(продолжение сказа Лампадовны "О мужской неистребимой нужде")
«Опять Ванька с Тёмкой обмишурились! И чтоб я не положила на лопатки нынешние законы?! Сама поулошниц раздену до «в чём мать родила», да и законы тоже голыми пущу в народ! Пусть он ведает, кто этот срам под крышу прячет…» – надрывала телефонную трубку Лонгина.
– Лонгина! Нынешние трубки от голосовой ярости имеют свойство взрываться.
Немедля её отложи подальше – пусть поостынет, да и сама охолонись. Заходи –
твой сказ выслушаю, а там видно будет, – прервала возмущённую.
– Записывай сказ подробно, чтоб твои читатели узнали завтра же, куда скатилось
СЛОВО чёрных мантий. Да и «праведников-бесплатников» тоже… – с порога начала
Лампадовна.
– Верно я понимаю: мантии в твоём определении – это судьи, а праведники-
бесплатники – адвокаты? Метко. Излагай их лексику, то бишь возмутившие тебя
СЛОВА, да покороче.
– Пусть закон для поулошниц (падших) пропишут КОРОЧЕ – на Колыму, навечно! И
баста!– горячилась гостья. – Не страна, а что ни на есть – «Республика СПИД»…
– Лампадовна, давай суть, про Ваньку с Тёмкой, как их вновь угораздило
обмишуриться… Они что – подбитые ветерком, то бишь мозги в решётку…
– Свидетельствую о новом СУДЕ над ребятами. Первая мантия маленькая, пухленькая,
будто поросёнок-сосунок с красным пятачком; другая – чисто вьюн в решете, коих
в детстве мы добывали в речной осоке).
Так вот… Вся деревня собралась стеной встать за Ваньку с Тёмкой, которые
добровольно заняли скамейку для … безвинных.
Мантия-вьюн пискнула: «Оскорблённые гражданки с униженным достоинством –
в зал!»
Выпячивая девятиразмерный искусственный бюст и покачивая отвратно
искусственными же бедрами, жрицы променадом зашли в зал и заняли места сбоку
от судейской трибуны.
Люди вперились в них, поулошниц-вдольдорожниц, пытаясь отыскать их лица –
не нашли: сапожная вакса да разный колор напрочь лишили их лиц. Макаки – да и
только!
Зал загудел, как пчелиный улей. А наш уважаемый старый пасечник Никитыч
встал и без позволений громко произнёс: « Ваше сиятельс … преосвящ… вашу мать
честь… Нашу деревню вы вдругорядь оскорбили, когда позвали сюда обезьян…
древних трудов.
Пусть Ванька с Тёмкой скажут всё как есть, а я им верю, как и люди наши».
Первая мантия звонком приказала слушать и подвзвизгивающим, с хрюканьем,
голосом начала читать бумажку, иск от «поулошного сестринства», особо выделив
слова жриц: « … мы, как добропорядочные труженицы, требуем уголовникам Ваньке
с Тёмкой срок … без нашего обслуживания, вплоть до их … пенсиона. Поди,
научатся наше трудолюбие уважать. Не то, пусть нам катят бочку мёда: везут его
в город немерено… Знать, крадут».
– Не крадём мы! Своим трудовым торговали, мёдом! Не воры! – понеслось от
подсудимых.
– Подсудимые, Суд вам ещё слова не давал! – с писклявым шипением оборвала их
крики мантия-вьюн. – А вот теперь слушаем вашу версию.
– Без версий мы! Вот как было. Значит, стоим мы на медовом ряду, мёд продаём
третий день уж, последнюю флягу. А кто неделями стоит за прилавком, молодые –
кровь с молоком… Возле них-то и открыло «древнее сестринство» свой трудовой
пост. Берут за свои услуги строго по тарифу … сотенка за минуту под
свободными прилавками, реже – мёдом… – кипятясь, начал Ванька.
Я доскажу,– тоже волнуясь, прервал его Тёмка.– Как из-под земли вдруг явились
перед нами эти макаки…
– Без оскорблений человеческого достоинства! – прервала Тёмку первая мантия.
– Дак вот, предстали и спрашивают: заказ на сколь минут… Вдруг признав в нас
прошлых, горячо зашептали: уж теперь-то отомстим, посадим, где небо – с
овчинку… И давай наши банки с мёдом на пол скидывать, да и бежать. Догнал их,
напинал по «подделкам», Ванька добавил, сорвав парики с их начисто лысых реп…
И всё.
– Кто ещё помогал вам в избиении пострадавших? – спросила первая мантия.
– Никто. Видать, мОлодцы-торговцы боялись потерять обслугу: ухмыляясь,
наблюдали. Публика, расступаясь и повизгивая, нам аплодировала… – промычал
Ванька.
– Где свидетели позорища?! Доколь быть сраму?! Весь базар сюда надо… Где
тамошние полицаи, тьфу, твою честь, поли…цнеры? – опять прогромогласил
Никитыч.
– Чтобы всех свидетелей сюда … транспорту о-го сколь надо, на полгорода… –
неожиданно вставил слово адвокат, по фамилии Небезденежных. – Не посажу же я
их в свою пролётку «ФЕРРАРИ»…
– Не мы виноваты – они, древнетруженицы! Хулиганят, заразу разводят, СПИДЯТ… –
наперебой заспешили подсудимые.
– Не виновны ребяты! Нет их вины! В тюрьму это заразное «сестринство макак»!
Всех на лесоповал! На Колыму, навечно, чтоб землю освободить от нечисти! Туда!
Навсегда! – неслось из зала.
После краткого перерыва вторая мантия пискляво зачитала приговор пасечникам: « … жителям деревни Тьма, Ивану Ивановичу ОсОтову и Артёму Ильичу Репейникову… до следующего медосбора в городе не появляться. Конфликт разрешить бочонком мёда, как и указано в иске пострадавших».
В зале стояла тишина, только деревенские подростки о чём-то шептались…
Когда вершители закона направились к выходу, гражданки-макаки громко у них спросилм: «А когда и где мы с вами будем мёд делить..? Опять у вас в кабинете или у сутенёра…?»
Суд уехал на «Феррари». Народ разошёлся. Древнесестринство пошло пешком: до автобусной остановки два километра.
За околицей «сестёр» догнали ловкие подростки, да и – кнутом, плёткой их…
Суд больше в деревню не наведывался… – закончила сказ Лампадовна.
Ты уж, мой читатель, не слишком сердись, что сказ несколько сокращён. Во всём повинна Лонгина с её непотребной ЛЕКСИКОЙ. Да и скверный делёж мёда меж заинтересованными… на виду у всего честнОго народа…
04.02.2017 г.