А.Н.ПАВЛОВ
АРМЯНСКИЕ ЗАБАВЫ
Моя профессиональная деятельность началась в Армении в конце пятидесятых годов. Жара стояла страшная. Столбик термометра поднимался за пятьдесят. Для оформления всяких бумаг мне приходилось много перемещаться по раскаленному Еревану. Спасало то, что почти в каждом дворе находились фонтанчики изумительной воды – ледяная прозрачная струя. Я пил, и обливал рубашку, голову, лицо. Шел до другого дворика. К этому времени на мне все высыхало, и я повторял операцию. Армяне своей водой очень гордились и говорили, что она похожа, а, скорее всего, лучше знаменитых швейцарских источников. В Швейцарии я не был, но, думаю, они говорили правду. Это была подземная вода из знаменитых туфов Армении.
Позже я понял, что армяне очень любили свою страну, гордились ее историей, древнейшей культурой, своим народом. Это и позволило им сохранить себя. Когда я начал заводить там знакомых и друзей, то первое, что мне пришлось услышать это фамилии знаменитых людей, о национальности которых я как-то не задумывался.
– Саша! – обращались они ко мне, – ты про Айвазовского слышал?
– Конечно – отвечал я. Это великий русский художник-маринист. Его полотна висят в Русском музее в Ленинграде, в Третьяковке и многих других музеях. Самая знаменитая его картина «Девятый вал». С нее сделано много репродукций. Звали его, кажется, Иван Константинович.
Мне немедленно отвечали:
– А ведь он не русский, он армянин. Отец его был армянином.
О том, что он учился в Петербургской Академии художеств, по-моему, мало кто из них слышал. Далее, чтобы совсем меня поразить спрашивали про Симонова. О каком из них шла речь, разговора не было. Но предполагалось, что всегда речь должна была идти об изначальном Симоняне, естественно тоже армянине. Далее мне напоминали о маршале танковых войск знаменитом Баграмяне и, наконец, завершая мой разгром, заявляли, что армяне самая храбрая нация в Советском Союзе. На мой недоуменный вопрос:
– Почему вы так решили? – Следовал совершенно обезоруживающий ответ:
– Это нетрудно подсчитать. Достаточно число всех известных героев Советского Союза разделить на число жителей Армении и будет получен самый высокий коэффициент.
Я думаю, что так оно и есть, если в знаменателе будет стоять население республики. Но если помнить, что армяне жили не только в Армении, но и во всех других регионах СССР, то коэффициент храбрости, конечно, уменьшится. Это я говорю не для того, чтобы как-то умалить храбрость и смелость армянских солдат и офицеров, а к тому, что считать надо правильно.
Перечень подобных вопросов и гордых ответов можно продолжить. Но дело не в них. А дело в том, что народ гордится собою и знает себя очень хорошо. Да, Ереван очень красивый город, но не самый, самый красивый. Да, армяне прекрасные и часто выдающиеся музыканты, ученые, художники, но не единственные. Все это звучало немного наивно, но трогательно, особенно в устах тех, кто нигде, кроме Армении не бывал. И все-таки их вера в какую-то избранность и предназначенность вызывает уважение. Это хороший и дружелюбный народ. Он любит и ценит разные шутки, забавы и анекдоты, в том числе и про себя. Наш главный геолог рассказывал мне разные забавные истории. Вот две из них.
Забава 1.
Геологическая партия заканчивала работы, и результаты ее были малоутешительными. В то время практиковались, так называемые, ревизионные проверки. В случае, о котором пойдет речь, объектом ревизии были заброшенные штольни, где когда-то шла добыча свинцовой руды. Эдику Левоновичу Сарухоняну было поручено посетить их и проверить эти выработки на возможное урановое оруденение. Его не было двое суток. Все с нетерпением ожидали результатов. Приехал он ближе к ночи. Перед тем как доложиться, зашел в лабораторию, мазнул по привезенным образцам клеем и ножом соскоблил на них немного урановой черни с наших музейных образцов. Дело в том, что окисленный свинцовый блеск (минерал свинца), который он привез из штолен, внешне очень похож на урановую чернь. Потом положил в нагрудный карман сильный радиевый эталон, используемый для подготовки приборов к работе, и позвал начальника партии.
– Ну, как съездил? – был вопрос.
