Спутник. часть первая, рассказ первый

Пояснение: имя Эрик произносится в русском варианте,— то есть с ударением на первую букву "Э".                                .                СПУТНИК.               
  Этот микрорайон, вместивший в себя сотни
  девятиэтажных корпусов, стоял на самом краю
  города. Справа, за небольшим полем, заросшим
  ромашкой и клевером, виднелся посёлок. В
  хорошую погоду Эрику  нравилось кататься здесь
  на своей старенькой "Десне" по грунтовой
  дороге, мимо ветхих деревянных и кирпичных дач,
  сейчас утопавших в цветущих садах. Жаль, что
  нельзя было разогнаться, как следует, потому что
  дальше начинался горный массив. Но горы Эрик
  любил даже больше велосипеда.
 
    Когда - то на въезде в посёлок хотели построить радиозавод, подвели
  коммуникации, поставили водонапорную башню,— но потом планы 
  изменились, воплотившись в  восьмиквартирный 
  двухэтажный дом.
 
   
  Перед ним,  из контейнера, закреплённого на шасси КАМАЗА 
  выгружали мебель: последнюю
  неделю сюда почти ежедневно заселялись
  новые жильцы. Эрик притормозил.
  Мальчик, — его ровесник, тащивший
  от огромной металлической коробки
  большую сумку, — посмотрел сперва на велосипед,
  потом на Эрика, улыбнулся как старому приятелю,
  и скрылся в подъезде. Что - то в лице мальчишки
  привлекло внимание Эрика, — но что именно,
  понять он не успел.
 

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
РАССКАЗ ПЕРВЫЙ

— Сынок, вставай, пора в
школу.

Эрик открыл глаза,
потянулся и соскочил с постели.

На стене уютно лежали
лучистые прямоугольники, — как приветствие
утренней зари, просвечивающей сквозь
новорожденную листву огромного дерева за
окном.

Мать, запахнувшись в белый халат, сидела за
столом, что-то выписывая из журнала в тетрадь.
Спросонья она показалась Эрику похожей на
снежную королеву из сказки. Однако в отличие от
ледяного чертога комнату наполняли благоухание
и свежесть.

— Мама, смотри! — Эрик
восторженно показал на пышный, усеянный
шипами куст, растущий из объёмистой
деревянной кадки, стоявшей за диваном. За ночь
на нём распустились первые кремовые бутоны.

— Дождались, —
довольно заметила мать. — Теперь до поздней осени
нам не будут нужны никакие духи.

Чтобы прогнать остатки
сонливости, Эрик проделал обязательную
физзарядку.

— Сынок, разогревай суп, я
сейчас, — мать с такой лаской посмотрела на него, —
будто солнце выглянуло из-за туч.

За завтраком Эрик вспомнил, о чём
он хотел рассказать матери.

— Мам, на уроке биологии учитель объяснял,
будто люди произошли от обезьян. Так и в
учебнике написано. Неужели это правда? А
спорить не хочется.

Мать некоторое время молчала,
помешивая ложечкой в стакане с заваренным
зверобоем.

— Сынок, мы уже говорили с тобой на эту
тему. Многие теории верны до поры до времени.
Есть прекрасное определение, как раз для таких
случаев, — «считается». Например, — считается, что
скорость света, — 300 000 километров в сeкунду, —
максимально возможная. С другой стороны, —
«есть многое на свете, друг Горацио, что и не
снилось нашим мудрецам…». Кто это сказал?

— Шекспир, — расцвёл Эрик.

— Так
считается… И не надо ни с кем спорить…

…В школу Эрик пришёл за
несколько минут до звонка. Посчитав, что на улице уже достаточно тепло, он первый из класса не одел китель.

Кабинет был уже полон и бурлил.

Ученики
настраивались на урок, переговаривались,
рассаживаясь по своим местам.

