Цыган Серж

Василий Лопушанский
1956 год. Западная граница. В один из осенних дней на нашей станции Турка творилось что-то невообразимое. Вой сирен смешался с гудками паровозов, и всё это разносилось по всему городу. В средней школе номер один, в это время, шли уроки. Мы, шестиклассники, прильнули к окнам, и я увидел, как наша детдомовская братия уже спускалась по крутому берегу к реке. Школа стояла на возвышенности, у самого берега. Отсюда хорошо просматривался весь город, и железнодорожные пути, подходившие к станции. Сейчас всё было в дыму и нельзя было ничего разобрать. Времени на раздумья не было, и я понесся туда, где всё гудело и свистело. Еще издали я увидел груды перевёрнутых вагонов, какие-то нагромождения, вокруг сновали люди, и было очень страшно. Не добежав до железнодорожной насыпи, я остановился в ужасе. На тротуаре и вдоль
шоссе лежали искорёженные вагоны. Послышалась стрельба из оружия, все куда-то побежали, а я стою как вкопанный и не знаю в какую сторону смываться. Вдруг, рядом вырастает высокая фигура моего школьного дружка Сержа. Он хватает меня за руку, и мы несемся к мосту через речку. Ныряем под мост и далее, по воде, он тащит меня к своему дому.  Всё это происходит так стремительно, что я не успеваю произнести ни одного слова.   

Серж цыган, я не знаю, как его занесло в нашу школу. Мы встретились за одной партой в пятом классе. Мне шёл, в ту пору, одиннадцатый год, а ему восемнадцатый. Он не всегда приходил на занятия, но если появлялся, то непременно садился рядом со мной. Наша классная сумела найти к нему подход, и терпела все его выходки, лишь бы он учился. Он, в свою очередь, всегда утверждал, что только благодаря детдомовцам, продолжает учиться. Он знал всё о моей жизни, но я не знал ничего о нём. Мне не хватало смелости расспрашивать такого взрослого пацана.  Да и не до этого было. Теперь, после пережитого, Серж посадил меня на старый диван и поведал свою судьбу.   

- Я тебе ничего не  рассказывал раньше, потому что ты был еще малышом,- начал он свою повесть. - А теперь ты вырос, уже догоняешь меня. И только тебе могу доверить свою тайну.
После небольшой паузы, Серж продолжал:
 «Мои предки всегда кочевали. Мы долгое время жили среди молдавских равнин, а затем перебрались в Закарпатье. Отцу очень нравились эти красивые горы, добрые гостеприимные люди, у нас были свои лошади, конюшня, но пришла война. Я не знаю, чем еще мой дада занимался, но он часто и подолгу отсутствовал. Мои братья, ромалы, помогали нашей семье, заботились обо мне. И вот, однажды ночью, к нашей конюшне пришли две лошадки. Да не одни, а с седоками. На одной был солдат, а на второй мой отец. Когда я увидел своего батюшку, то сразу заплакал. У него не было глаз. Вместо них глубокие ямы. Он сразу же приказал собираться и мы, бросив всё  хозяйство, покинули свою хату, и приехали в эти края. Когда я подрос, отец поведал мне, что был в плену. На расстрел вели его два мадьяра. Ему удалось бежать, но они настигли его уже в горах и выкололи глаза».
-Там, в горах,- говорил он мне,- кто-то помешал этим убийцам, я остался жить, но уже без глаз.
Мой родитель очень хотел, что бы я выучился и жил в городе. Я дал клятву, что буду учиться. А еще я поклялся, что найду убийц и отомщу за отца. Но этой моей клятвы он уже не услышал. 
 - А ты знаешь, почему мы так спешно покинули станцию? Вот, смотри,- и я увидел в руках Сержа настоящий наган.- В этих вагонах было оружие. Всё это направляется в Венгрию, там восстание. Нам повезло, что мы успели уйти от охраны, а еще больше - мы ушли от сторожевых собак. Нас спасла речка.
Я почти не слушал своего друга, а с широко открытыми глазами смотрел на оружие.
- Что, нравится? Вот теперь я уж точно отомщу за отца. Сегодня ночью уйду, всё равно начнутся облавы. Там, в вагонах, ваши поработали, думаю, что им тоже достались такие  игрушки.

Прошла зима, забуянила весна, а моего друга всё нет и нет. Я уже стал забывать об этих событиях и собрался на каникулы в родное село. А вечера такие тёплые, так хочется погулять по вечернему городу, да заглянуть, как танцуют молодые парни и девушки. Там можно насобирать монет, а еще больше окурков. В один из субботних вечеров, наша детдомовская ватага нагрянула на городскую танцевальную площадку. И какое раздолье - да тут полно недокуренных сигарет: «Аврора», «Верховина», «Южные», «Прима», «Памир». Хватай, ребята! Но детдомовцев жуть как не любят, бьют безбожно. И вот я попался. Уже тащат за танцплощадку, уже кинули на землю. Но тут проносится вихрь в алой рубашке. И уже полетели мои обидчики, а мой спаситель всё продолжает раскидывать эту шушеру и, наконец, склоняется надо мной. Ох, узнаю эту ярко-алую рубашку,   и это прекрасное лицо моего лучшего друга Сержа. Радости не было предела. Он проводил меня до детского дома и назначил встречу на следующую субботу. Он так и сказал: «Назначаю торжественную встречу!» И эта встреча состоялась. Мой школьный товарищ женился. Я был посажен за столом между женихом и невестой. Серж поднял бокал с шампанским и сказал: «Ромалы, этот детдомовец наш, родной. У него нет ни отца, ни матери, но мы заменим ему родителей, и будем любить его, как он любит нас.  Принимаем в свою семью?» Все хором сказали: «Принимаем».
Жизнь разлучила нас, навсегда. В 2006 году я посетил эти края, побывал в родных стенах, где когда-то загоралась звезда, где мы так мечтали и стремились скорей стать взрослыми. И так рвались в дальние края.  Теперь же я никого не нахожу. В центре города сапожная мастерская. Серж часто любил сюда заглядывать. Захожу, здороваюсь и вижу знакомое лицо сапожника
– Это вы, дядька Никола? 
На меня посмотрели удивлённо, а потом: «То был мой батько, он рассказывал, что до конца жизни к нему заглядывали детдомовцы. Он любил с ними разговаривать. Значит, вы тоже с детского дома?»   
- Да, приехал и так грустно, где они все, мои?  Был у меня школьный друг, цыган Серж…       

-Родитель мой, когда был жив, рассказал, что этот цыган ходил за кодон и нашёл там обидчиков своего отца. Всех убил, даже детей не пощадил. А оттуда, потом, пришёл мадьяр и вырезал всю семью цыгана.  Вот такая история.

10.11.2016г.