Глава 6. Еще один испорченный вечер
Курить, конечно, вредно, кто бы спорил. И опасно для жизни, равно как и деревянного дачного имущества.
Но ведь как приятно! Когда тихим, синим вечером присядешь на кресло-качалку, оставленную хозяевами на террасе, достанешь сигаретку, чиркнешь зажигалкой, выпустишь первое колечко дыма…
И до чего ж хорошо без усов – она с удовольствием шмыгнула носом: чистенько, гладенько! Когда спокойно…А что лучше сигаретки успокаивает? Вот то-то и оно.
ДД тихо покачивалась в кресле, курила и размышляла.
Ночь была черная, густая, как кофе, и теплая, совсем не ноябрьская! Осень нынче опять выдалась аномальная и некоторые дачники, закрывшие уже было сезон, рванули обратно на родные сотки, на шашлыки…
ДД потянула носом: так и есть, на соседней линии, на 45-м участке жарят… И дальше, кажется, на 67-м собираются…
А которые на 81-м, сейчас наверняка попсу свою дурную включат…
Ну, так и есть: завели дурнину!
Напьются, наорутся, а завтра глядишь, в леса, за грибами подадутся – и когда это у нас в средней полосе в ноябре опята да белые из земли лезли, как мигранты в Европу? Нехорошо все это, неправильно… Вон и ежи того же мнения, а уж на что – ежи…
Надо бы завтра внушение сделать Димке с Дашкой, подумала ДД. Чтобы взяли свои меры – потихоньку-полегоньку… музыкальный центр, что ли, сломали бы, хозяевам? Или что у них там орет?
Хотя не до того сейчас Димке с Дашкой, у Дашки с Димкой прибавление ожидается, а появление на свет даченят дело до того хитрое, до того трудное, до того хлопотное!
Да… попрутся в леса… грибов, может, и не найдут, но нагадят – это уж точно! Сколько ж мусора от них, от людей, немыслимое ж дело…Эх, люди.
ДД вздохнула – и за что мы, дачные, их так любим, своих дачников?
Нет, правда, за что? А ведь любим, жалеем их, из шерсти вон лезем, чтобы угодить, чтобы жизнь медом им хотя бы казалась, - хотя бы на время отпуска, хотя бы на выходные!
Н-да…
ДД навострила уши и повела носом: легкие, почти невесомые шаги послышались со стороны соседнего участка, а с ними – пыхтенье, сопенье и шуршащее бормотанье, в котором можно было расслышать что-то вроде:
- Шиш на шиш, плесень – кыш, гниль на нож, будешь сушь, будет куш!
И еще что-то про «Париж, хрен найдешь», и «уж замуж невтерпежжж!!
- Дуськ, это ты?
- А то кто жжж? – ответили из темноты: видно, как взяла разгон на рифму шипяще-жужжащую – так и остановиться не могла.
Ловко вспрыгнула на веранду, потянулась, выгнув спину…Хотела было мурлыкнуть, но передумала и осуждающе покачала головой:
- Все дымишь, Донька?
Только она, Дуська, называла ее не по имени-отчеству и не двумя буквами, а как в молодости. Когда они, две совсем еще юные девчушки-домовушки - и 90 обеим не было! – оказались первыми поселенками в этих местах…
В комодах из города перебрались, познакомились, сдружились…
Понятное дело, что называла она ее Донькой только наедине, не при свидетелях – надо же авторитет и политес блюсти!
Была Дуся чуть ниже, чуть тоньше ДД. Обута в разношенные кроссовки «советский адидас», на футболке черепашка ниндзя, а на длинных ушах криво сидела бейсболка с надписью «Привет делегатам ХХХ областного съезда фазановодов!»
Вот, кстати, еще отличие: если у ДД уши напоминали овчарочьи, и бодренько так, стоймя стояли, то у Дуськи висели, как у спаниэля или лабрадора и были черные-пречерные, ни намека на седину!
Хотя было у ДД подозрение, что она их тайком подкрашивает Гарньером и оттеночным шампунем, - каковое подозрение та, конечно же, с негодованием отметала!
- Ночь какая хорошая….
- Ага, славно.
- Да…Только об эту пору уже спать надо укладываться, а нынче, похоже, нам не спать…
- Похоже на то. Была я, кстати, у нашего… Сельдереева.
- Ну, и…?! – оживилась Дуська.
- А! – махнула рукой ДД, - так, послушал-послушал… Мимо кассы.
- Да что он и может-то?
- Вот и я о том. Ладно. Перезимуем как-нибудь, - и когда она только будет, зима-то? Вот какая теплынь стоит…Твои-то, кстати, не приехали?
- Не-а. Теперь вот только на Новый год приедут, ну и за картошкой - я уж и то сегодня намаялась, гниль и плесень из подвала гоняла…
- Да уж слышала заклинания твои: шипишь на весь поселок.
- Ну, а чем еще?
ДД завела глаза:
-Дуськ, ну ты прямо как из каменного века…Ну, есть же современные хорошие препараты!
-Ага, химия… спасибочки, сама травись. Вон, никак курить не бросишь…Хочешь, заговорю тебя? Я тут недавно одно новое заклинание выучила, - как раз для тебя!
- Отстань, надоела… Ты бы лучше вон тех, которые попсу гоняют по ночам, чем-нибудь… Усмирила.
Дуська хихикнула:
- Не-а. Вот этих – точно, никакими заклинаниями не возьмешь, только – химией, современными хорошими препаратами! Валяй, попробуй…
- Отомстила! – фыркнула ДД. - Скажи лучше, как там у Дашки с Димкой? Двигается дело с малышом?
- Не-а, не очень. Сама знаешь, ребята молодые совсем, зеленые-сопливые…Неумехи, одно слово.
- Ну, не скажи, - не согласилась ДД, - Димка, я считаю, насчет скрипа половичного – просто виртуоз! Шопен! Ростропович! А у Дашки с запахами-ароматами неплохо получается, - давешней зимой у меня в подвале цвели и пахли орхидеи – такое амбрэ!
Я ей, правда, флоксы заказывала, да чего-то она там перемудрила…. Пересолила, недосахарила…
- Во-от! – назидательно протянула Дуська. – Все от молодости и безалаберности, а цветочками играться – это тебе не ребеночка вывести! Не ту паутинку поймаешь, с зарей ошибешься, росу проспишь…И – все! Считай, дело пропало - или такая монстра-кадавра вылупится, что Франкенштейн тихо в сторонке закурит-заплачет!
- Да ну тебя, паникерша…Ребятки старательные, все у них получится…а ты помалкивай, особо-то про их дела по сээнтэ не болтай: сама знаешь, в тайне все должно быть!
- И не болтаю вовсе я, только с тобой….
От упоминания о монстрах-кадаврах мысль ДД логически скакнула к происшествию у дачницы Коровочкиной – тому самому, с которого мы начали свой рассказ:
- Слышь, Дуськ, а что говорят по поводу… Ну, сама знаешь, про что?
- Ой, Доньк… - сразу сникла подруга.
- Так. Что-то слышала, да? Ну, не жмись, колись – что?
- Ой, Донька, - тихо и боязливо прошептала Дуська, - страшное говорят…Может, неправда, а… В общем, говорят, что Неприкаянные опять объявились.
- Да ладно?! – ахнула ДД.
- Ну! - уныло махнула вислыми ушами Дуська. – Не то завклуб, не то завсклад… а то может, и того круче…об ком и говорить-то…ОЙ!
- ЧТО ты сказала? – свистящим шепотом осведомилась ДД выпуская когти. – ОБКОМ?
- Оговорилась! – пискнула Дуська, с ужасом глядя на подругу.
Под носом у ДД немедленно и немилосердно закололо, защипалось – и даже не усы, и даже не усищи, а что-то совсем уже гомерическое полезло во все стороны, два помела каких-то!
ДД заметалась, наступая на эти метлы, зашипела, запрыгала…
А в углу терраски верещала и причитала Дуська, отбиваясь от собственных усов, которые росли у нее еще, кажется, быстрее, чем у ДД, и перли уже за перила, в сад, в глухую, черную, беспросветную ночь!
- Дуська!!! Заклинание, быстро!!! Ну, давай!!!! – отчаянно закричала ДД.
- Не могууу! – задушенно проорала в ответ Дуська. – Закли-и-и-нило заклинание!
Мать чесная, да как же это остановить-то?!
В голове у ДД молнией мелькнуло воспоминание: комикс в рисунках одного гениального художника, про средство для ращения волос: как один толстенький лысый человечек намазался этим снадобьем, и как стали у него с нечеловеческой быстротой расти космы, все больше, все длинней, полный кошмар, вроде того, что у них сейчас…правда потом оказалось, что этот ужас ему приснился…
А звали того художника… имя его…
Вот, же, черт, память никакая!
А! ХЕРЛУФ БИДСТРУП! Вот кА…
И вдруг все кончилось. Ну, просто вмиг все исчезло!
ДД поднесла дрожащие лапки к лицу, пощупала опасливо – так и есть, крохотная щетинка, совсем незаметная.
Ну, и ну…Это что ж у нее получилось – вроде нового заклинания, что ли?! Елки-палки, надо запомнить…
- Дуськ, ты как?
- О-о-ох, - донеслось дрожащее из угла терраски. – Что ж это такое было-то… и как оно… и кто ж его…Доньк, это ты что ли, сумела? Убрать?
- Вроде того…
- Но как?!
- Книжки надо читать, - наставительно произнесла ДД.
Хотя тут в общем-то больше подходило бы слово «рассматривать», - но какая в данном случае разница?
Глава 7. Появляется Клитемнестра Контентовна
В тот же самый вечер, когда две дачные особы сражались со своей обезумевшей растительностью под носом, в сээнтэ со столь ненавистным капитану Петрушкину названием тоже не спали…
Тоже не до сна было Клитемнестре Контентовне, предводительнице местного коттеджного сообщества, и ее полночному собеседнику, - ну и парочка встретилась, страннее не придумаешь, несовместимее не бывает!
Она – вся точеная, изящная, изысканная – куда там дачным до нее! ДД, не говоря о Дуське, рядом с ней просто тетехи затрапезные.
А у нее-то и коготочки в мягоньких лапках ухожены, и маникюр-педикюр, и шерстка на ушках – волосок к волоску; одета по сезону в спортивный костюмчик от Версаче… Ну, словом, все при ней.
Тот же, с которым разговаривала Клитемнестра Контентовна…
Да, сразу скажем, что таким длинным именем ее тоже никто не называл, а величали мадам Клико, или уж просто подобострастно и безымянно – Хозяйка; что было, заметим в скобках, неправильно и противно самому естеству существ, ибо Хозяева у них – люди…
Но кто же будет спорить с Клико, если ей так хочется и так нравится?
Хотя иные недоброжелатели из первых букв имени-отчества сложили для нее такие прозвища, из которых Кликуша было еще самым пристойным…
Ну, да ладно, сейчас не об этом – о собеседнике Клико. Был он маленький, плюгавенький обглодыш, замотанный в какое-то грязное тряпье, от ушей мало что вообще осталось…И глаз подбит, и ноги разные…
А каким ему и еще и быть, бедолаге-помоечному?
У них ведь, существ помоечных, даже имен родовых не было, одни клички – Поганка, Пылеглот, Падальщик….
Или вот как этот - Полуприемник. Если кому непонятно – опустившийся и спившийся в доску полупроводник…
Брезговала им, конечно, на порог и даже на заднее крыльцо не пускала, - общалась в самом дальнем углу сада. И через марлевую повязочку, продушенную духами – Клима, как нетрудно догадаться…
А и обойтись без него, вонючего, не могла: известно ведь, кому ведомы все секреты, самые грязные, гнусные и поганые, кто целыми днями в чужом мусоре и дряни всякой копается…
- Ну, что у нас любопытного? Чем удивлять будешь, много сегодня нагадил?
Полуприемник сдавленно хихикнул, потер черные пятерни с кривыми когтями:
- Так ведь сами знаете, Хозяйка, трудно нынче гадить-то стало…Дачные не спят, и даже дремать не собираются убогие эти…
- Ишь ты, - лениво усмехнулась Клико, - убогие они ему. А сам- то на себя давно в зеркало смотрел?
- Ну, - смутился обглодыш, засучил корявой лапой по траве, - какой ни есть – а на службе у лица уважаемого и влиятельного… Вашей, то есть.
- На службе он… Служака какой выискался, толку от тебя… Ну, говори, - какая полезная от тебя информация?
Утырок засипел и загундел: на 23-м, мол, участке сегодня была драка, - как всегда, получив пенсию и принявши по этому поводу «на грудь», пустились выяснять отношения супруги Куроцаповы. Общие потери: три сломанных ребра, три выбитых зуба, да еще дачной своей, которая как всегда, кинулась разнимать и мирить, да случайно материализовалась, - чуть не оторвали ухо и расквасили нос…
- Дальше, - процедила Клико.
На 10-м участке, - самом что ни на есть заброшенном-захудалом! – провалилась, наконец-таки крыша. Чуть-чуть и тамошнюю дачную прихлопнуло бы, однако, увы, обошлось. Теперь она ходит и плачется – мол, несмотря на все ее усилия, хозяевам та дача как была, так и есть по барабану, - ну, а она же, дачная, а не кровельщик и не плотник какой! Чтоб дом вовремя ремонтировать…
- Это все? - нетерпеливо перебила докладчика Клико.
Плюгавыш забормотал-забубнил что-то еще – про сломанную где-то яблоню, про повалившийся у кого-то забор, про начисто пропавший урожай сортовой моркови…
Ну, и всякое прочее в таком же, неинтересном духе – Клико зевнула, сказала со злостью:
- Ладно, все ясно – ничего путного. Вали отсюда. И не приходи больше с такой фигней! Службист, тоже мне.
Обглодыш заюлил:
- А может, хоть какую тряпочку старую, иль бумажку, а лучче того батареечку севшую, а, Хозяечка? Ну, смилуйся, ну, очень нужно – ведь вторую неделю, считай, без пропитания…
Из мутного его глаза вытекла и повисла на щетинистом носу мутная же капля. Клико поморщилась:
- Вали-вали! Я по пятницам не подаю. Не припасла для тебя батареечки. Говорю же: нароешь чего важного – будет тебе… На ужин. Проваливай, ну?!
Совсем съежился утырок-полуприемник, и тихо зашипев, испарился.
Ф-фу… Ну, и вонь же от него! Аммиак, ацетон, еще какая-то дрянь химическая, да плюс сортир вокзальный…М-бр-мр-рр, мерзость!
Клико сняла повязочку, помахала перед носом маникюром – так и хочется взять и проветрить участок, форточку открыть, как в квартире… Ну, да само выветрится.
Хорошо еще, что хозяев нет – отправились хозяева отдыхать на Гавайи, в очередной попытке примирения и воссоединения семьи – не без ее, конечно, Клико, усилий и стараний…
Ох, уж эти ее старания…
Происходила-то Клико из городских домовушек, так же, как и в свое время и ДД, и Дуська, и многие другие.
Так же – да не так…
То ли клоп мимо пробегал в тот злосчастный момент, когда она на свет появлялась, то ли зловредный таракан на нее плюнул…мало ли? А много ли ей, крохе, надо было тогда?!
Клоп ли, таракан, а может, вошь педикулезная высморкалась, или еще какая пакость по соседству приключилась – да к ней и прицепилась, вот и пропакостилась изначально.
Помнит свое первое жилье – девятиметровую комнатушку в коммуналке, которую снимали в городе ее хозяева, - тогда еще молодые, веселые, красивые, беззаботные студенты-экономисты.
И все это ей ужасно не нравилось, и все это хотелось поломать- изменить. Ну, что это за жизнь такая, что за жилье? Что за радость и веселье – в девяти-то метрах?!
Вот и начала стараться, начала принимать меры…И нашептывала, и зудела, и пилила, и нудела…И навевала, и внушала, и впаривала, и втюхивала своим хозяевам мысли злобные и завистливые: у других вон как, а у нас – вон чего?!
Масса же есть способов убеждать и добиваться своего. И не только у существ.
Противно, как ножом по стеклу, упорно, как неисправный бачок в сортире, назойливо, как осенняя прилипчивая муха – капать, ныть, канючить, нудеть…
Так и доканючила – переехали сначала в отдельную однушку. Потом приличную двушку. Потом шикарную трешку.
И все равно – мало ей было, мало, мало!
Со временем освоилась, конечно, с законами дикого рынка, а в первую очередь, - вторичного жилья, разумеется. Чего там и понимать-то особо, не Бином Ньютона…
Наслушалась, нанюхалась, поднаторела – и пошла нашептывать, пошла науськивать и подсказывать: как обмануть, обойти, развести, как хапнуть и удержать, и не сорваться и не спалиться…
Хозяева, наивные, конечно, думали, что это их самих осенила очередная гадостная мысль поутру, которое вечера мудренее…
Ха! Как бы не так. Это все она, - ее труды и бдения ночные, ее старания злокозненные.
Так и достаралась - до отдельного, роскошного по ее меркам и представлениям, коттеджа…СВОЕГО!
Имя, конечно, тут же и немедленно поменяла – самозванно, чтоб от прежнего даже духу не осталось! Зато в нынешнем - и «к», и «т» - все как надо, для «коттеджных»…
Сама «Клитемнестру Контентовну» себе и придумала – и ужасно новым именем гордилась: ни у кого такого нету, никому такое не придумать! А читать книжки и ей доводилось…особенно из древней истории, про королев и цариц выдающихся.
А еще всякие сказки – например, про Золотую рыбку и глупую старуху – и всегда поражалась, ну, чего бы этой старой дуре не остановиться на царице?! Да и столбовой дворянкой по тем временам неплохо.
И было бы все путем, жила бы припеваючи. Нет, истинно говорят, что жадность фраера сгубила, но уж она, Клико такую глупость никогда не совершит!
Вполне достаточно ей и того, чего достигла!
…Да только вот Хозяева были уже совсем не такие как прежде, скрючила, скособочила, скорчила их жизнь, и веселье-беззаботность исчезли, как и не бывало…
Какое уж там веселье, когда у него холецестит-панкреатит, - и хочется чего вкусненького, и позволить уже себе может что угодно, хоть осьминогов фаршированных маринованными устрицами!
