и правильно. Вряд ли бы она смогла выдержать осуждающие взгляды присутствующих.

После того как все разошлись мы не могли долго расстаться друг с другом. Пошли в парк на любимую скамейку. Говорили об Игоре,школе. Договорились, что в этот день будем приезжать к нему на кладбище. Решили собрать деньги на памятник. И ежемесячно по сто гривен каждый, высылать Насте деньги для тёти Любы и Андрюши. На Карину мы не рассчитывали. А как поступят её родители по отношению к внуку, нас не интересовало.

Расходились с таким камнем на сердце и чувством как будто у нас «вынули душу» и по ветру пустили. Не покидает мысль: «Как мы мало знаем друг друга!»
Никто не предполагал, что у Игоря такое ранимое сердце. Это же какую невероятную боль он испытывал, чтобы решиться избавиться от неё раз и навсегда, перешагнув черту жизни, отдав себя в руки смерти?! О чём думал он в последний миг? Как он мог лишиться всего: света, солнца, запахов цветов, капелек дождя…

И, главное, расстаться с мамой, сыном, сестрой. Я думаю, он не поверил Карине, что Андрюша не его сын. Так неужели боль предательства сильнее любви к своему ребёнку? Разуверился в одном человеке – ушёл от всех.

Некролог о его смерти ранил душу так, что тяжело было дышать…
42 Ольга и Вадим
Леся Полищук
     Ольга сидела в кресле-качалке  и смотрела сериал. Не сказать, что она была любительницей «мыльных опер», но делать всё равно было нечего. Она размышляла о судьбах киногероев, и думала, что в жизни всякое бывает, вот хотя бы взять её собственную судьбу…, раздался звонок, и как не жаль было прерывать размышления, пришлось отправиться в прихожую.
- Вадим? Ты уже приехал? Привет. Я думала, ты только  завтра возвратишься – сказала она.
- Привет – ответил Вадим.
- Есть будешь?
- Да, ужасно проголодался, если можно, что-нибудь горяченькое.
- Как раз суп доварился, сама ещё не обедала. Тогда я накрою на стол, а ты мой руки, и присоединяйся.
      Привычными быстрыми движениями Ольга достала тарелки, нарезала хлеб, села у окна, давно так повелось, она всегда садилась у окна, что бы видеть, когда домашние будут возвращаться.
- О! Домашняя лапша! Обожаю твою лапшу!
- Приятного аппетита!
      Какое-то время они ели молча, затем Ольга спросила:
- Ну, как твоя командировка?
- В этот раз всё хорошо, заключил договор, управился раньше времени. А что делала ты?
- Знаешь, я довязала тебе свитер.
- Спасибо. А как на работе?
- Нормально, вовремя сдала квартальный отчёт, обещали премию. Заходил Володя, принёс тебе книги.
- Книги, это хорошо, будет что читать, а то я всю нашу библиотеку перечитал уже который раз.  А, чуть не забыл, я тебе привёз – он вскочил и выбежал в свою комнату, вернулся быстро – вот, примерь, подойдут?- сказал он, протягивая кожаные перчатки. Ольга взяла перчатки, не торопясь надела одну, затем сняла и положила на подоконник:
- Спасибо, подошли.
- У тебя похожие были, ты их потеряла, так переживала, я, когда увидел в магазине, сразу вспомнил.
- Действительно похожи.
      Повисла долгая пауза. Ольга убирала со стола, мыла посуду, затем Вадим сказал:
- Да, я в  поезде познакомился с одним человеком, Алексеем зовут, оказался коллега, у него такая же специальность как у меня, он в Ленинграде учился на таком же факультете. Я его пригласил в гости, он сегодня придёт, мы хотели посидеть вместе над чертежами. Он предложил кое-что, надо посмотреть, возможно, получится.  У тебя есть что-нибудь к чаю?
- Нет, к чаю ничего… Вадим, зачем ты его пригласил, ты снова за своё? Мы же договаривались?
- Да, договаривались. Ну, прости, я не удержался, больно хороший парень. Он тебе понравится, вот увидишь. И потом, он действительно подбросил мне хорошую идею, надо проверить. Кстати, он скоро придёт.  Ты давай, подготовься, надень платье. Ну, то, синее, что я тебе в прошлом году на день рождения купил.
- Зачем платье? Я вам чаю заварю, и сидите со своими чертежами, я к Ларисе уйду, что бы вам не мешать.
-  Не хочешь синее, надень что-нибудь другое, не будешь же ты в халате ходить перед гостем.
- Не буду, конечно.
- Ладно, ты накрой в гостиной на стол, а я сбегаю  в магазин, куплю что-нибудь.
     Ольга достала «парадный» сервиз, сервировала стол и ушла в свою комнату. Долго стояла у открытого шкафа, смотрела на синее платье, затем резким движением достала строгий деловой костюм тёмно-серого цвета, быстро оделась. Именно в этот момент затренькал дверной звонок.
- Опять Вадим ключ забыл. Как можно быть таким рассеянным. Ни разу в жизни не было так, что бы он не вернулся. Куда бы он ни шёл. То забудет ключи, то телефон, то важные документы – ворчала она, открывая быстрым резким движением дверь, с заготовленной фразой, – снова ты…
    На пороге стоял мужчина, он был высоким, стройным, подтянутым, лицо гладко выбрито, аккуратно подстрижен. Костюм не слишком дорогой, но вполне элегантный, и сидел хорошо. Мужчина держал в руках розы её любимого кремового цвета и коробку шоколада.
- Здравствуйте, я Алексей, а Вадим дома?
- Здравствуйте. Ольга. Алексей, проходите, Вадим мне говорил о вас, он скоро вернётся.
- Вот, цветы, возьмите, это вам.
- Спасибо, я пойду, поставлю цветы, а вы  проходите в гостиную.
- Хорошо, с вашего позволения я бы помыл руки, это где?
- Вон та дверь, справа.
    Ольга вышла, а Алексей смотрел ей вслед и думал: «Не обманул Вадим, действительно, очень симпатичная особа, и фигурка в норме, интересно, почему он хочет её замуж отдать, может сам хочет жениться и освобождает территорию, боится, что не уживётся сестра с его женщиной?». Он прошёл в гостиную, стал рассматривать интерьер. В комнате было чисто, по-домашнему уютно. Вошла Ольга, принесла розы в хрустальной вазе.
- Спасибо за цветы. Они прекрасны. Присаживайтесь, я схожу за кипятком.
    Алексей сел к столу. Удивительным образом розы гармонировали с накрахмаленной кремового цвета скатертью и такими же салфетками, с бежевым сервизом. Ольга принесла кипяток, налила чай, подвинула чашку Алексею. Алексей вскрыл коробку с шоколадом:
- Ольга, угощайтесь, знаете, это настоящий, швейцарский. Я вам открою один секрет, только не смейтесь, я очень люблю хороший шоколад.
- Напротив,  я сама люблю такой.
- По вам не скажешь, что вы сладкоежка.
- А вы комплиментщик.
     В прихожей снова ожил звонок, Ольга извинилась и ушла открывать дверь.
- Где ты ходишь? – зашептала Вадиму прямо в ухо, - Он уже пришёл, я не знаю о чём с ним разговаривать.
- В нашем магазине были несвежие торты, пришлось идти в супермаркет, - так же, шёпотом ответил он и  вошёл в гостиную:
- Привет, дружище, рад снова тебя видеть. Смотрю, вы уже познакомились? Оля, неси нож, торт нарезать надо.
     Ольга принесла нож, разрезала торт,  и, немного успокоившись, присоединилась к мужчинам, которые жарко о чём-то спорили, не забывая при этом пить чай и есть торт. Вскоре мужчины ушли в комнату Вадима, а Ольга убрала со стола,  и собралась к соседке. Уже от порога крикнула:
- Вадим, я ушла к Ларисе, Алексей, до свидания, – и, не дожидаясь ответа, вышла из квартиры.
- До свидания, - вскочил со стула Алексей, и выглянул в коридор. Ольги уже не было.
- Слушай, старик, мне очень понравилась твоя сестра. Только мне показалось, или правда, она немного рассердилась?
- Конечно, рассердилась, ей не нравится, что я её хочу замуж выдать.
- А она уже была замужем?
- Была, но это долгая история, я сейчас не хочу об этом говорить.
- Но ты не против, если я стану вас навещать, я не прочь поухаживать за ней.
- Конечно не против, я же сам тебя пригласил.
     Ольга вернулась ближе к полуночи, Вадим встретил её у двери:
- Оля, что же ты убежала, ты понравилась Алексею, ты присмотрись к нему, хороший мужик.
- Вадим, мы об этом много раз говорили. Перестань меня сватать. Не нужно мне это.
- Но почему же,  не нужно, Оля. Я виноват перед тобой, перед собой, перед ними. Я виноват перед всеми. Я очень хочу, что бы ты была если не счастливой, то хотя бы не такой одинокой.
- Перестань, ничего изменить уже нельзя. Прости, я пойду спать. Спокойной ночи.
    Шло время,  Алексей стал бывать у них, Ольга нравилась ему всё больше и больше. Но она оставалась такой же отстранённой, хотя и согласилась несколько раз  сходить с ним в театр и в кино. Алексей не мог понять причин такого её поведения. Отчаявшись, Алексей снова вызвал на разговор Вадима:
- Вадим, у меня серьёзные намерения, но  твоя сестра никак не реагирует на мои ухаживания.
- Знаешь, Алексей, мне неловко перед тобой, надо было рассказать сразу.
- О чём? Расскажи сейчас.
- Прости, но Оля не моя сестра. Оля моя жена. Бывшая жена.
- Как это? Ничего не понимаю. Почему вы тогда живёте вместе, и отношения у вас, как у родственников?
- Это очень грустная история, мне трудно это вспоминать. Но придётся тебе рассказать. Это было пять лет назад.  Дочери было восемнадцать, сыну двадцать. Я много работал. Надо было оплачивать учёбу детей в институте. А тут случилась беда, мама у меня заболела. Перенесла обширный инфаркт. Мы подняли на ноги всех врачей, выходили её. Когда с больницы выписалась, наняли сиделку. Мне пришлось работать ещё больше, брался за всё что можно, только бы платили. Однажды мне позвонили мои однокурсники и пригласили в сауну. Тот день у меня был не очень занят, я перенёс несколько встреч и ушёл в сауну. Никому не сказал где я, отключил сотовый. Очень хотелось немного отдохнуть, расслабиться, тем более, что Оля уехала в командировку. И надо же такому случиться, мама отпустила сиделку по каким-то важным делам, и в это  время у неё случился второй инфаркт. Сиделка вернулась, а мать без сознания. Сиделка позвонила в скорую, стала звонить мне, а я недоступен. Тогда она позвонила нашей дочери и нашему сыну. Те сорвались с занятий, взяли такси, в дороге мне пытались дозвониться, но, конечно не дозвонились. Они просили таксиста ехать быстрее, таксист же был – молодой парнишка…. Он не справился с управлением, разбились все трое. Парнишка отделался переломами и сотрясением мозга, а наши – насмерть, сразу.. И мама умерла, не приходя в сознание…. Оля мне простить не может. Если бы я не отключил телефон, поехал бы к маме сам, с нашими детьми ничего бы не случилось.
