Три дома

Анна Сивак
В два с половиной года Катя осталась одна. В автомастерской, где работали её родители, случился пожар.

Выпивавшему дедушке воспитание внучки не доверили. Родственникам с Дальнего Востока было не до неё. Катю отвели в незнакомый дом, где не было мамы. Малышка долго плакала на коленях у воспитательницы, пока страх не уснул вместе с памятью. Мир стал наполняться разноцветьем, яркими очертаниями предметов и весельем.

Страх и слёзы возвращались после визитов деда. Он и не пытался бросить пить. Жаловался собутыльникам на злых бюрократов, прячущих внучку, а сам навещал её раз в месяц. Кате он запомнился серовато-синим бабаем с тёмным лицом и жидкими глазами. Девочка боялась его, морщила носик от запаха спиртного. После его ухода она обнимала воспитательницу Ольгу Ивановну и просила:
– Отдайте меня маме. Не хочу к деду. Хочу к маме.

Однажды дедушка пришёл пьяный и его не пустили на территорию. Он звал Катю, кричал о сыне и невестке, погибших в огне, о своём одиночестве. Его увели. Больше девочка не видела своего деда.

Сироты знают, что такое счастье: как бы не было хорошо в детдоме, в своём с мамой и папой лучше. В детдоме весело, много вкусной еды и красивых игрушек. Их водят в театр, музей или цирк. Везёт идущему за руку с воспитательницей. А какое счастье было бы ходить туда за руку с мамой и папой.

Одноклассницы Кати наперебой хвалили своих родителей. В средних классах всё изменилось. Катя возмущалась: как можно жаловаться на маму, скрывать что-то от неё или отца. У этих дурочек хотя бы есть родители. Воспитатели – другое дело. Ольга Ивановна, например, славная, но слишком оберегает их, боится. Иногда можно схитрить, чтобы узнать больше о жизни. Катя хотела скорее вырасти, чтобы завести свою семью, стать счастливой.

Кате исполнилось четырнадцать лет, когда её познакомили со Светланой Андреевной. Потенциальных родителей всегда ведут к малышам. Светлана Андреевна, полноватая блондинка с подведёнными чёрным карандашом глазами, хотела взять девочку постарше. Она жила одна, работала, поэтому не могла уделить много времени ребёнку.

В учебке ребята не обратили внимания на гостью. Подумали, это очередной проверяющий или врач. Они почти потеряли надежду на усыновление и меньше хотели этого, считая себя взрослыми. Поменялись планы и у Кати. Она испуганно хлопала ресницами, переводя взгляд с Ольги Ивановны на гостью. Воспитательница говорила нехотя, будто ей не нравилась эта затея.
– Светлана Андреевна не удочеряет тебя, а берёт попечительство, поскольку у тебя есть уже паспорт. Ты сохранишь свою фамилию и отчество, жильё. Решай. Что молчишь?

Светлана Андреевна заговорила дружелюбно и громко. Голос у неё был учительский. По-учительски же она, не дождавшись ответа, сама кивала и поднимала брови.
– Думаю, мы поладим, так? – кивнула. – Ольга Ивановна сказала, ты учишься хорошо и рисуешь, так?

Катю отпустили, она отошла несколько шагов и прислушалась.
– Диковатая она у вас, – сказала гостья.
Воспитательница ответила не сразу:
– Здесь не лес. Отвыкли они от внимания.
Ребята обступили Катю:
– Ты что! Соглашайся. Нормальная тётка. Когда ещё так повезёт? Это мелких разбирают быстро, – убеждал Вадик.
– У тебя всё своё будет: и жильё, и деньги. Гулять будешь, где хочешь, делать, что хочешь, – добавил Артём.

Девочки спрашивали о Светлане Андреевне. Какая она, что говорила, есть ли ещё у неё дети.

Катя долго не могла заснуть. Растерянность её сменилась надеждой и радостью. «Зачем отказываться?» – думала она. – «Поживём – увидим».

Ночью девочке снились розовые обои её первого дома, который она не помнила. Сон этот повторялся, когда она волновалась.

Через неделю она ждала с нетерпением прихода Светланы Андреевны. В конце февраля её провожали воспитатели и друзья. Ольга Ивановна хмурясь что-то объясняла новой Катиной маме, та пожимала плечами и торопилась. У калитки девочка  помахала ребятам рукой. Подружки не переставая кричали, звали в гости. Мальчики улыбались как-то скучно и вяло махали в ответ. Артём опустил голову и спрятался за спину грустной Ольги Ивановны.

Обойдя каток, Катя снова оглянулась на свой второй покидаемый дом. Очертания белого двухэтажного здания сливались со свинцовым небом и снегом. Большая яблоня с инеем на тонких ветках напоминала косматую седую великаншу.
– Что грустишь? Ты сможешь иногда навещать друзей, – Светлана Андреевна кивнула с подняла брови.

Катя удивлённо посмотрела на неё. А разве может быть иначе?