А вот хренушки тебе. Кушай овсянку на воде, сэр.
Да и по мужской части образовались проблемы, как часто по ночам замечала бдительная на этот счет Клико. Причем, не только с законной супругой - а ее-то как разнесло! Глыба – глыбой, а в девушках такая тростинка была, 90 60 90!
И никакие диеты не помогают, никакие липосакции не спасают, сейчас вон, шмоток целых три гардеробных отдельных комнаты – а что носить-то при таких габаритах? Чехлы от танков?
И куда что делось? И как это все случилось, в какие вечера?
Тут ведь что особо поразительно…
Клико хоть и стерва – стервой, хоть и хищница из хищниц, а все равно нутру своему не изменишь: ну, любила она своих хозяев, и добра им желала – по своему, конечно!
И жалела их, и хотелось что-то такое для них сделать…
Чтоб не с такими кислыми, каменными и злобными физиономиями они по вечерам у модного камина своего сидели, чтоб не стояла у них мертвящая тишина в двухэтажном доме – когда, бывало, по неделям друг с другом не общались, а любой разговор тут же перерастал в ссору, свару, склоку, чуть не мордобой!
Нет, не этого ей, Клитемнестре хотелось, при всей ее стервозности.
Вот говорят, что дети – очень даже в таких случаях помогают…
Но где ж малыша взять-то было, когда хозяева все сроки упустили?! В битвах за отдельное жилье и прочее богачество, ею же самой и спровоцированных…
Пересиливая себя, завела знакомства – не дружбу, и не приятельство даже, вот еще, сопли какие! – с соседями и соседками из других коттеджей…
Та ж фигня!
И та же беда, и те же проблемы – бесплодие, бессилие…
От бессилия бесилась…И все думала: кто же виноват в том, что все так случилось?!
А тут – как назло все время на пути попадаются дачные!
Из старых садовых товариществ типа «Заря» да «Рассвет»… тьфу!
Свой-то поселок давным-давно не без ее, опять же, стараний правление и общее собрание переименовали: ну, круто же звучит – Массачусетс! Эксклюзивненько так. А кому не нравится – пошел вон.
Но… радости-то как не было, так и нет. Как в тех фальшивых новогодних игрушках.
Со злости объявила себя председательницей и Хозяйкой всех коттеджных округи, - ничего, скушали.
И опять – не то! Опять чего-то не хватает, скребет душу, томит ненасытной жаждой и бессильной тоской…
…А эти ходят - радостные такие, всем довольные, всех любят, всем помогают; а кому не помогают, а наоборот, то это опять же в рамках традиций: дескать за плохие поступки плохим людям надо делать плохо!
Тоже мне, воспитатели-моралисты какие!
У иного и халупа-то в одно окошко – а рожа счастливая.
И вот скажите, почему такая несправедливость: одним – все, другим – ничего?!
По вечерам песни поют дурацкие. А то скрипеть и трещать своим старьем деревянным начнут…
Нет, ну скажите: нашли чем гордиться, нищеброды, нашли, с чем носиться – со скрипом своим ступенчато-половичным?!
Скрипеть Клико и сама была мастерица, но – так, да не так…
Короче, возненавидела она их лютой ненавистью, и появилась у нее сокровенная, горячечная мечта – вывести всех дачных под корень, в прах развеять, с землей сровнять!
А на той земле устроить, например, поле для гольфа.
Безмерно и безумно раздражали ее дачные, этот их дешевый романтиЗЬм и бла-ародство, эти лютики-цветочки там у них в садочке… Вот, просто р-р-рвала бы зубами в кр-р-ровь!
Поначалу в рамках держалась сама – и общество свое, как и было уже выше сказано-изложено. В котором, кстати уж сказать, тоже все было не так однозначно, и среди коттеджных попадались унылые романтики и глупые моралисты, и вообще никчемные создания, - на взгляд Клико, разумеется
А потом прорвало, конечно.
Подписывая ту самую конвенцию ни разу не усомнилась – так же, как и ДД, слову сказать, - что этим у них не кончится…
Свела тогда же полезное знакомство с помоечными и еще кое с кем из местных. Завела на всякий случай двух – не то телохранителей, не то прислугу - из своих, из коттеджных, Коку и Куку.
Те еще раздолбаи-обалдуи! Судя по всему, если при ее рождении таракан был замешан какой-нибудь, то у этих и вовсе тля безмозглая...
…И снова мысль о малыше – а может, не хозяйском? Может, собственном? Соблазнительная и восхитительная мысль о продолжении рода своего опять проникла в голову…
Но как?! Выводить малышей она не умела, заклинания знала только про то, как убрать с дороги конкурента или кинуть делового партнера…
А тут – профи нужен, специалист!
Опять же – чтобы кого попало не вывели, не надо ей миленьких-добреньких-благородненьких, сопливеньких-слезливеньких, тошнит от них…
Но с другой стороны, как-то и не хотелось бы, чтобы что-то на манер «черной вдовы» вылупилось, которое – гам! – тут же и сожрет свою создательницу.
В общем, думать тут надо, со специалистом посоветоваться…
В сети, опять же, пошарить.
Сеть своя, Интернет свой и паутина имелись у существ, а как же. Только без никаких ноутбуков и прочей трехомудии – так обходились: паучки-то провайдеры на что?
В этих размышлениях дошла Клико по дорожке до дома, в который раз полюбовалась, какой же он у нее красивый, настоящий замок!
И вздохнула: ну, чего им не живется-то? Все при них, все как у людей! Эх вы, люди-люди…Неблагодарные, одно слово.
И вдруг недовольно повела носом и ушами: вроде бы проветрилось уже?
Или это…
- Что? Опять?! – рявкнула в темноту, откуда несло невыносимым ароматом.
Так и есть, вернулся утырок.
- Не подходи, зараза! Там сиди! Только все проветрилось – ну, чего тебе еще?!
- А вот чего, Хозяичка, - послышалось гундосо из-за кустов, - вы про призрак-привидение-то слыхали, который на участке у Коровочкиной укокошил Ваську-Суперфосфата?
- Ну, знаю, естественно, - надменно сказала Клико.
- А вот чего не знаете, наверное: говорят, что это Неприкаянные объявились опять…
Что характерно: реакция у Клико на эту новость была такая же, как и у ДД – только что без усов…
- Да ладно?! – ахнула она.
- Ага, а еще-то, еще чего узнал! На 81-м участке ребеночка выводят, во! Ну, как, хозяечка – заслужил батареечку, а? Угодил?
- Еще как, - злобно пробормотала Клико. – «У королевы шотландской родился сын, а я - мертвый, иссохший сук…» Принес радость, зараза.
- Чего?
- Да ничего, заткнись…
И вдруг…Клико аж задохнулась от внезапно пришедшей мысли: что, если…?
- Вот что, ну-ка, быстренько найди мне Поганку, - скомандовала она.
- Ой, Поганку… да что ж, хозяечка, зачем вам Поганка-то? – плаксиво зачастили из куста.
- Делай, что сказано! Иди и найди! Она, небось, как всегда у винных-магазинных ошивается.
- А покушать? Обещались ведь…если чего важное донесу…
Черт с тобой, так и быть: метнулась к дому, вытащила из пульта от телевизора батарейки, закинула в куст – на, жри, заслужил, вонючка.
Глава 8 . О мороках, маразме и ужасных последствиях оптимизации
Известно из литературы – да и жизни тоже: если кому нечего терять, он становится способен на все. Эту мысль ДД в свое время почерпнула из разорванной книжки без обложки и последних страниц, которая валялась на чердаке…
Купилась, надо сказать, на эпиграф про призрака, который где-то там бродит… Не она первая, да и не она, видимо, последняя купилась на этот эпиграф…Н-да.
А может, и не из книжки, а собственным умом дошла – мысль-то, как ни крути, правильная. Даже и для призраков – хоть и заявила ДД капитану, что-де дачные в них не верят, в глупые эти человечьи сказки…
Ну, а для существ – тем более.
Ведь вся суть и весь смысл существования существ, - уж извините за тавтологию! – в том, чтобы служить Месту и Людям, Людям и Месту: дому, где они живут, или тому помещению, где проводят большую часть своей человечьей жизни; месту, с которым связано у них, человеков, все самое дорогое, самое ценное!
Самое СУЩЕСТВЕННОЕ!
И страшная беда, когда существо теряет это место. А случались такие заблуды! Когда по рассеянности или от маразма – скажем, как у них в «Заре» бабушка Деменция, которую всем товариществом вечно приходилось отыскивать, и в дом, и в сознание водворять. А чего вы хотите, в 199 лет-то?
Или от разгильдяйства, а то и от топографического кретинизма – не все же дачные были такие уж сознательные – положительные, под одну гребенку чесаные… как и коттеджные – разные, не на один только клитемнестрин фасон скроенные…
Но та беда, когда существо потеряется, поправима – любое существо, не только дачное. Почти всегда поправима – хотя иные заблудшие оказывались порой и в таком непотребстве, на такой обочине, на таком дне, откуда не выбраться, и – увы, переходили тогда в разряд помоечных…
И все-таки самое страшное, все-таки хуже нет, когда само МЕСТО существом занимаемое, - единственно возможное и любимое на земле! – когда место это теряется, исчезает, пропадает, растворяется в небытии, обращается в пыль и прах…
Даже и самое название его вычеркивается отовсюду, откуда можно.
Тогда-то и переходит существо в разряд Неприкаянных, которым нечего больше терять…
Тогда то и наступает для них – и для всех! – самое ужасное.
Неприкаянные хуже помоечных, - потому тем есть хотя бы, куда возвращаться!
А у этих нет ничего, кроме их жутких воспоминаний…
Никто не знал, сколько их еще бродит здесь, на земле, этих Неприкаянных, никто не считал, но знали, чувствовали – здесь они, здесь, никуда не делись, время от времени давали о себе знать – вот тогда и начинались разные бедствия…
Завклубные и завскладные, предместкомные и предпарткомные – жуткие сущности!
Ну, а самым страшным из них был морок обкомный – от одного только упоминания о нем, сами видели, какой катаклизм разразился!
Забытые имена-названия, прОклятые и вымороченные должности-места…Ну, - мОроки, одно слово.
И только одни самонадеянные и самовлюбленные дураки могли думать, что с Неприкаянными можно как-то о чем-то договориться, или использовать их в своих целях, или как-то обмануть!
Не было против них никакого приема, не действовали никакие заклинания – во всяком случае, из известных.
Вот почему до судорог, до столбняка, до истерики боялись их все прочие существа – организм реагировал мгновенно и какие-нибудь отросшие на километр усы были еще цветочками…
Вот только непонятен был механизм воздействия Неприкаянных. Начитанная ДД, считала, что это очень похоже на то, что проделывали монстры-дементоры в известной саге про Гарри Поттера, которую она в свое время прочитала не без удовольствия…
А, например, Дуська была с ней совершенно не согласна! С чего бы, говорила возмущенно, какие-то ихние заморочки – да у наших, отечественных мороков?!
И то верно.
Да уж, нет страшней крысы загнанной в угол… И существа, потерявшего свое место.
...Но, с другой-то стороны: если ЕСТЬ, что терять – тоже будешь способен на все, и драться будешь за это, и грызть и рвать до последнего, разве нет?
И тогда что же, вовсе без разницы получается: иметь или не иметь, что так, что эдак?!
Ну и ну…
Мысль эта пришла к ДД однажды утром, недели через две после описанных событий. И показалась до того свежей и оригинальной, что решила она немедленно ею с кем-то поделиться, - да хоть бы с Дуськой закадычной своей.
Вылезла из любимого комода, выбралась на крылечко…
Н-да. Лучше бы не вылезала: настроение мгновенно испортилось, потому что погода стояла – хуже некуда: сухо, ясно, тепло, травка зеленеет, солнышко блестит…
И все это было бы хорошо и распрекрасно в мае – но в декабре?! Кошмар, одно слово – ведь даже ни одной снежинки еще было не видать в этом году, зато вон, паутинки летают – что тебе бабье лето…И сна, конечно же, ни в одном глазу!
А на 22-м участке, слышно, распустилась – вы подумайте!! – розочка…Слабенькая, хиленькая, на тоненьком стволике-стебельке, но до чего ж отчаянная – бутон бледно-розовый выпустила и распушила…
Да и настырная настурция до сих пор еще кое-где горит своими желтыми и оранжевыми огоньками…
В ДЕКАБРЕ-ТО???
Ох, допрыгаемся мы с нашим глобальным потеплением, ох доиграемся, мрачно подумала ДД. Нсли дальше так дело пойдет, мы и сами собой, дачные, изничтожимся, как вид – безо всяких автострад…
Ведь нельзя нам не спать, нам без привычного порядка, и распорядка, и уклада жизни – никак! Одно ж дело – мелкая бессонница, книжки почитать, а совсем другое – когда вовсе не спать, ведь мы ж на том и стоим, и существуем, что зимой спать обязаны – а где она, зима?
Нету ее ни в одном глазу – зато вон, дачники отдельные несознательные опять понаехали, опять на 81-м завели свою попсу – бух-бух-бух…
А на 70-м – куда только ихняя Динарка смотрит?! - и вовсе обалдели: стройку затеяли!
Да кто ж строительством зимой-то занимается, кто ж фундамент и прочую опалубку зимой кладет?!
Хотя… опять же – где она, зима?!
С досады и огорчения полезла в карман фартука, достала сигареты, закурила: хотя обычно зимой она не курила, бросала, - да и кто ж курит во сне-то? Но тут…
- Все дымишь, Доньк? – послышалось знакомое, и с тихим шорохом на ступеньках крылечка возникла Дуська.
- Ты бы чего поновее придумала, - огрызнулась ДД. – А еще лучше – ты, спец по заклинаниям! – может, зиму нам организуешь? В конце-то концов?
- Ну, где уж нам уж, - притворно вздохнула Дуська, - Это ты, оказывается, у нас мастер новые заклятья выдумывать - от неконтролируемого роста усов, например. А нет того, чтоб с любимой подругой поделиться, рассказать, научить… Нет?
- Вот, честное тебе пречестное – забыла! – покаянно прижала лапки к груди ДД. – Тогда помнила, а потом опять из памяти вылетело…
И было это почти что правдой, потому как заковыристые имя- фамилия гениального датчанина то у нее появлялись в голове, а то опять исчезали…
- Маразм крепчал? – сочувственно осведомилась подруга.
- Да все от недосыпа.
- А из какой хоть «оперы»-то слова заветные?
- Да художник есть такой. То есть, был. Знаменитый, из Дании.
- Андерсен, что ли?
- Сама ты… Художник, говорят тебе! Карикатуры рисовал! Ну, вот не помню, хоть убей, опять вылетело.
- Ну, и ладно, - покладисто сказала Дуська. – Главное, чтоб ты в нужный момент вспомнила…
- Не, - решительно помотала головой ДД. – Главное – чтоб его вовсе не наступало, такого момента!
- Да уж, - поежилась Дуська, - вечерок тогда выдался веселый…
- Да! А я ведь между прочим, как раз тут вспоминала про тебя, хотела тебе одну мысль свою сказать, - задумчиво сказала ДД. – Вот только какую? Тоже забыла…
- Ох, мать, - потрясла ушами Дуська. – Это уже не маразм, это уже Альцгеймером попахивает. Может, пойдем погуляем, а? Ветерком тебя обдует, может и вспомнишь, а то сидим в своих комодах безвылазно…Добро бы еще спали, а так…
- А ты читай.
- Не могу – очки куда-то задевались. Весной видела, а сейчас – нет…
- Вот, - а еще меня Альцгеймером дразнишь.
- Да разве ж я дразню? Это я любовно… ну, что, пошли, что ли?
- Пошли, - вздохнула ДД, - что еще делать-то…
По дорожке мирно болтая дошли подружки до самого последнего участка на линии, до поворота на большую дорогу, и там, под развесистой сосной встретился им – кто бы вы думали?
Капитан Петрушкин собственной персоной.
Но Бог ты мой, в каком он был виде!
Расхлюстанный, расхристанный, в старых кедах на босу ногу, небритый, тренировочные штаны пузырями на коленках…Ей-ей, иной помоечный и то приличней выглядел – особенно если по праздникам; и ничегошеньки от осталось, кажется, от сурового, подтянутого, собранного работника правоохранительных органов!
- Привет, девочки, - развязно сказал капитан и громко икнул.
Батюшки, да от него еще и самогоном несет!
- Что это с вами? – испуганно спросила Дуська, – вы же на службе!
- Служба вся, служба уся, служба ко-о-о-нчила-ся, - скривившись пропел капитан.
- Сократили Петрушкина - вот так вот! В целях, говорят, опти…пити…мицации. Говорят: зачем нам тут отдельный участок? Да еще вечно с фокусами всякими твоими, ПеССССтрушкин… гады такие!
Капитан всхлипнул и опять икнул.
- А я ж им столько дел… я ж им, мать их, рас.. рыс…рЫскрываемость я им вот как повысил! Всего-то один «глухарь» и был – с этим сучонком, с Васькой с этим, Супер…пасра…фасра… Бл-л-л-ин!
И тут вдруг как всегда не вовремя и некстати память проснулась и вернулась к ДД, и она выпалила, перебив излияния бывшего начальника участка:
- ХЕРЛУФ БИДСТРУП! Вот как!!!
- Ты чего ругаешься-то? – с угрозой и пьяной обидой произнес Петрушкин. – Ты думаешь, если Петрушкина сократили из органов – так его можно обзывать по-всякому, да?! Думаешь, я теперь – что, я теперь – ничто, что ли, да? ДА?! – внезапно взревел бывший мент, и по привычке зашарил у себя рукой под мышкой…
И хоть это сильно напоминало со стороны поиск блох, и хоть пистолета табельного там уже не было, но перепугались дачные до того, что пискнув, с тихим шорохом, обе враз, дуэтом исчезли.
Оставив бедолагу бессильно бушевать, и рычать, и топтаться, и грозиться под развесистой и вечнозеленой сосной…
…а свежую и оригинальную мысль свою ДД так и не вспомнила – да и прямо говорить, что уж в ней было такого, оригинального и свежего?
Глава 9 .Очень короткий разговор
-…Ну, ты знаешь, что делать.
- Да чего там знать-то, дело нехитрое.