     После похорон Оля целый год была словно не в себе. Она меня и не гнала, а я её оставить одну не мог. Потом стала приходить в себя. Подала на развод. После развода сказала, что не имеет ничего против того, что бы не разменивать квартиру. Так и живём с тех пор, как чужие, но родные. Я несколько раз пытался сосватать её. Но она упирается, ничего не хочет слышать. Я же надеюсь, что она сможет быть счастливой с другим мужчиной...
- Да, дела! Прости, что вынудил тебя рассказать. А знаешь, что я думаю? Она тебя до сих пор любит. Поэтому и не хочет ни с кем сходиться.
- Возможно. Я тоже её люблю.
- Ну, так попытайся восстановить отношения. Ты только подумай, однажды она может согласиться и выйти замуж за другого. И тогда ты уже ничего не сможешь сделать.
- Что ты, такое не прощают.
- Знаешь, я первый раз с таким сталкиваюсь. Вы же любите друг друга.
- Это ничего не меняет.
- Наверное, ты прав. В таком случае я продолжу ухаживать за Олей, может она оттает. Она мне очень нравится.
     Прошло ещё полгода. Алексей продолжал бывать у Оли и Вадима, но отношения оставались прежними. Однажды позвонил Вадим:
- Алексей, привет, можешь ко мне сегодня подъехать?
- Да, смогу.
      Вечером Алексей пришёл в назначенное время, Ольги дома не было.
- Привет, Алексей, спасибо что пришёл.
- Какое-то дело?
- Можно и так сказать. Я тут приболел, ходил в больницу.
- Что-то серьёзное?
- Да… Только Ольга не знает.
- Что именно?
- Говорят – онкология!
- Ничего себе, и что?
- Сказали что начальная стадия, надо удалять, но процесс восстановления очень длительный. К тому же никто никаких гарантий не даёт, неизвестно, как всё обернётся. В этой связи у меня к тебе просьба.
- Конечно, старик, всё что угодно, мы в последнее время сдружились. Чего не сделаешь для друга.
- Это касается Ольги. Я не хочу ей говорить. Лягу в клинику, ей скажу, что у меня длительная командировка, такое уже было, она поверит. После операции будет ясно, что дальше, будем с тобой поддерживать связь по сотовому. А ты присмотри за ней, может какая помощь понадобится.
- Конечно. И  на  когда назначено?
- На следующей неделе, в среду.
- Даже не знаю что сказать. Ты держись. Нельзя тебе Ольгу оставлять, одна она не выдержит.
- Со мной ей, что ли хорошо? Вечное напоминание о  беде.
- Сложно это всё, но мне кажется, что ты ей  нужен, пусть так, просто рядом, и ничего более, но очень нужен.
- Ты так думаешь? Значит, есть смысл бороться. Я думал, ей станет легче, если меня не будет видеть.
- Я уверен.
    Прошло два месяца. Ольга считала, что Вадим в командировке. Они созванивались раз в неделю. Алексей регулярно звонил Ольге, несколько раз ему удалось вытащить её в кино. В тот вечер Ольга согласилась прогуляться по парку. Был тёплый осенний вечер. Легко дышалось.
- Оля, давайте сходим в театр.
-  А что идёт?
- Я завтра узнаю и возьму билеты.
- Пожалуй. Какая разница что идёт, берите билеты. А вон идёт Алла, она с Вадимом работает.
- Оля!!!! Привет!! Сто лет не виделись.
- Алла!!! Привет!!!
- Гуляешь? Как Вадим, идёт на поправку?
- О чём ты? Вадим в командировке.
- То есть как в командировке? Только вчера наши ходили его проведывать.
   Ольга резко развернулась к Алексею.
- Алексей! Как это понимать? Вы в курсе?
- Оля… Не нервничайте. Всё нормально.
- Что нормально? Где он, говорите.
- Я Вас провожу.
- Сделайте одолжение.
    Операция у Вадима прошла успешно, но опухоль была обширной, хорошо ещё, что она оказалась доброкачественной. Госпитализация оказалась длительной. Он был очень доволен, что удалось всё скрыть от Ольги. В свободное от процедур время он много читал, подолгу смотрел в окно и просто думал. Лежал с закрытыми глазами и словно киноплёнку прокручивал свою прошлую жизнь. Как жаль, что ничего нельзя изменить в прошлом.
    В этот день он закончил читать новую книгу, делать было решительно нечего. На улицу ещё не выпускали, и он с большим интересом наблюдал, как в парке напротив больничных окон играли дети. Как они бросались разноцветной листвой, сгребали её в кучи и падали в них, затем остальные ребята начинали забрасывать сверху листьями… Им было весело, даже сквозь двойное окно слышался их визг и смех. Вдруг резко открылась дверь, Вадим оглянулся. В пороге стояла раскрасневшаяся Ольга, в глазах блестели слёзы.
- Оля? Ты как тут?
- Вадим! Как ты мог, почему ты скрыл от меня? – Ольга бросилась к Вадиму, схватила его голову руками – что, что с тобой, быстро говори, я тебя прошу.
- Оля, всё нормально, уже всё нормально. Была опухоль, слава Богу, доброкачественная. Меня скоро выпишут домой.
- Вадим, родной, если бы с тобой что случилось, я бы не смогла…
- Оля! 
- Возвращайся поскорее домой, я тебя буду ждать.
43 Изменщик
Леся Полищук
        В обычной квартире, на самой обычной кухне, в тесной дружной компании, за чашечкой кофе, расположились три подружки:
- Девочки, представляете, мой  изменяет мне.
- Да ты что, Ларка,  не может быть, он у тебя такой положительный! И потом, он тебя так любит!
-  Лара, кто это тебе сказал, никому не верь, это они тебе завидуют.
- Да никто мне не сказал, я сама знаю.
- Да с чего такие выводы, может ты что-то перепутала?
- Ну, не томи, говори уже!
- Он стал по ночам меня по бедру гладить, раньше, отвернётся к стенке и сопит в дырочки, а это, нежно так гладит, и говорит: «Ласточка ты моя».
- Так ты бы радовалась, чего жалуешься, мужик, видите ли, её ночью гладит.
- В том то и дело, что он никогда меня «ласточкой» не называл, он меня «зайкой» называл.
- Ну и что, какая разница – «зайка», «ласточка», главное, он тебя гладит.
- Ой, девочки, даже не знаю, как вам сказать.
- Да говори уже как-нибудь, а то я от любопытства скоро лопну.
-  Ну, чего молчишь,  колись,  давай.
- Ой, девочки, он теперь засыпает раньше меня.  Только и того, что ночью сонный погладит, точно, он мне изменяет,  с этой, с «ласточкой».
- Да-а-а-а! Это плохой признак.  Но это ещё ничего не значит, может на работе устаёт, или, витаминов не хватает, ты подавай ему витамины.
-  Танюха, подожди ты со своими витаминами, Лара, рассказывай,  ещё какие признаки?
- С работы стал позже приходить, раньше в 18.00, как штык, уже в дверь звонит. А теперь позже приходит.
- Так может у него на работе аврал, ты разведку у него в офисе сделала?
- Вот-вот, надо в офис идти.
- Да была я там, нет никакого аврала, наоборот, тишь и благодать.
- Лара, а родители у него старенькие? Может он после работы стариков навешает?
- Молодец, Танька! Точно, он им продукты возит.
- Эх, девочки, я сама так сначала думала, а вчера свекровь позвонила и отчитала меня: «Как ты могла, Ларочка, почему ты Коленьку к нам не пускаешь, месяц уже не был у нас, а мы же старенькие, нам помощь нужна»
- Да, значит не у стариков. А цветы, цветы, он тебе дарит?
- Ты чего, Танюха, не видишь сама, все вазы пустые.
- Да, девочки, цветы не дарит, приходит поздно, запах от него какой-то …ну, мне не нравится, наверно у этой «ласточки» плохой вкус.
- Да ты что? А чем пахнет?
- Ну, говори, Лариска, на что запах похож?
- Он похож на освежитель воздуха, на цитрусовый. Ужас какой-то, я его не выношу, а моему всегда этот запах нравился, из-за него такой освежитель покупаю. А ещё, девочки, он стал по магазинам ходить, хотя всегда утверждал, что страсть, как не любит магазинов.
- И что там покупает! Домой что-нибудь приносит?
- В том и дело, что не приносит, я спрашивала, а он говорит: «Да так, по мелочи, ты не поймёшь, да оно тебе и не надо!»
- Ясное дело, - не надо, раз не тебе куплено, а деньги, деньги, все тебе отдаёт, как раньше.
- Да нет, меньше, хотя мне Василий, Колин друг, говорил, что им оклад повысили.
- Вот гад, от семьи отрывает.
- Ой! Кто-то пришёл, сейчас, девочки, дверь открою…Вовка!  Братик, каким ветром, заходи, давай я тебе обед разогрею, а мы тут с девочками кофе пьём, за жизнь говорим.
- Да я вижу, что «за жизнь», по какому поводу «совет в Филях»? Я же тебя знаю, сестричка, рассказывай, что случилось?  Вон, и глаза красные, плакала,  значит.
- Да Коленька мой загулял. 
- Ну-ну, рассказывай!
- Домой приходит поздно, цветы не дарит, зарплату не полностью отдаёт, пахнет дешёвыми духами, засыпает сразу, и ночью меня «ласточкой» называет…
- Фуууух! А я, было, подумал, что и вправду загулял. Дурёха ты, Лариса. Вы ж машину купили! Кто же  «ласточками» любовниц зовёт, «ласточка», это машина.  Деньги на детали, на аксессуары тратит, и время в гараже проводит, всё смазывает, подкручивает, моет, духи, это не духи, а освежитель для салона. В гараже он задерживается, поэтому уставший приходит. Ох, и дурёха ты, точно дурёха. Всё, девочки, по домам расходитесь, всё же у них хорошо…
44 Сказка о прекрасной Любви
Татьяна Домаренок
Вновь о том, как день уходит с земли
Ты не громко спой мне.
Этот день быть может где-то в дали
Мы не однажды вспомним.
Вспомни, как прозрачный месяц плывет
Над ночной прохладой.
Лишь о том, что все пройдет
Вспоминать не надо.
Спой о том, как в даль идут корабли,
Не сдаваясь буре.
Спой о том, что ради нашей любви
Весь этот мир придуман.
Спой о том, как биться не устает
Сердце с сердцем рядом
Лишь о том, что все пройдет
Вспоминать не надо.
  Все пройдет и печаль и радость.
  Все пройдет, так устроен свет.
  Все пройдет, только верить надо,
  Что любовь   не проходит, нет.
Песня. (сл. Л.Дербенева)


