Вадим воцерковляться начал совсем недавно и проходил у него этот процесс крайне непросто. Виной тому было несколько лет, проведенных в одной из многочисленных христианских общин западного толка. Там парню основательно промыли мозги и внушили скептическое отношение ко всему православному. Но платить «десятину» из своей скромной зарплаты Вадиму не хотелось, да и пастор стал донимать, мол «принимай крещение духом».
Невысокий светловолосый Вадим был крещен еще в детстве, и что-то останавливало его от повторного принятия таинства. К тому же пришла его очередь идти на «евангелизацию». За этим красивым словом скрывалось систематизированное посещение близлежащих домов с целью увеличения паствы. Люди открывать не хотели, ругались, а один пьянчуга едва не стукнул Вадима по голове пустой бутылкой.
Последней каплей стал скандал, случившийся в их молельном доме, когда к ним в гости приехали «братья» из соседнего села. Оказалось, что у пасторов имеются догматические возражения по поводу наличия/отсутствия у человека ангела-хранителя. Местный пастор придерживался первой точки зрения, более ортодоксальный сосед – нет. Дело чуть не завершилось дракой, когда горячие пасторы едва не схватились на кулаках.
Напрасно «братья» успокаивали Вадима и приводили в пример конкурентов-пятидесятников, у тех, мол, когда дух сходит, и вовсе безобразия происходят, а тут просто заспорили немного. В его душу закрался червь сомнения.
Короче парень смылся. Но оказалось, что покинуть организацию совсем не просто, «братья» и «сестры», поочередно сменяя друг друга, стали донимать отступника ежедневными визитами. Василию, отцу Вадима, это жутко надоело и однажды он едва не спустил на пастора собаку.
«Братья» вынуждены были поменять тактику и теперь подстерегали Вадима на выходе из дома. Община была и так не велика, к тому же конкуренты-пятидесятники наступали на пятки, поэтому и боролись за парня так истово, был дорог каждый адепт. В конец загнанный беглец решился на крайний шаг и отправился в ближайшее воскресенье в православную церковь.
Храм поразил Вадима. Строгие старушки с поджатыми губами, бородатые мужики с женами и многочисленными чадами, непонятное пение спрятанного в вышине хора и бледный поп с добрыми глазами. Мягкие кресла или на худой конец стулья, отсутствовали и прихожане терпеливо стояли, временами осеняя себя крестами. В конце пастор, то есть батюшка, сказал короткую проповедь, дал поцеловать крест и отпустил своих чад восвояси.
Вадиму неожиданно понравилось в деревянной церкви. Никто не обращал на него внимания, соответственно в случае бегства и досаждать визитами не станут. Произошедшее действо он не понял, но ощутил мягкое прикосновение чего-то неземного. А еще познакомился с пономарем.
Игорь был много старше бывшего протестанта. Летчик в отставке, высокий стройный мужчина с абсолютно седыми волосами. Импульсивный Вадим принял его за священника, тот был в стихаре, и прицепился:
- А зачем так много икон на стенах? Почему нет стульев? Когда у вас разбор слова? Где стоят статуи Бога?
С трудом пряча усмешку, пономарь принялся отвечать странному парню. Через минуту подошел батюшка, Вадим засыпал вопросами и его. Количество полученной информации привело его в легкий ступор. Пастор почти на каждой службе уделял время рассказам о дремучих православных, темных бабках, поклоняющихся деревянным идолам и попах-пьяницах. Сейчас перед молодым неофитом таинственно приоткрывалось загадочное и прекрасное православие.
Теперь уже Вадим не пропускал ни одной службы, и с присущей бывшим протестантам пылкостью, принялся карабкаться по труднопроходимой стезе воцерковления. С прежними «братьям» он дерзко спорил, для чего приобрел в церковной лавке брошюру Андрея Кураева. Диспуты с пастором, бывшим пожарником, не приводили ни к какому результату, обоим не хватало богословских знаний, зато в избытке имелось хохляцкое упрямство.
Вадим звал батюшку в свою бывшую общину «утереть нос сектантам», но священник неизменно отказывался, пастор тоже категорически не хотел идти к «идолопоклонникам». Со временем неофит немного успокоился и оставил «братьев» в покое, те, к радости отца Вадима, тоже стали избегать «бешеного ортодокса». Теперь весь свой холерический темперамент парень использовал для изучения всевозможной литературы.
