Лютый – так древние русичи звали последний месяц зимы. Как говориться – не в бровь, а в глаз. Студеное марево крепкими оковами связало стылую землю, залило ее ледяным мороком и прибило холодной вьюгой.
Замерзло все – лес, река, дома и люди. Даже громадные вороны на верхушках высоких сосен побелели, словно укрылись инеем и превратились в парковые скульптуры. Третий месяц к ряду холод жжет ледяным пламенем, превращая землю в белесую пустошь.
Раскидистые ели покрылись благородной сединой, тонкий ствол клена посеребрился и гулко стонет, скованный морозом. Треснувший у верхушки громадный дуб крепится, но и ему не сладко, холод донимает и его. Тонкие березки привалило снегом, но ветер не успел его расшвырять, солнце лишь чуть растопило сугроб, а ночная лють заставила окаменеть. Так и остались страдалицы в ледяном плену.
Молодые деревца, подросшие за лето, кустисто точат тонкими стволами, укоряя солнце, которое своим мертвенным сиянием не хочет согреть землю. Но светило впало в спячку, и лишь изредка переворачиваясь с бока на бок, осыпает вниз свои колючие лучи.
Ветер тоже устал. Он без конца гоняет по серо-голубой пустыни ледяной воздух, хрипло вздымает мертвые снежинки и разбрасывает их в разные стороны. Ему бы отдохнуть, пошевелить в блаженной полудреме лепестки роз, дохнуть ароматами первых трав, подарить жаждущей земле семена и поры. Вместо этого буревей вновь начинает свой бесконечный бег по полуночной мертвой стране.
Худые от бескормицы собаки жмутся к заметенным домикам людей, от них мягко вздымается белый, как шерсть барашка дымок, и вкусно пахнет свежим хлебом. Но хозяева попрятались в теплых жилищах и не спешат покидать их, чтобы кинуть косточку бродячему псу.
Облезлый лисовин с тоской взирает на полу заметённые заячьи следы, отощавшему хищнику ни почем не угнаться за побелевшим беглецом. Громадный мишка шумно ворочается в берлоге, летние запасы подходят к концу, уж больно холодная выдалась зима, но просыпаться рано, и глухо взревев, медведь вновь проваливается в неспокойный сон.
Ломая хрупкие кусты на поляну выходит старый лось. Он шумно дышит, не в силах восстановить дыхание и устало машет однорогой головой. Он чувствует, что это его последняя зима, но как существо, не ведающее конечности своего бытия, спокойно относится к этому.
Вечереет и в последних лучах усталого зимнего солнца начинает ярко гореть крест на куполе древнего собора. Он отбрасывает свет за зеркальную гладь замерзшего озера, засыпанную снегом детскую площадку и тухнет, залитый чернильным мраком ночи. Ненадолго показывается узкий серп месяца и тут-же прячется испуганный морозом. Звезды уныло мигают, скрытые облачным покровом, кругом пусто и мрачно.
Надежды нет. Мороз пришел навсегда и будет мучить землю вечно. Но тощий воробушек, выскочивший из-за сугроба, в свете одинокого фонаря, весело взбивает порошинки снега своими крылышками, он умен и знает, что февраль не навсегда и скоро Масленица. Потом запоют ручьи, земля понемногу начнет сбрасывать снежно-ледяной панцирь, потянутся с юга первые клинья птиц и наступит долгожданная весна.