Старик сидел в кресле и курил. Перед его глазами уже в который раз всплывали события , произошедшие совсем недавно . Он вспоминал случайную встречу с ней, с самой большой и сильной Любовью всей своей жизни.
Они учились на одном курсе в одной и той же группе. Валерий полюбил эту хрупкую и нежную девушку с первого взгляда. Ее улыбка и очаровательный голос заставляли трепетать и волноваться его сердце. Когда он случайно встречался с ней , то забывал обо всем на свете. Вскоре они подружились и на всех лекциях в ВУЗе садились рядышком. Он чувствовал ее дыхание, ее тепло, и его душа ликовала и пела от счастья.
Наташа была иногородняя . Валера -  единственный сын , жил с  родителями . Было решено, что они поженятся в конце четвертого курса и будут жить у него. Каким же он был наивным и глупым мальчишкой!
Ее измену видели все, кроме него. Она, хотя и клялась в верности и любви до гроба, вовсе не была такой в действительности. Девушка хитрила и водила его за нос. Она , конечно же, видела повышенное внимание к себе мужского пола и старалась найти самую выгодную партию. И ей повезло. Девушка познакомилась на соседнем курсе с очень скромным молодым человеком  по всем приметам из богатой семьи . Он был отличник, ему светило хорошее распределение. У него даже была собственная квартира в городе. Наталья смогла очаровать этого юношу…
 Потом она ждала от него ребенка , и они поженились. А Валерий еще очень долго не мог забыть свою Наташку – такая  безумная Любовь и Страсть никак не хотела уходить из его сердца. Потом была армия и работа. Лишь к тридцати пяти годам он, казалось, полюбил вновь. Но это была уже совсем не такая любовь.
Родилась дочь. Назвали Наташей. Годы пролетели как один день. Работа , дом, заботы, огорчения и радости. Дочь выросла, вышла замуж и родила внучку Светлану. И вот уже год как нет его жены. Валерий Александрович  живет один, но , конечно же, дочь не забывает отца. И часто приводит к нему Светлану.  Внучке уже шесть лет, девочка любит бывать у дедушки. Ведь она такая болтушка, а дед все выслушает и все поймет.
Вот и в тот воскресный день они пошли в Ботанический сад , где случайно встретили Наталью Владимировну, его давнюю полузабытую любовь.
Женщина сидела на скамейке у куста алых роз . Он узнал ее по глазам.  Разговорились. И его душа встрепенулась. Он вспомнил все до мелочей. Внучка капризничала и тянула за руку :  Пойдем ! Пойдем!  А он не мог сделать даже одного шага. Словно оцепенел – врос в землю. У Натальи Владимировны та же трагедия , что и у него. Умер муж, совсем недавно. Она пришла сюда, чтобы хоть немного отвлечься.
Они смотрели друг на друга и не могли насмотреться. А может быть, ему только так казалось? Что он знал о ней, о тех годах, которые она прожила без него? А та измена? Конечно, все было так давно, но, все же было.
 Женщина ласкала его взглядом любимых глаз, предлагала свой телефон, звала в гости. Вот и сейчас он вспоминает этот взгляд, и ему безумно хочется рвануться к ней, обнять и приласкать…
Зазвонил мобильник.
- Папа! Я привезу к тебе Светку, ты побудешь с ней выходные? Я купила все продукты.- услышал он голос дочери.
- Конечно! Привози!
Рано утром, проснувшись, старик выглянул в окно. Погода – просто чудо! Солнце, небо чистое и ясное!  «Пойдем со Светланой в парк»,- решил он.
По дороге внучка болтала без умолку, делясь с дедушкой своими новостями. В парке накаталась на каруселях, наелась сладостей. Потом присела на скамейку.
- Знаешь, деда, у нас в саду воспитательница задала задание на выходные.
- Какое же?
- Сочинить и рассказать сказку.
- Сказку?
- Дедушка! Сочини, пожалуйста! А я запомню и расскажу.
- Ну, как же я вот так просто и быстро сочиню?
- Сочинишь! Ты же такой выдумщик!
- А про что?
- Хотя бы вот про этот куст! – девочка показала на большой куст алых роз, растущий за их спиной.
- Ну, хорошо, попробую.
И дед начал сочинять для внучки сказку о прекрасной Любви...
Это было очень давно. Жил в городе молодой человек. С детства его воспитывала бабушка и научила выращивать в саду возле их старенького дома очень красивые кусты роз. Как-то летней порой мимо сада проезжал сам король в золотой карете и заметил прекрасные кусты алых роз.  Он был так очарован их красотой, что тут же  приказал страже привезти во дворец того человека, кто их вырастил.
Молодой человек жил с бабушкой очень бедно и ничего дороже роз у него не было. Потому, прибыв во дворец, он был очень взволнован. Ведь никогда в жизни ему не доводилось видеть такого богатства и красоты!
Всё вокруг сияло и переливалось золотыми и серебряными украшениями. Но больше всего юношу поразила красота молодой очаровательной особы, которая гуляла в королевском саду. И он влюбился в нее с первого взгляда. Конечно, молодой человек не мог себе даже представить, что это принцесса, дочь короля! Иначе, он бы ни за что не посмел в нее  влюбляться. Куда ему, бедняку, до такой госпожи!
Но , любовь уже зажглась в его душе и взволновала сердце. Потому, когда король объявил, что хочет сделать юношу своим придворным садовником и поручает ему вырастить в королевском саду такие же прекрасные розы, какие он видел, проезжая мимо его дома, молодой человек тут же согласился.
Он начал садить в королевском саду саженцы роз и ухаживать за ними так, как учила бабушка. Но, кусты не росли и не приживались. Может быть, он что-то делал не так. Ведь, его сердце и мысли были только с ней, с его возлюбленной. А принцесса ждала результатов его работы. Ей очень хотелось похвастать перед друзьями своим великолепным садом. Она ругала садовника за то, что тот никак не вырастит для нее хотя бы один куст удивительных роз.
А у бедного садовника все валилось с рук. Он не мог ни о чем другом думать, как о своей возлюбленной. День и ночь он думал только о ней. Молодой человек посылал принцессе письма со словами своей безграничной любви и преданности. Но она не читала их, а тут же рвала и бросала в мусорное ведро.
И тогда несчастный решился на отчаянный шаг. Он вырвал из своей груди сердце, положил в конверт и отдал служанке, чтобы та отнесла его принцессе. Но, служанка , случайно взглянув внутрь конверта, была так испугана, что никак не решилась отнести это письмо своей госпоже. Она закопала измученное сердце садовника в саду, и на этом месте вскоре вырос удивительный по красоте и аромату куст алых роз.
Конечно же, принцесса, увидев такие красивые розы, сразу же забыла о садовнике. Теперь она каждую неделю стала приглашать в королевский дворец своих богатых приятелей, чтобы удивить их небывалой красотой чудесных роз. Все восхищались и тайно завидовали ей. А принцесса нежно трогала пальчиками цветы и целовала их в ароматные головки.
И кто знает, что творилось в эти минуты в душе садовника, превратившегося в этот очаровательный розовый куст. Конечно же, он был безумно рад, что принцесса , наконец, полюбила его.
45 Не везет нам, женщинам? сказка
Татьяна Домаренок
      Жила-была в лесу очень симпатичная Мышка – серенькая, в маленькую чуть заметную крапинку, с большими зелеными глазами. Вырыла она себе под старым дубом очень уютную теплую и довольно просторную норку. Обустроила ее кроваткой из сухой пахучей травки, столиком из гладкой осиновой коры и набила укромный холодный погребок всякой снедью. Потом высунула мордочку из норки, глядит по сторонам своим сверкающим взглядом, гостей зазывает.
       Услышал ее тонкий голосок Жук-короед , приполз к ней. Полежал на пахучей кроватке, наелся всякой всячины и – будь здоров!  «Ишь ты! – обиделась Мышка. – Какой «умный»!» Но не отчаялась. Вновь высунула мордочку и снова  гостя зазывает.  Услышал ее Муравей. Залез в норку , схватил несколько маковых зернышек и удрал в свой муравейник.
    Целый день Мышка пыталась найти себе ухажера, но так и не нашла. «Видно уже все заняты»,  - думает. Видит, бежит рядом с норкой Ёжик. Пригладила Мышка свою шерсточку, свернула хвостик колечком , смотрит на Ёжика, кокетничает. Остановился Ёжик. Принюхался. Почувствовал вкусный мышиный запах и полез вслед за ней в норку. Только и тут Мышка просчиталась. Видно не суждено было ей в жизни найти верного друга. Потому что Ёжик даже не погладил Мышку. Наоборот, больно поколол своими иголками , а потом, разинул свой рот  да и съел ее.
Не везет нам, женщинам!
     А в это время на ствол дуба, что рос у мышкиной норки, прилетел Дятел. Сел, да и застучал своим клювом о ствол, будто в барабан. «Тук-тук, тук-тук, тук-тук! – говорит. – Летите ко мне! Я самый умный! Весь лес меня слышит!»
Прилетела Сорока и затрещала:
- Дятлик! Ты такой хороший и добрый! Передай привет моей  приятельнице!
- Пожалуйста! – и Дятел тут же постучал по стволу – будто музыку сыграл.
     Услышала их разговор Синичка и прозвенела звонким голоском:
- Миленький Дятлик! Передай привет моей мамочке!
- Пожалуйста! – Дятел снова постучал по стволу.
Услышали громкий стук птицы-молодушки. Все разом прилетели к Дятлу. Окружили его со всех сторон и зазвенели, защебетали, закричали на все свои дивные голоса,  причем  каждая старалась выглядеть в этом хоре  лучше и обворожительнее  всех остальных.  Яркая живая музыка понеслась по лесу, да так, что деревья , кусты и цветы чуть не сошли с ума  от такого разнообразия  сильных и смелых женских голосов .
     Одинокий доселе Дятел с непривычки совсем одурел от такого громадного внимания к своей особе чутких девичьих сердец. Напыжился, раскраснелся и так расстучался, что чуть не сломал свой «нежный» клюв.
     Потом опомнился и говорит:
-Да, ну вас! Прощайте! Улетаю я .
 И улетел.
Уж точно, так оно и есть , не везет нам, женщинам!
46 Наташина любовь
Елена Соломбальская
   Любила Наташа Кольку полжизни. Хотя за что бы, такого-то непутёвого? В седьмом классе приехавшая в село новая учительница посадила их за одну парту. Наташа то запасной карандаш Кольке даст, то задачу списать, то сочинение за него напишет. Привык, будто кот к сметане: увидит соседку по парте на улице – щурит свои зелёные глаза, улыбается! После армии посватался.