Богословские трактаты и жития святых оказались для него слишком сложны, и Вадим переключился на Олега Стеняева, известного оппонента инославных. Новообращенный не расставался с замусоленной книгой и при случае зачитывал выдержки из нее всем знакомым. Те вежливо слушали, ломая при этом голову, как избавиться от настырного парня.
Особо сдружился он с пономарем. Годящейся Вадиму в отцы Игорь с неизменной улыбкой слушал длиннющие монологи неофита, и тихо вздыхал, изредка что-то вставляя. Отец Константин посоветовал Вадиму съездить в монастырь, постоять на службе, так сказать окунуться в мир иночества.
В ближайшие выходные Вадим, взяв жену и дочку, отправился на своем разболтанном «жигуленке» в Ионинский монастырь к матушке Алиппии. Поездка оставила неизгладимое впечатление, и неофит возжелал пойти дальше. Теперь в его планы входило посещение какого-нибудь дальнего монастыря, скита или пустыни. Игорь подумал и предложил свозить своего нового приятеля в отдаленный от Киева монастырь.
Обрадованный Вадим согласился и поездка началась. Ехали на Игоря машине. Иномарка мягко скользила по ровной трассе, удаляясь от столицы, за окнами мелькали весенние поля, зеленеющие деревья на обочине и возвращающиеся из дальних краев птицы в свеже-голубом небе. В областном центре свернули с трассы, и «Мазда» запрыгала по напрочь убитой дороге. Когда-то тут лежал асфальт, но со временем от него остались лишь грустные воспоминания. После райцентра и вовсе пошла грунтовка и низкий «японец» с трудом объезжал глубокие ямы.
В вечернем небе ярким пятном мигнул купол монастыря. Вадим был счастлив, именно в таком месте он и мечтал очутиться. Край вселенной, место близкое к Богу и удаленное от всех страстей и пагуб мира сего. - «Насельники сего, наверное, еще при жизни становятся святыми», - так думал восторженный Вадим, не отводя глаз от приближающегося монастыря.
До революции здесь был центр паломничества, верующие со всей России добирались к нему пехом и всяко разно. Было два странноприимных дома, пекарня, церковно-приходская школа и небольшая типография. В разное время число насельников доходило до сотни. И все благодаря иконе Пресвятой Богородицы, чудным образом обретенной в этих местах.
Сейчас монахов было пять, десятка полтора послушников и такое-же количество трудников – людей, как правило, с непростой судьбой. После революции монастырь порушили, насельников кого изгнали, кого отправили на Соловки, а в отобранных зданиях устроили колонию для несовершеннолетних. Сие учреждение просуществовало почти до девяностых, когда государство начало понемногу возвращать церкви ее имущество.
Монастырь достался братии в тяжелейшем состоянии. Разрушенные здания зияли мрачными провалами окон, некогда прекрасный сад пришел в полное запустение и напоминал выжженную пустыню. Но новые насельники не ропща закатали рукава, взялись за тяжелый труд и за последующие два десятилетия смогли сделать очень многое. Восстановили одну гостиницу, разбили новый сад, отреставрировали закрашенные большевиками уникальные фрески, и самое главное вновь обрели некогда утраченную святыню – чудотворную икону Божьей Матери.
Игорь в монастырь наведывался не реже раза в год и проводил в этом месте около недели. Оставлял все мирское дома и с головой окунался в жизнь обители. Отстаивал долгие службы, выполнял «послушания» игумена, трапезничал вместе с братией, а вечера проводил в неспешных беседах с иноками. Возвращался домой он просветленный, с тихой радостью в сердце, и окрепшей верой в душе.
Въехали в село, и машина затарахтела по неровной брусчатке. «Мазду» Игорь оставил у знакомого мужика, и накинув рюкзаки паломники двинули за границу. Монастырское подворье располагалось на невысоком холме. С одной стороны, змеилась живописная речушка, густо заросшая осокой, с другой шла широкая балка, которая и являлась границей между двумя государствами.
Игорь с Вадимом двинули в эту низину. Балка спасала от резкого весеннего ветра, насыщенного запахами пряных листьев и первой зелени, зато влаги тут было в избытке. Вода собиралась и образовывала небольшие болотца, в которых юрко мелькали головастики. Только теперь Вадим понял, зачем Игорь заставил его взять сапоги.
Можно было, конечно, переехать границу, но это задержало бы паломников на неопределенное время, необходимое на оформление временного ввоза автомобиля. Проще было идти пешком. Монастырь строился в те времена, когда никто не предполагал, что аккурат за его стеной пройдет кордон между странами.