- Все у тебя есть для… ну… сама знаешь, чего?
- Есть, есть. Все у меня есть – осталось стырить да принесть, хе-хе…Тока что я с того буду иметь?
- Чего ты хочешь?
- Да много чего. Вот, костюмчик, например, вроде вашего.
- Ты пасть-то особо не разевай! Не забывай, с кем говоришь!
- Ох, какая вы сердитая…Ладно, тогда мне хотя бы… хотя б… А, вот что: шляпочку бы новую! А то эта уж примелькалась, поистерлась, истрепалась.
- Надеюсь, без вуальки? Не как у некоторых?
- Нужны мне ихние вуальки!
- Ладно, будет тебе шляпка. Только смотри, сделай все, как надо!
- Да уж сделаю – что вы, чесслово, ученую-то учите?
- С-с-слушай-ка, а вот такой момент… ну, знаешь, бывают такие – побочные эффекты?
- Ну, барыня, вы и задачи ставите… и уж больно много хотите - за одну-то шляпочку!
- Поторгуйся еще…Ладно, свободна! И сделай, как договорились.
Глава 10. Что варит котелок?
На 81-м участке, в самой глубине заросшего сада стояло некое строение-сооружение, которое так и хотелось бы назвать «крупорушкой» - вот, только знать бы еще, что это такое?
Ладно, будем проще: старый сарайчик. Или древняя летняя кухня, к примеру. Снести его или хотя бы подправить покосившиеся стены у хозяев руки не доходили – да они у них и вообще мало до чего доходили: приезжали в основном на субботу-воскресенье, на шашлыки, - прямо у дома стояла барбекюшница.
Врубали громко музыку (ДД на горе, на беду!) резвились-веселились; а потом бросали все и укатывали в город до следующих выходных.
Молодые, не до сада-дома-огорода, погулять-отдохнуть охота после трудовой напряженной недели, - где ж тут что успеть?
Молоденькими были и здешние дачные, Дашуня и Димка, - помните, говорили о них ДД с Дуськой?
Ровесники дачного товарищества «Заря», они и появились на свет на заре – на этом самом участке, в этом сарайчике; тогда еще свежем, чистом, крепко пахнущим сосной, с капельками смолы на досках, из которых был сложен…
60 лет по человечьим меркам – довольно прилично, да и для дома тоже, - а вот для них, дачных, - всего ничего. И совсем юными, просто сущими детьми и были, да и выглядели; и она, с ее косичками и миленькой челочкой над аккуратненькими, чистенькими ушками.
А у него уши чуткие, музыкальные, а глаза зеленые, мечтательные…Ну, по всему видать – творческая личность.
И до сих пор жительствовали они в той самой крупорушке, неразлучные и нераздельные, не представляющее себе жизни друг без друга, - кажется, даже и дышать не могли по отдельности!
И не муж с женой, и не брат с сестрой, а просто – дачные, как уродились – парой, так и жили…
У них-то как раз и шел сейчас самый разгар важного процесса:
появиться должен был у них ребеночек, первенец.
Первый – и единственный: так уж они, дачные, устроены, что только один раз во всей их долгой жизни и могло у них все сложиться, и звезды встать, как должно, и свершиться такое чудо…
Одно дело, когда существо заводится само собой – тогда всякое возможно, - вон чего с Клико получилось!
И совсем иное дело – когда от двух любящих сердец.
Да еще строго по инструкциям, да по плану, по правилам!
А если вы меня спросите, как у них, у дачных, насчет секса – так я вам отвечу: кому как повезет.
Ну, собственно, и у людей ведь так же, разве нет?
Так вот, в данную минуту как раз и наступал в кухоньке-крупорушке один из критических, ключевых и поворотных моментов ПРОЦЕССА…
- Димк, ты скоро?!
- Несу, кисонька, несу-бегу!
- Ну, давай уже быстрей! Время сыплется!
Аж пританцовывала на месте от нетерпения Даша, держа в опрятных лапках песочные часики и поглядывая на электрическую плитку.
А там, в начищенном до блеска медном котелочке, тихонько побулькивало что-то разноцветное, и переливалось всеми цветами радуги, и пахло…
Ах, и не выразить, до чего хорошо!
Булькало же в том котелочке и кипело…
Н-да. Как же это сказать-то, как бы выразиться поприличней?!
Не говорить же: «варился малыш» - кошмарно звучит!
Хотя оно, по сути, и правда.
- Димка!! Ну, ДИМКА ЖЕ!!!
- Все-все, вот они мы!
В дверях кухоньки появился Димка, отдуваясь, втащил огромную миску, в которой потрескивали, посверкивали, разгорались и гасли искорки – зеленые, голубые, сиреневые…
-Ты обалдел?! Куда столько много? Написано же – две-три горсточки!
- Ну, так с запасом же собирал! Они же гаснут, исчезают, смотри, - давай, сыпь скорей!
- Нет, лучше ты сыпь, а я буду помешивать…Только аккуратненько сыпь, потихонечку!
- Ага…
И тоненькой струйкой посыпались-полились в котелочек…
ЗВУКИ!
Да-да, вот именно звуки – те самые искорки.
И каких тут только не было!
И посвист-щебет птичий, и шум дождя, и перестук колес дальнего ночного поезда, и веселый треск костра, и шелест майской листвы, и шорох падающих октябрьских листьев, и звон струны гитарной, - а еще и скрипичной!
Ну, и само собой понятно – тот самый, непередаваемый, неподражаемый и необходимый скрип старого дерева, дачных половиц и ступенек...
Потому как на все звуки мастер был Димка, и в скрипИчных, и в скрИпочных делах понимал, права была ДД.
Натурой, словом, был тонкой, артистичной: в свободные часы выучился играть на гитаре и скрипке – сам смастерил…
Ну, не Страдивари, ясное дело: но звучали инструменты вполне себе!
Конечно, играл по любительски, не Ойстрах, прямо скажем. Все ж таки лапки у него были, как и у всех дачных, а не пальцы.
Но Дашке нравилось! А это самое главное.
- Ну, что, хватит? – шепотом спросил Димка, внимательно разглядывая содержимое котелка, которое вроде бы и осталось прежним, а в чем-то неуловимо изменилось, стало струйчато-дымчато-переливчатым, добавилось оттенков, а запах стал тоньше, но и ярче, отчетливей…
- Ага.
- А теперь что?
- А все пока на сегодня, - Дашуня сосредоточенно принюхалась.
- Теперь пусть оно еще побулькает у нас…И помешать надо.
- Кто мешает, - того бьют.
- Ну, очень остроумно…Знаешь, Димк, меня все-таки эта попса по выходным напрягает: а вдруг маленькому повредим?
- Да ладно, они же еще ничего не слышат?
- Все они слышат! И все они чувствуют на этом сроке – только сказать ничего не могут… Да, масик мой, да, масенький?
И Дашка нежно повела в котелочке вишневой веточкой – строго по инструкции, семь раз по часовой, семь раз против.
Этих веточек – разных! – было у Дашуни припасено множество. Березовые и черемуховые, тополевые и грушевые, яблочные и сосновые, ивовые и рябиновые – у каждой свое свойство, и запах, конечно, свой, и каждая - для особого дела…
Ну, волшебные веточки, иными словами.
- А может, ему поиграть? Как думаешь, Сен-Санс пойдет? Интродукция и рондо каприччиозо, а?
Дашуня нахмурилась:
- Нет, котенька, знаешь, все-таки рановато ему Сен-Санса… Давай лучше про ежика резинового! Ему сейчас в самый раз будет.
- Сделаем про ежика, не вопрос!
Достал из угла гитарку, подтянул колки, прошелся по струнам.
По роще калиновой, по роще осиновой, на именины к щенку, в шляпе малиновой шел ежик резиновый с дырочкой в правом боку…
Голос у Димки приятный, - домашний такой баритон; петь любит, да еще и умеет, что немаловажно.
Репертуар бардовский Димка наизусть знал – это у них– тоже от дачи, от стариков-родителей нынешних хозяев, - ведь когда-то стариками они не были, и любили по вечерам разводить костер на участке, и пели и «Солнышко лесное», и «Ты у меня одна» и «Брич-муллу» и много чего еще, – и как не запомнить, как не полюбить такое?!
Небо лучистое, облако чистое на именины к щенку, ежик резиновый шел и насвистывал…
- Кисонька, - вдруг прервал песню Димка, - а как ты чувствуешь, кто у нас будет? И… какой? Или какая?
- Не знаю, котинька, - улыбнулась Дашка. – И никто этого никогда не знает. Но… я стараюсь! Чтоб такой получился, как ты… Чтоб на скрипке его играть научил!
- Не, - покачал головой Димка, влюбленно глядя на подругу, - лучше такая, как ты! Умненькая, красивая. Пойдем на чурочки посидим, а?
- Сейчас на тихий огонек поставлю – и пойдем!
«На чурочках» - это было у них самое любимое после кухоньки место – у забора, где когда-то давным-давно сложили еще старые опять-таки хозяева дачи бревна-дрова. Что-то сожгли, но осталось немножко чурок, обросших уже мягким мхом, на которых и любили они сидеть вечерами, тесно прижавшись друг к дружке…
А иногда тут же, на тех же пенечках и грибы-опята собирали – в урожайный сезон.
- Ну, а чего ты сегодня еще делала, пока я звуки собирал?
- Да ничего особенного, скучала по тебе…
А, вот: Каська забегала на пять минут, поболтали с ней.
- Опять твоя Каська…Смотри, увидит вас как-нибудь ДД, так скандал устроит, - вздохнул Димка, а Дашка тут же привычно возмутилась, коготочки выпустила – совсем чуть-чуть, но все же:
- Да что мне, в конце-то концов, ДД – свекровь?! Или полиция нравов? Я что, не могу общаться, с кем хочу? Мне что, с тетей Дусей общаться? Или с бабушкой Деменцией? О чем, интересно? И потом, Димк, ну ты же знаешь, - Дашка ласково потерлась о его плечо, пощекотала за шею:
- Ты ведь сам знаешь, Каська ведь нормальная тетка, и вообще, не все они там, у коттеджных, чочнутые, как эта их Кликуша, ну ты же знаешь, да, котичка? Они даже ведь и начинаются, как мы с тобой любим – на «кот», «КОТтеджные, а, кота? А Каська - она вообще даже к нам ближе, чем к ним! И делится со мной, и все рассказывает, и … И вообще!
- Тоже мне, Пятая колонна, - проворчал Димка насупившись. – А может, как раз наоборот: Засланный казачок?
- Ну, ты уж скажешь, Дим!
Нет, в глубине-то души он ничего особо не имел против Каськи – или, чтобы уже правильней сказать, Кассиопеи Константиновны. Неплохая вроде тетка, невредная, здоровалась всегда...
и кстати, в той знаменитой и злосчастной заварухе участия не принимала, потому как появилась тут уже после того, как были подписаны исторические документы, гораздо позже…
Опять же понимал и Дашуню: не с бабушкой же Деменцией ей в самом деле, дружить, поболтать о своем, о девичьем!
Так ведь сложилось, что молодежи среди здешних дачных было прямо скажем, маловато, а точнее выразиться – не было и вовсе.
В других сээнтэ – да, водились-родились молодые местные, а в «Заре», по какой-то случайности – одни сплошь бывшие городские-домовые… У них и понятия другие, и возраст, конечно; а в соседние сээнтэ бегать по гостям Дашка не любила, - не заблуда же она какая?
А Димка часто из дому отлучался, поскольку считался первейшим по всей округе скрИпочным настройщиком, заказов хватало: у кого вдруг начисто пропадал этот заветных звук, а у кого-то с тона сбивался, начинал звучать фальшиво, - когда плаксиво-тоскливо, а когда бравурно-мажорно…и совсем не под настроение…
Одним словом, нарасхват был Димка, так что Дашка в основном одна дома сидела, со своими веточками; но не все же запахи ворожить-колдовать?! Эдак вконец обалдеешь.
- Но ты все-таки поосторожней, поаккуратней – особенно сейчас, когда такой момент…и …и береги себя! И смотри, котенок, чтоб ДД не увидела, ну, правда же, замучает упреками-подозрениями! - жалобно попросил Димка, на что Дашка весело откликнулась – уже безо всяких когтей:
- Да ладно тебе кота, не волнуйся, все будет хорошо! - и чмокнула Димку в усы и в нос; а тот даже мурлыкнул, до того ему было приятно, - и ведь не надоедало, не приедалось такое никогда!
Вот так сидели они на своих чурочках, обнявшись, коротали время, болтали, пели иногда на два голоса, что твои Никитины…
Таким хорошим был бы и этот вечер, да вот только...
… вот только за разговором своим не увидели и не почуяли, как мелькнула в кустах бледная тень, просочилась в крупорушку-кухоньку, а там метнулась к плитке, выросла, зависла над ней, закачалась, задрожала – тошнотворная, поганая, склизкая, липкая!
Закачалась, выпустила отростки – словно пальцы тощие да жадные, подержала над котелочком заветным…подержала-подержала…подержала-подержала…
Да и пропала, как и не было ее, нечисти.
Эх, ребята-ребятки. Хорошие вы, но – правы люди взрослые-пожилые: молодые еще, беспечные, доверчивые…
То есть, бдительности – ну, ни на грош.
Глава 11. Гороскопам надо верить
В то злосчастное утро все валилось у ДД из лап, все шло кувырком! Вылезая из комода, зацепилась за нижний ящик – упала, расквасила губу.
Добавляя себе роста – они ведь, дачные, не только исчезали-появлялись, а еще и уменьшаться в размерах могли до полной нано-микроскопичности: а иначе как бы умещались в тех же ящиках от комодов? А некоторые даже и в обувных коробках, а иные - и в спичечных коробках…и так далее.
Так вот, добавить себе роста решила – стукнулась макушкой об край стола, шишку набила.
Ну, и «на третье», на десерт: хотела кофейку попить, - да кипящий чайник себе на лапки и вылила…
Заорала, конечно, так, что немедленно примчалась Дуська, - зашипела, запричитала, заклинанием нужным боль убрала – а волдырь все равно остался.
- Чегой-то ты сегодня такая вся несобранная?
- Да день у меня, наверное, плохой – ну-ка, глянь, кстати, вон на полочке лежит, прочитай, чего там сегодня советуют?
На полочке лежал у ДД астрологический календарь Лины Саванской. Если честно, заглядывала она в него не каждый день, и кстати, зря: недаром ведь еще древние говорили, мол, Praemonitus, praemunitus, - предупрежден, значит вооружен!
- Сегодня не стоит предпринимать никаких серьезных дел, - наставительно прочитала Дуська, дальнозорко-далеко отставив от себя календарик, - а также проявлять излишнюю доверчивость и легкомыслие, вот! Поскольку день в целом неблагоприятный!
- Точно, - сокрушенно сказала ДД, разглядывая волдырь на лапе. – Не буду проявлять легкомыслие. И какие уж тут серьезные дела, с такой травмой…
- А чего собиралась делать?
- Да так, по дому – прибраться-убраться…На дворе-то чего там? Опять зимы нет?
- Не-а.
- Ну, вот… Нет, Дуськ, с этим надо что-то делать, а что – ума ни приложу.
- Ага, ага, вот и я – ну, все кажется заклинания перебрала-перепробовала! Даже и твое… ну, с этим – херлом… Как ты им капитана-то!
Обе так и фыркнули, так и покатились со смеху; а отсмеявшись первой, ДД малость пригорюнилась:
- Хотя вообще-то жалко его, пропадет теперь, а неплохой мужик-то.
- А это что у нас, профессия такая есть – «неплохой мужик»?
- Вот и плохо, что нету.
- Слушай, Доньк, - внезапно оживилась Дуська, - а давай мы его это… усыновим?
- Изумительная идея. А то еще фильм такой был: «Выйти замуж за капитана» - не хочешь попробовать?
- Да ну тебя, я ж серьезно!
- А я и того серьезней – тоже мне, мамаши нашлись!
- Ну, или шефство над ним возьмем, а?
- Ага. Так он тебе и дастся в лапы…
- Ну, что-то хочется сделать, как-то ему помочь!
- Как? Погоны мы ему все равно не вернем, с работой сейчас – сама знаешь, как: кризис.
- А вот… а вот помнишь, он там под сосной, когда ругался, про глухаря сказал – мол, единственный – это Васька-Суперфосфат…
- Ну, и?
- Так, может мы ему наводку дадим? Ну, чтоб ему отличиться? Так, намекнем, потихонечку… про Неприкаянных…
И Дуська опасливо провела у себя под носом.
- Очумела?! – и ДД тоже испуганно схватила себя за нос: нет, вроде чисто пока.
- Ну, Дуська, ну, мало тебе одного раза, да? Что болтаешь-то? А потом… даже если и намекнем, и даже если сам он это дело воспримет, - то как он своему начальству-то докладывать будет? Его же сразу определят в соседнюю с Митькой Мародером палату, в психушку… Вот уж поможем – так поможем человеку! Век благодарен будет!
Дуська расстроено почесала за черным ухом:
- Да, чегой-то не катит… Нет, но ты как хочешь, а в идее усыновления безусловно, есть что-то…
- Безумное. Тогда уж - увнучить.
- Или – утетить? Ну, в племянники взять?
- Совсем хорошо.
- Нет, правда, Доньк, насчет усыновления – а что? Оформим все официально, как полагается…нам, может, какие льготы за это будут, а?
- Ты еще про материнский капитал вспомни… Ну, и фантазии у тебя, подруга! Ладно болтать насухую - кофе-то будешь? Только поставь чайник сама, остыл, небось.
- Да уж, - тебе на сегодня горяченького хватит!
Но не успели подружки выпить по первой и продолжить обсуждение аспектов проблемы «чем помочь капитану», как посреди комнаты с тихим щелчком возникла Даша.
Расстроенная, косичка расплелась, глазки красные:
- Здрасти, тетенька Домна Дементьевна, здрасти теть Дусь!
- Ты чего, девочка? Что случилось?
- Ой, не знаю… может, и не случилось еще, а может и случилось…
- Ну, говори, не тяни! С малышом? – в один голос испуганно вскричали обе.
- Ага-а-а! - вконец расплакалась Даша.
И вот что рассказала.