   И вот почти десять лет их семье. Трое сыновей подрастают один за другим. К соседке в огород сползать – вместе. Будто своего огорода нет! У другой соседки кур всполошить – вместе! А хворостиной по ногам? Мать Колькина говорит: «От папки передалось, не ругай уж сильно-то!»

   Наташа на работу никогда не ходила: дома, в огороде, в саду, с детьми так убегается, другой раз приляжет на полчасика перед приездом мужа с работы, да и не слышит, как он на грузовике во двор заедет. Свекровь в ней души не чает. Только и величает: «Наташенька, дочушка любимая!»

   И вдруг Колька задурил. Стал оставаться ночевать в городе. Однажды приехал домой, хмуро посмотрел, как возятся у печки сыновья, как хлопочет у стола жена, а потом рубанул: «Я другую женщину полюбил. И ухожу к ней!» Наташа выронила чугунок с картошкой и села на пол. Мать истошно, будто по умершему, завопила: «А-а-а!» Дети прижались друг к другу, испуганно уставившись на бабушку. А отец встал из-за стола, пошёл в комнату, закинул в дорожную сумку свою одежду и вышел, не попрощавшись.

   Год семья ничего не знала, где он, как? Потом приехал на грузовике шофёр и привез письмо. Колька сообщил, что молодая жена родила дочку, жить по квартирам надоело, они приедут в родительский дом. А Наташа с детьми может вернуться к своим родителям, там её комната не занята. Колькина мать плакала и причитала: «Не пущу в дом шалаву эту! Живи здесь, доченька!» Но Наташа устало сказала: « Мама, у них твоя внучка». И стала собирать вещи, едва видя их сквозь слёзы.

   Шофёр, который привёз от Кольки письмо, спросил: «Что ему передать?» Мать огрызнулась: «Передай, что стервец он, что не будет ему материнского благословения, а шалаву эту пусть близко к дому не подводит!» Наташа промолчала.

   Вещи заняли место в грузовике. Ребята забрались в кузов и уехали из дома, где родились и безмятежно жили. Мать Наташина встретила дочь с детьми сдержанно, шофёр помог занести узлы в комнату. И стал приезжать в гости.

   Ребята привыкли к дяде Лёше. Он привозил из города гостинцы, пахло от него как от родного отца, грузовики отличались только номерами. И весёлый какой! Возится с ними, шутит, хохочет! Наташина мать стала смотреть с надеждой: вдруг да женится парень на её дочке? Непьющий. Квартира в городе. Опять же, детей так любит! И дождалась: через год сделал Алексей предложение. А любимая отказала. Ещё через год ухаживаний поговорил Лёша с её мамой. Та подготовила дочку уговорами, и тридцатитрёхлетняя женщина ответила согласием.

   Через месяц вновь собрали одежду в узлы и тронулись в дальний путь. Ехали медленно. Дети подпрыгивали на узлах и смеялись. Наташа сидела, отрешённо глядя вниз. Она не любила город. А Лёшу? Хороший он, весёлый, добрый… А сердце её занято другим, непутёвым. Навстречу быстро ехал грузовик. Дети закричали: «Папка! Папка! Папочка!» Она подняла голову и увидела, что Колька сидит за рулём, а рядом с ним – молоденькая женщина с девчушкой. И Наташа потеряла сознание…

   Они с Колькой вошли в сад. Он срывал сливы и яблоки, она ела. Потом спросила: «А где листья?» Ни листочка не было на голых деревьях, только фрукты. Как странно... Потом бегали взапуски по каким-то комнатам. Смеялись. И тут Наташа спросила: «Коля, а где окна?» Ни одного окна не было в этих проходных комнатах. Как странно... Потом долго кружились, кружились, кружились в квадратной комнате без окон, крепко взявшись за руки. Упали. Наташа спросила: «Коля, где наши сыновья?» Ни  одного сына не было около них. Как странно...

   А потом она услышала стук. Он раздавался где-то за стеной. Больно отдавался в висках. Увидела, что кто-то пробил в стене квадратной комнаты окно. Летели куски серого кирпича, показалось лицо Лёши, залитое кровью. Вот кто пробил путь наружу! Наташа вслед за Колькой ползла из этой комнаты, обдирая бока и руки. Он выполз и тянул, тянул её через обломки этих кирпичей. От боли закричала. И услышала незнакомый женский голос: «Очнулась, голубушка несчастная. Сходи, Надя, позови доктора». И Наташа впервые за три дня открыла глаза. Болело всё!

   Не сразу и очень осторожно ей, по мере выздоровления, открывали страшную правду. Машина Кольки врезалась в их машину. Наташа и дети вылетели на обочину. У неё случился выкидыш. Дети умерли сразу, все трое. Лёша, покалеченный, сделал, что успел: перетащил подальше от машины крошечную девочку, вытащил самого Кольку, а когда подполз к его машине снова, то сгорел вместе с молоденькой женщиной, которую хотел оттащить от места аварии. Один взрыв – и не стало на Земле хорошего парня Лёши! Детей у Наташи больше не будет. Её бывший муж останется инвалидом. И только девочка отделалась ушибами. Но родни у неё – Колькина мать, которой уже за шестьдесят, да отец – теперь инвалид.

   Почти через месяц, когда смогла ходить, Наташа проведала в мужской палате Кольку. Увидев бывшую жену, он опустил голову и не сказал ни слова. Тогда женщина пошла в детское отделение и спросила: «Где Смирнова Женечка?» Её подвели к обычной для больницы металлической кроватке с обвисшей сеткой. Девочка посмотрела на подошедших людей чистыми зелёными глазами, вскрикнула: «Мама!» И протянула к Наташе ручки.
47 Русалка с океана и художник
Каменцева Нина Филипповна
« Русалка с океана и художник»

     Кружатся стаями чайки в одном месте, наверное, там прошёл
косяк рыб в большом количестве. И вдруг, большая рыба показа-
лась в образе русалки, а позади хвост... Я испугался. Может, это
мне снится? Но, нет, это была девушка. Была похоже на русалку. В
руках держала ласты, солнце её обжигало... Красивое белоснежное
лицо, совсем юная. Светло русые волосы по пояс... Я понял, что это
она с той яхты... Я просто сошёл с ума из-за её образа... Прекрас-
ная стройная фигура, обвитая илом океана. Она была почти раз-
дета, лишь маленькие трусики слегка прикрывали её... Настолько
она была хороша, я подумал... Что она могла потерять среди волн
океана в это раннее утро, когда солнце едва коснулось своими лу-
чами воды? И ты думаешь, что?... Что-то с ней могло случиться?
Конечно, нет. Она просто сбежала с яхты... Потому что там что-то
случилось?... Потому что она сама ангел! И кто-то хотел надру-
гаться над ней?

   Я, художник, предлагаю свои услуги... Она согласилась сразу,
мне пришлось снять свой свитер и одеть её.... B нём она утонула,
потому что я был намного шире... Немного согревшись, стала рас-
сматривать мою работу: «Вы пишите восход над океаном?» Я сказал,
что, да, но я хочу добавить Вас сюда, ведь это не сон... Вы вышли,
как ангел с океана... Живу я поблизости, не хотелось бы Вам оказать
мне услугу, немного попозировать мне? Я напою Вас чаем... Отдо-
хнёте, и помогу Вас отвезти домой... Она стала кусать нервно губу,
и в плач... Выпалила: «Я домой не пойду». Она быстро согласилась
пойти со мной, я жил очень близко, надо было перейти одну цен-
тральную улицу... Сворачиваю свою походную мастерскую, и мы
медленно направились к моему дому... Так как был высотный дом,
работало два больших лифта... Она пачкала мраморную плитку... С
неё ещё капала морская тина с песком...