Светлана Андреевна работала главным бухгалтером на заводе и жила в добротном красивом доме постройки пятидесятых годов. Её двухкомнатная квартира располагалась на четвёртом этаже, имела широкую прихожую. Кате было непривычна тишина, она ждала, что вот-вот одна из шести дверей распахнётся, и кто-то смеясь выбежит. Хозяйка последовательно знакомила подопечную с кухней, гостиной, туалетом и ванной. Они пили чай на кухне, потом зашли во вторую комнату.

– Ты будешь жить здесь, – сказала Светлана Андреевна, внезапно погрустнев. – Эта комната моей дочери.
– У вас есть дочь?
Светлана Андреевна отвернулась к окну и через минуту ответила:
– Была…

Она опустилась на диван и всё рассказала. Муж бросил её, когда их дочке Лене было шесть лет. Мать обратила на своё единственное чадо всю нежность, всю любовь. Никого в мире для неё больше не существовало. Леночка была отличницей, красавицей и посещала художественную школу. Два года назад она внезапно заболела менингитом и умерла.

Светлана Андреевна погрузилась в свои мысли, забыв о Кате. Девочка продолжала смущённо стоять. Наконец она тихонько подошла к портрету, висевшему над письменным столом.
– Это она? Красивая.
– Она. Ты на неё похожа.

Да, похожа. У Лены тоже были тёмно-русые волосы, только короче. Большие светло-серые глаза, молочно-белая кожа. Тот же возраст.

Комната осталась такой же, как при жизни Лены. В шкафу весели её платья, ящики стола были заполнены её тетрадями и набросками. Даже потрескавшиеся акварельные краски лежали на месте. Рисунки лежали в папке.
– Я тоже рисую акварелью.
– Ты можешь брать кисти и краски Лены. Её одежда должна тебе подойти.

Первые недели они ладили. Катя не знала, как обращаться к своей опекунше. Звала по имени-отчеству. Потом тётей Светой. Это устроило обоих. Школа, где училась Лена, была соседним зданием. Светлана Андреевна захотела перевести туда Катю, сообщив ей о своём намерении за обедом.
– Четверть закончится, пойдём забирать документы, – она кивнула и подняла брови.

Катя перестала жевать.
– А можно я в своей школе останусь?
– Почему? – неприятно удивилась тётя Света.
– Ну там… ребята мои учатся, привыкла я.
– Так здесь тоже хорошо, а туда добираться на троллейбусе полчаса! – далее последовали ещё с десяток аргументов.

В детском доме было много голосов. Все говорили громко. А тут один настойчивый голос раздражал. Катя молча доела суп, за чаем собралась с духом:
– Тётя Света, от моей школы до художки недалеко и до моих тоже.
– До кого? Тебе здесь лучше будет, говорю. Одноклассники Лену ещё помнят. Она в театре школьном выступала. Подружатся с тобой.
– А разве они не в старших классах?
– Ах, да… Я тебя всё равно познакомлю. В случае чего защитят.
– Я не хочу.
– Чего не хочешь? – Светлана Андреевна была раздражена. – Я для тебя стараюсь.
– Мне не надо будет ехать сюда обедать: поем в школе, потом в художку.

Тётя Света изумлённо смотрела на воспитанницу. Девочка, тихая, скромная с виду, оказалась упрямицей.
– Ну как хочешь… – Светлана Андреевна встала и вышла из кухни.

Катя не могла понять её обиды. Секунду колебалась: согласиться, нет. Нет. Смущение ушло, как ни бывало. Она вымыла посуду и села за уроки.

Когда не было занятий в художественной школе, Катя наведывалась в детский дом. Ребята настойчиво расспрашивали её – она жаждала слушать их рассказы. Ольга Ивановна спросила однажды, не ругает ли её новая мама. Нет. За что?

В другой раз, когда Катя задержалась у своих, Светлана Андреевна встретила её словами:
– Лена, что так поздно? Обед давно остыл.

Катя коротко взглянула на неё, молча прошла в комнату. Там она сняла зелёное с двумя широкими оранжевыми полосами платье Лены и бросила его на диван. Стеснение вернулось. Тётя Света приоткрыла дверь.
– В чём дело? Даже не поздоровалась. Платье что бросила? Помнётся.
Катя встряхнула платье.
– Так и будешь молчать?

Дальше раздражение друг на друга только росло. Светлана Андреевна  приходила с работы усталая и хмурая. Они перестали спрашивать что-то друг у друга. После скупых приветствий расходились по комнатам плакать.

Окончательно испортились отношения, когда Катя наотрез отказалась продавать квартиру, унаследованную от родителей.
– Пойми, на эти деньги ты учиться будешь и жить.
– А если я стипендию получать буду?
– Ишь ты, какая гениальная! Ну зачем нам эта рухлядь?
– Замуж выйду – понадобится. Где нам жить с мужем?

Тётя Света насмешливо подняла брови.
– Уж замуж невтерпёж? Узнаешь мужиков больше – сама от них нос поворотишь.
– Почему это? Все наши воспитательницы замужем и счастливы. Их мужья ремонт у нас делают, с садом помогают. Если кого-то муж бросает, это не значит, что все они плохи.

Светлана Андреевна обиделась и ушла в гостиную.