Вчера вечером, после посиделок своих, (ох, лучше б не сидели…) сняли они с Димкой котелочек с плиты – все точно, минуточка в минуточку! Как положено в инструкции, укутали теплым и поставили до утра в теплое и тихое место.
С утра пораньше Димка исчез по своим заказчикам, а Дашка достала котелочек, поставила на плиту, подождала, когда потихонечку оно забулькает…
Забулькало. Взяла тогда Дашка веточку - другую, черемуховую, - и стала было помешивать – опять же все строго по правилам, по программе!
И вдруг с ужасом увидела, как начала чернеть веточка, на глазах покрываться странным каким-то, мохнатым налетом – а такого быть не должно, категорически!
И самое содержимое котелочка какое-то странное стало, какой-то рябью-волной пошло, стало пупырчато-бородавчатым…
И – ЗАПАХ! Самое главное, от чего Дашка уже просто помертвела вся – запах стал совсем другим…
В общем, все не так пошло, не так, НЕ ТАК!
Заметалась Даша по кухоньке, за что хвататься не знает, только одно и сообразила – сюда рвануть, вот она и здесь:
- Тетеньки, миленькие, помогите, гляньте хоть! И что ж нам теперь делать-то?!
Пока она говорила, у Дуськи только одно в голове и вертелось – накликала, накаркала, дура старая: ведь поминала же, ведь ляпнула же тогда, в разговоре, про кадавру-монстру!
А про что ДД думала – трудно сказать, может, даже и про то же, потому что кинула на подругу взгляд укоризненный, свела брови… Ну, и усы, разумеется, тут как тут: на пять сантиметров выросли, шевелились-топорщились напряженно…
Да и у Дуськи под носом поперло, и у Дашки.
- Ой, тетеньки, ой, золотенькие вы мои, ой, меня ж Димка теперь убьет, - причитала Дашка, терзая себя за усы.
ДД опомнилась первой – взяла себя в лапы, да и правильный председательский тон взяла:
- Дашк, кончай реветь! Ничего он тебя не убьет, он тебя любит! А ты, Дуська, давай быстро с ней – погляди, что там, и как, и…
- Чего я там погляжу-то?! - плачущим шепотом перебила ее Дуська, - Я ж сто лет уже с ребеночками дела не имела! Вернее, сто один.
- Да?! А кто пять минут назад в мамаши рвался? Так, без дискуссий: давайте девочки, вперед! Может, не все еще так страшно, слышь, Дашка? Не реви, говорю…
Тем же злосчастным утром расстрига-капитан Петрушкин проснулся у себя на городской квартире с дикой головной болью и твердым решением: надо завязывать! С отвращением оглядел свои однокомнатные апартаменты – это ж надо было так за неделю насвинячить… или больше? За десять дней?
Мелькало что-то в голове, смутные тени-образы: с кем-то он пил, кого-то он бил…или его? С дачными тетками вроде разругался… Или нет?
Охая, поплелся на кухню, пошарил в буфете, в ящике с лекарствами, с раздражение отпихнул упаковку «анти-полицая»: фуфло полное!
А вот валосердинчика накапать - это будет правильно; а если еще в комбинации с анальгином, и ношпой, и трудотерапией – так и совсем правильно и хорошо получится.
С остервенением принялся за уборку – чистил, мыл, скреб; включил стиральную машину, сгреб в большой мешок банки-бутылки, огрызки-объедки…
В общем, часа через полтора комнату было не узнать, да и капитана тоже: принял душ, побриться даже отважился…
Сидел у чистого стола, пил крепкий и сладкий чай, закусывал анальгином.
Ну, что же: вот она и начинается, новая жизнь…
Интересно только, какая? Ведь ничего другого не умеет капитан, кроме дела своего милицейского-полицейского: делал его как мог, гордился им, как умел…
А теперь-то что? В охранники податься? Те самые, которых он так презирал всю жизнь? А еще куда?
И снова обида, и горечь, и тоска захлестнули его: да чтоб они провалились со своей оптимизацией!
Сцепил руки за головой, покачался на стуле, взгляд скользнул по комнате, остановился на шкафу…
Так и есть: не добрался туда пыль смахнуть, а там – заветная заначка, с полбутылки будет...
А не прикончить ли ее?
Мысль была конечно предательская… но до того притягательная!
- Ну что, жизнь налаживается? – промурлыкал за спиной чей-то голос.
Он обернулся: ишь, ты! Клико заявилась, собственной расфуфыренной персоной.
Они не любили друг друга – а Клико так просто презирала: был бы полковник хотя бы! а то капитанишко занюханный. А теперь уже и вовсе отставленный от дел… хотя вот именно в этом качестве вполне возможно он бы и пригодится?
Ну, и капитан таких дамочек, таких фифочек, таких шлюховато-подловатых на дух не переносил – ни в женском, ни в ином виде-состоянии.
- Здравия желаем...
- И вам не хворать… мадам, - выговорить «Клитемнестру Контентовну» капитан и в лучшие-то минуты не мог, а уж теперь…
- Какие-то проблемы?
- Да вот вопросик у меня к вам имеется: что у нас, в законодательстве, есть статья о зельеварении?
- Н-ну…О самогоноварении была, а про зелья…вроде, не помню такой.
- Самогон, зелья – какая уж особая тут разница, - и Клико выразительно покосилась на заветную пол-бутылку на шкафу.
- Смотрите, а то я ведь, как сознательная гражданка…
- Излагайте, - буркнул Петрушкин.
И Клико в немногих словах, довольно толково изложила: мол, варят у себя, на 81-м участке, дачные нечто такое, что явно «выходит за рамки»; опять же, используют электрическую плитку, а энергию потребляют «мимо счетчика»!
Опять же – непонятно, какой экологический вред наносят окружающей среде, но что наносят – это определенно!
- Ну, уж насчет экологии – это перебор, - неприязненно сказал Петрушкин, стараясь не глядеть на собеседницу: тоже еще, стукачка выискалась.
- Да я – что? – с напускным и противным смирением отозвалась та, - я ведь - как сознательная жительница… А если вам, уважаемый, это подозрительным не кажется, я ведь и к прокурору могу обратиться… И в пожарную охрану, а еще в горэнерго…
- Да хоть к губернатору! Я-то вот другое – и как раз про вас слышал: смуту сеете, чуть ли не заговор готовите…
- Ой, - Клико пренебрежительно поморщилась, - я вас умоляю! Интриги все это, сплетни и наветы! Так что с моим сигналом: зафиксируете, или как?
- Проверить требуется, - с откровенной уже ненавистью процедил Петрушкин.
- Ну, это уж как водится, проверяйте, - пропела Клико, и вдруг всплеснула лапками:
- Ох, да что же это я…Вы ж теперь вроде и не при делах?! А я тут перед вами рассыпаюсь-то…Ну, точно, надо было мне к прокурору идти! Кстати, если насчет работы интересуетесь - так в нашем коттеджном поселке охранники требуются…
- ЧТО?! – аж задохнулся от злобы и возмущения капитан, - в твой долбанный Мусучус? За кого ты меня принимаешь?
- За мента, которого с работы выгнали, за кого же еще? – злорадно усмехнулась Клико.
- А ну, пошла вон отсюда!!! Кошка драная!
- Да я-то пойду, а вот ты с чем останешься? – нисколько не испугалась и не смутилась та, - подумай, бывший гражданин начальник!
…Ну, и как тут бросить пить?!
… А может, именно так и бросают? Ведь до чего дошло – ниже падать некуда, хуже только на помойку!
Вот, кстати, и о помоечных – у этих тоже денек не задался.
Началось с того, что обнаружила с утра Поганка подарочек-типа-гонорар: надеюсь, все уже все поняли, - про тот короткий, но зловещий разговор, и про то, чьих бледных лап было черное дело в крупорушке?
Так вот, как помните, обещана была Поганке новая шляпка…
Но когда увидела Поганка обещанное, пришедшее с первой утренней доставкой, ( а проще сказать, свалилось на нее с ясного неба) так просто затряслась от ярости: ну, Кликуша, ну, стерва, удружила, отблагодарила!
Шляпка была почти новая, тут ничего не скажешь – но!
Яркая, огромная, мухомористая!!! Такую не спрятать, за версту ее видно, и так и тянет двинуть по ней палкой или ногой…
И главное-то, - старую свою, примелькавшуюся-поношенную Поганка вчера на радостях уже выбросила, в ожидании обновки…
Дождалась.
Понятно, что первыми оценили приобретение свои, - повыползали изо всех углов, окружили, - тут и Передряга была, и Полуприемник, и Пирамидон, и Плакса, и Подошва:
- Ух, ты!
- Ну, ваще, дела…
- Поганочка, а с тебя причитается, обмыть надо, чтоб носилась…
- Где такую оторвала? Дай хоть померить!
- А колер-то, колер-то какой!
- И краешки в рубчик, - модная!
- Не маловата она тебе? Не жмет?
Ну, и прочее, в том же веселом духе – они ведь горазды поиздеваться, помоечные.
Понятно, что кончилось все грандиозной дракой: всем досталось, никому мало не показалось. Драка – она ведь только начнись, когда процесс пошел, уже не важно – кого и за что, главное – сколько? Плаксе оба глаза подбили; Пылеглоту челюсть на сторону свернули; Передряга двух пальцев на правой руке лишилась – и не найти их теперь, а новые когда еще отрастут?
Ну, а Полуприемника мало, что вовсе не затоптали, хилого.
…Одно слабенькое утешение: в драке дареную шляпу помяли, порвали, в грязи поваляли – стала не такой видной; а то ведь и надеть-то нельзя было!
А что за поганка без шляпки? Так, недоразумение на одной ноге.
Ну, Кликуша, ну, гадина!
Ладно, сочтемся…
…Оставшись одна ДД в отчаянии схватила себя за уши: вот беда, вот беда! Не очень-то верилось, что Дуська что-то там поправить сможет: тут же генетика… молекулярная биология… перинатальные всякие дела, то да се… Где уж бабкиным заклинаниям справиться?!
И Дашку, растяпу, жалко, - наверняка ведь опять что-то перепутала!
Если не хуже что случилось.
Ну, и понятное дело, что конец всем надеждам…всему дачному миру последние времена наступают!
Считайте сами: зимы нет. Маленького, судя по всему, не будет, - а если и будет, то такой крошка Цахес вылупится, что страшно подумать…
То есть, что там и думать: однозначно нужно прекращать это дело!
А тут еще автотрасса нависла…ну, все одно к одному.
Может, и впрямь, ВРЕМЯ пришло?
ДД покосилась на свой комод, - такой уютный, такой милый, такой свой…
С тем самым запертым намертво нижним ящиком.
Неужели тот самый случай? Или еще обождать можно, обойдется как-нибудь?
А как узнаешь?
Подковыляла на обожженных лапках, погладила теплое, родное дерево…
Отзовись, ответь, посоветуй: как быть-то?
Знала ДД один секрет, тайную тайность про свой комод, про тот нижний ящик – знала, и никому никогда не говорила, даже закадычной своей Дуське…
А вот, кстати, и она, Дуська – вернулась одна, прямо даже уши поседели от горя и страха:
- Кошмар, Доньк…Не знаю, что тут сделать можно, ничего нельзя, явно погань навели! Необратимую!
- Думаешь, навели? А не сама Дашка наколбасила?
- Не-а, по всем признакам – наведенное.
- Ты ж говорила – с ребеночками давно дела не имела? Может, ошибаешься? - с последней надеждой спросила ДД, но Дуська отчаянно замотала ушами:
- Нет! Точно тебе говорю! Уж как-нибудь поганое распознаю, не в ребеночке суть…
- Но зачем? Кому это понадобилось? Мотив же должен быть?
- Какой там мотив…И ясно, кто тут постарался!
- Думаешь, помоечные?
- Да некому больше, к бабке не ходить! Только за ними еще явно кто-то стоит …
- И этот «кто-то» - конечно, коттеджные…
- Ну! Кто ж еще…
- У тебя они прямо «враг номер один», империя зла…
- А – нет?! Помяни мое слово, они еще и с зимой как-то замешаны… в смысле, что никак не наступит!
ДД только лапой махнула: в этом вопросе Дуську было не переспорить.
- А Даша? Чего не вернулась?
- Так сидит у своего котла, орет-ревет! Говорит, что все равно не бросит теперь и не выбросит, не оставит и отдаст никому!
- Вот дуреха-то!
- Ага! Я ж хотела было сразу в кусты котелок вылить, - что ты! Налетела, как коршун! Сама, дескать, справится, сама вырастит….Перевоспитает, в крайнем случае.
- Сумасшедшая!
- Не то слово…
- Так надо было заставить, убедить ее! Она ж на нас на всех такую беду наведет с таким своим… отпрыском! Ты что, не понимаешь, какие будут последствия?!
- Умная, да?! Вот иди сама и убеждай! Хоть дерись с ней! Добром ведь не отдаст, у нее материнский инстинкт прорезался! Иди, попробуй!! А то… расселась тут и… командуешь.
- Дуськ, ты чего? Поссориться захотела?
- Нет, Доньк, правда: ну, что – я? Ты ж у нас главная! Вот и принимай решения, и бери на себя ответственность!
Обе вошли в раж, у обеих усы торчали, - что тараканьи!
- Дуся Дормидонтовна!
- Чего, Домна Дементьевна?!
- Вы что себе позволяете?!
- Ой, как напугали, прямо вся трясусь!
…Вот и не верь после этого гороскопам. Разругались ведь вдрызг, Дуська с таким скрежетом и грохотом исчезла, аж в ушах засвистело-зачесалось у ДД.
А было же написано черным по белому – неблагоприятный день!
Глава 12. Раз пошли на дело…
Общее собрание по поводу неприхода зимы и других чрезвычайных обстоятельств назначили на 22 декабря. ДД уже горьким опытом наученная, сверилась заранее с календарем, с астрологией – вроде, хороший день обещала Лина Саванская, с прекрасными перспективами, что немаловажно!
Уже не говоря о том, что – зимнее солнцестояние.
Ну, а сама просто с ног сбилась, исхлопоталась – одна же, все на ней, помогать некому! Всех оповестить, со всеми договориться, все согласовать – шутка ли, 96 душ – участков охватить! И все одна.
Дуська с тех самых пор и глаз не казала, все характер и фасон выдерживала: случались у них такие размолвки…
И надо бы пойти помириться, а – тоже характер не мед.
В общем, как-то все было плохо. И мысли точили день и ночь, и сна, по прежнему ни в одном глазу, - а с другой стороны, тут и спать некогда!
Больше всего, конечно, из-за Дашки мучилась, из-за детского и глупого ее упрямства.
Ведь что девка творит! Заперлась в своей кухоньке, никого не пускает, даже Димку! И все что-то там возится, все варит варево свое – а уже ведь понятно, что ничего хорошего там не сварится!
И пытается, и старается поправить непоправимое, а как именно – никто не знал, а только видно было глухими и черными декабрьскими ночами, как тускло и зловеще светится окошко в крупорушке…
И Димку жалко до слез, совсем парень извелся, похудел, уши обвисли, в зеленых глазах тоска смертная…Сидит по ночам один на чурочках, на скрипке играет, - ну, прямо душу надрывает!
Или брал аккорды на гитаре, но, кстати, пару раз замечено уже было: фальшивить начал, не те ноты брать.
Вот до чего дошло!
…И прямо лапы чесались у ДД отомстить, ответить адекватно кому надо за это злодейство…Но – лапы, опять же, коротки у них, дачных, на всякие гадства да коварства, из другого материала сделаны!
Без помощника тут никак, без посредника не справиться!
Ведь ясно было, что честно-законным путем тут ничего не добиться, хоть лоб расшиби: не пойман, не вор, ничего не докажешь – ни про исполнителя, ни уж тем более, про заказчика…
По той же причине – врожденного непротивленчества – ничего и с Дашкой упрямой поделать не могла ДД в одиночку – вот, разве что всем миром, общим собранием?
Но опять же: у девчонки жизненная трагедия, а на нее скопом навалятся, «слушали-постановили», так, что ли?!
В конце концов, и они с Дуськой, две старые калоши, тут виноваты: распустили нюни, развесили – ах, маленький, ах, чудо какое!
А оно - вон какое чудо получаетсяя… отягощенное побочными эффектами, да еще непонятно, какими?
Следить нужно было, за ручку водить, блюсти и бдить буквально за этой молодежью!
А что сейчас делать – ума не приложу, и посоветоваться не с кем…
Эх, Дуся-Дусичка, подружка моя дорогая, где ж ты ходишь?
- Да нигде я не хожу, я у тебя под терраской уже полчаса сижу, слушаю, как ты гундишь и причитаешь, - ворчливо послышалось откуда-то снизу…
Ах, ты мое солнышко! Пришла!
- Ну, что – мир?
- Труд, май! - с готовностью подхватилаДуська
И пошли сидеть на крылечке обе-две неразлучные, и пошли болтать, словно и не было между ними ссоры…
- Как лапки-то твои?
- Да лучше: я, знаешь ли, капустные листья прикладывала.
- Ага. Толку было бы от твоей капусты, если б не я.
- Ворожила?
- Немножко: не бросать же друга в беде!
- Спасибо тебе, друг любимый…
- Не на чем…Собрание что, завтра?
- Завтра.
- Думаешь, кворум будет?
- Надеюсь. А вообще сама знаешь, колхоз – дело добровольное…
- Знаю. И особо ты не рассчитывай на это самое толковище…Я, кстати, эти дни тоже не лапами кверху валялась, есть у меня одна зацепочка…
И внезапно замолчала, нахмурилась, повела чутко носом, уши напрягла-навострила:
- Ничего не чуешь, Доньк?
- Чую…
- Та-а-ак… А ну-ка, - Дуська вскочила, прищелкнула пальцами, скороговоркой выпалила:
- Скрытое – проявись, тайное – покажись!
И проявилось, и показалось – немедленно перед крылечком сконденсировались две унылые фигуры…
Нелепые, угловатые, скособоченные, похожие как близнецы – как «двое из ларца одинаковы с лица».
Хотя именно с лицами у них было хуже всего!
Два коровьих блина, две навозных лепешки – вот на что это было больше всего похоже.
Но - с ушами.