   В лифте зеркало, и я постоянно смотрел на неё... Мне было легко
увидеть в ней девушку лет двадцати с ямочками на щёчках, янтарные
глаза – пуговками... О, Господи, какая она красивая, кто мог её оби-
деть... Наконец, лифт остановился, мы выходим. Быстро открываю
дверь.... Она сразу бежит на балкон. Посмотрела на океан.... Там так-
же стояла её яхта. И слезы опять вырвались из её глаз... Она прошла
в ванную комнату... Я же на кухню, подготовил сэндвичи и чай... Так
как я холостой, одинокий, много чего не было и в холодильнике. Я
достал, сварил несколько яиц... И поставил бутылочку ХО коньяка,
чтобы ей согреться, а себе для храбрости... Практически я не пью...
И веду здоровый образ жизни, потому что моя утонченная работа
требует не трясущихся рук... Я в своём размышлении...

    И вдруг она выходит... Разрумянилась. Белоснежная. Сразу вид-
но, бережёт своё тело... Обёрнутая в мой банный белый халат, она
была похожа на белого медвежонка... В больших моих шлёпанцах...
Естественная!... Как будто бы ангел в доме у меня... Мы сели за стол
на кухне... Она захотела смотреть в окно, где стояла тоже яхта, но
она больше не плакала... Она ела, я же любовался ею... Она рани-
ла меня без слов, но я был очень осторожен – не нанести ей ещё
больней... Мой диван находился напротив стены, которая была вся
зеркальная... Честно говоря, не люблю много зеркал в квартире... Но,
когда я покупал, то агент по продаже сказал, не старайтесь всё сразу
переделывать, обживитесь… Так я и сделал... Но очень полюбил это
зеркало, оно мне давало часть океана в квартире...

       Я ложился на мягкий диван и смотрел в зеркало, а там уже на-
чинался восход солнца... И игры воды с лучами… А, когда я ей пред-
ложил сесть, она выбрала именно этот диван. Я со спальни вынес
ей подушку... Она легла лицом к балкону, где отражением в зеркале
была и яхта... И она то и дело смотрела в него... Я же думал, что же
могло произойти там... И то, что я не ожидал от неё… Она сняла
халат, бросила на диван. Просто провалилась в мягкость ткани... И
тихо произнесла...– рисуйте... Я остолбенел. Конечно, я художник,
и тело оголённое для меня не ново... Но здесь её маленькая грудь,
как колокола наполненные... Тело блеска необыкновенного, какие
краски надо брать?! Чтобы смешать? И получилось б молоко!... Не
одной складочки, морщинки. Она Богиня в полном смысле слова...
Я попросил её правую руку поднять и положить за голову, а левой
держаться за край дивана... Расправил её золотые кудри волос, вды-
хая аромат её тела, я бредил ею, как я мог её писать... Я несколько
раз подходил, поправлял её руку... Но это лишь причина... Я просто
хотел к ней прикоснуться... Я писал её, она заснула... И тихий стон
её души наполнял квартиру... Не знаю, сколько она спала, но я за-
кончил.... Меня сама рука водила по холсту... Такое вдохновение... А
такое желание приблизится к ней... Я уловил те маленькие крупицы
пота, которые она выделила...

   Хотел выпить всё, прижавшись... Как вдруг звонок в дверь... Её я
прикрываю... Смотрю в глазок... А там два посторонних парня... Я от-
крываю дверь... Они спросили: «Вы художник?» Конечно, я, что мог
ответить... Пол пляжа знают уже меня... Ведь страсть писать волны
не отнять... Они же с вопросом: «Вы уводили с пляжа нашу лань»...
Я не успел что-либо им ответить, как в дверях появляется она, закутан-
ная в моём халате... О,Господи, как прекрасна она... И в разговоре я по-
нял, что она жена одного из них, и, что тот флиртовал на яхте с её
подругой, которую сама она и привела... Не выдержав их флирта,
она бросилась в воду... Они с биноклем наблюдали за ней… И
слезы, и утешения... Видел я любовь в её глазах... Она рыдала, как
будто дёргала меня за нервы... Но я ничего не мог сказать. Где любовь,
там ревность... А как иначе? Не будем мы так к ним жестоки...
Одно осталось у меня на память... Шедевр, когда она спала на
диване, но я писал, как будто на волне...
48 Любовь в городе, куда входит смерть
Николай Старорусский
                  Я никогда с такою силой,
                как в эту осень, не жила.
                Я никогда такой красивой,
                такой влюбленной не была.

                И так мила мне вся земная твердь,
                так песнь моя чиста и высока…
                Не потому ль, что в город входит смерть,
                а новая любовь недалека?
         
                Ольга Берггольц,  Ленинград,  осень  1941

Стихи Ольги Берггольц сначала виделись мне несколько плакатными.  Но постепенно осознаешь, что именно так – предельно просто - и следовало писать историю того предельного  времени.

И только строки, приведенные выше и явно отсылающие к библейской фразе «сильна как смерть любовь», казались слишком экзальтированными, что ли.

Но вот при разборке домашнего архива натолкнулся я на письма, которые как будто специально  подтверждают: Летописец блокады была точна и в этих словах. Просто нам сейчас невозможно понять людей того времени.

На фотомонтаже приведены избранные фрагменты писем (и некоторые документы).  Хотя практически невероятно, что писавшая их ныне жива, соблюдена требуемая мера тактичности при отборе.

                           ____________

 Вы, конечно, будете удивлены, что я пишу эти строки, но обстановка не дает возможности поговорить, что стало для меня необходимым…
                           _________

                            Справка

Дана …   в том, что он находился на лечении в госпитале 97 с 19.06 по 18.09 - 42 года с диагнозом : Дистрофия II.  Скорбут (цинга – НС)…
                            _________

…Странное желание – фантазия: мне 20 – Вам 46. Вы можете вполне быть моим отцом, а я полюбила Вас как мужчину и как человека. Да! Страшная вещь – сердце человеческое, а женское в особенности…

…И вдруг!... , в момент, когда надо меньше всего думать о личном счастье и благополучии – я натолкнулась на человека, с которым, чувствую и знаю, что была бы счастлива.  Все перевернулось…
                              _____________

Помни лето 1942 года, проведенное в Госпитале 97.                                                                   Вера.
Жду тебя до 7 ноября 1942г.
                              _____________

              УДОСТОВЕРЕНИЕ  ЛИЧНОСТИ

Выдано тов.   … в том, что он служит в Военно-восстановительном Строительстве № 5 в должности механика и находится на действительной военной службе.
                     Срок действия настоящего удостоверения по
                                                               31 июля 1945 года...
                                  _______________

…Будьте счастливы. Если же в Вас заговорит что-нибудь теплое – все-таки подарите мне карточку (свое фото – НС). Видите, до чего дошла; Я – прошу…
                                  _______________      

Автор писем – медсестра госпиталя, находившегося в здании музыкального училища при Консерватории.  После ослабления блокады уехала в Сибирь, вероятно, к себе на родину.      

Получатель писем – в Первую мировую войну – сапер, в Гражданскую – кавалерист.  К началу Великой Отечественной – инженер-майор запаса, гражданский инженер-механик Морского флота.

Когда стало ясно, что его военная специальность - к счастью - в городе не потребовалась, просился на фронт. Но был уже так слаб, что  не взяли.  После госпиталя служил (вместе с женой) на Дороге жизни, затем на военно-восстановительных работах.
49 В автобусе
Анна Сабаева
     Она ехала в переполненном автобусе и в этом скопище народа чувствовала себя чужой и никому не нужной. Слезы непроизвольно капали. Никто не обращал на нее внимания. Она прикрыла глаза. Необыкновенно четко вдруг вспомнился тот день, когда он, как обычно, ушел на работу – и не вернулся… Говорят, если с близким человеком что-то случается, это можно  интуитивно почувствовать – тревогой, беспокойством,  предчувствием беды. Она не почувствовала ничего. Его уже не было в этом мире, а она в это время, как обычно, готовила на кухне ужин, жарила его любимые  "драники", боялась не успеть к его приходу. Звонок в дверь был неожиданным и резким. "Ну, нет, никого не жду, наверное, детишки балуются, не буду отвлекаться…" Тут же зазвонил телефон.  Ну, кто там еще? Телефон звонил настойчиво. Вытерла руки, сняла трубку. Голос был чужой и взволнованный.
     – "Валентин… Его нет…"    
     – "Нет-нет, еще не вернулся, перезвоните. Извините, тороплюсь!"
     – "Вы не поняли. Его нет… совсем…"
     – "Что за глупые шутки?  Повесьте трубку, не звоните больше, не отвлекайте". 
     Голос замолчал, но в трубке слышалось прерывистое дыхание. Постепенно смысл сказанного стал доходить до нее. Голос был взрослый  –  значит, это не шутка? Но что же тогда? Что с Валентином? Где он? Срочно уехал в командировку? Почему не предупредил? Не мог дозвониться? Ну, конечно, после работы забежала в магазин, там шумно, суетно, не услышала звонка… Но почему голос незнакомый и говорит так странно?  Тревога охватила  удавом, сдавила все внутри. Сердце сжалось в болезненный комочек. Неправдоподобность того, что происходило, ужасала.
     – "Мы сейчас приедем" – сказал голос и повесил трубку.
Заметалась по квартире, так и не осознавая происходящего. Взгляд упал на игрушечного музыкального мышонка, принесенного им накануне и подаренного к Новому "году мыши" (до Нового года оставалось всего девять дней). Мышонок при надавливании  на животик пищал-проговаривал: "Послушай, как бьется мое сердечко! Слышишь? Тук-тук-тук-тук-тук!. Это значит – я… тебя… люблю! Я… тебя… люблю!"  Подарил мышонка ей, а сам весь вечер забавлялся, звонил по телефону всем приятелям и нажимал на "пищалку", наслаждаясь реакцией друзей. Сам был как большой ребенок... Несмотря на по-настоящему мужскую работу, которой занимался. Или именно поэтому? Мысли были сумбурные. Что делать? Стала лихорадочно собирать вещи – невыносимо оставаться одной в квартире, где они всегда были вместе. Бежать, бежать! Куда угодно… Но куда? Два часа ночи… Позвонила подруге. Та ничего не разобрала спросонья из ее сбивчивых слов, но поняла, что случилось что-то страшное. Сказала "Выезжаю, жди!".
     Она бессильно опустила руки. Села на кровать. Ноги подкашивались, руки дрожали…  Ощущала себя вне времени и реальности. В клетке завозился попугай. Кеша в этой квартире появился раньше, чем она. Первые дни искоса наблюдал за ней и хозяином. Попугай жил в этом доме давно, хозяин часто выпускал его из клетки "погулять", и он свободно летал по квартире. Сначала появление незнакомки его озадачило. Он облюбовал себе место на висячем цветочном горшке, с которого можно было с близкого расстояния оценить дальнейшие перспективы. На второй день рискнул спикировать ей на голову. Возражений не последовало, и довольный Кеша занялся ее прической (наверное, хотел привести ее в полное соответствие с попугаичьей модой). Через день он осмелел еще больше и перелетел с головы на грудь под пристально-ревнивым взглядом хозяина. Тот совсем не был доволен поведением новоявленного соперника, но на первый раз смолчал. Когда она через несколько дней подошла к клетке поменять водичку, попугай перелетел с облюбованного им цветочного горшка на верх клетки и, когда она подняла голову и посмотрела на него, "поцеловал” в губы. “Поцелуй” был нежным и осторожным.  Такой наглости хозяин не ожидал. Возмутительно! Целовать жену в присутствии мужа! Прикрикнул на попугая. Но Кеша никакого внимания на возмущение хозяина не обратил, решив бороться за любовь до конца. Летал за ней по всей квартире, даже на кухню (чего раньше, по словам хозяина, никогда не делал) – и чуть было за это не поплатился, чудом не попав на раскаленную сковородку, когда она жарила блинчики…
     Воспоминания прервал резкий звонок в дверь. Тяжело поднялась с кровати, медленно ступая, подошла, открыла дверь. Подруга с порога обняла, прижала: “Успокойся, сейчас поедем ко мне”, стала сновать по квартире, собирая самое необходимое. Засунула в холодильник остывшие недожаренные драники, защелкнула замок на сумке… 
     Ей было безразлично, что делает подруга, все казалось лишенным смысла. Через несколько дней ему должно было исполниться только сорок два… Еще совсем молодой… Так умел радоваться жизни, шутить, смеяться…
                  
