Каждый, кто способен видеть, хоть однажды глядел в небеса – просто так, без определенной цели и надобности. Небо – та очевидная и прекрасная данность, которая сопровождает нас всю жизнь и никогда не перестает удивлять. Чаще других склонны удивляться философы и поэты, то есть люди, умеющие увидеть и выразить многое из того, что недоступно остальным, в том числе не очевидное и тайное. Небо – непостижимо, несмотря на многовековое существование астрономии и самоотверженность звездочетов. «Небесное умом не измеримо,// Лазурное сокрыто от ума», – заметил Александр Блок. Но не одним умом познается мир, и постепенно стал выстраиваться образ небесных сфер, подверженный, впрочем, метаморфозам.
Представления о небе изменчивы – как само небо. Когда-то давно полагали, что небо – твердь. Из Библии нам известно, что твердь создал Бог. Он же назвал ее небом – на второй день творения. На четвертый же день Создатель сказал: да будут светила на тверди небесной. «И создал Бог два светила великие. И поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю». Там же объясняется, зачем нужно небо: «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды». Таким образом, небо было задумано Творцом как некая граница между «внутренним» и «внешним» миром.
И надо сказать, что нашлись поэты, которые восприняли идею неба-тверди как нечто само собой разумеющееся – охотно, безоговорочно, навек. Но какой разнообразной оказалась эта твердь! «И в тверди пламенной и чистой // Лениво тают облака» – писал Федор Тютчев. У Осипа Мандельштама: «Умывался ночью на дворе – // Твердь сияла грубыми звездами». У Анны Ахматовой: «Сводом каменным кажется небо». Камень – твердый, свод – ограниченное пространство. Небо – купол? Да, именно так: «Небывалая осень построила купол высокий, //Дан приказ облакам этот купол собой не темнить».
Казалось бы, природа неба определена. Но нет, неуемная фантазия поэтов предлагает новые варианты. И однажды небо нарекли бездной. Один из самых заразительных примеров подал ученый муж (и поэт!) Михаил Ломоносов: «Открылась бездна, звезд полна,// Звездам числа нет, бездне дна». И бездонность небесная получила достойное поэтическое выражение: пылающая, мерцающая, манящая, страшная бездна, даже безымянная (последняя – у Тютчева)
Проблему безграничности и твердости небесного свода дополнила другая, еще более волнующая и не менее трудная, – как определить цвет неба? Первое, что приходит в голову, граничащее с банальностью: небо голубое или, если угодно, синее. «А небо ярче синего фаянса» – сообщает нам Ахматова. А если вы не видели синего фаянса, то вот вам сравнение попроще: «Надо мною свод воздушный, словно синее стекло» (заметим в скобках, что здесь свод уже не каменный). Но вот обратное сравнение: «Высокие своды костела // Синей, чем небесная твердь». Потом появляется «небо цвета вороненой стали», «край неба тусклый и червонный», «небо синее в крови», «глубь прозрачных июльских небес». И еще небо бывает белым, бледным – и тогда оно вселяет страх, священный ужас: «небо бело страшной белизною» или «небеса безнадежно бледны». Но есть и противоположное: «Черное небо светало», то есть тьма сменялась просветлением (но, видимо, небо при этом сразу обретало какой-то цвет, минуя белизну и бледность). Наверно, это и называется поэтической вольностью или женской логикой…
Правда, среди поэтов абсолютное большинство составляют мужчины, а они безупречно точны и почти всегда выражаются вполне конкретно. У Пушкина небо бывает мутное, небеса – голубые, у Бунина небо седое, у Тютчева – туманная и тихая лазурь (или чистая и теплая лазурь). «Свод небесный весь в крови» явился однажды Блоку. «Огонь, огонь! На небесах огонь!» – восклицает со всей определенностью Константин Случевский.
Самое непостижимое это пустое небо. Как понимается пустота небесная? «Пустых небес прозрачное стекло» увидела Ахматова. У нее же: «Низко небо пустое». Пустое небо низко, значит – близко. Оно опускается, приближаясь к земле, нашей земной жизни. И мы обнаруживаем эту пустоту. Но пустое небо – это не чистое небо. Пустое – это лишенное цвета и света, то есть сияния светил. У Бунина читаем: «День вечереет, небо опустело».
Противоположностью состояния, именуемого пустым небом, видимо, следует считать полное небо. Чем же оно полно? Считается, что небо – это пространство, в котором обитают светила: дневное и ночное. Библейская история творения мира говорит именно о двух светилах. А звезды? Звезды тоже были созданы, вслед за «светилами великими», но в их число не вошли.