Иными словами, образовались перед крылечком Кока и Кука, уже упомянутые нами однажды кликушины наушники…
- Ага-а-а, - зловеще прищурилась Дуська, - это у нас тут что же? Это у нас тут шпионы, да? Подслушивают, подглядывают, записывают? А что у нас со шпионами делают по… этим… как их?
- По законам военного времени, - подсказала ДД.
- Во-во! – с удовольствием поддакнула Дуська, - по им! Что?
- Расстреливают, - развела лапками ДД, - и со всей возможной кровожадностью добавила:
- Тащи, Дуськ, пулемет! В огороде он закопанный, еще с той войны…Щас мы этих анацефалов живо в расход пустим!
Дуська уважительно покосилась на подругу: слова-то какие знает…
- Не надо нас в расход, - прогудел Кука, а может и Кока.
- В расход нас не надо, - просипел Кока, или наоборот, Кука, кто их, чертей, разберет.
Подруги переглянулись:
- А чего с вами еще делать? Ну-ка признавайтесь, чего наслушать успели?
- Ничего мы не слышали, - пробурчал один.
- Не слышали мы ничего, - промычал второй.
- Да-а-а… Видать, совсем дела плохи у клиторши вашей, что таких орлов в помощнички берет!
- Ду-уська! – укоризненно протянула ДД, - ты чего говоришь-то?
- Подумаешь, - фыркнула та, - еще не так ее называют…Ты гляди, гляди, глазенками-то как зазыркали… А ну, брысь отсюда! – внезапно заорала Дуська, -
- Рассыпьтесь!!!
И рассыпались, только ветром дунуло.
- Вот же гадость какая… Да, а чего мы говорили-то?
- Ничего вроде важного…они все равно ничего бы не поняли!
- Я не об этом – вообще, на чем остановились? Сбили, уроды, с мысли…
- Да уж… Ой, ладно, Дусенька, спасибо, что пришла, и вообще…Но ты уж прости, мне еще доклад писать, к собранию-то. Хоть тезисы, а то все опять из головы повывалится.
- Ага, и мне тоже пора. А то у меня мыши там одни, скучно им.
- И как ты с ними ладишь?
- Да они же добрые, почти ручные!
- Ладно, тогда привет ручным, до завтра!
- Привет тезисам, - увидимся!
Общее собрание для полной и сугубой секретности решили проводить в коробке из-под женских сапог 41-го размера – и ничего, 89 персон разместились даже с удобствами!
Так что кворум, как видите, получился. А вот все остальное…
А все остальное – как обычно: судили, рядили, галдели, гомонили, в затылках чесали, возмущались, негодовали, до хрипоты спорили, за грудки хватали…
Только что ботинками об трибуну не стучали.
А в сухом остатке вот что.
О неприходе зимы резолюция была такая: поживем-подождем, до весны как-нибудь дотянем, а там видно будет.
Все проголосовали «за», один воздержался: Домкрат Дорофеич, известный среди дачных «Зари», как большой скептик и зануда.
По поводу Дашки и ее отпрыска (теперь уже по-другому его и не называли ) порешили так: поживем-поглядим-увидим, что получится, тогда и делать что- то будем…
Или не будем.
Домкрат Дорофеич опять воздержался, остальные – «за».
По третьему пункту повестки дня, о распоясавшихся коттеджных и помоечных и как их обуздать, - больше всего было возмущенного ора и неконструктивного галденья. Однако окончательная резолюция подозрительно напоминала первые две: поскольку воевать в открытую пока что никто особо не хотел, то и –
поживем-увидим…
Ну, а если что – тогда конечно!
Тогда - все, как один!
Один, правда, опять воздержался – все тот же Домкрат Дорофеич.
Уж этот нам воздержанный Домкрат…
- Нет, а чего ты хотела?! Чего ждала от этой говорильни? Или думала, мозговой штурм произойдет? Дума – Думой, толку ноль, - как могла, утешала подругу Дуська, когда после пятичасового сидения в обувной коробке они, наконец, выбрались на свежий воздух.
ДД, понятно, тут же схватилась за сигареты, а Дуська даже и не прекословила в этой ситуации, не ворчала свое «опятьдымишь».
- Не-ет, ты как хочешь, а я считаю, монархию надо заводить у себя – пока не поздно! Или диктатурку хоть какую, плохонькую.
- Плохонькую не надо.
- Сама не хочу.
- Да! Слушай, а я же вспомнила, о чем мы вчера говорили, когда эти мордовороты нас перебили! Как ты про угрозу глобального потепления начала - тут и вспомнила!
- Я, между прочим, тоже вспомнила – и в тот же самый момент, а начала ты про зацепку какую-то, так?
- Ну, не то чтобы, а идейка одна проклюнулась.
- Насчет Димки-Дашкиных дел, да?
- Ага: когда у нее, у них срок?
- Хороший вопрос. Если б все шло по плану и по программе – как и положено, весной. А теперь-то все вкривь и вкось, и кто его знает, - когда? В любой момент…
Дуська поежилась:
- Вот я и думаю, - может, можно все-таки как-то на ситуацию воздействовать?
ДД хотела было брякнуть, - мол, сразу и надо было «воздействовать»! Но вовремя язык прикусила, вспомнила, чем однажды такой упрек уже обернулся…
А Дуська тем временем продолжала развивать свою «идейку»:
- Если б нам хотя бы узнать, какая именно там погань? И что еще наворотила с ней Дашка – мы бы хоть представляли, с чем придется дело иметь… В общем, как хочешь, а надо нам с тобой туда идти!
- И как?! Она же заклятием «тройной замок» себя обвела-оградила, оно ж ни для кого непроходимое, Димка даже не может!
- Ну, знаешь ли, на всякий замок ключ можно найти, - хмыкнула Дуська, - или хотя бы отмычку.
ДД подумала было о комоде своем заветном…
но спросила про другое:
- А инстинкт материнский?
- Как-нибудь справимся… Тут, мне кажется, подойдет даже и простенькое заклинание, типа «замри-отомри»; нам главное внутрь попасть и чтобы хоть пять минут у нас было, чтоб она нам не мешала!
- Ага…а то кто ее теперь знает? Махнет своей веточкой – и нас как не бывало.
- Соберемся по-новой.
- Да это понятно; а зачем, если можно обойтись?
- Ну, так. Для тренировки! Чтоб навык не потерять.
И пошли они той же ночью.
Крадучись, незримыми тенями проскользнули к дверям кухоньки, затаились, прислушались…
Все так же тускло светилось окошко, да слышались из-за ветхой на вид дверки невнятные стоны и бормотание…
Ветхой дверь была, конечно, только на вид. А на самом деле – крепче железобетона, такое уж оно, заклятье «тройной замок»!
Но и Дуся дело свое знала, недаром еще на школьных олимпиадах первое место именно по таким барьерам брала: пошептала что-то под нос, поурчала…
- Готово, можно.
Переглянулись:
- Как договорились?
- Ага! Главное – внезапность!
- Нет, главное – синхронность!
- Нет, главное… А, ладно: и то, и другое главное!
- Ну: раз, два…
- ТРИ, и-и-и-и-и….ЗАМРИ!
Может, и не вполне синхронно, но с внезапностью получилось неплохо: вломившись в кухоньку, подруги увидели, как замерла-застыла в дыму над медным котелком изломанная исхудавшая фигурка…
Ох, и подурнела Дашка, ох, и постарела, ой-ой-ой…
Впрочем, причитать, конечно же, времени не было – чуть не столкнулись лбами подруги над котелком:
- Ну, как? Что-нибудь видишь? – прошептала ДД.
- Тиш-ше, не мешай, - прошипела Дуська, напряженно вглядываясь, внюхиваясь и вслушиваясь в содержимое котелка, - не дать, не взять спектрограф… или спектрометр? Кто из них спектральный анализ проводит?
А поверхность того содержимого совершенно уже изменилась и напоминала теперь экран дряхлого телевизора «Рекорд» на последнем его издыхании: сплошная рябь да зыбь!
Откуда-то достала Дуська рогульку-вилочку двузубую, повела легонько разок по этой ряби-зыби, повела другой…
И вдруг из самой середки котелка как булькнет, да как вынырнет!!!
Ахнули, отпрянули, в ужасе уставились на головенку-мордочку, над котелком возникшую.
Всего-то с кулачок величиной, но страшную, чумазую, а глазенки зеленые и до того хитрющие!
Подмигнула головенка, рот зубастый раззявила, язык двум теткам показала, да обратно в зыбь-рябь унырнула.
Язык, кстати, был вполне обычного вида, вполне такой детский язычок…
- Ох, инифигажсебе! - выдохнули обе, - и тут уж абсолютно синхронно.
- Давай убираться отсюда, у нас десять секунд всего осталось…
- Давай!
Схватились за руки, в последний раз обвели глазами кухоньку.
- Смотри, сколько веточек на полу!
- Ага, почти все переломала…
- Все, время вышло, уходим!
И с тихим щелчком исчезли, и возникли опять на любимом месте своем, на крылечке у ДД.
Дуська потрясла головой:
- Сильна Дашка…
- Надеюсь, он там один?
- Фигушки, - я семерых успела насчитать… А наверняка и того больше.
- Да уж, - понурилась ДД, - родила царица в ночь, не то сына, не то дочь…Ты все поняла?
- Чего ж не понять: шморлики! Во всей своей красе, да еще в неизвестном количестве!
- Ну, знаешь, могло быть и хуже: значит, все-таки, кое-что удалось Дашке…
- Удалая наша…мать-героиня! Шморлики, когда они целым выводком-табуном, такого натворить могут! Знаем, плавали.
- Но согласись, все-таки лучше, чем чисто грязная погань-то! И по-другому значит, не получилось…
- А ты заметила, что у него глаза зеленые?
- Точно, прямо Димкины! А что запаха там вовсе никакого не было? А, по идее, они же вонять должны?
- Значит, еще и мутанты… Ну, и что делать будем?
- Думать, Донечка, теперь только думать – включай мозги, подруга, ты ж у нас аналитик, вот и вперед, а я помогать буду…
И сели они думать, и думали всю ночь, аж уши вспотели! И даже кое-то придумать успели; а когда забрезжил серенький декабрьский рассвет, внезапно спохватилась ДД:
- Дусь, а ты ничего не слышишь?
- Не, а должна?
- Скрипка! Или гитара – не слышно ведь!
- Точно... И всю ночь не играл, и когда мы там были…
- А ты не помнишь, на собрании был Димка?
- Кажется, не был…
- Куда же он пропал?
- Может, по заказу ушел?
- Да какие у него сейчас заказы, сидел там неотлучно…
- И где же он тогда?
…А действительно – где же он, Димка?
Что же касается шморликов…Оно точно: если целым выводком нападут-насядут – веселого мало, не отобьешься!
Были это, коротко говоря, живые страшилки для маленьких существ, вроде тех, что и у человечьей ребятни бытуют из поколения в поколение.
Ну, знаете: в черном-черном доме, на черной-черной лестнице… И так далее.
Или такое: ленточки, бантики, косточки в ряд – трамвай переехал отряд октябрят!
Только вот у людей эти страшилки вербальные, ну, а у существ – вполне себе реальные, осязаемые, с ручками-ножками…
Даже и хвостиками, говорят.
Насчет рожек, правда, мы не в курсе, есть или нет; но и без них - сущие демоны! Шкодники, хулиганье, малолетние преступники…
Пубертат, одно слово.
Глава 13. Последняя и самая страшная в этом году…
Клико была очень собой недовольна. Редко с ней такое бывало, другими – да, но чтоб собой, любимой! А тут…
Все не так сделала, нахалтурила, накосячила!
Не слишком ловко «дурочку включила» с капитаном, да и нахамить ему по-хорошему, по большому счету не очень-то получилось…
Теряет квалификацию!
И Поганку не стоило злить – мало ли, еще пригодится.
Или уж по полной надо было разбираться с ней, окончательно: чтоб свидетелей не оставлять!
Да и сама идея – нагадить дачным, испортить у них малыша – как-то перестала ее греть и казаться такой уж блистательной…
Ну, нагадили-испортили, - а толку? У нее-то самой – нет и не будет…
Единственно, что развлекало, прямо заливалась смехом, стоило только представить себе изумленную бледно-зеленую поганкину физиономию в шляпище огромной, огненно-красной…уписаться!
Вот, опять расхохоталась – аж до слез, тушь потекла…
Решила подправить макияж, открыла коробочку, а там…
ОЙ!!! Да что же это?! Тушь, помада, кремы, лак для ногтей – ну, все, все буквально проросло черными, мохнатыми, осклизлыми грибами…
Кинулась по дому, по этажам-комнатам – и там они!
Вонючие, мерзкие, гроздьями изо всех углов! По всем плинтусам, по окнам, дверным проемам, на мебели, на посуде…
Ну, ВЕЗДЕ!!
…Отомстила, значит, Поганка.
Ну, ладно, будем считать, что квиты.
Пока квиты…
Попробовала было убрать эту дрянь клининг-заклинанием – в свое время даже спецкурс по ним прошла.
Помогало, да. Но только на время – через пять минут гроздья возникали вновь - и в еще большем количестве! Видно, поганкин курс покрепче оказался…
Злобно шипя, схватилась за веники-тряпки – так дело лучше пошло, - но, сколько ж нужно сил и времени, чтоб такой дворец-коттедж убрать?!
А если хозяева не ко времени вернутся – это ведь ужас, что будет!
И мелькнула тут у нее страшноватая мысль: а вот была бы сейчас девятиметровая комната – куда бы проще…
Аж задохнулась от ярости и бешенства, заплевалась, веником замахала – мол, убирайся!
Мысль, в смысле.
И она, мысль то есть, послушно убралась; но зато вместо нее явились-не запылились Кока и Кука.
Ну, очень кстати; однако для пущей острастки и чтоб не забывались, для начала на них наорала:
- Вас еще не хватало, дерьмо с ушами! Чего приперлись?
- Так мы ж по заданию вашему, доложить…
- По заданию мы…
- Да? Ну, и чего я вам задавала?
- Подслушивать…
- И чего наслушали, олухи, каждое слово из вас клещами тащить… Ну?!
- Обзывались на вас…
- На вас обзывались…а нас хотели – из пулемета…
- Из пулемета нас хотели…
Совсем у раздолбаев крышу снесло: пулемет им, видите ли, привиделся.
А что обзывали ее, так ей это сейчас неинтересно, сейчас другое важно:
- Ну-ка быстро, веники-тряпки-швабры взяли – и чтоб все было чисто! Чтоб никаких грибов!
Да не вздумайте их жрать, идиоты, они ядовитые!
…Ладно, из дома дрянь они уберут, а вот что с косметикой теперь делать? Она брезгливо ковырнула коготком в коробочке…
И зеркальце какое-то грязное, мутное.
Потерла пушистой лапкой, вгляделась…
И дико, по-звериному завыла-закричала: она не отражалась в зеркале!
Но зато из глубины осколка, клубясь вспыхивая, надвигалось на нее что-то
БЕЛОЕ и УЖАСНОЕ…
Надо вам сказать, что изо всех помоечных существ Плакса была существом самым прежалким – что и видно было невооруженным глазом, и понятно по прозвищу.
Откуда она появилась на помойке никто не знал, сама не рассказывала; но если на человеческие мерки переводить, то ясно было, что - женщина трудной судьбы.
А впрочем, почти про всех помоечных то же самое можно сказать, почти все знавали лучшие времена, почти у всех судьба не сахар, кривыми, и глухими окольными тропами оказались они тут…
Хотя и не все, повторимся: Поганка и Передряга были местные; про Полуприемника уже сказано, - из спившихся технарей; Подошва – из фабричных, с того самого закрытого-забытого калошного производства…
А вот Пылеглот - из бывшей интеллигенции, из библиотечных.
И было у него имя когда-то, а не кличка: Борисом Борисовичем уважительно звали; и не по своей воле на свалке оказался, а когда закрыли городскую библиотеку, вывезли и вышвырнули его сюда вместе со всем книжным фондом…
….и так и лежали они на грязном, талом снегу, и сквозь слезы видел он, как в мокрые комки превращались страницы, как исчезали и таяли строчки, как умирали слова…
…и какая же смерть страшней: от огня, как у того классика-фантаста, в знаменитой его книжке?
Или вот такая – как в жизни, в тухлой жиже, жалкая, гнусная, подлая?
Кто бы ответил…
Ну, а помещение библиотеки заняли – кто б сомневался?! - местные бандюганы, устроили было там ночной клуб…
Да как-то не заладилось, не пошло у них дело.
То вдруг у всех посетителей клуба наутро после развеселой тусовки кровавый понос отроется – чуть ли не дизентерия! Хотя анализы и нормальные.
То – неукротимая рвота. То чесотка. То еще какая фигня.
Ну, а уж когда пол провалился буквально под ногами у отдыхающих – а никак такого произойти не могло, клали насмерть, ремонт делали в бывшей библиотеке капитальный! – после того случая, словом, даже бандюганам стало понятно, что дело тут нечисто…
Позвали батюшку, освятить злополучное помещение. Никакого эффекта. Раввина – то же самое. Муллу – ноль эмоций.
В общем, сейчас там вывеска «продается», а желающих купить как-то не наблюдается…
Понятно, что и чесотка, и понос, и рвота, и другие несмертельные, но противные хвори и прочие порчи были делом рук Бориса Борисовича. Мстил, как умел, людям за разоренный дом свой, за убитых друзей.
А впрочем, тогда его уже Пылеглотом называли: и пыль-то бумажную годами глотал, и кое-что из иностранных языков помнил, – так что прозвище пришлось впору…
Потом-то, когда времена малость потеплели, звали его в другую библиотеку жить, да он уж не согласился: ведь здесь, на помойке, смерть свою нашли его близкие, считай семья, – куда он отсюда?
Он-то и цитировал частенько из любимой книги – печально и задумчиво, - про «кривые и глухие окольные тропы»; он, и только он называл Плаксу «сударыней», да и вообще обращался с ней по джентльменски.
В сущности, и со всеми местными дамами, включая Передрягу, Подошву и Поганку – он, кстати, единственный, не дразнил ее злополучной шляпой; но в драке все равно по челюсти получил…
Обычно-то на помоечных все быстро заживает, - иначе б и не выжили! – а тут, видно, какой-то существенный нерв ему задели, болело-ныло уже несколько дней.