«Всё как
всегда, — думал Эрик, выкладывая учебник истории
и наблюдая за этой привычной суетой. — Шесть лет одни и те
же слова, одни и те же поступки». Он наперёд знает, кто что скажет, и как будет отвечать у доски. За эти годы он так ни с кем
близко и не сошёлся, ограничиваясь минимумом
общения, — как, например, с Майей Вовк,
которая сидела за передней партой. Будучи
председателем совета отряда, Майя относилась ко
всему предельно серьёзно, и насколько хватало её
кипучей энергии стремилась поддерживать в
классе дух коллективизма, при каждом удобном
случае напоминая о высоких идеалах советского
пионера. Сама отличница, она старалась всем
подавать пример. Считая Эрика индивидуалистом,
Майя безуспешно пыталась его привлечь к более активной общественной работе. Не раз, когда он не являлся на сбор металлолома или
приносил меньше других макулатуры, Майя проводила с ним воспитательную беседу. Эрик слушал её неизменно с таким нарочитым
вниманием, что она начинала путаться в словах. С
первого класса все звали её не иначе, как «Вовка».
Только Эрик, заметив, что ей это не нравится,
обращался к ней подчёркнуто по имени. Но,
впрочем, Эрик находил её характер для девчонки
вполне сносным. Всё было бы терпимо, если бы не
Раптор. «Снова всех будет доставать. Вон разлёгся
опять на своей парте, как медуза Горгона на
пляже».

На задней парте по барски
развалился Паша Рошенко, выделявшийся более
крупным чем у остальных телосложением, и
отпускал злые шуточки по любому поводу всем,
кто попадался ему на глаза, оправдывая своё
прозвище. Эрик сам был не мелким, но Раптор
превосходил его на полголовы. Ещё в детсаде
услышав, что был когда-то такой динозавр,
который тиранил всех остальных, Рошенко решил
что это подходящий пример для подражания. С
тех пор за ним укрепилась стойкая репутация
хулигана. Он курил, отбирал у малышей мелочь,
состоял на учёте в детской комнате милиции.
Положение осложнялось тем, что он за словом в
карман не лез и был достаточно эрудирован, —
ровно настолько, чтобы изводить одноклассников
ещё и своим «красноречием». За прошедшие годы
класс свыкся с этим, как с врождённой болезнью.
Один Эрик в силу своей натуры не желал
поддаваться общему смирению. С самого начала
Рошенко вызвал у Эрика органическую неприязнь,
и за шесть лет она закалилась как булат. Раптор
постоянно находил повод задеть Эрика: то бросит
кусочек мела, то выстрелит из трубки комочком
скатанной бумаги, то напишет на доске «Лангуст». Эрик огрызался, избегая прямого
столкновения. Но когда Рошенко назвал Майю «волчицей», да ещё спросил, куда она прячет свои клыки, — терпение Эрика лопнуло, и он довёл дело
до драки, в результате которой получил немало
синяков и ссадин. Но и Раптору досталось, —
хватило, чтобы его хищные повадки ослабли.

В последнее время Рошенко хвастался, что
ходит на каратэ, и даже показывал какое-то
подобие приёмов. Эрик, поневоле наблюдавший
столь удручающую демонстрацию силы, не
сдержавшись заметил, что это «ослиный стиль
каратэ», — и между ними произошла очередная
стычка.
                Вот появился Аветис, весьма
полный мальчик. Его отец работал поваром в
кафе, поэтому в питании сыночка не
ограничивали ни дома, ни в школе. Портфель Аветиса
был постоянно набит сосисками, котлетами,
печеньем и прочими лакомствами. Естественно, это
не способствовало похудению. Но кем-кем, а
жадиной он не был, и щедро делился с соседями
своими припасами. Неудивительно, что и он стал
мишенью Рошенко:

— Гляньте, — жиртрест прикатился! — развеселился
Раптор. — Жиртрест, иди сюда, я тебя съем!
Что сегодня в твоём гастрономе, — хинкали,
хачапури? Да это не жиртрест, это Карлсон! А где
твой пропеллер?

Аветис выразительно
покрутил пальцем у виска. Проходя мимо Эрика он  поздоровался:               
— Эрик, привет.               
Тот доброжелательно ответил:       
— Привет, Аветис.
               
Прозвенел звонок; в сопровождении новичка
вошла классная руководительница Нина Луарсабовна, молодая учительница истории,
похожая на Алису Фрейндлих, — но только
характер у неё был помягче. Шум в классе затих.