Пограничники знали про этот не обозначенный ни на одной карте маршрут, но смотрели на него сквозь пальцы. Изредка подъезжали к балке на «УАЗике» и проверяли у паломников паспорта. У тех, кто не имел столь нужного документа отправляли обратно, и «безпашпортные», как зайцы, силились пересечь невидимую линию в другом месте.
Но сегодня «погранцы» филонили, и Игорь с Вадимом беспрепятственно достигли монастыря. Вблизи подворье выглядело не так завораживающе. Рваные провалы в каменных стенах, липкая грязь и потёртые фасады. Нарядно смотрелась только свежевыкрашенная церковь с золотой маковкой, да оббитая бежевым сайдингом гостиница. Они резко выделялись на общем фоне, восстановление шло не быстро.
Игорь оставил товарища в беседке, а сам отправился к игумену, своему давнишнему приятелю еще по авиации. Вадим увидел бородатого мужика в подряснике и бросился к нему:
- Благословите, отец монах!
- Не могу, брат, - мужчина испуганно одернул руку от восторженного неофита, - я послушник.
- А-а, - протянул Вадим и разочарованно вернулся в беседку.
Прошло томительных пол часа. По подворью время от времени проходили одетые в подрясники бородатые мужики, Вадим подбегал к ним за благословением, но те неизменно шарахались от него и смотрели, словно на полоумного, а последний, скрюченный дедушка, тот и вовсе замахнулся палкой, после того, как неофит назвал старика – «отцом святым монахом».
Появился Игорь, и Вадим попытался излить ему свои обиды на неласковый прием и категорический отказ благословлять такого замечательного паломника. Игорь кротко улыбнулся, взял приятеля под руку и спокойно объяснил. Оказалось, что давать благословение могут только иеромонахи, а их всего два, сам игумен и отец Феодосий, а ему сейчас нездоровиться. Остальные насельники, несмотря на бороды и подрясники, такие же миряне, как и сам Вадим. Имелось, правда, еще три инока, но они тоже не могли дать ему благословения, это была прерогатива священников.
Получив такой ворох новых для него сведений, Вадим замолчал, переваривая услышанное, и дал увести себя на ужин. Трапезная располагалась в пристроенном к гостинице флигеле и трудились на ней хохлушки, ибо местные на такую зарплату идти не соглашались. Вадим оказался в чисто выбеленной светелке в которой буквой «П» стояли три стола.
Шумно зашла братия во главе с игуменом. Отец Геронтий был черноволосым крепким мужчиной средних лет, с резким скуластым лицом, смолянистой бородой и плечами борца. Он внимательно посмотрел на Вадима, последнему даже показалось, что его просветили рентгеном, затем мягко улыбнулся и протянул руку под поцелуй.
Вадим, ведомый голодной братией, очутился за столом, Игоря оттеснили, и он оказался немного дальше. Соседом бывшего протестанта оказался тот самый мужчина, который первый встретился неофиту на подворье, напротив – вредный дед с кривой клюкой. Он хищно зыркнул на Вадима и отвернулся, ибо монахи запели. Закончив молитву, игумен благословил трапезу, и голодные мужчины набросились на снедь.
В православных монастырях готовят вкусно, очень вкусно. Все делается с молитвой и любовью, даже в самые строгие постные дни простая каша, сваренная без масла, на одной луковой водице, поражает необычайным ароматом. В обычные же дни монахи любят потешить тленную плоть чем-нибудь вкусненьким.
Вадим глянул на стол, и голодная слюна моментально наполнила его рот. Он решительно схватил мятую ложку, вилки отсутствовали, и притянул к себе большую эмалированную миску.
Каша по-тихвински, рассыпчатая греча с горохом и зажаркой, громадные, как автоматные гильзы макароны с нарубленной зеленью, маринованные салаты, «скользкие» опята, соленые огурцы и кислые от уксуса помидоры. Запеченная картошка, щедро притрушенная чесноком, жаренные боровики и рис по-монастырски.
Вадим набросился на еду, будто прибыл с голодного края, только ложка застучала. Один из послушников монотонно читал житие святых, братия, как и молодой паломник резво расправлялась со снедью.
Чай пили вприкуску с пышным монастырским хлебом, который густо мазали сливовым вареньем. Вадим наелся так, что и встать было трудно, он тяжело дышал и медленно вытирал пот со лба сероватой салфеткой. Его соседи поглядывали на парня с легкой усмешкой, новоприбывшие в обитель по-первах частенько грешили чревоугодием.