Теперь, если Катя подходила к ней с вопросом, та порой взглядывала на неё так, будто видела впервые.

В конце четверти Катя дала подписать свой дневник. Две пятёрки, одна тройка по физике, остальные четвёрки.
– За год будет четвёрка?
– Да, исправлю.
– Исправляй. Лена могла бы претендовать на серебряную медаль.

Всё чаще напряжение прорывалось раздражёнными репликами Светланы Андреевны:
– Лыжи зачем у двери? На площадки пускай сохнут. Что, совсем со мной разговаривать не хочешь? Почему не позвонила сказать, что опоздаешь? Я за тебя отвечаю! Хлеб догадалась купить?

Нет, она не кричала и не обзывала, но тон был такой, будто сейчас умрёт с голоду без хлеба. Катя молча терпела, потом начала огрызаться. И ей становилось легче.

День рождения Светлана Андреевна отмечала в апреле. Предупредила, что приведёт после работы двух подруг.

Девочка вознамерилась помириться с опекуншей. Она вернулась из школы рано, поставила запекаться торт и принялась вырезать паспарту для рисунков Лены.

Гостьи выразили восторг тортом, долго поздравляли хозяйку с днём рождения и новой дочкой. Катя впервые видела этих женщин. Светлана Андреевна редко приглашала в дом гостей. Девочка расслабилась, разговорилась. Сообразив, что женщинам хочется поговорить без неё, собрала тарелки и ушла на кухню.

Интересно, что они скажут о ней? Она быстро сложила всё в раковину, тихо вышла в коридор. Голос тёти Светы:
– Эта девочка совсем ко мне не привязана. Я всё для неё делаю, а она как была дикаркой, так и осталась. Со мной почти не разговаривает.
– Потерпи. Куда денется, привыкнет?
– Не знаю. У меня терпение уже заканчивается. Уже кричит на меня, права качает.

Катя не слышала, что ответили подруги, ей стало жарко Тяжело задышав, она скрылась в комнате Лены.

«Что я здесь делаю? Это не моя комната – её. Всё: Леночка, Леночка была такая-сякая. А мою маму как звали, не знает. Понятно почему Светку муж не выносил».

Гостьи засобирались. Катя сухо попрощалась, Светлана Андреевна тут же вернулась в комнату. Когда шаги гостей смолкли на лестнице, девочка сняла с крючка свою куртку. Погрустневшая тётя Света выглянула в прихожую.
– Катя, здесь ещё зефир, будешь? Ты куда?
– Домой. Надоело.
– Что? – Светлана Андреевна растерялась, в глазах девочки сверкали злые слёзы, презрение и боль.
– А то! Я вам не Лена. Я вам… не игрушка. Куклу себе заведите!

Хлопнула дверь. Светлана Андреевна так и застыла, держа и протягивая яркий пакет.

Катя бежала по сухим пыльным улицам к дому родителей, устав, замедляла шаг, потом снова бежала.

Вот он, панельный палевый, в окружении низких лип с аккуратно округлыми кронами. Два окна на втором этаже. Одно поменьше – кухни, другое широкое. Узкая лестница. Старая дверь. Замок с ключами старый, добротный. По сравнению с двушкой опекунши здесь всё узкое, маленькое, низкое. Комната оклеена розовыми обоями из её снов. Обветшалая мебель под пыльными чехлами.

Катя отключила звук телефона, сняла с дивана чехол, отшвырнула его и легла, подложив под голову куртку. Шутка ли пробежать два километра.

Дед успел пропить здесь половину вещей, пока у него не отобрали ключи. Он давно умер, похоронен, наверное, рядом с бабушкой. Катя никогда не была на их могилах. Кто у неё есть ещё? Никого. Эти из Хабаровска ей никто. За все годы ни письма, ни открытки. Может быть, её родители тоже такие, как все её родственники. Ей повезло осиротеть. Господи! Где-то же есть любовь, счастливые семьи. Лену эту мать залюбила. Не спасло…

Она задремала.

Комната наполнялась призраками. На розовых стенах заплясали тени, послышались отзвуки голосов, мужского и женского. Она оглядывалась и никого не видела, слушала – слова ускользали. Среди отзвуков всё отчаянней её звал другой женский голос. Тени сгущались в серую тьму…

Вздрогнув, Катя проснулась. Стемнело, комнату заливал голубой свет Луны. Катя достала телефон посмотреть время. Полночь, три пропущенных вызова (звук был отключён) и одно сообщение от Светланы Андреевны: «Катя, ответь, пожалуйста! Что с тобой?»

Девочка набрала номер, не решаясь нажать вызов. Как ей ответит тётя Света? Упрекнёт, накричит? Почему за Катей никто не пришёл? Если б Светка сообщила в детский дом, девочку искали бы прежде всего здесь. Теперь она боится, что накажут за недогляд. Или ей тоже сейчас страшно одиноко?

Хуже не будет. Светлана Андреевна ответила сразу, в голосе волнение и страх:
– Катя, с тобой всё хорошо?
– Да, мама. Я у себя, не волнуйтесь.