— Ребята,
представляю вам нового ученика Гришу
Чантурия. — И добавила свою любимую фразу: —
Дальше будем учиться вместе.
Перед ними, в отутюженной, — с иголочки,
—  форме, стоял  тот  самый мальчишка
из посёлка, и сейчас Эрик понял что с ним
не так. Верхняя губа у новенького была
забавно приподнята,  —  отчего он напоминал
зайчика, завидевшего   морковь. Эта черта не
только не      портила   его,  но   напротив, —
делала более обаятельным.                Он оказался вторым, кто пришёл
без кителя. В руке мальчик держал
не портфель, а скорее большой планшет, — вроде того,
что показывают в фильмах про войну. Когда четыре десятка
изучающих взглядов сфокусировались на нём, он
не смутился, а только расправил плечи; в следующий момент он встретился глазами с Эриком, и посветлел лицом. Эрик приглашающе кивнул головой: в классе было два свободных места,— и
одно из них рядом с ним. Гриша без колебаний
занял его. И тут, — все узнали голос Раптора, —
раздался отчётливый шёпот:

— Кролик… Ге-ге.
Эрик, обычно
старавшийся игнорировать забияку, неожиданно
для самого себя раздражённо обернулся, и точно
так же шёпотом ответил:

— Закройся…

— Тишина,— Нина Луарсабовна хлопнула журналом по
столу. — Открыли учебники. Сегодня мы
продолжим знакомство со средневековой
Францией…

…Урок закончился, — а Раптор
только этого и ждал. Едва учительница вышла за
дверь, как он уселся сразу за ними, согнав хозяина
парты:

— Кролик,
однако, появился кстати, — произнёс он в
спину Грише.

Эрик, успевший
проникнуться безотчётной симпатией к новичку,
резко ответил:

— Раптор, угомонись!

Но тот и не думал униматься:

— Надоела мне
туземная кyхня. Одна зелень и перец. Мяса хочу.
С сегодняшнего дня, я буду питаться кроликами.
Кролик, ку-ку, обернись, — питон пришёл,
анаконда. Спасайся, кто может! Нервных просят
удалиться!

В классе тем временем шло обычное для
перемены броуновское движение, но все
исподволь следили за развитием событий. Гриша
удержал за плечо Эрика, готового вмешаться,
встал, — одновременно с Рошенко, — и, подойдя
вплотную к обидчику, подчёркнуто вежливо
сказал:

— Если вы ещё раз
заикнётесь о кроликах, — я из вас вегетерианца
сделаю. До конца жизни будете травой питаться.

От такой «дерзости» Раптор на несколько
секунд остолбенел. Когда к нему вернулся дар
речи, он заржал:

— Ой, — гляньте, — кролик на шашлык
напрашивается!

— Я вижу, вы слов не понимаете. Как
насчёт того, чтобы объясниться? Вы не против,
если после уроков я настучу вам по репе?

— Репа настучится у тебя, — развязно
ответил Раптор. — Пиши завещание, заказывай
белые тапочки и деревянный макинтош.

— Тапочки, пожалуй, я найду, а вот
деревянный макинтош захватите с собой, я ведь
вашего размера не знаю, — и Гриша, за которым
осталось последнее слово, с достоинством вышел в
коридор.

Эрик, сдержанно
наблюдавший обмен «любезностями» последовал
за ним. Они прислонились к окну, облокотившись
о подоконник, как два странника, проделавших
долгий путь.

— Спасибо, что поддержали меня. Мы ведь уже
встречались. Это вы вчера проезжали мимо нас на велике?
— Точно. Я, — Эрик. Для вас просто Рик.
— А я, — Гриша, — оживился новичок.

Эрик пристально
смотрел в спокойные голубые глаза, и словно
увидев что-то очень важное для себя, решительно
протянул руку; они обменялись долгим, крепким
рукопожатием.

— Я только позавчера приехал в ваш
город.
— Издалека?

— С Урала. Мой отец
военный, его сюда перевели, — доверительно сказал
Гриша. — Теперь вот, здесь будет служить.

— Военный? Здорово!

— Мы сегодня на трамвае приехали. Первый раз со мной
такое. Ты тоже в школу на трамвае ездишь?

— Только зимой. Да ещё в
плохую погоду. А обычно я хожу напрямик,
дворами. Мне так больше нравится, а по времени
почти то-же выходит. Я покажу дорогу. Я
недалеко от вас живу.
На
большой перемене Гриша обратился к Эрику с
просьбой:
— Пойдёшь со
мной? Я тут ничего не знаю. Мой брат Артур
учится в первом классе, хочу посмотреть, как он
осваивается. Мы здесь оба первый день.