Игумен поднялся, следом за ним встала и братия. Почитали молитву и стали расходиться, до начала вечернего правила, обязательного для всех, оставалось еще свободное время. Игорь с Вадимом пошли поселяться.
В представлении бывшего протестанта монастырская келья должна была быть обязательно каменной, без оконца, с драной дерюгой на холодном полу и маленьким образом Спасителя.
В жизни оказалось иначе. Монастырская келья особо не отличалась от номера в провинциальной гостинице. Обычные кровати с тощими матрасами, маленькими подушками и ватными одеялами под сероватым бельем. Плотные стеклопакеты, с отсутствующими горшками на подоконнике, сказывалась холостяцкая неустроенность, маленькие тумбочки и криво наклеенные обои. Темная паутина по углам и не особо чистый туалет в коридоре.
Только табличка с молитвой на дверях, которую следовало прочитать, прежде, чем заходить, говорила о том, что паломники оказались все-же в монастыре, а не в районной гостинице. Кроватей было с десяток, и все они, за исключением двух, имели хозяев.
Игорь оставил Вадима в келье, а сам со отцом Меркурием, невысоким иноком с внешностью Малюты Скуратова, отправился в библиотеку, бывший летчик привез из Печерской Лавры новые книги.
Скучал Вадим недолго. Минут через десять в комнату закатил толстенький, как колобок мужичок с козлиной бородкой и ринулся к насмерть перепуганному парню. Вадим решил уже, что его сейчас немного поколотят, но все вышло иначе. Толстяк обнял неофита крепкими руками, щекотно поцеловал и торжественно заявил, он мол, прощает Вадима, пусть и тот его простит, а Господь смилуется над обоими. При этом от мужика явственно тянуло перегаром. Он представился Артемием, сказал, что подвизается псаломщиком на клиросе, и невинно поинтересовался у паломника, есть ли у него выпить, или, на худой конец, местные деньги?
Ни того, ни другого у ошарашенного Вадима не оказалось, и толстяк сразу утратил к нему интерес. За что он прощает парня, да еще и сам извиняется, тоже осталось загадкой. Следующим пришел молодой мужчина с ранними залысинами и ласковыми глазами на лунообразном лице. Коля оказался земляком, с Ровенщины, и служил в монастыре алтарником. Говорил он по-русски медленно и тягуче, безуспешно пытаясь скрыть сильный украинский акцент. Пообщался с Колей Вадим не долго, в келью ввалилось сразу пятеро ребят в подрясниках, они бесцеремонно спросили у Вадима украинских сигарет, оказалось, что местный табак ужасен, и покупают его ребята лишь от безысходности. Узнав, что паломник не курит, трудники посмотрели на него с подозрением, решив, что тот попросту врет и немного жадничает, но тут в коридоре раздалась трель колокольчика, и «братья» заспешили на вечернее правило.
Большой храм приятно обдал ароматами воска, меда и еще чего-то неуловимо приятного. В притворе на мягком курском наречии вполголоса переговаривались трудники. Игорь ждал его в церкви и сразу же повел к иконе. Темный лик Богородицы влажно мерцал в окружении огоньков свечей, глаза Божьей Матери испытующе смотрели на Вадима.
Подойдя ближе, он вдруг испытал слабость и легкое головокружение. Так было на первой исповеди, когда он, краснея и заикаясь, рассказывал отцу Константину то, о чем и самому не хотелось вспоминать. Тогда поведав священнику о своих грехах, Вадим почувствовал не сравнимую ни с чем легкость освобождения. Сейчас же темная волна вновь накатила на него. Едва справившись с приступом паники, он перекрестился дрожащей рукой и подошел ближе.
Страх исчез. Собственно, пропало все окружающее, монотонный голос чтеца, скрип рассохшихся половиц и тихое перешептывание братии. Остался только Вадим и Она. Парень несмело протянул дрожащую ладонь и ощутил мягкое покалывание, от иконы шло тепло. Под стеклом на сверкающих нитях были густо нанизаны кольца, царские монеты, драгоценные сережки, червоного золота крестики и множество других даров, которые приносили люди, получившие то, о чем они просили Богородицу. Сердце Вадима тоскливо сжалось, при воспоминании о бездарно проведенном времени, о пустых делах. Во рту почувствовалась горечь, а глаза наполнились слезами, он потерял счет времени и стоял бы так, наверное, до утра, если бы его вежливо не оттеснили в сторону, желающих приложиться к иконе хватало.