Большее светило – это солнце, оно воспето поэтами многократно. Вспомним строки Андрея Белого: «Солнца контур старинный,// Золотой, огневой,// Апельсинной и винный // Над червонной рекой». И тут же приходит на память другое сравнение (это уже у Блока): «На западе, рдея от холода,// Солнце – как медный шлем воина». А вот еще образ: солнце – глаз небес. Дневное светило делает небо зрячим, огнедышащим оком называет его Афанасий Фет. Поутру на глазах у Бальмонта «солнца диск взлетел – как сокол золотой», вечером же «багряный солнцекруг скользил дугой заката». У Пушкина все просто и величественно: «Погасло дневное светило».
Можно было бы привести еще десятки примеров, но нельзя забывать (даже в угоду солнцу) и о меньшем светиле – ночном. Сколь разнообразны его лики в стихах Блока! «Полный месяц встал над лугом// Неизменным дивным кругом» – чудная картина, лишенная цвета. А вот другая – живописная: «Белой ночью месяц красный// Выплывает в синеве». Еще виденье: «Месяц по небу катился – зловещий фонарь». И еще: «В небе – тайно лживые// Лунные красы». И у того же Блока: «Лазурью бледный месяц плыл// Изогнутым перстом». (Ночное светило именуется у поэта месяцем, только красы – лунные). «В синем небе месяц рыжий» увидела Ахматова, «медная луна» явилась Мандельштаму. «Луна, как бледное пятно, сквозь тучи мрачные желтела» – вспоминал ясным зимним утром вчерашнюю вьюгу Пушкин.
Многоликая луна представлялась поэтам бледной, томной, круглолицей, серповидной, кусочком сыра, долькой апельсина, ломтиком дыни – всего не перечислить. А сколько было рассуждений о природе лунного света, мистическим образом влияющего на нас! Взять, к примеру, хотя бы это: «Когда луна сверкнет во мгле ночной// Своим серпом, блистательным и нежным,// Моя душа стремится в мир иной… (Бальмонт)
Кроме того, небо – это фон, на котором возникают, живут и тают переменчиво-прекрасные облака. И то, что в метеосводке называется буднично – «переменная облачность», на языке поэзии представляется чудом: «Чудный град порой сольется// Из летучих облаков,// Но лишь ветр его коснется,// Он исчезнет без следов». (Е. Баратынский). У Блока: «Дымные тучки плывут под луной» и «облаки-овцы бредут»; а в другом стихе: «Лениво и тяжко плывут облака». У Иннокентия Анненского: «Среди полуденной истомы// Покрылась ватой бирюза». Здесь облака уподоблены материальному и будничному; но в другом его стихе звучит совсем иная интонация: «Облака, мои лебеди нежные!» Неживой вещью «высоко в небе облачко серело, // Как беличья расстеленная шкурка» у Ахматовой. У многих поэтов классической поры облака летучие, у Пушкина, например: «Редеет облаков летучая гряда».
Есть еще у неба великое предназначение, о котором лучше других сказал Афанасий Фет: «Сбежали тени ночи летней// Тревожный ропот их исчез,// Но тем всевластней, тем заметней,// Огни безоблачных небес.// Как будто волею незрящей// На этот миг ты посвящен// Глядеть в лицо природы спящей// И понимать всемирный сон». Свет небесный не только освещает, но и просвещает, приоткрывает тайну мироздания, дает ощущение единства с природой.
Небо как объективная реальность, как данность, символ чистоты, недосягаемой высоты, божественной мудрости, безгрешности постепенно поэтами переосмысливается. И оно становится ближе, снисходительнее к нам, грешным, оно спускается на землю. У Блока: «хмурое небо низко – покрыло и самый храм». Храм ближе всего к небу; он возвышается, небо нисходит. У Тютчева: «В аллею черные спустились небеса» – холодно, сдержанно, мрачновато, торжественно. Как, почему, откуда, – неизвестно, но спустились – извольте принять как свершившийся факт. А у Бориса Пастернака уже вполне определенно: «Крадучись, играя в прятки, сходит небо с чердака», а то еще – «в заплатанном салопе сходит наземь небосвод». И мы с небом уже почти на ты…
Итак, станем смотреть в небо с величайшей осторожностью, с благоговением, с восторгом. И оно одарит нас сиянием солнца и звезд. Но, к сожалению, это нисколько не приближает нас к разгадке тайны небесных сфер. Чем больше думаешь о небе (а не думать о нем невозможно!), тем яснее понимаешь: оно непостижимо! И остается вместе с поэтом Тютчевым признаться: «Небо нас совсем свело с ума»
;