Среди несусветной толчеи они спустились на
второй этаж, где размещались начальные классы и,
как два астероида в космосе, прокладывающие
путь среди роя метеоров-малышей, пробрались к
угловому кабинету. Какой-то октябрёнок, —
уменьшенная копия Гриши, — гнался за порхающим
бумажным самолётиком, не сводя с него глаз, и
налетел на пионеров.

— Гриша, —
обрадовался малыш, — ты здесь? Гриша, уроки
скоро кончатся? Гриша, ты видел мой самолётик?
— скороговоркой выпаливал он слова, словно
опасаясь, что не успеет поделиться
переполнявшими его чувствами. Гриша, сев перед
ним на корточки, пригладил растрёпанные кудри
брата, и держа за плечи, терпеливо ждал, пока он
выговорится.

— Сколько у вас ещё уроков?

— Ещё один.

— А у нас два, — озабоченно
сказал Гриша. — Ты не забудь, мама заберёт
тебя. Скажешь ей, чтоб не беспокоилась, мы с
товарищем сами придём, не заблудимся. Если что, —
я на третьем этаже, точно над вами… Один из
школы, — ни ногой. Ты всё понял?

— Гриша, я всё понял, если мама задержится, я
поднимусь к тебе.

— Будь умницей.

— Смотри под ноги,
хоть иногда, котик, — промурлыкал Эрик, получив
в ответ озадаченный взгляд первоклассника.

Последним уроком была
биология, а с ней Эрик не очень дружил, но на
четвёрку вытягивал. И, конечно, его вызвали к
доске.

Когда он,
излагая теорию Дарвина, сказал: «считается, что
люди произошли от обезьян», учитель, пожилой,
грузный, но по юношески энергичный,
встрепенувшись, переспросил, словно не веря
собственным ушам:

— Что-что? Считается?

— Да, а что тут невероятного? — уверенно
ответил Эрик. — Всего то пятьсот лет назад все
были убeждены, что земля плоская.

— Во даёт, — подал голос Рошенко. — За такую
ересь можно и на костёр.

— Умойся,
Раптор, — Эрик не остался в долгу. — К тебе это
точно не относится.

Раптор
наморщил лоб, пытаясь понять смысл сказанного.

Класс притих, ожидая реакции
учителя. Тот осуждающе посмотрел на Рошенко,
потом на Эрика, — так, будто видел его впервые.

— То есть, возможны варианты?
Откуда же, по твоему, мы, люди, взялись?

— Точно могу сказать только про себя, — Эрик
скромно потупился. — А вообще существуют
разные мнения. Некоторые считают, что людей
создал Бог по своему образу и подобию,
некоторые, — что люди потомки инопланетян… —
Эрик перешёл на примирительный тон. — Владимир
Филимонович, я могу написать реферат на эту
тему.

— А вот и напиши, Лангид, — взгляд
учителя посуровел. — К следующему занятию, — а
оно в понедельник. Посмотрим, что у тебя
получится. Только найди убедительные
аргументы. Если не справишься, — больше, чем на
тройку в четверти даже не рассчитывай.
Критиковать легко, но за свои слова надо отвечать.
Всех, кстати, касается. Пока ставлю тебе пять, так
как теорию ты освоил на сто процентов.

После уроков Эрик привёл Гришу за
школьный корпус. Там, между двух ёлочек было
удобное место, где учащиеся могли укрыться от
всевидящего ока наставников или в спокойной
обстановке обсудить серьёзные вопросы;
конфликты традиционно тоже разрешались здесь.
Подошла группа одноклассников, и среди них, —
само собой разумеется, — Майя.

(Как то она сказала по
схожему поводу: «Если я не могу предотвратить
драку, то хотя бы прослежу, что бы всё было по
честному»).

Последним явился Раптор.

Сердце Эрика сжалось от тревоги за исход
поединка, но лицо выразило полную
безмятежность, — как всегда, когда он хотел скрыть
свои эмоции.