Хорошо еще, Плакса все время рядом была…
Уже давно заметили: если что у кого болит, посидит с ним Плакса, слезу поточит… И вроде легче.
Нет, - не «вроде», а точно, легче!
И пользовались этим все напропалую, один Пылеглот стеснялся, вроде вампира себя чувствовал: ей, значит, слезы-страдания, а ему облегчение?
Но уж тут не до стеснения было, когда невмоготу.
Разумеется, не забывал постоянно благодарить:
- Премного вам обязан, сударыня, спасаете меня буквально от муки мученической…
- Полегче, что ли, дяденька?
Подвигал языком во рту:
- Существенно! Простите, что приходится слезами вашими пользоваться, но имеют они поистине целительный эффект! Еще раз сердечно благодарю и…
О, как бы мне хотелось увидеть, как вы улыбаетесь…или даже смеетесь!
- Эх, дяденька… Разучилась я.
- Но ведь это ужасно!
- Ужасно…Вот, Новый год скоро, а я так всегда любила этот праздник! Я ж, дяденька, детсадовская…
- Детдомовская? – не расслышал Пылеглот.
- Да нет же, именно что – детсадовская, - шмыгнула носом Плакса, - и примерно по тем же причинам здесь оказалась, что и вы… только у вас книжки, а у меня…. детишки-и-и…!
И она опять залилась слезами, а Пылеглот сочувственно погладил ее по костлявому плечику:
- И как же так случилось?
- Да обыкновенно: закрыли наш садик, потому как… этот… демографический упадок, вот! Малышей вовсе не стало. Ну, и бюджета не хватало. Здание-то у нас дореволюционное еще, церковно-приходская школа там была…А теперь то ли склад, то ли еще что.
А я с тех пор все реву да реву…А раньше-то совсем другая была! Сны веселые умела ребяткам наводить, игры-игрушки придумывала…
А уж на Новый год всегда такой праздник у нас в садике был! Елочку наряжали, детишки тоже все нарядные – кто белочки, кто зайчики…Песни пели – вот эту особенно я любила:
белые снежинки кружатся с утра,
выросли сугробы посреди двора…
Пылеглот согласно и радостно покивал:
- Да-да, вы знаете, Новогодье, Рождество – это так… прекрасно! Волшебно, сказочно, удивительно! Вот и у нас тоже, в библиотеке…
Он запнулся, Плакса вздохнула:
- Эх, разбередила я и себя, и вас, дяденька…Пойду пройдусь. Вам точно лучше?
- Лучше, - уныло ответил тот.
…Она шла и шла, почти не разбирая дороги, шла и хлюпала носом, шла и еле слышно напевала про себя - про белые снежинки…
И что же это за зима такая, ни единой ведь снежиночки, не говоря о сугробах!
Плохо было Плаксе, так плохо, что не передать; весь год еще можно как-то жить, а вот 31-го декабря, - ну, просто хоть в петлю лезь!
И вдруг услышала она, как кто-то подыгрывает ей – тихонько, легонько… на скрипке!
И ту самую песенку детскую, про снежинки-сугробы.
Вот, кажется, из-за этого древнего забора-штакетника…
И куда ж это ее занесло, на какие дачи? И кто же это тут играет?
Любопытно стало: подобралась ближе, присунулась носом в доски старые, прислушалась, прищурилась…
Эх, вот точно говорят: все глаза выплакала, одни диоптрии остались.
Кто ж там стоит? Двое вроде?
И тут смолкла скрипка, и голоса услышались…
- Димочка, ну я просто не знаю, чем вам помочь…
- Чем тут поможешь, Кассиопея Константиновна?
- Да называйте меня просто Касей. И все-таки, о моем предложении подумайте…
- Нет… спасибо вам конечно, но …
И вдруг жуткий рев перекрыл его слова, и словно фонтан рванул из под земли – на том самом месте, где разговаривали!
Белый, высоченный, и до того УЖАСНЫЙ…
Что только ойкнула Плакса, глаза закатила, и упала, и ткнулась лицом в мерзлую и бесснежную землю.
А Петрушкину в эту ночь приснился страшный сон.
Понятно, что как все нормальные люди, а не существа-дачные, Петр Петрович спал в эти декабрьские ночи нормально – даже больше чем раньше: отсыпался за все бессонные годы службы…
И вот снится ему, что сидит он с удочкой на бережку, и так ему хорошо, так славно! И клюет – вон, в ведерке уже пяток лещиков трепыхаются…и крючок опять дрогнул, и пошел-пошел…
Да вот только вытащил на крючке Петрушкин не лещика, а … водяного!
С бородой, с усами до колен, зеленый весь, - ну, как положено.
А в лягушачьих своих лапах - скрипку держит!
И жалостно так говорит – мол, не отдавай меня, Петрушкин, на консервную фабрику, я тебе пригожусь!
А хочешь, говорит, я тебе сыграю? Паганини, или, к примеру, Брамса?
Да как смычок поднимет, да как по струнам ударит!
И до того это почему-то было жутко, что Петрушкина аж пот холодный прошиб во сне, и хочет проснуться, а не может!
Только из одного сна в другой перескочил – опять вроде на бережку сидит с удочкой, опять клюет у него, а он уж дергать-подсекать боится – вдруг еще какое непотребство?!
Вцепился в удилище, глаза выпучил, - и тащить не тащит, а оно само вылезает, - так и есть! ДД, Домна Дементьевна, в полосатом купальнике – слава, те, Господи, хоть закрытом!
Вышла на берег и ласково так капитану говорит:
Что ж ты нас совсем забыл, Пе-пе-пе-тенька? А мы по тебе-бе-бе скуча-а-аае-е-е-ем!
Глядь – а это уже не ДД, а какая-то посторонняя коза на него лезет! И поцеловать норовит!
Застонал, заметался во сне Петрушкин, а проснуться все одно не может – в третий сон его закинуло: вовсе никакого бережка-речки-удочки нету, а есть какой-то сад заброшенный-запущенный, а в нем не то старый сарай, не то ветхая летняя кухонька…
И видит он, что медленно-медленно открывается дверь в том сарае, и появляется на пороге что-то белое, и до того УЖАСНОЕ, что просто словами не описать!!
Вот тут-то он уже не выдержал - и проснулся.
Сел на кровати, потряс головой… вот же бредятина, и наснится же такое!
Или не совсем бредятина? Взглянул на часы: 9.31.31.12.20…
Так. Последнее, значит, утро уходящего года.
А праздником и не пахло!
За окном серая морось, в душе серая муть; и беспросветно, так беспросветно все! И до того погано, что кажется….
Про что ему там «кажется» Петрушкин додумать не успел, поскольку перебила его, грянув над ухом, знакомая телефонная «Кармен»; и хоть номер высветился незнакомый, но голос-то он, конечно, узнал сразу:
- С наступающим, Петр Петрович! Мы вот тут подумали-подумали, может, приедете к нам, в «Зарю», Новый год встречать? Ну, если конечно других планов нету…
Да какие у него теперь планы…
Вообще, даже забавно – с дачными, с потусторонними Новый год отметить.
Быстро собрался – как в былые времена на задание, и настроение вроде бы поправилось…
А про сон подумал, что в руку сон-то оказался; да и не такой уж страшный, а скорее забавный – один водяной со скрипкой и Брамсом чего стоит!
Ну, и с ужасом этим белым пора разобраться! Давно пора!
Оглядел комнату, проверил свет-газ на кухне…
Только бы она не была в купальнике…
И повернул ключ в замке.
Дуська восхищенно поглядела на подругу:
- Ну, круто!! А я и не знала, что ты умеешь ложкой звонить!
ДД слегка смутилась, повертела в лапках алюминиевое общепитовское изделие:
- Да это так, знаешь, - в особо экстренных случаях…
- Слушай, а где здесь сим-карту вставлять?
- Чего?
- Симку?
- Да не знаю я никаких симок!
- А как же…?
- Да никак: просто беру ложку, к уху прикладываю – и кого мне нужно зову. Ну, и – откликаются!
- Слушай, класс! И что, любой ложкой так можно?! А тебе как позвонить? Номер какой у тебя?
- Говорю ж – нету у меня никакого номера! И насчет ложки, любая ли – вот, правда, не знаю!
У Дуськи глаза загорелись:
- Подожди, я щас, я из дома тебе попробую звякнуть!
И пропала – ну, нашла новую игрушку себе…Чистое дитя!
А вот что капитана позвали – это они совсем неплохо придумали, две головы хорошо, а с третьей-то лучше!
Опять же – мужчина в доме…
Верно ведь?
Ложка тихонько звякнула: видать, добилась своего настырная Дуська!
Усмехнулась ДД, хотела было взять-ответить, да только странно повела себя ложка: в руки не далась, кувыркнулась, заплясала-запрыгала, загудела уже вовсе утробным звуком каким-то…
В ужасе выпучив глаза, смотрела ДД на эти трансформации, а ложка уже в саду оказалась, и вдруг стала расти, расти, и выросла чуть не с телеграфный столб, - да и не ложка это вовсе стала!
А именно столб дыма: белого и до того УЖАСНОГО....!
Что чуть было сердце не выпрыгнуло из груди ДД: сомлела, сознание потеряла и растянулась на своем крылечке…
…Нет, Это – еще не конец света.
Это всего лишь
Конец первой части
Часть вторая. Январь и февраль
Глава 1. Разбор полетов и вещдоков
- И что, вы так-таки ничего больше и не помните?!
- Петрович, ну говорят же тебе: как оно рванет – белое, УЖАСНОЕ!!! Я и отключилась!
Да-а-а… Дивный выдался Новый год, ничего не скажешь, устроили дачные праздничек.
Но с другой-то стороны…
С другой стороны – все известно и знакомо: вот тебе место преступления, вот две пострадавшие – они же свидетельницы…
Петрушкин поглядел на двух всклокоченных, перепуганных теток, привычно вздохнул: ну, все как всегда!
Ничего не помним, ничего не знаем…Один белый ужас – и все.
Ладно, давайте еще раз и по порядку.
Рейсовый автобус привез Петрушкина в «Зарю» в 11 с минутами, а точнее в 23.23.
Прибыв на известный ему участок – ДД занимала 13-й, не помним, упоминали мы об этом или нет, но нетрудно было бы и самим догадаться!
Итак, прибыв на место назначения…
Да, не забыть еще в протоколе пояснить, что прибыл он туда по приглашению потерпевших для встречи Нового года…
Хотя… какой теперь к черту протокол?!
Ладно, не отвлекаемся: прибыв на 13 участок, Петрушкин обнаружил:
Во-первых, бездыханное на вид тело ДД на крылечке дома;
во-вторых, кошмарного вида яму, которая была очень похожа на воронку от взрыва гранаты…
Яма, она же воронка, еще дымилась. Были сломаны две яблони и три куста крыжовника – очевидно, последствия того же взрыва.
При первичном осмотре тела обнаружилось, что потерпевшая жива, хотя и в глубоком обмороке. Пришлось сделать ей искусственное дыхание (Петрушкин поморщился, вспомнив об усах) по типу «рот в рот».
Далее.
Э-э-э-э…а что ж там было далее?
А, ну конечно. С диким воплем на участке номер 13 появилась вторая потерпевшая, она же свидетельница Дуся Дормидонтовна. Увидев распростертое тело подруги и приникшего к ней Петрушкина, черт знает, что подумала и впала в истерику…Н-да.
Приведя в относительное сознание обеих, Петрушкин выслушал достаточно бессвязный и бессмысленный рассказ о каких-то пляшущих, а потом взрывающихся ложках высотой с трехэтажный дом и едва удержался от того, чтобы не покрыть этих полоумных трехэтажным матом.
Ехал черте куда, чтобы такую ахинею выслушивать?!
…И между прочим: а кормить его тут собираются? Он, конечно, завязал, но от какого-нибудь оливье не отказался бы, все-таки Новый год.
Хоть бой курантов они и пропустили, не до того было.
Ахнули, запричитали, захлопотали, лапами замахали…
И – пожалуйста. Честь-честью стол образовался: и огромная миска-тазик салата, и картошка вареная, и рыбка соленая…
И так славно стало в маленькой комнатке с окнами в сад, и старым комодом в углу, и потертым диваном, накрытым клетчатым пледом, и плетеными стульями…
И тепло! Хоть никаких печек и обогревателей в поле зрения не обнаруживалось.
…эх, сейчас бы сто грамм по такому поводу.
ДД и Дуська переглянулись:
- Шампанское уже поздно, а водку еще рано…
- То есть… в смысле, тоже не надо – ты ж в завязке вроде, Петрович?
Он усмехнулся: ишь ты, ясновидящие…еще глядишь, воспитывать начнут.
Но вообще-то обращение-прозвище «Петрович», которое сходу приклеили к нему оклемавшиеся тетки, было вполне симпатичное…родное такое, домашнее.
А салат – так вообще превыше всех и всяческих похвал!
Ладно, завязал, так завязал: давайте кофе.
И продолжим, может, все-таки?
Продолжили. В третий раз услышал Петрушкин красочный рассказ о взбесившейся ложке, вызвавшей самопроизвольный подземный взрыв и катаклизм.
Хотя вообще-то предназначена она была совсем для другого.
Для чего именно? Чтобы ею есть?
Нет: чтобы ею звонить. Как по мобильнику.
Так. Совсем хорошо. Тетеньки, видать, неслабо приняли на грудь, провожая старый год…
Да нет, не похоже на них – а у дачных чего только не бывает!
Осмотр непосредственно места взрыва ничего не дал: во-первых, Петрушкин все-таки, полицейский, а не сапер.
А во-вторых, уже стемнело, и вообще ничего не видно в саду.
Тем более, что снега-то как не было, так и нет: черным-черно!
Ладно, тогда переходим к вещдокам – ложка-то цела?
Вот, пожалуйста: как ни странно, цела и невредима.
А может, это другая?
Нет, та самая.
Н-да. Запишем пока в непонятки.
Ложка… Ну, что – ложка? Повертел в руках, понюхал, поколупал ногтем – сплав и сплав алюминиевый; сколько он такой ложкой каши съел в армии, кто бы знал?
- Да нет, Петрович, - ДД помотала головой, - ты ее просто к уху приложи и подумай про кого-нибудь, с кем поговорить хочешь…вот и все!
Подумать. Легко сказать – подумать!
Родных у него не осталось, а бывшим сослуживцам? Вот уж кому не тянет звонить совершенно.
А еще?
Ну, была когда-то у него пассия, учительница начальных классов. Три года встречались, а потом она замуж вышла и уехала на ПМЖ в Австралию.
А в Австралию звонить - хоть ложкой, хоть как – и на фига?
…Нет, но может быть они его все-таки разыгрывают?
- Лучше сами кому-нибудь позвоните, – и протянул тру…
Тьфу, ты – ложку ДД.
- Ты Димке не пробовала? – спросила Дуська.
- Сто раз! «Абонент временно недоступен». А у Дашки, естественно, занято. Кому бы еще-то?
- Ой, а давай дедуле Дизелю звякнем? Сто лет не слышали старика!
- Это кто еще такой? – с подозрением спросил Петрович. – Почему не знаю?
- А он не на твоей территории, вот и не знаешь, - но дед дивный, тебе понравится.
- А если футболом увлекаешься, то быстро общий язык найдете!
- Мне бы улики найти, а вы мне про футбол, - сердито проворчал Петрушкин.
- Так дедуля у нас умный; опять же - технарь, вдруг чего сообразит?
Петрович только рукой махнул: валяйте своему деду.
- Я на громкую связь переведу, только учти, Петрович, он орать сейчас начнет, глуховат, - предупредила ДД.
И вовремя, потому что через секунду в комнатке гаркнуло так, что все трое аж пригнулись:
- У АППАРАТА!!!
- Дедуль, привет, как самочувствие?
- Это кто? Это ты что ль, Домнушка?
Голос гремел, казалось бы, отовсюду – сверху, снизу, справа, слева – ну, полный стерео-квадроэффект!
Хрипловатый такой голос, но вполне себе бодрый.
- Я, дедуль, а как ты меня узнал?
- Так я ж тебя еще и вижу!
- Ух, ты – видео, что ли, доделал?
- Ну, да… А чего звонишь? Или чего случилось у вас в «Заре»? – голос отчетливо хихикнул.
- Да нет просто…- ДД замялась было, но Дуська сделала ей страшные глаза, и та нашлась:
- Так – с Новым же годом тебя! С праздником!
- Взаимно! А это кто там у тебя подсказывает? Дуська, что ли?
- Да, деда! Здоровья тебе!
- Благодарствуем; а кто еще с тобой, фигура какая-то, не пойму, не в фокусе… Вроде, не из ваших?
- Да у нас тут гости…
- Ага, ага, понимаю…ишь ты…вон, значит, как дело-то обстоит…ну-ну…
- Ладно, дед, еще раз с праздником, как-нибудь навестим! Не болей!
- И вам того же, ДАЮ ОТБОЙ! – прогрохотало в комнате.
Все время недолгого разговора Петрович ошалело крутил головой, испытывая жгучее желание произвести немедленно обыск по всей форме и по всем правилам.
Ведь наверняка же где-то кого-то спрятали эти старые фокусницы!
Только – где?! Комнатушка маленькая, не в диване же…
- Ну, вот как-то так, - ДД зачерпнула из миски остатки салата, поскребла по стенкам.
Той же ложкой.
И внимательно посмотрела на Петрушкина.
…И у того почему враз исчезло желание обыскивать эту милую, добрую – как в детстве, как у бабушки! – комнатушку; а появилось совсем другое желание – немедленно завалиться на этот уютный диван, и зарыться-закутаться теплым пледом, и спать, спать, спать…
И сам не помня как, добрался до дивана, и прилег, и закутался, и провалился в теплый, пушистый, детский сон…
- Умучили мужика.
- Ну! Столько впечатлений зараз… А еще и «насухую».
- Не, пить ему нельзя.
- А он и не будет больше.
- Точно?
- У меня все точно. Я ж тебе не клиника нарковыздоровительная.
- Вот и хорошо. Слушай, а с Дизелем это ты вовремя придумала!
- По-моему, он все понял?
- Абсолютно. И про взрывы, и про Димку, и про Дашку…вот и замечательно: три головы хорошо, а четыре – еще лучше.