                       "Обойти весь город поперек и вдоль,
                        Не умолкнет сердце, не утихнет боль.
                        В чьих-то узких окнах стынет смех и свет,
                        А со мною рядом больше друга нет..."

 – всплыли в памяти слова позабытой песни, написанной после трагической смерти под лавиной в 1971 году известного барда и альпиниста Арика Круппа. Думала ли она, что когда-нибудь  и в ее сердце они отзовутся по-настоящему непереносимой щемящей болью…

     ..."Конечная" – послышался голос автоинформатора.  Она поднялась с сидения, медленно спустилась по ступенькам. Двери автобуса захлопнулись.
50 Непрожитая любовь сокращенный вариант на конкурс
Валентина Майдурова 2
Непрожитая любовь
(сокращенный вариант для конкурса)

Валентина Майдурова  2


Глава 1  ЕЩЕ НИЧТО НЕ ПРЕДВЕЩАЛО ...


Еще ничто не предвещало
Исчезновенья тишины.
Еще предчувствие начала
Не проникало даже в сны.
Еще прикидывались вещи
Совсем такими как вчера,
Но было все иным и
вещим ...
Елизавета Стюарт, 1966

            Какой-то звук разбудил меня. Я открыла глаза, глянула на светящийся циферблат.  Четыре часа утра. За открытой дверью балкона тихонько переговаривалась листва кленов и вязов. Шуршал  в  их кронах спокойный летний дождик. Отдельные дождевые капли дробной капелью стучали по  крышам и перилам балконов.  Непроглядная тьма начала рассеиваться. Как-то сразу померкли звезды. Вот-вот начнет светлеть восток. Природа приготовилась встречать ежедневное чудо – рождение нового дня.
            Что разбудило меня? О чем был предутренний сон? Говорят, эти сны вещие. Что хотел  пробудить он в моей памяти? О чем напомнить - о встречах, расставаниях,  потерях,  о мечтах, которые  так и не исполнились, или о той любви, что с первого взгляда и на всю жизнь, как говорила моя покойная мама? В одной из книг Александры Марининой я прочла мудрое высказывание: чтобы понять, насколько ты любИм и любишь, нужно прожить вместе хоть какое-то время; и тогда любовь отпустит тебя в свободное плавание: ты поймешь, нужен ли этот человек тебе, или он должен уйти из твоей жизни.  Любовь, непрожитая с любимым, мукой сожаления будет медленно изводить, толкать на поступки,  которых со временем будешь стыдиться. О чем  же сожалею и чего стыжусь я в своих снах?  Моя непрожитая любовь …

            Май. 1973 год. Я робко постучала  в дверь, на которой  висела неприметная табличка: «Заведующая лабораторией  агрохимии  ...».
            – Что ждет меня за этой дверью? – успела я подумать, прежде чем услышала негромкое  приглашение. –  Войдите.
             – Я ищу работу. Меня направила к Вам Ольга Николаевна. Сказала, что  Вам нужен старший лаборант.
            – Что Вы окончили? Где работали? – обычный набор вопросов-ответов, и вот с заветной бумажкой я  поднимаюсь на второй этаж сдавать  сотруднику лаборатории  технику безопасности.
            За столом сидел молодой человек примерно моих лет. На  взгляд, в меру уродливый. В очень чистой белой рубашке с закатанными рукавами.  Он  что-то сосредоточенно  записывал в толстую общую тетрадь.
            – Здравствуйте. Меня прислала Марина Ильинична ознакомиться с требованиями и сдать Вам технику безопасности при выполнении работ в химической лаборатории.
            Он поднял на меня глаза. Черные слегка вьющиеся волосы. Черные небольшие глаза под низкими бровями, твердый подбородок,  узкие губы и разбитый (боксерский) нос. Внимательный, но не теплый, а какой-то  пронзительный взгляд заставил поежиться. Что-то непонятное мелькнуло в мыслях и  исчезло на ближайшие два часа.
           – Н-да, – подумала я, – не красавец, однако. И злой, однако. И предстоит тебе, Валентина, с ним работать долгие-долгие годы, однако.
           – А где Вы работали раньше? У Вас есть опыт   работы  в химической лаборатории? – он продолжал внимательно смотреть на меня.
           – Думаю, да. Я работала в школе  учителем химии. Кстати, была на практике  в этом институте, только в другой лаборатории. Последний год занимала должность инженера-химика в центральной заводской лаборатории  завода «Молдавизолит».  Уволилась по состоянию здоровья.
          – Урод-то урод, а фигура спортивная, подтянутая. – Я  припомнила наставление подруги (Ешь начальство глазами!) и, изобразив доброжелательность, преданно смотрела на его неприятное лицо, чем-то притягивающее меня. В  его некрасивости было что-то сексапильное.
            – Кто она? Откуда мне знакомы это лицо, манера говорить, эти яркие пшеничные волосы, роскошной гривой раскинутые по плечам? Черт возьми, а она ничего, оч-чень даже ничего. Надо увести  Мишку Светина из кабинета. Ишь, как запал. Глаз не отводит. Красавчик хренов.  Мало ему ...   Та-ак, пауза затягивается…
          Пауза действительно затягивалась. Мы знакомились. Пока глазами. Предчувствие начала еще  не проникало в наши мысли, не формировалось в узнавание. Но все стало в кабинете другим, каким-то вещим.  Стал плотным и тягучим воздух. Казалось, даже приборы притихли в кабинете.
           – Нет, нет! Этого не может быть! – метались мысли в голове. Появилась какая-то торопливость в воспоминаниях. Казалось, от напряжения  я сейчас потеряю сознание. Начала кружиться голова. – Что со мной, что со мной, что со мной?! 
          Облегчающим ливнем прозвучало в тиши кабинета:
          – Мы с Михаилом уедем на поле и вернемся через два часа. Вот Вам инструкции, знакомьтесь, по - возвращении  я приму у Вас экзамен.
           Хлопнула дверь. Я осталась одна в кабинете.
           Что это было? Я чуть не потеряла сознание от его взгляда. Почему? Что напомнил мне этот  пронзительный взгляд?  Что заставило  сердце заколотиться?  Ладно, все это потом. Сейчас главное - сдать экзамен и получить работу.  Если б этот «некрасивый»  знал, как мне нужна работа! Он не пытал бы меня, а просто подписал бы бумажку о допуске к работе в химической лаборатории.
          Побывав замужем в Сибири, я вернулась домой. Чемодан в левой руке, Лорочка на правой. Весь нажитый капитал. Нет, не весь. Еще со мной осталась моя память, память о предательстве мужа. Дочь – моя любовь, моя ежеминутная боль.  Болезненная девочка требовала полной отдачи физических сил,  внимания, заботы, своевременного лечения. На  постоянное лечение нужны были деньги,  а значит, нужна была работа.
           Я начала знакомиться с инструкцией. Все мне было знакомо. И опять я вспомнила следующее наставление своей подруги.
         – Никогда не говори: не знаю. Сразу спрашивай: а методические указания есть? Это нас на курсах повышения квалификации наш руководитель  просвещал. Если нет методики,  предлагай составить пошаговую для выполнения задания.
            Мысли опять переметнулись  к дочери.  Она сейчас в больнице. Как она там? Ждет маму? Или лежит равнодушная ко всем на свете?  Маленький комочек  боли. Много пальцев на руке, и каждый болит, если его отрезать. А если на руке один палец, как можно его потерять? Как можно жить без него? От жалости к себе и к своим мыслям я готова была расплакаться. Нет! Я должна получить это место. Я объясню этому неприятному человеку, почему мне так необходима  работа! А может, лучше пока ничего не говорить. Сама по состоянию здоровья уволилась, дома больная дочь. Не слишком ли много боли?
           Скрипнула дверь.  От неожиданности я подскочила на стуле  и резко повернулась к двери. Опять лохматые мысли, отрывки каких-то слов и звуков заметались  в голове.  Он стоял и пристально смотрел на меня.
           – Ты Валентина? Ты училась в Курках и Бендерах? – он улыбнулся. –Ты так и не узнала   меня?
          В притихших мыслях яркой молнией сверкнул тот вечер и слова:  "Волосы твои как лен ... И я всю жизнь буду любить тебя."
          Ливень, грянул ливень воспоминаний. Он обрушился на меня  звуками, запахами, заполонил  все мое существо.       
           Я вспомнила. Я нашла.  Я всю жизнь после того злосчастного вечера искала тебя, а встретила... Сердце мне подсказывало, а я не поняла его  предупреждений. Никогда, никогда мы больше не расстанемся, ликовала каждая клеточка моего тела.  Глухо, как  сквозь вату, донеслись слова:
          – Пойдем, я познакомлю тебя с женой.
          Медленно, очень медленно, легким перышком кружась, опускалась я на грешную землю:  – ... пойдем, я познакомлю тебя с женой ... волосы твои, как лен ... и я всю жизнь буду любить  тебя ...  я нашла ...