 Гриша прислонил портфель к стене,
снял красный галстук, и посмотрел на
Эрика. Тот взял галстук и
отступил. Противники начали медленно, по кругу
сближаться. Раптор принял эффектную «боевую»
позу, долженствующую изображать стойку каратэ.
Было очевидно, что уверенный в своей победе он
намеренно затягивает схватку, превращая её в
представление на публику. Внезапно с боевым
кличем он выбросил кулак, но Гриша,
проскользнув под его рукой, ловко уклонился от
удара.  Рассвирепевший хулиган попытался
ударить Гришу ногой, но тот,  сделав подсечку,
опрокинул агрессивного верзилу на спину.  Раптор
шмякнулся  о землю как мешок картошки. Зрители
восторжённо зашумели, выражая одобрение
зрелищным приёмом. Оглушённый падением,
Рошенко всё же быстро поднялся на ноги, помотав
головой  ринулся на Гришу, однако  новичок
сумел перехватить его руку и отработанным
движением перебросил дылду через плечо. 
Так повторилось несколько раз. После пятого
броска Раптор сделал жалкую попытку встать, но
обмяк в полуобморочном состоянии. Ликованию
публики не было предела.   Послышались
саркастические комментарии:


- Спёкся Раптор…

   – Последний
динозавр склеил ласты…                .                .        .                .                .                Гриша с видом человека на совесть выполнившего работу, тяжело дыша      вопросительно поглядел на Эрика, как бы ожидая одобрения. Тот отдал ему
галстук, подошёл к поверженному неприятелю и, наблюдая как Рошенко, цепляясь за стену пытается подняться, спросил:

— Раппи, ты живой? Тебе, может, скорую вызвать? Пусть сделают укол. От вредности.

— Рано радуешься, Лангид, — прохрипел бывший Раптор. — Ты с твоим дружком ещё кровью умоетесь…

— Да, медицина здесь бессильна, — удовлетворённо поставил диагноз Эрик.

Для всех стало очевидно, что Раптор действительно «спёкся» и его тирания в классе закончилась. Гриша сказал:

— Теперь можно и домой.

— Ты жестокий человек, — с глубоко
замаскированной иронией заметил Эрик. — Можно
было давно применить болевой приём и закончить
бой чистой победой.

— Мне показалось что он сам этого хотел, — представления, — вот он его и получил, — ответил Гриша.

— Где ты так научился? В секцию ходил? — поинтересовался Эрик.

— Не-а. Меня отец тренирует.

Гриша неуловимо изменился и, шагая чуть ли не
вприпрыжку, поглядывал то по сторонам, то на
небо, то, — задорно и весело, — на Эрика. Минут
двадцать они пробирались через скопление
многоэтажек, пока не дошли до посёлка.

— Зайдёшь? — предложил Гриша.

Эрик кивнул и ребята поднялись на второй этаж. Гриша нажал кнопку звонка. Послышался топот, дверь распахнулась и на пороге возник сияющий Артур. Преисполненный радости он запрыгал вокруг старшего брата и закричал:

— Ма, па, Гриша пришёл!

Из зала доносились голоса. Подтянутый мужчина лет сорока, и женщина ему под стать, оба одетые по домашнему, благоговейно расставляли книги во вместительном книжном шкафу, выбирая их из огромных стопок, сложенных на коврике, — увесистые тома во всевозможных переплётах, сборники сочинений с золотистым тиснением, приключения, историческая литература, военные книги и журналы, — настоящая сокровищница. В квартире царил беспорядок, впрочем не такой явный, как можно было ожидать. Большинство вещей уже заняли предназначенные для них места. Родители повернулись к сыну.

— Мама, папа, — это Эрик. Мы с ним сидим за одной партой. Прошу любить и жаловать.

И Эрика действительно приняли как родного.
        Он подал несколько книг, — среди которых попались
такие драгоценности как «Моби Дик», Фенимор
Купер, поэма «Бактриони», сборник стихов
Николая Гумилёва, — когда услышал вопли
Артура:

— Ай, спасите! Здесь тигр!

Эрик недоумённо посмотрел на Гришу, но тот
лишь пожал плечами. Из кухни выбежали Артур,
за ним рыжий котёнок; один за другим они
запрыгнули на диван. Артур стал понарошку
боротьcя с котёнком, постреливая озорными
глазами на старших:
— Помогите, на меня тигр напал!

Эрик  не сдержался:

— Какой-то малюсенький у тебя тигр. Ты его наверно  плохо кормишь? Ты знаешь чем кормят тигров?
Мышками в сметане. Да-да, мышками в сметане.

Глаза малыша округлились и, попыхтев, он сказал:
— Я ему всё время это говорю, а он «где я тебе мышек
возьму»? Вот тигр и не растёт. Гриша, принеси
мышек. Ну, хоть одну.

Гриша, со снисходительностью взрослого смотревший на эту сцену, засмеялся:

— Нет, только молоко.
Он потянул Эрика на застеклённую веранду:

— Вот здесь я теперь обитаю, — он повёл рукой.