– Да чего рассказывать, Татевос Авакимович. Вот, посмотрите образцы.
Начальник партии взял радиометр. Поднес его к образцам. Сарухонян естественным движением нагнулся к нему стороной, где в кармане находился эталон и…. счетчик затрещал на все обороты по максимальной шкале. Татевос Авкимович охнул, взял другой прибор и осветил образцы. Они стали люминесцировать, как и должно быть.
– Ну, что ж, это здорово, – загорелся Татевос Авакимович, и начал расспрашивать Эдика подробно. Тот взмолился отложить подробности до завтра, поскольку два дня не слезал с седла и очень, очень, ну прямо смертельно устал. А начальник завелся:
– Как ты можешь быть таким спокойным? Ведь партия на волоске. Вот-вот закроют. Бурится последняя скважина, да и она, скорей всего, пустая.
– Все я понимаю, Татевос-Джан, но и Вы меня поймите, у меня в голове уже туман, я плохо соображаю. Давайте до завтра, умоляю.
Татевос Авакимович, конечно, рассердился, но ушел, не забыв хлопнуть дверью.
Наутро Эдик приходит на работу и видит такую картину. Начальник партии сидит за своим столом. Рядом с ним внимает его приказам старший буровой мастер. Разговор идет о том, чтобы прекратить бурение на последнем участке, срочно демонтировать буровую, переезжать на новый участок к штольням и начинать новую скважину.
Эдик понял, что дело принимает серьезный оборот. Поздоровался и, когда начальство посмотрело на него, упавшим голосом сказал:
– Татевос Авакимович! Я того, … я пошутил.
Татевос Авакимович аж просел, потом уничтожающе взглянул на Эдика, молниеносно схватил со стола чернильницу и метнул ее в него. Эдик был моложе, ловко увернулся и кинулся в двери. Три дня он ночевал где-то в горах, боясь показаться на глаза.
Забава 2.
Как-то Сарухонян подлечивался на водах в Кисловодске. Прогуливаясь по городу, зашел перекусить в небольшой ресторанчик. Рядом за столиком сидели две девушки и разговаривали на армянском языке. Разговор был очень вульгарный, не принятый тогда у молодых армянских особ. Одна из них, видимо, что-то почувствовала и показала головой в сторону Эдика. Другая отрицательно покачала головой и сказала, что этот олух все равно ничего не понимает. Эдик понимал все, но не подал вида. Внешне он на армянина не походил. Мать у него была русская.
Девушки собрались было уходить, но одна вдруг вспомнила, что дома у них нет хлеба. А надо сказать, что в те времена с хлебом в стране начались перебои. Она и говорит подруге:
– Давай захватим хлеб из ресторана.
– Да неудобно как-то, пусть этот тип вначале уйдет. Подождем.
(Они имели в виду Эдика). Все это обсуждалось в очень грубой форме. Эдик начал тянуть время и заказал стакан чаю.
– Ну вот, начинается, теперь чай свой хлебать станет. Да черт с ним, бери хлеб и пошли.
Они встали, взяли было хлеб, как вдруг Эдик обратился к ним на чистейшем, как он рассказывал, литературном армянском языке:
– Девушки, да вы не торопитесь, я сейчас свой чай закончу.
Что тут было! Они взвизгнули, бросили хлеб на стол и опрометью кинулись к выходу.
На следующий день Эдик вечером прогуливался по центру Кисловодска и, о боже милостивый, увидел вчерашних соседок по ресторану. Он заскочил в ближайшую булочную. Хлеба, конечно, не было. Он к продавщице:
– Пожалуйста, кусок хлеба. Выручайте.
– Закончился? Да себе-то верно оставили?
– Мне много не надо! Кусочек, только кусочек!
Продавщица кусок отрезала. Эдик выбежал из магазина. Его приятель, с которым они прогуливались, уже махал ему рукой. Он остался, чтобы не потерять девушек из вида. Эдик сделал небольшой крюк по соседнему переулку и вышел на девиц с другой стороны, навстречу. Подошел к ним и на армянском языке очень учтиво сказал:
– Девушки! Вчера в ресторане Вы хлеб забыли, пожалуйста, возьмите!
Целый квартал девушки шли за ним и просили прощения за свой почти нецензурный разговор. Думаю, этот случай послужил им уроком. Вероятно, воспитывать хорошим манерам полезно именно так.