Почитали вечернее правило и каноны. Затем вынесли высокое кресло с темным балдахином и поставили его в центре храма напротив аналоя. Постепенно приходящий в себя Вадим с интересом созерцал необычное для него действо. К креслу подошел отец Геронтий, его окружили иноки и приболевший отец Феодосий. Остальные отошли чуть в сторону и стали полукругом. Затем монахи запели, да как! У Вадима даже мурашки побежали по спине от их голосов. Пели они слаженно и дружно, смысла стихиры паломник не понял, но он был ему и не важен. Его подхватил мягкий баритон пения, Вадим зажмурился и вновь потерял счет минутам…
Очнулся он от толчка, Игорь стоял рядом и рукой указывал на небольшую очередь, которая выстроилась к темному креслу. Монахи и трудники, по давней, многовековой традиции по окончании правила подходили под благословение игумена. Отец Геронтий говорил каждому наставление и добавлял, что-то от себя. Когда Вадим на ватных ногах подошел игумену, тот некоторое время молча наблюдал за ним, затем протянул руку и тихонько сказал:
- Не гордись и не осуждай, помни это тот грех, что низверг Сатаниила, и сделал его тем, кто он есть сейчас.
Отходя в сторону Вадим мысленно повторил слова игумена, но так ничего и не понял: - «С чего он решил, что я гордец», - раздраженно подумал молодой паломник и заспешил в келью.
Только добравшись до кровати Вадим понял, как устал. Обедни на приходе были много короче длинных монастырских служб. Ноги гудели, будто в них поселилась пчелиная семья, спину ломило, а глаза слипались. Парень собирался еще перезвонить жене, для этого нужно было выйти из подворья и подойти вплотную к балке, там ловила украинская мобильная сеть. Но лишь оказавшись на кровати Вадим понял, что сегодня звонить не будет.
Ему показалось, что он только на секунду закрыл глаза, а его уже будит раздражающий колокольчик, мерно позвякивающий в коридоре, ему вторил колокольный набат, созывающий братию на утреннее правило. Зыбко вздрагивая Вадим натянул одежду и даже не умывшись, вяло поплелся обратно в церковь. Благодать от созерцания иконы и чудного пения, сегодня смылась усталостью и разочарованием. Вчера сквозь сон, он слышал, как ребята бегали курить, а толстенький трудник безуспешно «крутил» Игоря на бутылку. И они еще называют себя христианами!
После утреннего правила почти вся братия покинула, храм, отправляясь на «послушания». Служил отец Феодосий, немолодая женщина сидела в лавке, а назойливый толстячок читал часы на клиросе. Сегодня он неузнаваемо изменился, будто стал выше ростом и осунулся лицом. Голос его рокотал, вздымаясь под самый купол храма и мягко оседал вниз. Такого чтения Вадим еще не слышал и некоторое время стоял полуобернувшись, разглядывая вчерашнего попрошайку, пока Игорь легонько не толкнул его.
Служба была долгой. Началась около шести утра, по окончании правила, и тянулась уже пятый час. Спортивный пономарь легко переносил долгое стояние и получал огромное наслаждение от службы. Отец Феодосий тот вообще никуда не спешил, не торопился и чтец, четко выговаривая каждое слово в малопонятных антифонах. Временами он переходил на пение и тогда его голос менялся, из рокочущего баса он спускался на дискант. Заканчивая тропарь, чтец вновь включал свой «громкоговоритель», заглушая шум во дворе.
Но Вадим не мог по достоинству оценить умения псаломщика. Неофит не выдержал гула в ногах и плюхнулся на низкую скамейку под неодобрительный взгляд тетки из церковной лавки. Но оказалось, что сидеть ненамного легче, чем стоять. У него жутко разболелась поясница и как он ни крутился, пытаясь усесться поудобнее, боль не проходила.
Пришлось встать. Спина болеть сразу перестала, зато дико загудели ноги. Теперь Вадим чередовал сидение раскорякой на полусогнутое стояние, совершенно перестав следить за службой. Его раздражение достигло своего апогея. Ему стало казаться, что отец Феодосий и попрошайка-чтец специально затягивают службу, дабы несчастный паломник подольше помучился. То, что Игорь переносит тяготу долгого стояния спокойно, Вадима не смущало.