Веранда была увешана рисунками кошек,
оленей, слонов, единорогов и ещё каких-то
реальных и мифических зверей, выполненных с
редким мастерством. Одну сторону занимала
двухъярусная кровать. Напротив, над письменным столом, висела большая, — во всю стену, — географическая карта полушарий со всевозможными подробностями: на ней даже были отмечены разноцветным пунктиром маршруты плаваний Магеллана, Крузенштерна, Лазарева, путешествие Ливингстона по Африке. В шкафу рядом, стояли несколько глиняных статуэток тех же персонажей, что и на рисунках. Гриша взял вылепленную из глины кошку в натуральную величину и протянул Эрику:

— Нравится?

Казалось что это живая кошка, вдруг замершая в момент полной безмятежности, — само воплощение покоя и тайны.

Прочитав ответ по восхищённому лицу Эрика, скромно сказал:

— Моя работа.

Эрик погладил кошку, оказавшуюся неожиданно
тёплой.
Гриша, оживившись, спросил:

— Хочешь, я твой портрет нарисую?

— Портрет? — озадаченно переспросил
Эрик. — Портрет это хорошая идея, но только в
другой раз. Я сегодня не в форме.

— Бери, что тебе нравится, — предложил Гриша.

Однако Эрик ограничился одной кошкой. Когда
ребят позвали на обед, Эрик не заставил себя
упрашивать. Из вежливости он умял полную
тарелку пельменей.

— Спасибо. Дома бы я столько не съел, — сказал он.
Все засмеялись. Гриша переглянулся с родителями:

— Привыкай. Теперь здесь твой второй дом.
— Ага, — согласился Артур, болтая
ногами и допивая компот. – Второй дом.

Несмотря на заманчивую перспективу, больше Эрик никогда так не наедался и, оставаясь верным себе, вставал из-за стола полуголодным.

На другой день они пошли уже к нему.

Мать была на работе.

Комната Эрика напоминала веранду Гриши, только без рисунков, и книжный шкаф был наполовину меньше. Ничем особенным, — кроме кадки с розовым кустом, — Эрик похвастаться не мог, а потому не долго думая включил магнитофон; из динамиков, сопровождаемая сильным шорохом полилась необычная, удивительно красивая мелодия, в которой смешались в волшебную симфонию тропический бриз, крики чаек, солнце, и рокот морского прибоя. На лице Гриши отразились одновременно восторг и досада:

— Потрясающая музыка! Я такую первый
раз слышу. Кто это исполняет?

— Это Жан Мишель Жаре. Но у меня всего
лишь одна его композиция.
— Фантастика! Только вот шумы сильные…
Наверно пятая, а то и шестая копия. Но всё равно
здорово, — поспешно добавил он.

Эрик кивнул головой:

— Это исходный вариант. А вот обработка.

Он прокрутил ленту; теперь та же музыка
звучала чисто, словно была записана
непосредственно с пластинки.

— Ух ты! — искренне восхитился
Гриша. — Как это у тебя получилось?

Довольный произведённым эффектом, Эрик
объяснил:
— Я раздобыл ещё один старенький магнитофон и от него пустил шумы, только с отрицательной полярностью на совместную запись. Шумы стёрлись, а полезный сигнал остался. Вот схемка, сам придумал, — он достал листик с начерченной от руки схемой.
Гриша повертел её и отложил.

— Я всё равно ничего в этом не понимаю. Но получилось классно! У тебя к радиотехнике способности. Ты в будущем, может станешь разработчиком новой аппаратуры.

— Было бы неплохо, — согласился Эрик.

Неожиданно Гриша спросил:

— Ты мне лучше скажи, как у тебя
обстоит дело с рефератом? Что-то ведь надо
срочно придумать, а то Филимонович и вправду
трояк выкатит. У меня, кстати, есть журнал по
теме. Давай из него возьмём материалы и вместе
что-нибудь сочиним.

— А я уже сочинил, — таинственно улыбаясь,
Эрик подал ему исписанную аккуратным почерком
тетрадку.

— Ну-ка, ну-ка, — Гриша недоверчиво взял
тонкую тетрадь и углубился в чтение, время от
времени бросая на Эрика озадаченные взгляды.
Дочитав тетрадку до конца, он сказал:

— У меня просто нет слов. Ты сам до этого
додумался?
— Нет, конечно. Мама помогла. Как по твоему,
Филимонович проникнется полётом моей
фантазии?