        Глава 3.  Как упоительны на юге вечера
                                     

 Пускай всё сон, пускай любовь игра,
Ну что тебе мои порывы и объятия
На том и этом свете буду вспоминать я.
                           Виктор Пеленягре, 1998


           Волшебные майские вечера. Медленно уходит дневная жара.  Ленивый ветерок осторожно трогает  верхушки деревьев. На придорожных столбах зажигаются редкие подслеповатые  ночные фонари. Мягкий полурасплавленный асфальт продолжает издавать удушающий запах. Редкие прохожие спешат мимо нас, занятые своими делами и мыслями.
           Каждый вечер Николай провожает меня домой.  Мы не замечаем прохожих, со смехом ловим редкие капли коротких летних дождиков, смеемся  своим нехитрым шуткам. Мы знакомимся заново.
            Пожилые люди говорят, чтобы ребенок тянулся к тебе, чтобы он тебя любил, уважал, слушался – нужно с ним говорить.  Через разговоры идет познание незнакомого малышу мира, его приобщение к родным, приобретение друзей,  совершение поступков и, как следствие, формируется характер. Замкнутые, неразговорчивые дети – это сироты при живых родителях,  им недодали  внимания, любви и заботы в детстве. Кредо таких родителей – пусть займется,  чем хочет, только чтобы не мешал.
 «Не мешай, не путайся под ногами, отстань» – чаще всего слышит ребенок в ответ на  свои просьбы–вопросы и постепенно отдаляется от родителей.  Первые признаки семейного сиротства – капризы. Ребенок хочет обратить на себя внимание и, не зная как, – кричит, плачет, швыряет и ломает игрушки и тут же кидается к маме, обнимает ее за коленки и прижимается всем тельцем к своей самой родной с немым криком–просьбой:
           – Ну, посмотри на меня, ну, поговори со мной,  – а в ответ – Придем домой я с тобой поговорю, ты у меня получишь!
           Мы не путались под ногами и не мешали никому. Мы говорили друг с другом и не могли наговориться: вспоминали годы учебы в училищах – он в строительном, я в сельскохозяйственном, он в университете, я в педагогическом институте. Он искал меня, а я пыталась построить свою жизнь без него. В его семье  нет детей, а у меня не  стало семьи, но есть восьмилетняя дочь. Судьба  сделала нам подарок: мы снова вместе. Теперь навсегда. Так думал каждый из нас.
           Близилась осень, а мы ничего не замечали. Однажды в воскресенье, гуляя по лесу, мы услышали курлыканье журавлей. Остановились. Пораженные  красотой, одевшей лес во все цвета радуги, оглянулись и ...   проснулись от наших разговоров. Он тихонько прижался ко мне и коснулся губами щеки,  как бы ставя точку на прошлом.
            Это была наша осень. Нарядная, яркая, пьяная от любви и молодости. Осень надежд. Мы удирали с работы и бродили без устали по осеннему лесу. Свои побеги с работы мы называли «сходить пошуршать листвой». Тополя и осины украсили лесные дорожки и лужайки серебристыми, желтыми, золотыми в крапинку, багряными, фиолетовыми листьями. Стройные ясени и буки в окружении поросли молодых кленов протягивали нам навстречу темно-зеленые, оранжевые, нежно-розовые листья, доверчиво заглядывали в счастливые глаза и приглашали поваляться в кружеве осенней листвы. Мы принимали приглашение. Словно дети, прятались друг от друга за стволами могучих дубов, играли в догонялки, устав, падали навзничь в мягкую листву и смотрели  на кипенно-синее небо в редких облачках. Уже затемно возвращались домой. Шуршала листва под ногами, прощалась с нами. Приглашала приходить еще. Мы набирали огромные букеты осенних листьев, унося домой кусочек лесного счастья.
           В один из осенних вечеров, поеживаясь под непрерывно моросящим дождиком, он,  грубовато обнимая меня, сказал:
           – Все, Валюша! Погуляли и хватит. Завтра сажусь за диссертацию. Материал подготовлен. Да и Лиля  вот-вот родит. Надо быть побольше дома.
           – Поматросил и бросил? Это так  сегодня  называется  «любовь до гробовой доски»?
           – Ты не так поняла. Валя, вернись!
          Но мои каблучки уже стучали на четвертом этаже. Слезы давили меня. Как же я могла забыть …Забыть…Забыть. Теперь забыть. Сделать невозможное возможным.   

  Глава 4.  И был вечер, и было утро


                                    
                                   Ты  Мысль, непревзойдённый  Гений!
                                   Всё можешь - и поднять, и  уронить! 
                                   И, вновь, от смерти к жизни воскресить,
                                   осознавая  принцип  крутизны ступеней! ...
                                   И горькой  прелестью  миндаль  цветущий
                                   наполнит Душу  ароматом  странным.
                                   Иллюзией, заведомо,  обманной.
                                   Прикосновением  запретной  страсти всемогущей. 
                                   О, Разум! Разбуди нас для  Любви! 
                                   Откроем окна в сад небесный!
                                   Там бархат неба сказочно- чудесный! ...
                                   И золотые, длинные огни!
                                             Вера Маркова,  04.11.2012