Наконец вышел иеромонах и после чтения положенной молитвы, пригласил Вадимом на исповедь. Игорь подготовился к причастию еще вчера, его исповедовал игумен, духовный отец пономаря.
Бывший протестант быстро отбарабанил заранее «заготовленные» грехи и рассчитывал, что его отпустят, стоять под епитрахилью в полусогнутом состоянии, большого удовольствия не составляло, но не тут-то было. Отец Феодосий принялся допытываться у Вадима, все ли он сказал, ничего ли не забыл? Затем сам стал подсказывать грехи, которые мог совершить паломник, не осознавая, что в этом тоже необходимо каяться. В общем мучил иеромонах Вадима с пол часа и выпустил совершенно измочаленного. Затем удалился в алтарь… и пропал. Томительно тянулись минуты, а батюшка все не появлялся.
- Он, что там, заснул? – раздраженно прошептал Вадим. – Долго еще?
- Потерпи немного, - Игорь улыбнулся, но его приятель уже направился к выходу, глухое раздражение кипело в нем, грозя вырваться наружу.
Постояв немного на холодном ветру, он чуть успокоился и вернулся в церковь, но, как оказалось, поздно. Иеромонах причастил Игоря, постоял с минуту, и так и не увидев Вадима, унес Дары.
- Попроси, пусть выйдет, - отчаянно прошептал Вадим, усталость в ногах и боль в пояснице чудесным образом исчезли, пропало и раздражение. Осталась лишь горечь от несбывшейся мечты, ведь он так хотел причаститься в монастыре.
- Поздно, - грустно покачал головой Игорь, - батюшка уже потребляет.
- Как? – ужаснулся молодой паломник. – Прям здесь?
- Ну да, - не понял его бывший летчик, - где же еще ему это делать?
- Прям в церкви, - прошептал Вадим, - ни стыда не совести, - последние слова он сказал чуть слышно, так, что Игорь не услышал их.
Дорогой обратно молчали. Пономарь слушал записанные на флешку песни Малышева и вполголоса подпевал, его товарищ мрачно наблюдал за проносящимися мимо зеленеющими полями. Лишь под Киевом Вадим взорвался:
- Как такое может быть? – вопрошал он. – Святое место, икона чудотворная, а насельники монастыря пьянствуют и курят. Даже батюшка – пьющий…
- Кто пьющий? Отец Феодосий? – Игорь от неожиданности резко дернул рулем, от чего машина проехала правыми колесами по разбитой обочине.
- Ты сам сказал, что он потребляет. И чтец у меня на выпивку просил, да и у тебя тоже, а пацаны, трудники – курят! Какие они после этого христиане. У нас в общине никто не курил и не пил…, - он осекся, поняв, что сказал лишнее.
- Чего же ты там не остался, а к нам пришел? – с улыбкой спросил Игорь.
- Да нет, я понимаю, что там секта… Но объясни ты мне, как такое может уживаться вместе – чудесная икона и…? - Вадим не договорил, пытаясь подобрать нужное слово. Его запал угас, и он немного успокоился.
- Объяснить говоришь? Ну что-же, попробую… Артемий и вправду попивает, когда есть что, или за что… И выгонял его игумен, да тот вновь приходил, просился, в колени падал…, прощал отец Геронтий и не раз, где еще такой голос сыщешь? Да и другие грешат этим, некоторые поэтому и застряли в послушниках, никак иночество не примут, игумен не благословляет. И покуривают ребята…, но вот ты скажи, Вадим, чего ради, ты в монастырь ехал?
- Как чего? – протянул парень. – Монастырь посмотреть, к иконе приложиться и… причастится.
- Вот видишь, - удовлетворенно кивнул Игорь, - а причаститься как раз и не вышло. Принялся осуждать и судить людей, которых совершенно не знаешь. Ты читал, наверное, притчу про мытаря и фарисея? Конечно читал, и кто ты в этой притче? – бывший летчик строго посмотрел на своего молодого приятеля. Вадим раскраснелся как рак и внимательно изучал резиновые коврики на полу «Мазды», ему было очень стыдно.
- Потребляет – это означает, что священник или диакон принимает в себя причастие из Чаши… Отец Феодосий не пьет, у него язва застарелая… - и увидев, что бывший протестант совсем пал духом, с улыбкой добавил: - Ничего, Бог даст следующий раз причастишься. Ребятам ты понравился, даже прозвище тебе придумали – сектант…