— Во всяком случае, шанс избежать тройки в
четверти у тебя реально появился.

Гриша переменил тему:

— Слушай, раз с этим разобрались, давай сходим в кино. Ты любишь индийские фильмы? Сегодня в нашем кинотеатре показывают новый фильм, — «Месть и закон», — я афишу видел. Мы как раз успеем на сеанс. У меня рубль есть, на двоих хватит.

— Индийские фильмы? Спрашиваешь! — Эрик побренчал в кармане монетками. — О, сорок копеек. На мороженое. Можно идти.
         Однако у кинотеатра их ждал неприятный сюрприз в виде очереди к кассе человек в полста. Гриша
беспомощно посмотрел на друга. Но Эрика такие
«мелочи», — как он их называл, никогда не
останавливали. Повертевшись вокруг гомонящей
толпы, он выбрал подходящий момент, вцепился в
кассу и, пока не купил два билета, его не могли от
неё оторвать. Растрёпанный но довольный, он
подбежал к Грише, который только и смог сказать:

— Ну, ты даёшь!

— Я не знаю как у вас на Урале, но у нас по
другому нельзя, — отдышавшись ответил Эрик. —
Всё приходится вырывать зубами. Ничего,
поживёшь с нами, — и не такому научишься.

Фильм очень им понравился, особенно Грише. По пути домой он увлечённо рассказывал Эрику самое интересное, что знал из книжек об Индии, о её удивительной природе, малоизвестных фактах истории и особенностях географии, а когда речь зашла о восстании сипаев, Гриша так разволновался, что Эрику пришлось его успокаивать.

— Если ты любитель путешествий, могу предложить
прогулку за город. До Индии конечно мы не
доберёмся, — в этот раз, — но навыки тебе
пригодятся в будущем. Как идея?

Гришины глаза заблестели.

— Идея отличная. А когда?

— В воскресенье.

— Договорились.

Воскресенье выдалось безоблачным, и к
восходу солнца мальчишки уже взбирались на
ближайшую горную гряду, начинавшуюся сразу за
посёлком. Эрик был в выцветших джинсах и
синей майке. С собой он взял компас, а у Гриши, —
одетого в чёрные вельветовые брюки и белую
футболку с рисунком звезды ветров, — висел на
ремне артиллерийский бинокль. Из под ног
выскальзывали камешки и скатывались в почти
отвесный обрыв справа. Слева, в ложбинке на
зелёной травке паслись овечки. Некоторое время
Эрик, пропустивший Гришу вперёд наблюдал, как
тот беззаботно шагает по узкой тропе, без умолку
болтая и постоянно оборачиваясь, но на полпути,
из соображений безопасности решил идти
первым. Часа через три энергичной ходьбы они
достигли гребня, с которого далеко в стороне
было видно городское водохранилище целиком.

— Да, это не Чёрное море, — веско заметил Гриша.

— Конечно, не море, — согласился
Эрик, — но нам нравится, — и уже шутливо
добавил: — И тебе понравится


Продолжая своё путешествие,
они спустились в глубокое ущелье, заросшее
терновником и ежевикой так густо, что оно
казалось непроходимым. Однако Эрик, распугивая кузнечиков, разлетавшихся от него в разные стороны, уверенно пробирался через колючий кустарник как через
лабиринт, руководствуясь известными одному ему
ориентирами, и поминутно оглядываясь на Гришу.

Не получив ни одной царапины, мальчишки вышли на крошечную полянку. Сверху полянка была незаметна, почему Эрик и называл её «невидимой». Здесь было особенно тепло и сухо. По дну протекал бойкий ручеёк, возле которого они обнаружили большую черепаху и, разумеется, не смогли пройти мимо. Та явно была не рада гостям.

— Старая, — задумчиво сказал Гриша, погладив замшелый панцирь. — Ей, наверно лет двести, а может триста. Черепахи долго живут, втрое — вчетверо дольше людей.

Он отпустил черепаху, и та поспешно скрылась в кустах.

Эрик с минуту молчал, напряжённо вслушиваясь.

Примолкший было треск кузнечиков возобновился. Насторожённость сошла с лица Эрика, и опустившись на колени он умылся водой из ручья, — Гриша последовал его примеру. Снова начался долгий подъём. Наконец они оказались у подножия скалы, высоченной, как пирамида Хеопса.