- А что с Петровичем-то делать будем, когда проснется? Давай его оставим себе, а?
- Что он тебе, котенок приблудный?! «Оставим»…Дуськ, ты мне это прекращай, свою бредовую идею усыновления!
- Да почему ж «бредовую»-то?! Ты посмотри на него, какой он миленький! И спит-то - как маленький!
- Когда люди спят – они все симпатичные. И даже мы… наверное. Нет, но как ты себе вообще ЭТО представляешь?!
- Да очень просто: предложим ему пожить здесь, мол, нам одним-двум тут страшновато, для защиты, мол. На полном нашем обеспечении – питание там, проездной…Ну, и командировочные-карманные, если надо. Главным образом делаем упор на то, что нам без него тут не справиться и не разобраться; то есть, вроде как не мы его усыновляем….
- … а он нас удочеряет?
- Ну! Будем как эти… Капитанские дочки, во! И чем мы рискуем, и что мы теряем, - предложить-то можем? Еды у нас хватит, и места навалом: твоя хозяйка точно до весны не появится, мои тоже – всю картошку уже вывезли…
- Теоретически, оно, конечно…
- Да что там – теоретически, практически…Я ему сейчас такой сон наведу – сам не захочет уезжать!
ДД хмыкнула:
- Опять с водяным, с Брамсом?
- Да ладно тебе… А что, ведь неплохо же получилось?!
- Изумительно. Особенно я в полосатом купальнике. Спасибо, хоть закрытом.
Ладно, не пыхти, сон, и правда, был по делу – давай, наводи новый…
Глава2. Дедуля Дизель, ржавчики и азээсные
Дедушка Дизель пристроил телефонный наушник на место.
Ну-ну. Поздравили, значить. Вспомнили про старика. Понадобился. Ишь ты.
Зашаркал разбитыми валенками и, скрипя всеми шарнирами, вернулся на угретое место – кресло, сложенное из автомобильных покрышек перед стареньким телевизором КВН.
Телевизор был опутан сетью проводов – как собственно, и все жилище старика: провода торчали отовсюду, свисали целыми связками с потолка, змеились по полу, пучками выскакивали из самых неожиданных мест…
Скажем, видеотелефон, по которому он только что разговаривал, представлял собой замысловатую конструкцию, состоящую из: старого телефонного аппарата фирмы «Телефункен», с раздельными наушником-микрофоном;
плюс автомобильное зеркало от ЗИСа выпуска 1951-го года;
плюс клаксон от довоенного «Хорьха»;
плюс реле от старой АТС «Симменс»;
плюс ключ от древнего телеграфного аппарата Морзе;
плюс еще что-то невообразимо раритетное;
и все - в проводах…
Но ведь работало! И как работало! Сам собрал - золотые руки...
То есть, не совсем руки, конечно, скорее манипуляторы;
и не буквально золотые, а из медно-никелиевого сплава…
Происхождение Дедули было туманным и терялось в глубине веков. Одно несомненно: не всю свою долгую жизнь провел он на машинно-тракторной станции, далеко не всю!
И другое очевидно: всему сообществу технических существ Дизель приходился предком – кому по прямой линии, как тем азээсным;
кому по косой-кривой-окольной…
Но – всем.
В добрую минуту любил повспоминать Генри Форда и Готлиба Даймлера, а Бенца ласково называл «Карлушей»; повздыхать по старым-первым авто, типа «испано-сюизы», посетовать, что «нонича совсем не то, что давеча!»
И прочее в том же духе.
Вообще-то хитрый был старикан, любил иногда скосить под колхозника и лаптя деревенского; а порой выказывал прямо-таки академические познания и манеры!
Хотя и завирался иной раз и безбожно путал братьев Райт и братьев Черепановых…
А на самом видном и почетном месте у дедушки висел портрет инженера Рудольфа Дизеля, коему приходился он прямым потомком.
Ну, или – ему так нравилось думать!
И в особых случаях называли дедулю полным именем - Дизелем Рудольфычем – когда хотели подлизаться, или что-нибудь выклянчить, или просто сделать старику приятное.
Второй страстью дедушки был футбол – тут он мог часами распространяться о достоинствах и недостатках разных команд и отдельных игроков, а в особенности уважал английскую премьер-лигу – чтобы иметь возможность смотреть матчи оснастил старый КВН, чем только мог, апгрейдил его до невозможности!
И самозабвенно просиживал в старом кресле часами, болея за любимые Ливерпуль и Манчестер Юнайтед и сурово порицая нелюбимый Челси…
Не жаловал и современный российский футбол за безыдейность и хапужничество, а вот старых советских футболистов помнил наперечет – и Виктора Понедельника, и Игоря Нетто, и Славу Метревели, и Эдика Стрельцова…
А Яшина называл исключительно-уважительно по имени-отчеству, Львом Иванычем.
- Раньше играли за честь страны, за державу, а теперь…
И он обреченно махал корявой шестерней…
ну, поскольку пальчиковый механизм у него такой был.
Вот и сейчас играли мало ему интересные «Рубин» и «Анжи», и потому он запустил в экран кривой железный ноготь и убавил звук, чтоб не мешал думать…
А подумать было о чем!
Доньку и Дуську он помнил еще совсем юными домовушками, считал, - хоть и не кровными, но - внучками, «своими».
Кстати, они же еще и тезки – по первым-то буквам.
Дела дачные не то, чтоб уж так сильно волновали его, но и совсем уж безразличными не были: соседи, как-никак. Опять же – социально близкие.
Так что пища и почва для размышлений имелись: недосказанное в коротком телефонном разговоре он, и в самом деле, прекрасно дослышал и допонял…
Насчет испорченного ребеночка со всеми вытекающими последствиями… Тут думай – не думай, много не надумаешь, поскольку в вопросах размножения как такового дед наш разбирался слабо – даром, что внуков-правнуков полным-полно наплодил.
А что? И так бывает. Даже у людей иной раз.
По поводу исчезнувшего музыканта…Правду сказать, насчет музыки дед был еще более слаб, чем насчет деторождения; хотя под настроение и мог напеть-наскрежетать припев известной когда-то песни про танкистов-трактористов.
Не по военно-политическим, конечно, а по техническим причинам: как-никак, упоминались там милые сердцу детали, «когда нажмут водители стартеры» и все такое прочее…
А вот взрывы – это было деду куда ближе: и впрямь любопытно и загадочно, откуда у нас могут быть взрывы, не полигон же тут какой?!
И какова же, интересно, природа этого самого Белого Ужаса, который теперь еще и взрывами стал сопровождаться?
Опять же, насчет взрывчатки?
Динамит, тротил, он же тринитротолуол – это вряд ли, теперь не используют.
Гексоген, пластид, СИ-4?
Возможно, хотя и маловероятно – судя по некоторым признакам.
А что, если…
Что если это вовсе и не взрывы?
Додумать свою мысль Дизель не успел – запел-зазвонил телефонный его агрегат, и возникала в зеркальце с проводами…
Нет, давайте уж скажем «на экране», а то дед обидится.
Так вот, на экране возникла чумазая физиономия, и в комнатенке отчетливо запахло бензином:
- Здорово дед! Как ты там? С праздничком тебя!
Это был один из его многочисленных внуков, азээсный, - а с какой именно заправки и как звали, дед давно уже не различал, радовался всем одинаково, все у него были «робяты» да «внучаты».
- Благодарствую, внучек, и вам не хворать! Что новенького у вас, что хорошего?
- Да ну, - чумазый скривился, - что тут может быть хорошего? 95-й уже тридцать девять рублей, не сегодня-завтра – сороковник объявят…
- Ай-яй-яй, - сокрушенно заскрежетал Дизель, - ну что творят, а? Что творят! А вот помню я, году в одна тысяча шестьдесят втором – так всего 10 копеек стоил!
- А до русско-турецкой войны сколько? – хихикнул чумазый.
Дед сурово погрозил экрану:
- Все надсмешки старику строишь? Вот я тебя!
- Ладно, дедунь, это ж я любя, мы все тебя любим! Скажи лучше, как вчера наши с немцами сыграли?
- Ну, то-та. А сыграли – лучше б не играли…во втором тайме ходили по полю так, будто у них гири на ногах… из долларов… Да-а-а, как сказал бы Озеров, Николай Николаич, светлая ему память, такой футбол нам не нужен! Хотя, это он, кажется, про хоккей сказал…А вот, помню, в одна тысяча девятьсот четырнадцатом, аккурат накануне первой империалистической, играли в городе Петрограде как раз с немцами, так тогда…
Что «тогда», чумазый не дослушал, и так уже сидел, как на иголках:
- Ой, извини, дедунь, у нас тут проблемы…
- Да уж вижу: на второй колонке релюшку заело…А на третьей у вас, учти, обратный клапан засорился! Работнички… Иди, уж разбирайся.
С блоком памяти у Дизеля были иной раз трудности…
Но вот с блоком мудрости – все в порядке.
На кавээновском экранчике все так же вяло пинали ногами мяч очередные синие и зеленые… или красные и фиолетовые?
Цветность у телевизора то и дело барахлила, не отладит никак, да и привык к черно-белому.
Да и без нее понятно, когда – игра, а когда - тьфу, глаза бы не глядели.
Так, а какая же там мысль-то была... про взрывы? и вполне себе здравая…
Но тут деда опять перебили: кто-то поскребся в дверь – и явно не мышь:
- Дедуля, миленький, можно у тебя переночевать? А то так есть хоцца, что и опохмелиться нечем…С Новым годом, то есть, я хотел сказать!
Полуприемник. Вот ведь жалкое создание! Сизый весь, трясется, разит от него опять…
А как не впустить? Тоже – живое ведь.
Влез, вполз в комнатушку дедову, скрючился, заканючил:
- Возьми меня к себе, а? Опять к нашим, к ржавчикам, ну, пожалуйста! А то мочи уже нет на помойке на этой, там и поговорить не с кем, либо шибко умные, либо шибко злобные…
Хоть и жил дед на отшибе, но был в курсе многих вещей, тонко чувствовал конъюнктуру и, разумеется, прекрасно разбирался в местной политике.
И поэтому довольно-таки едко поинтересовался:
- А чего ж эта твоя… как ее… Кастрюля Канделябровна такого верного к себе не берет?
Бедняга вовсе скукожился:
- Злая она и жадная, батареечки не допросишься…
- Так ведь опять сбежишь, как в прошлый раз?
- Нет, деда, не сбегу! – истово запричитал-заклялся Полуприемник, - ну, то есть, вот истинный тебе амперметр, что не сбегу!! Фазой клянусь, землей-мамой! Дизель Рудольфыч, миленький, возьми, а?!
- Ладно, Вольт с тобой, - дед отворил дверь в чуланчик, который у него был и за мастерскую:
- Эй, робята, принимайте обратно своего-чужого! Да не обижайте сильно ренегата, покормите, что у вас там есть…ну, и…
Подлечите уж. Только много не давайте! А то еще окочурится…
В мастерской-чулане у деда обитали ржавчики – так ласково-любовно называл он разную техническую рухлядь, а вернее отдельных ее представителей.
Были они существами дружными, трудолюбивыми, не склочными, вели себя тихо.
Ну, разве что Старый Огнетушитель, зашипит-закашляет-заплюется со сна…хотя чем там плеваться, пена давно высохла.
Или Сломанная Радиола «Дружба» вдруг заверещит дурным голосом на УКВ, поймает незнакомую станцию…
И главное - всегда бескорыстно и независтливо радовались, если вдруг какую-нибудь гаечку, или какой-нибудь болтик или иную запчасть дедушка с подобающими объяснениями и приведением неотразимых резонов изымал из дружной и тесной компании и, отмыв, отдраив и отполировав вновь запускал в какое-то нужное дело.
А иначе как бы он собрал свой видеотелефон и телецентр?!
Коротали время ржавчики в основном предаваясь приятным воспоминаниям о тех далеких временах, когда они были новенькими, блестящими, только что с конвейера.
Когда служили, как могли, людям.
Больше всех блудному Полуприемнику обрадовалась Сломанная Радиола – как-никак близкая родня, - заголосила-зачастила:
- Ох, братец, до чего ж ты себя довел, страх смотреть, давно бы возвращался, хватит шататься-то, погляди на себя, не мальчик уже ….
Ну, и прочее в таком женском духе.
Старый Карбюратор крякнул сочувственно: эх, паря…как тебя жизнь-то.
И Старый трамблер от «Победы», и кардан от лендлизовского «виллиса», и гусеница от экскаватора, и вся другая техническая братия разнообразными доступными средствами выразила сочувствие и радушие вновь прибывшему; и появилась вкусная снедь, и подключили болезного к электрической розетке – и так-то ему сразу захорошело, то-то поправился!
Вот так все и устроилось. Разомлевший Полуприемник заснул, ржавчики потихоньку болтали-сплетничали по своему обыкновению, а Дизель всю ночь что-то паял, чем-то скрипел, вырисовывал схемку-чертеж, писал загадочные формулы, крутил-вертел свою идею и так, и эдак…
А наутро пожамкал клаксон хорьховский, и когда на экранчике возникла встревоженная и заспанная физиономия ДД, сказал так:
- Я тут кой-чего покумекал, кой-какие мыслишки есть… вы, девоньки, давайте-ка, и всамделе, навестите старика. Малость земли с места взрыва соберите в коробушку какую-нибудь…
Да, и своего-этого… майора Пронина забирайте.
«Девонька» только лапы развела:
- Ну, дедунь, ты даешь! Откуда про него знаешь?!
- А вот знаю! И нечего ему у вас проедаться, везите сюда, сегодня «Реал» играет. Посидим, поболеем.
- Дед, только учти: он в завязке, ему пить нельзя, даже пиво не предлагай!
- Да какое у меня питье, Домнушка?! Разве что – масло «Кастрол»….
Глава 3. В поисках Плаксы
Пятый день Пылеглот не находил себе места – не из-за челюсти, та, слава те, Господи, и спасибо Плаксе встала на место и окончательно болеть перестала…
Но куда же, скажите на милость, запропастилась сама Плакса?!
Вспоминал, перебирал в памяти их последний разговор – и прямо комок вставал в горле: ушла такая бедная, такая разнесчастная, такая потерянная!
Вот и потерялась. И куда идти? Где искать? Как позвать, чтобы услышала, откликнулась?
Из помоечных никто не в курсе, да и не заведено здесь было чужими делами-проблемами, отсутствием-присутствием интересоваться: сосуществовали – и ладно, всяк своим делом занят.
Передряга никак себе новые пальцы не отрастит, Поганка вечно где-то днями шляется, а вечерами приползает злая и навеселе и все невнятно грозится новыми отмщениями проклятой Кликушке…хотя, между прочим, шляпка у нее теперь в полном порядке – затрепанная, поношенная, незаметная, как раз для ее темных делишек.
А Подошва – та только сама с собой и разговаривает, под нос себе бормочет, только и слышно от нее про перевыполнение встречного плана по мужским галошам 41-й размер за третий квартал текущего года, да про то, что в пятом цеху ликвидировали прорыв по части подметок…
Спросишь у нее что-нибудь, а она глянет тусклым глазом и хрипло каркнет «позор отстающим!» или еще какую ересь.
До недавнего времени Пылеглоту такое казалось в порядке вещей: что с них взять, с помоечных? А вот последние несколько дней просто нестерпимо стало.
После того разговора с Плаксой…и как она доверчиво открылась ему…и как трогательно говорила-вспоминала про свой детский садик, и как славно пела эту детскую новогоднюю песенку!
…А этим нищедухам даже Новый Год безразличен, даже и не вспомнили.
Нет, надо ее искать, во что бы то ни стало!
Выбрался на чистый воздух, пошел, как в сказке, куда глаза глядят.
Незаметно для себя добрел до развилки дорог с указателем. На одной стороне надпись «Старо-Николаевск», на другой она же, но зачеркнута. Город здесь то ли начинался, то ли кончался – кому как нравится, с какой стороны смотреть…
…Где же ты, Плакса? Вряд ли в город подалась, разве что заблудилась.
И какую же детскую песенку ты тогда напевала… как же это…про что же там…ах ты господи, вот же память!
- Может, эту: «Белые снежинки кружатся с утра, выросли сугробы посреди двора…»? – отчетливо прозвучало над ухом Пылеглота.
И еще более отчетливо запахло перегаром. Портвейн, пиво, коктейль «отвертка», - реальный такой запашок.
( Хотелось бы соврать «ром, вишневая настойка, абсент» - да откуда в наших широтах настоящий абсент?!)
А голос мужской, негромкий, довольно приятный.
И главное – песенка правильная, та самая!
Пылеглот внимательно посмотрел по сторонам, оглянулся.
Никого. Любопытно, любопытно…Неужели обонятельно-слуховые галлюцинации?
- Нет у вас никаких галлюцинаций, - грустно сообщил тот же голос.
- Но… простите, в таком случае, кто вы? И, простите еще раз – где вы?
- Никто…и нигде…
- Но я же вас прекрасно слышу! И даже чувствую! И вы меня, судя по всему – как же такое возможно?
Голос усмехнулся:
- Не хотелось бы впадать в банальность, Борис Борисович, но… есть многое на свете друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Как известно.
Тут уж Пылеглот совершенно опешил:
- Вы меня знаете? Того, прежнего?! Так кто же вы, наконец?!
- А вы меня тоже, возможно, помните. Ваша библиотека, коли не ошибаюсь, на углу Тургенева и Садовой была? Ну, а если чуть дальше пройти, до Комсомольской, угол Фабричной – помните, что там было?
Пылеглот всплеснул руками, прошептал:
- Да НЕУЖЕЛИ?! То есть… страшно выговорить…
- Вы абсолютно правы, - Голос опять усмехнулся, - один из Неприкаянных, как нас величают, собственной персоной.
А впрочем, какой вздор я болтаю, какая персона…
- Погодите-погодите, так вы значит…
- Без имен, без имен, умоляю! – Голос сорвался в плачущий крик, - Не надо!
- Да-да, конечно, - совсем смешался Пылеглот.
