Летний день клонился к вечеру. Косые лучи нежаркого послеполуденного солнца мягко отражались от спокойных вод озера, создавая особенное, глубокое освещение. Таким светом любили наполнять свои картины импрессионисты. Ольге почему-то вспомнился Клод Моне … его картина «На берегу Сены близ Беннекура». … Такой свет убирает пространственную глубину в картине и приковывает внимание к объекту изображения – к облику юной девушки, одиноко сидящей на берегу Сены.
В этот момент Ольга больно споткнулась о камень. Это вернуло ее к реальности, и она поняла, что прогуливаясь вдоль опустевшего санаторского пляжа, давно и пристально наблюдает за молодой женщиной, сидящей на деревянном лежаке.
Женщина была в открытом сарафане. Она сидела на лежаке, обхватив босые ноги руками. У ее ног лежала открытая книга, босоножки валялись на песке. Несомненно, Ольгу привлекла ее картинная поза, она привлекла бы внимание любого эстета, но Ольга не могла отвести глаз от ее лица. Лицо женщины было устремлено к солнцу, она нежилась под его лучами, и ее приятное ощущение передавалось Ольге все больше и больше.
Женщина в чудном свете была необыкновенно красива. Ольга видела ее в профиль: крупные черты надменного лица, прямой нос восточной красавицы, горделивая посадка головы, слегка вытянутая шея, украшенная длинной бирюзовой сережкой, на фоне спадающих на плечи иссиня-черных волос. В ее облике была какая-то спокойная царственность. «Нефертити!» - оформилось в сознании Ольги увиденное, - и в этот момент она споткнулась.
Видимо, откликнувшись на движение за спиной, женщина повернула голову и посмотрела на Ольгу. У нее были миндалевидные бирюзового цвета глаза!
- Извините, - смущенно сказала Ольга, потирая ушибленную ногу о другую. – Засмотрелась на вас – и чуть не упала. Извините, что помешала вам медитировать.
- А вы на ужин идете? – спросила женщина. – Я тоже уже собираюсь.
Женщина легко поднялась, она оказалась высокой. «Какая крупная особь! Теперь я понимаю, почему в манекенщицы берут крупных женщин: красоты должно быть много!» - думала Ольга, пока женщина надевала босоножки.
- Может, прогуляемся немного? У нас еще есть время, - предложила женщина Ольге.
Теперь вдоль берега они шли вдвоем.
- Откуда в наших краях такие восточные красавицы? – шутливо спросила Ольга.
- Я совсем не восточная, - спокойно улыбнулась женщина, - а такая славянка-славянка, уроженка этих мест.
- Жгучие брюнетки не типичны для местных, - с недоверием заметила Ольга.
- А волосы – крашеные!
- А бирюзовые глаза?
- А они у меня не всегда бирюзовые. Бывают серыми, голубыми, но чаще зелеными.
- Изменчивые, как морская вода…, - все еще сомневалась Ольга. – А зовут вас как?
- Люда.
- Это шутка?!
Ольга была обескуражена услышанным.
- Нет, на самом деле я Людмила. А вы ожидали, какое имя услышать?
- Клеопатра! - не задумываясь, выпалила Оля.
Женщина окинула Ольгу испытывающим взглядом. Ольгу это насторожило. Было понятно, что женщина оценила комплимент, но отнеслась она к нему как-то снисходительно.
- Кстати, многие так считают, - равнодушно сказала она.
«Знает кошка, чье мясо съела», - вякнул внутренний голос. «Красивые женщины всегда знают, в чем их достоинство, и умело его демонстрируют, – без всякой зависти думала Оля. – Однако как стилистически точно схвачен образ! Профессиональная работа имиджмекера, - одобряла Ольга. - Образы похожи. А интересно, похожа ли реальная Люда на Нефертити, не обманулась ли я?
А глаза у Нефертити, кажется, были карие, … и сужу я о ней исключительно по сохранившемуся с древних времен бюсту. В горделивой манере взгляда и величественной посадке головы молодой жены фараона определенно сквозит надменность и уверенность в своей исключительности. Даже несмотря на явную лесть художника, облик высокомерной и самовлюбленной властительницы едва ли мог быть для нас таким привлекательным, если бы … если бы не совершенная, изумительная гармония ее внешних природных данных и внутренней, душевной красоты.
Такой ли здесь случай? Надо бы получше присмотреться к этой Людмиле…. Да и моложе меня она минимум в два раза. Тут не все так просто: другое поколение…»