— Там наверху есть площадка, — сказал Эрик, —
размером с комнату. С неё видно аэропорт.
Вообще видно на сто километров вокруг. Тебе
интересно?

— Спрашиваешь! Конечно, интересно.
— Тогда пошли. Ничего сложного здесь нет.

Эрик начал подниматься
по довольно крутому склону, местами хватаясь за
выступы, что бы подтянуться или удержать
равновесие. Они благополучно завершили
восхождение, встав в центре площадки. Переведя
дыхание, Гриша хотел подойти к отвесному краю,
но Эрик удержал его, невпопад пояснив:

— Не надо. Я высоты боюсь.

Он отстегнул с запястья компас
и положил на ладонь. Гриша с любопытством
глянул на чуть подрагивающую стрелку,
определяясь со сторонами света.

— Всё понятно, — с видом первооткрывателя он показал рукой на протянувшийся за рекой широтный хребет. — Юг за теми горами, а дальше Африка. А вот там, — Индия.

Они застыли, словно
заворожённые, как будто разглядев за тысячи
километров далёкие экзотические страны и
континенты. В лица, проносясь над
загораживающими горизонт вершинами, слабыми
порывами дул тёплый ветер, развевая волосы
мальчишек.

Под ними, в обширной долине, по обоим берегам
мутной реки раскинулся город, выросший на
прилегающих отрогах. С такого расстояния
отдельные здания были практически неразличимы.
Жилые районы чередовались с промышленными,
перемежались парками, какими-то просёлками,
дорогами. Венчающая центральный пик телебашня
казалась игрушечной.

— Впечатляет, — воодушевлённо сказал Гриша. — Жаль, что я фотоаппарат не взял. Получились бы потрясающие снимки.
— В другой раз. — Эрик оглянулся. — Отсюда видно аэропорт. Вот тебе загадка, — попробуй его отыскать.

Гриша с минуту всматривался, потом указал на самый край долины:

— Там.

— Угадал, — довольно сказал Эрик.– А я в своё
время смог его найти только по самолёту, идущему
на посадку. Дай-ка оптику.
Гриша подал ему бинокль. В окуляры были
отчётливо видны самолёты и взлётно-посадочная
полоса. Эрик вернул бинокль Грише. Тот
некоторое время изучал город.                — Рик, а ты часто бывал на той стороне? — Гриша указал на телебашню.
— Много раз.
— А туда трудно добраться?
— Легче чем сюда. Доезжаешь до центра, а там подвесной
вагончик, — десять минут, и ты на месте. В следующее
воскресенье вместе съездим.                Эрик сел на прогретый валун, — Гриша
примостился рядом.

— А знаешь, — задумчиво сказал он, — здесь горы прямо как на Урале. Только там урманы,— леса дремучие и высокие, не такие, как у вас. Вот представь, течёт ручей. С одной стороны сосновый бор, — самая настоящая корабельная сосна, смотришь на верхушку, — а она раскачивается в небе, и голова кружится с непривычки. А внизу сумрачно, страшно, думаешь, — вот сейчас волк выскочит, или медведь.
Переходишь ручей, попадаешь в берёзовый лес, а в
нём деревья чуть поменьше, — с девятиэтажный дом,
но он светлый и просторный. Ты знаешь, Рик,
когда входишь в берёзовый лес, на душе становится
спокойно, — и все страхи куда то исчезают. А до
горизонта тоже одни горы, и все покрыты лесами,
и никакого жилья вокруг. Я помню, мы с папой как
то идём, а перед нами тропинку перебежала лиса, да
такая яркая, — мне показалось, будто костёр такой
живой перекатился.

— Здорово, — восхищённо сказал
Эрик. — А я лису только в зоопарке видел. Но она
там блёклая, как мокрая курица, и совсем не рыжая,
а скорее серая. Вот до чего неволя зверей доводит.
Мне не понравилось, — удручённо добавил он. —     Если бы это зависело от меня, я бы все зоопарки
позакрывал.

Эрик посмотрел на висящее в зените солнце, прикидывая время.

— Ещё минут десять
отдохнём, и двинем восвояси. Здесь с обратной
стороны склон пологий, так что спуск будет легче.
К закату доберёмся до дома.

                Примечание: Все совпадения имён и фамилий случайны.