Вацлав Йежек

Василий Лопушанский
В январе 1984 года мне довелось побывать в районе знаменитого чешского курорта Карловы Вары. Был солнечный зимний денёк,  и мы с моим другом, подполковником Поддубным, забрели в небольшое станционное кафе. Заказали по кружке «Пльзеньского Праздроя», местное национальное блюдо «Кнедлики», и вели неторопливую беседу.   Как-то незаметно к нашему столику подсел маленький невзрачный человечек, и стал разглядывать нас. Мы приняли его за бродягу, каких в наших краях предостаточно, и продолжали потягивать с кружек пенистое бархатное пиво. Но тот  всё время силился   что-то рассказать. Наконец, мы обратили на него своё внимание, и прислушались к его  говору. Он подбирал слова на русском, польском и чешском языках, стараясь донести до нас  что-то очень важное. Во всей его бессвязной речи отчетливо звучало слово: «война». Теперь мы подсели ближе и решили выслушать нашего собеседника. Попросили его успокоиться и говорить помедленнее. Он сразу же назвал своё имя и стал рассказывать о том, что в годы войны был помощником надзирателя в женском рабочем лагере.
«Там были только русские девушки, - вспоминал Вацлав. - Я помню их до сих пор. Подождите, я принесу фотографии». И он с таким проворством, не свойственным его возрасту, кинулся к выходу. А мы призадумались: «Война, это так давно, прошло почти сорок лет… разве мог выжить человек после такой лагерной мясорубки? Да и не похож он на тех фрицев, которые явились в нашем представлении».  Но наш новый знакомый принес коробку из-под обуви, выложил её на стол и открыл. Когда мы увидели пожелтевшие фото и  дату, тут же встали и вытянулись по стойке. С фотографий на нас смотрели такие близкие и родные лица.
 Вацлав продолжал свой рассказ, показывая фото: «Вот эти прибыли к нам в 1942 году, а эти - в 43-м.  Среди них есть моя дорогая манжелка, которую я полюбил, там, в лагере…»
Меня словно опалило пламенем, я задыхался от увиденного. «Это же наши, русские… в плену, на чужой земле… Господи, не сон ли это?» А он все продолжал ранить наши сердца, раскладывая фото блондинок, брюнеток, шатенок и, наконец, Она… Вацлав долго всматривался в ее лик и мы увидели на глазах этого седого человека слёзы. Поддубный тут же побежал к  буфету и  принёс крепкий чешский напиток «Сливовицу».  Для нашего гостя были заказаны  пиво и еда. Не было русских граненых стаканов, но мы наполнили чешские рюмки до краёв, и выпили, не говоря ни слова. Та самая фотография переходила из рук в руки. На нас смотрела русская красавица, с улыбкой на лице и таким тёплым, проникновенным взглядом. На обратной стороне, почти стёртая, надпись карандашом: «Вера Емельянова. Город Курск, март 1942 год». Рукой Вацлава дописаны имя и фамилия на чешском. Он всё  причитал: «Моя любимая, я так хочу увидеть её… в России». Далее он вспоминал, как помогал нашим, как определил Веру и ее подруг на авиационный завод, как встречался с ней, тайком. Перед нами был уже не маленький, сухонький человечек, а Человечище. Наш, до мозга костей, до гробовой доски. Мы жалели его, и обнимали, и гладили по голове как ребенка, и восхищались.  Нам хотелось узнать всё о тех страшных годах войны, и мы продолжали расспрашивать.
«В шестнадцатилетнем возрасте,- продолжал он свой рассказ,- я уже работал на железнодорожной станции. У нас тогда не было войны, мы даже не видели немцев.
А потом, как-то сразу,  они пришли и начали командовать. Нам приказали готовить отдельную ветку для приёма эшелонов с Востока. И вот, весной 42-го года, они начали прибывать. Я впервые увидел русских девушек. Не знаю, по какой причине, но меня направили в  лагерь-распределитель, как-бы смотреть за порядком. Вот так я познакомился с Верой и ее подругами.  Думаю, что я был там единственным человеком, с которым девушки могли разговаривать. Через какое-то время они начали отдавать мне свои фотографии, чтобы сохранить. Моя Вера выделялась среди остальных. Она была самая красивая, её фото я долго носил при себе. Потом меня отправили на разные другие работы, а в самом конце войны я вернулся на свою станцию и больше не видел Веру».
- Ну а после войны, ты мог написать, или обратиться к русским?- выдвинули мы свои доводы.- Наши обязательно помогли бы тебе. 
- Я ходил к русским офицерам и писал, и много лет  ждал, но ответа так и не было.   
После долгого молчания,  Вацлаву было твёрдо обещано, что мы найдём Веру, если она жива, но для этого нам нужна её фотография.               
Долго, очень долго, он смотрел в лицо красавицы и, наконец, вручил драгоценное фото мне.   В 1986-88 годах я писал в газету «Курская правда» и просил журналистов хоть чем-то помочь в поисках Веры. Один раз получил ответ в духе того партийного времени. Сожалею, что изорвал эту бездарную «летопись» в клочья, и не могу показать на этих страницах. Видимо, не в то издание  и не в то время писал.               
Прошли годы, появилась замечательная  телевизионная передача «Жди меня».      
Я собрал эти материалы, и вместе с фото Веры Емельяновой, послал в Москву.               
Считаю, что имя   этого мужественного человека должно прозвучать на всю Россию:            
 «Вацлав Йежек.  Западная Чехия. Станция  Подборжани. Улица Фучикова № 217».      

Р. S. Веру так и не удалось отыскать. Слишком много лет утекло с той военной поры. Но любовь жива.  Она в наших сердцах, нашей памяти, до конца наших дней.   

25.11.2016 г.