            
             Много дней я решала свою главную задачу на ближайший период жизни: искать новую работу, делать вид на работе, что личность Николая меня абсолютно не интересует, гордо проходить мимо или, ...  Вечная дилемма.  Как разрешить ее? У  нас была наша юность, прошедшее лето и осень. Кроме разговоров, у нас ничего не было, и ТА любовь за гранью дозволенного не будоражила мысли и желания. Николай даже не смел меня поцеловать, чтобы не спугнуть. Я все еще оставалась полудикой со своим вечным «Умри, но не давай поцелуя без любви».  А теперь по ночам, мучаясь бессонницей, понимала, что я должна прожить нашу любовь вместе с ним, попробовать ее на вкус. Иначе будут бессонные ночи, странные будоражащие кровь сны.
           – Он должен быть моим! И тогда мы поймем, кто мы друг для друга, – просто друзья  или  это действительно любовь на всю оставшуюся жизнь.
           Когда любишь, молчание не может длиться бесконечно.  Однажды в пустом коридоре института Николай догнал меня, схватил за руку и буквально поволок в рекреацию с зимним садом. Укрывшись за какой-то пыльной  пальмой, он больно стиснул  мои пальцы, притянул к себе и, буквально задыхаясь от волнения, заглядывая в глаза, свистящим шепотом спросил:
            – Ну что ты хочешь? Почему мучаешь меня? Что за игру в молчанку ты затеяла? Я люблю, понимаешь,  люблю только тебя!  Но я не могу бросить ребенка. –  И закончил свою горячечную больную речь  просительно-униженным тоном –  Давай подождем, а?  Пусть подрастет дочурка. Ты не представляешь, как я об этом мечтаю! Я все продумал. Я защищусь, смогу  больше помогать им, и мы будем вместе.
            Николай и не подозревал, что я уже давно строю планы его соблазнения  для разрешения своих больных вопросов.
           –  Хорошо. Я согласна. Приходи ко мне вечером, попьем чаю и обо всем поговорим.
          С нетерпением ждала окончания работы. Примчалась домой. В каком-то угаре принялась за уборку  квартиры и приготовление ужина.
          – Я должна  эту ночь быть с ним! Я не отпущу его! Я получу его на любых условиях: любовника, чужого мужа, приходящего партнера для сексуальных игр. Только на эту одну ночь. Я пойму, кто он для меня! Я пойму, я пойму, - твердила я весь вечер, ожидая звонка в дверь.
           Мы оба не были детьми. Жизненный опыт имелся у обоих. И мы оба понимали, к чему может привести этот ужин ...
           Хрустальный звон соприкоснувшихся бокалов – для нас, колокола судьбы – для меня...
           У Николая было  спортивное тренированное тело без единого волоска. Не было чрезмерно выпуклых мышц, татуировок. Тонкая талия, умеренно развитые бедра. Правда, красиво вылепленные руки неожиданно заканчивались короткопалой кистью, с квадратными обрубленными пальцами. В хирологии  пишут,  что такая  рука характерна для человека грубой физической силы, имеющего животные наклонности и чувствительность, иногда связанные с детской наивностью и суеверием. Нет, такое определение Николаю не подходило. Физически он не походил на  громилу, да и в его отношении ко мне ни разу не проскальзывали  животные наклонности.                                       
          Я рассматривала любимого с первобытным женским любопытством. Меня все приводило в восторг, и я считала, что этот восторг и после того запретного, что сейчас будет между нами, останется навсегда. Я не представляла, как я жила до сих пор без него, как дышала, как смеялась и кокетничала с другими. То был сон, а сейчас я проснулась для любви. Каждая клеточка моего тела тянулась к любимому. Нежность и истома наполняли меня. Я откинулась на подушку и  прикрыла глаза.
            – Николай – подарок  судьбы, сейчас рядом со мной.  Он рядом, и мне больше ничего  в жизни не надо.
           И вдруг в эту чувственность, в этот полет счастья вклинились глаза: голубые, полные боли и безмолвной мольбы, кроткие глаза раненой  лани. Лиля! Лиля, жена Николая, ворвалась в мои мысли, мечты, прервала мой полет, о чем-то умоляла меня, прижав к груди дочурку. Я резко оттолкнула Николая и, ничего не объясняя ему, накинула халат и села в кресло.
           – Ничего не будет! Мы будем просто говорить с тобой, ясно?!
           Все животные наклонности оскорбленного охотника вспыхнули в глазах моего избранника. Он подхватил меня на руки и буквально бросил на кровать. В той неразумной борьбе не было побежденных и победителей. Я поскользнулась и упала, больно ударившись головой об угол  прикроватной тумбочки...
            Из туманного сумрака, сквозь дикую головную боль пыталась пробиться какая-то мысль, о чем-то очень важном для меня. С трудом приоткрыла глаза. Комната.  Рядом на двух соседних кроватях  две  весьма упитанные женщины, смешно чавкая, уплетают с аппетитом, наверное, вкусную еду. Напротив молоденькая девочка уговаривает зеленых человечков уйти с одеяла. Она смешно прицеливается и щелчками сгоняет их с одного места на другое.
             – Где я! Почему? Что случилось? – я попыталась подняться. Вдруг жующие  женщины противными  высокими  голосами  завопили:
            – Санитары, скорее, она проснулась!  Она меня убьет, она меня убьет! Вон та, она на меня насылает своих зеленых человечков, пьяница, дрянь!!
           Вбежали две женщины в  таких белых халатах, что заломило в глазах. Я обессилено откинулась на подушку, повернулась лицом к окну. Настойчивый стук по стеклу вывел меня из дремоты. За окном стоял Николай, прижавшись лицом к стеклу,  пытался разглядеть, где я лежу в палате. Я смотрела на Николая, пыталась припомнить, почему попала в больницу, да еще в такое отделение. Никак не могла вспомнить, что послужило причиной.
          И вдруг... беззвучными картинками высветился тот вечер. Я вспомнила все. Мелодичный звон бокалов чешского стекла. Свою истерику. Борьбу, вероятно, перешедшую в драку. Иначе, почему я оказалась в больнице? Острая жалость кольнула сердце. Как же я могла так поступить?  Из-за своего неуправляемого характера я чуть не испортила жизнь своему любимому. Времена СССР. За подобное деяние ему грозило исключение из партии за аморалку, увольнение с работы,  провал защиты диссертации, разрыв с семьей... Как я так могла поступить? Как загладить перед ним и Лилей свою вину, как исправить ошибку? Начало ломить виски, я опять провалилась в небытие...
           На работу я вышла только через две недели. Ничто не напоминало о прошлом.  Ровные  доброжелательные взаимоотношения с коллегами,  в том числе и с Лилей, теплые, заботливые с Николаем. Наша борьба, перешедшая в драку в тот вечер, определили мое будущее. Я заледенела, и оттаять  так и не смогла. Возможно, на психику повлияло мое детство,  неудачные замужества. Вероятно, я искала не плотской любви, а семью, защитника, отца.  Грубость и какая-то животная жестокость  Николая, зрительные галлюцинации  ослепили меня. Он не пожелал меня понять в ту минуту, а я не смогла переступить через себя, через свои идеалы, воспитанные, в основном, чтением классической   литературы.                  
          Начались трудовые будни.  По целым дням одним пальцем отстукивал Николай диссертацию, крутился Феликс,  подсчитывая результаты  полевых опытов, в соседней комнате лаборанты выполняли  анализы для годового отчета.   
            Я была хорошей, грамотной машинисткой и предложила Николаю отпечатать его  диссертационный материал.  Мы задерживались вместе после работы иногда до двенадцати часов ночи.   Как и прежде, Николай провожал меня домой, иногда заходил выпить перед обратной дорогой чаю. Очень медленно восстанавливалось между нами былое доверие. Однажды мы, выполняя поручение заведующей лабораторией,  попали в Бендеры, где когда-то  учились, получая рабочие профессии. Зашли в  строительное, а затем в мое училище. Оно было по-прежнему ремесленным, но называлось уже не сельскохозяйственным, а швейным, и выпускало швей и специалистов других рабочих профессий швейного производства.
           –  Ты помнишь последний Новый Год? – вдруг спросил Николай. – Ты была в костюме весны, а  подружка твоя в костюме  одного из трех мушкетеров. Мы с Костей не могли пробиться к вам на танцах. Костя  всю ночь проплакал. Считал, что потерял свою Зиночку. А я, неразумный, обиделся и ушел. Какой же я был неумный. Не сердись на меня, ладно? – И он улыбнулся мне своей  застенчивой улыбкой,  которая в годы нашей юности сводила с ума моих подружек.
            И я поняла, что прощена за свою выходку, что он по-прежнему меня любит. Но не той взбаламошенной любовью младенческих лет. Нет, он любил меня самозабвенно, настоящей мужской, немного скуповатой (по его характеру) любовью зрелого мужчины. Он понимал, что никогда не сможет обездолить детей и бросить семью, и понимал, что не сможет и не будет жить, если не будет видеть меня, говорить со мной, спорить и ссориться. Я поняла  это намного позже.
          Отныне мы везде были вместе. Если он не мог проводить меня домой, то звонил каждые пол-часа. Не с целью проверки, нет, - просто возникали мысли, которые надо было разрешить именно сейчас, сию минуту.  И только со мной. …
            Николай не умел красиво говорить. «Держать речь» было для него мукой. Но каким умным, разносторонне развитым был этот человек: музыка, техника, космонавтика, литература. Казалось, не было предмета обсуждения, в котором  бы он не разбирался, о котором ничего не знал или знал чуть-чуть и понаслышке. Говорить с ним, слушать ответы на мои бесконечные вопросы – не было для меня большего счастья.  Тихий голос, замедленная, в поисках нужного слова, речь, неожиданные выводы в обсуждаемых вопросах. Бесконечные лабиринты познания нового. Мой первый отчет о проделанной за год научной работе  Николай сумел превратить в праздник.  Мы поехали тогда в Бендеры, танцевали   на открытой танцплощадке в парке наших первых свиданий  той далекой юности и пошли  в ресторан.
           Маленький ресторанчик  «Каса маре» в стиле молдавской гостиной. Молдавские блюда, молдавские вина, молдавская музыка. Приглушенный свет, загадочные тени на стенах и скрипка, которая уводила в прошлое,  ликовала от счастья, смеялась  от любви  и горько плакала от потерь. Скрипач-цыган подошел к нам:
           – Жена сказала, сегодня увижу голубков, и им я должен буду напев цыганский  о любви сыграть. Они поймут.
           Он отошел, и  грустная  мелодия  «цыганской дойны» заполнила зал. Она рассказывала нам и залу о нас, о нашем трудном детстве, о нашей встрече, о любви, что дается один раз на всю жизнь... Зал заворожено молчал. Тихим вздохом закончилась музыкальная повесть, повесть о нашем прошлом и будущем. Низко склонилась кудрявая голова цыгана в ожидании аплодисментов.  Потрясенные, мы тихо вышли из зала. Потом мы много раз возвращались в этот ресторанчик. Но не было больше цыгана, его скрипки и ее мелодий. Другая музыка играла, другие были блюда и вино...

     Глава 5.  Непрожитая любовь


Недопетая песня…
Как больно ранишь ты меня.
Беньковский Дима, 2012 г.


Заканчивался очередной вещий сон.  Память не успела перекинуть меня в новый. Я внезапно проснулась. За темным окном  начинался рассвет. Медленно проступали на  черном фоне контуры деревьев. Отдельными мазками проявлялись ветви деревьев. Невидимой кистью природа рисовала наступление дня. Все четче  проступали контуры каштана за окном. Вот тренькнула  в кроне синичка, ей отозвалась другая. Чирикнул испуганно спросонья воробей. Фьють-фьють включилась синичка, нежной свирелью надо-попить-надо-попить, подхватила мелодию неизвестная певунья. Наступал новый день.
            Я подошла к окошку. Сегодня пять лет как не стало Николая. А я помню тот черный день так, как будто это произошло вчера.
     Я уезжала в санаторий с Фаридой. Николая положили в больницу,  и надо было до отъезда его проведать.
     Николай ждал меня в больничном коридоре. Непривычно полный, с пожелтевшей кожей и каким-то потерянным взглядом, он вызывал такую пронзительную жалость, что слезы невольно наворачивались на глаза.
    – Он уходит, – мелькнула мысль и в страхе спряталась в глубоких извилинах. – Он должен жить. Что же он делает? Как же я останусь без него?
     – Видишь, каким я стал – полуутвердительно, полувопросительно – спросил он меня?
   Каким, каким ты стал? Ну, располнел, так тебе  шестьдесят пять. Я сегодня уезжаю с Фаридой в Каменку. Надо ее подлечить, а саму отпускать нельзя. Это крошечное семидесятилетнее дитя затеряется в лабиринтах коридоров санатория и не выберется до конца лечения. Я уезжаю ненадолго. Всего  восемнадцать  дней и я опять буду с тобой. Я заберу тебя к себе. Мы прошли все этапы. Нам пора быть вместе. Мы будем опять ходить на рыбалку. Удирать с работы в лес слушать осень. А в отпуск съездим куда–нибудь  далеко, где будет только природа и мы. Боже, что я несу, – думала я и не могла остановиться, чтобы не закричать от боли, что разливалась в груди, давила на легкие и не давала вдохнуть воздух. Я смотрела на Николая и мысленно кричала,
           – Ну, помоги мне, помоги переступить через боль, проглотить комок в горле и петь тебе дальше ложь, уводя от страшного настоящего. – Он, казалось, поверил мне, ничего не заметил. Щеки загорелись легким румянцем,  надеждой заблестели усталые от боли глаза.
        – Я дождусь тебя. Я тебя обязательно дождусь.
       … Он дождался меня. Он умер в день моего возвращения из санатория. И все опустело, вдруг!