Разумеется, двухэтажный особнячок на углу Фабричной, бывшей Купеческой был ему преотлично знаком, занимало некогда особнячок областное отделение-филиал высшей партийной школы; знавал он и тамошнего домового – приходилось встречаться на семинарах, все ж таки по одному идеологическому ведомству проходили…
За полной ветхостью несколько лет назад особнячок снесли, на том месте воздвигли торговый центр; и, конечно же, духу не осталось, и не помнит никто, что означали когда-то эти три буквы, «вэпэша»…
И теперь, значит… выходит, что…однако же… как же????
В голове у Пылеглота царил полный сумбур, хотелось спросить что-то умное и дельное, но вырвалось совсем не то и не про то:
- Однако же, как вам удается…то есть… употреблять?
- Это вы про запах? И-и-эх, батенька, это же одно только воспоминание. Иллюзия-фантазия. Могу убрать, если вас смущает.
И точно, запах исчез, осталось только легкое послевкусие…
Как и все существа вообще, Пылеглот, конечно же, знал о Неприкаянных, и боялся их, но все-таки в панический безумный ужас, как те же дачные, например, не впадал, усов километрами не растил.
Хотя они у него и были, и борода имелась, но вполне аккуратные.
Испытывал же Пылеглот скорее опасливое любопытство: как это, НЕ быть и БЫТЬ одновременно? Как это объясняется с точки зрения науки? Хотя бы законов термодинамики?
Сказывалось, что ни говорите, библиотечное происхождение и книжное воспитание.
Но ситуация была абсолютно беспрецедентная, и бедняга аж вспотел, не зная о чем можно, а о чем не нужно говорить с ТАКИМ собеседником, что этично-тактично, а что не вполне?
Тот сам выручил:
- Я ведь, собственно, с чем к вам: вы, кажется, одну знакомую свою потеряли? Не волнуйтесь, скоро найдете…
- Правда?! – ахнул Пылеглот, – вот спасибо! А откуда же вы…
- Борис Борисович, - укоризненно протянул Голос, - ну что вы право…
- Ах, да, да, да, конечно…
- Вот именно. И второй момент – поймите меня правильно, иной раз так хочется побеседовать с коллегой, так и не хватает интеллигентного общения! У нас ведь – вы, вероятно, в курсе, - поговорить особо не с кем…
Хотя болтают о нас всякое, любую гадость на нас вешают, а это не совсем так, и даже совсем не так! Понимаю, что у страха глаза велики, но поверьте, не все мы уж такие монстры. Хотя и есть отдельные среди нас… субстанции… которых я сам до дрожи боюсь.
- В самом деле?
- Уверяю вас! И еще мой вам совет: не возвращайтесь к себе на помойку, найдите другое место, там скоро будет м-м-м-м…. жарковато. Особенно для такого существа, как вы, или ваша знакомая.
- Но, наверное, нужно предупредить остальных? – встревожился Пылеглот.
- Не переживайте за них, с ними все будет нормально.
- Сердечно вам благодарен! – с чувством произнес Пылеглот.
- Ну, что вы, какие пустяки, - Голос дрогнул.
- Нет-нет, это вовсе не пустяки, и хоть все это в высшей степени… неожиданно, но я… я все равно чрезвычайно рад нашему знакомству…То есть, рад продолжить знакомство, я хотел сказать. И надеюсь, что мы еще встретимся и поговорим, у меня к вам масса вопросов…
- Да-да, разумеется, - перебил его Голос, - конечно же, мы еще встретимся. Но это будет, как говорится, уже совсем другая история… А вот, кстати, и ваша знакомая!
И точно: будто из-под земли, из воздуха соткалась перед ним Плакса – такая же, как всегда…
Или не такая?
- Дяденька Пылеглот!
- Девочка моя!
С размаху обнялись и застыли в неловком, непривычном для обоих объятии; и он услышал, как стучит ее сердце, а его собственное колотилось, кажется, еще сильней; и не знали, что еще сказать друг другу, но и отпустить, разжать руки не могли, точно боялись, что опять пропадут, исчезнут, навсегда!
Только вот…
Только кольнуло это слово, вроде уже ему привычное: «дяденька».
А почему, собственно? Неужели он такой старый для нее?
От волнения перешел на «ты»:
- Ты где была?! Я тут с ума сходил пять дней!
- Неужели пять дней?! А мне показалось пять минут всего…В саду была! В моем садике! Хотя… может, и не была? Может, это был сон? Но такой яркий, такой ясный, такой чудесный! И там был Новый год, и елочка, - все, как я тебе, дяденька, рассказывала…
- Погоди, - он вдруг с неожиданной для самого себя обидой и досадой перебил ее, - а что ты меня все «дяденькой» называешь? Тебе сколько лет по нашему-то счету?
- Ну, - она смутилась, - 95 в этом году будет…
- Вот, - удовлетворенно произнес он, - а мне 105, и велика ли разница?!
- А как же мне тебя называть?
- Ну, - теперь смутился он, - просто по имени можно… Борей. Хотя, если честно, мне оно не очень нравится. А как тебя там звали?
- Ой, у меня вообще такое нелепое имя было…что, даже и говорить совестно.
- Тогда я буду тебя…буду Снежинкой называть, хочешь?
- Хочу! А я тебя тогда – Снежок! Можно?
Тут, надо признаться, Пылеглот, он же Борис Борисович, он же Боря внутренне несколько закряхтел… уж больно оно было непривычно… и как-то сиропно… и вообще.
Но если дама просит?
…Хотя, какая она «дама», и какая же она «Плакса», какая «сударыня»?! Просто белобрысая девчонка с огромными синими глазищами, и вовсе не заплаканными, а даже, пожалуй, отчаянными и веселыми; в ситцевом вылинявшем платье; да и он тоже вполне себе ничего, совсем не старый, несмотря на бороду-усы…почему бы и не Снежок, в конце-то концов.
Нет, но где же были его-то глаза, о чем он думал столько лет?!
- Не знаю, о чем вы там думали, но простите, сейчас вам необходимо подумать, как найти прибежище, - вежливо, но твердо вновь прозвучал Голос.
- Кто это? – с любопытством завертела головой Снежинка, вовсе не испугавшись.
- Это один… один мой хороший знакомый, я потом тебе расскажу…
Вот же, расчувствовался, и совсем забыл про важное!
- Ладно, - покладисто согласилась она, - а почему нам надо найти убежище?
- Ваш друг в курсе, - любезно сообщил Голос, - но надо найти непременно.
- Послушайте, я вспомнил: тут недалеко от города обитает один занятный старик, Дизель Рудольфович…
- Ага, я тоже про него слышала!
- И мне приходилось, и вполне одобряю ваш выбор, так что – поторопитесь, - откуда-то совсем уже издалека донесся Голос…
…Вот так все и случилось, и сложилось, так и собрались в домике дедушки Дизеля и Домнушка, и Дуся, и Петрович, и Пылеглот и Плакса…
Хотя давайте их уже правильно называть – Снежинка и Снежок.
Н-да.
Ну, и ладно, ну и славно: пусть пока чайку попьют все вместе, познакомятся, пообщаются… футбол посмотрят.
Слава Богу, с Плаксой разобрались, теперь хорошо бы узнать, что у Дашки происходит в ее родильном заведении… да и Димку тоже неплохо бы обнаружить в конце концов – куда его-то занесло?!
Глава 4. Разлученные вихрем враждебным
…Пустота и Тишина, Тишина и Пустота – это было дико, это было непривычно, неправильно, это было безумно!
Словно разрушился весь его мир, все его существо – сущность, которая всегда была наполнена звуками, музыкой!
Музыка была его сутью, его душой, она звучала в нем постоянно, она могла быть очень-очень разной – но это всегда была Музыка; а сейчас он ее не слышал, не чувствовал, ее просто не было!
Неужели он оглох? От того страшного взрыва? А может, еще и ослеп вдобавок? Почему он ничего не чувствует, не видит, не слышит?
Или… он умер?! Как же проверить-то?
Так, попробуем вспомнить… Значит, он сидел, как обычно, на чурочках, что-то играл на гитаре… как всегда чутко прислушиваясь, - вдруг позовет Дашка, вдруг снимет заклятье? Потом… потом появилась Кассиопея, принялась утешать…ага, предложила работу – что-то там сделать у нее в коттедже, настроить ступеньки…
Отказался, потому как – разве можно отсюда отойти, вдруг Дашка окликнет?
А потом…
… все.
Все? Да, вроде все – ничего больше не было, кроме мгновенной белой вспышки, какого-то вихря злобного и враждебного…
И сразу же – вот эти серая мглистая пустота и тишина.
Значит, он умер…
Или все-таки нет? Возможно ли дачному существу так здраво рассуждать и вспоминать после того, как закончится его существование?
И кстати-кстати…а вот любопытно! Он, Димка, никогда не слыхал, чтобы существа умирали, чтобы их хоронили; опять же и кладбищ никогда не видел.
Так значит, мы и не умираем в обычном, человеческом смысле, а просто переходим в другое… состояние-измерение?
Н-да. Ну, допустим. Хрен редьки не слаще - и кому от этого легче?! От этой игры слов и подмены понятий?
Вот ему, например, нисколько не легче…
Потому что непонятно, где находится, а там его Даша, Дашенька, одна со своим горем, с этой жутью в котелке.
Вдруг наконец-то позвала его – а он не слышит?
Или, например: где сейчас его гитара? Если он ее не чувствует?
Если он ВООБЩЕ ничего не чувствует, не видит, не слышит – просто ежик в тумане какой-то?!
- Гитара ваша с вами, не волнуйтесь, а чувствительность вернется через некоторое время, - мягко прозвучало совсем рядом в серой мгле.
Димка судорожно сглотнул, зажмурился, потряс головой: ну, вот и бред начинается…
- Это не бред, Дима, просто вы оказались очень близко к эпицентру взрыва, вам не так повезло, как одной… Как другим. Но все это скоро пройдет, мгла рассеется. Хотя и должен предупредить, что испытания вам еще предстоят нешуточные…
- Вы кто? – хриплым, не своим голосом сумел выговорить Димка. – Вы – Бог?
- Да что вы, - Голос смутился и даже, пожалуй, испугался, - нет, нет, уверяю вас!
- А… где мы? И что это все значит?
- Н-ну…скажем, другое измерение, иная реальность, или, если угодно, иная грань Великого Кристалла… по-разному называется. Некоторые называют такое состояние Сумраком, но мне, честно говоря, это не очень нравится: понимаете ли, если мыслить метафорически и метафизически…
- Простите, - перебил Димка говорившего: раз тот не Бог, а Димка не умер - чего канителиться?!
- Простите, а это надолго? Понимаете, мне нужно вернуться, мне обязательно нужно побыстрей домой!
- Да, разумеется, понимаю, - загрустил Голос. - Но вы ведь, в сущности, никуда и не отлучались, вы там же, где и были…
- Как это?
- Если в понятных для вас образах, - вы ведь музыкант? – есть диезы, есть бемоли, но ведь нота одна…
- Послушайте, - решительно сказал Димка, - не знаю, кто вы, не понимаю, что происходит, и при чем тут диезы-бемоли, но мне очень-очень нужно поскорей вернуться! Вы можете это как-то… ускорить и устроить?
- Простите, юноша, но это не в моей власти, скорее в вашей, - вздохнул Голос.
- Да? И каким же образом?
- А вы сыграйте.
- Во что сыграть? – растерялся было Димка, но вдруг ощутил, что держит гитару, свою гитару, как будто и правда, никуда не девалась она, всегда с ним…
И музыка – его Музыка вернулась, словно и не пропадала никуда в этой серой мгле, - да и мгла-то развиднелась, стала прозрачной…
Не ослеп, не оглох, не умер, - играет!
И сам собой пришел и мотив нужный, и слова – единственно правильные…
- Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно в степи сосна, словно в году весна…
…как ты там, Дашка?
Бедная Дашка… Кто бы узнал сейчас в этой черной, высохшей, патлатой ведьме с провалившимися безумными глазами ее прежнюю? Ясноглазую, смешливую, - и кто это придумал нам в утешение, что беременность, якобы, украшает женщину?! Полный же бред, ничего и никогда подобного: знаем, рожали.
Положим, тут процесс несколько иной…но страдания и муки примерно те же; да еще отягощенные страшным сознанием, что ничего уже нельзя отменить, изменить и поправить, ничего, ничего!
Она давно потеряла счет времени, порой просто выпадала из реальности, но когда возвращалась из короткого небытия, видела и чувствовала одно и то же, только одно…
медный почерневший котелок, и мутный пар над ним, и в клубах этого пара - страшный, бесконечный, безобразный хоровод призраков…
Они были отвратительны и омерзительны, они были непристойны и гадки, они были повсюду и везде - и никуда, никуда было не деться от их кошмарной пляски!
И далеко-далеко отодвинулось, почти растаяло в памяти ее прошлое, их такая веселая, такая славная, такая уютная жизнь с Димкой…
Димка…? Кто такой этот «Димка»?
Ах, да какое это имеет сейчас значение.
Она помнила только, что не сделала что-то очень важное, не успела, не смогла, не придумала, как исправить ужасную ошибку, - хотя старалась изо всех сил! И теперь НЕПОПРАВИМОЕ надвигается неминуемым кошмаром, от которого ни убежать, ни спрятаться, ни спастись…
…Вот, примерно так обстояли дела у несчастной Даши – а что вы хотите?! День за днем, ночь за ночью находиться в замкнутом и непроветриваемом помещении, дышать вредными испарениями от бесконечного колдовства?
Да и заклятье «тройной замок», который она сгоряча навела – тоже неполезное для организма, если долго длится…тут и память, и рассудок потеряешь - и не заметишь как…
…Ладно: хватит нагнетать, довольно этой доморощенной хичкоковщины: вы же прекрасно понимаете, что, в конце концов, все закончится хорошо!
А иначе разве стоило бы огород этот городить, сказку эту затевать?!
Глава 5. Далеко простирает химия руки свои…
- …А я утверждаю, что мы имеем дело с диметил-изопропил-декагидрофенантреном! Если хотите знать, у меня по химии в школе пятерка была! Я почти что на химфак поступил! Только баллов не добрал… вот в милицию и попал…
- Извините, уважаемый, но никак не могу с вами согласиться! И уж простите старика – нашли, чем хвастаться, Вольт ты мой, школьной пятеркой… Да я с изобретателем динамита, господином Нобелем, вот как с вами сейчас, сидел!
- Мало ли кто, где и с кем сидел?! Дизель Рудольфыч, при всем моем уважении, вы рассуждаете, как…как урка какой-то! Простите еще раз! И рассудите сами: какая же это может быть метапроптизол-этинол-финалгона, когда это реально - диметил-изопропил-декагидрофенантрен?!
- Да разве ж у твоего фенантрена такая взрывная волна?! Что ты мне толкуешь!
- Как думаешь, - вполголоса спросила Дуська, - не подерутся они?
- Надеюсь, что нет, - так же вполголоса ответила ДД; хотя, пожалуй, они могли бы и орать во все горло, все равно никто бы не услышал.
Тесновато было в дедовой хибарке конечно, для такого общества, да оно бы и ничего, можно было бы с пространственным континуумом помудрить, стены раздвинуть…
Но провода-то куда денешь?! Все равно за все цепляются; так что Дуська с ДД экспериментировать опасались, не обувная коробка…
Опять же, не дома – в гостях.
А остальные гости-хозяева тесноты вроде и не замечали; ржавчики поздоровались и тактично убрались к себе, а Дизель с Петровичем как сшиблись в химической полемике, так ничего вокруг не видели, не слышали. Даже про футбол забыли!
Как и ново-само-окрещенные Снежинка и Снежок: эти голуби (так и просится сказать «помойные»…. но кто старое помянет…нет, не будем!)
Эти двое устроились уютно в старых покрышках, и все ворковали и наворковаться не могли…
И получалось, что Дуська с ДД оказались как бы не у дел, и как бы ни при чем, как бы лишние: ощущение не очень-то приятное!
С утра собрали горсточку земли в баночку из-под кофе, разбудили Петровича, спросонья ничего не понимавшего, просветили насчет прошлого, настоящего и будущего…
Причем, что характерно: бывший капитан полиции Петрушкин не проявил никакого недовольства или даже удивления по поводу того, что его ни свет, ни заря две тетушки тащат к какому-то дедушке!
Хороший сон навела Дуся. Крепкий.
Так вот, значит: доставили Петровича к Дизелю.
И вроде: спасибо, дальше мы тут сами, без вас разберемся!
Вот и разбираются…Менделеев с Ломоносовым какие-то.
Дед, откуда ни возьми, сотворил на быструю руку целую лабораторию, колбы-реторты-горелки: землю с места взрыва чуть не наизнанку уже вывернули, чуть не на атомы расщепили…
А все никак не договорятся, спорят и спорят.
- Вот жалко, что у нас нет микроскопа, я бы вам на пальцах доказал, что я прав! – горячился Петрович.
- Не, нам мелкоскоп ни к чему, у нас так, глаз пристрелямши, - ответствовал Дизель, обнаруживая знакомство с русской классической литературой.
- Я глубоко уважаю ваши познания и таланты, но согласитесь!
- Не могу согласиться! Истина дороже!
…Н-да. Это явно надолго.
- Пойти что ли к ржавчикам, посидеть с ними?
Дуська согласно кивнула: ей уже тоже надоело слушать про метилы-фенилы.
Тихонько вошли, присели в уголочке…
- …Ну, а чего дальше-то было, тетя Гуся?
- А дальше… Дальше у нас любовь произошла с одним трактором.
- Ну??!
- Да, серьезное такое, большое чувство. Он мне даже стихи писал. «Мы встречались с тобой на карьере, ты ковшом рассекала песок…»
Дальше не помню, но красиво так… ту-ру-ру, ту-ру-ру, ту-ру-ру… И лучше выдумать не мог!»
- Ишь ты!
- И впрямь красиво…
- Ну, а дальше?
- А дальше трагически все кончилось, погиб мой трактор…Да и от меня – вот, одна только гусеница и осталась.
- Как же оно случилось-то?
- А вот как. На том самом карьере поставили нас с ним рыть песок… А он и провалился – там целая шахта, подземные выработки оказались, да все с какими-то вредными горючими веществами… вывозили туда на свалку, как выяснилось, всякие химические отходы с калошной нашей фабрики…
Так и взорвался друг мой сердечный, так и кончилась наша любовь!
А мне тем взрывом – страшным, УЖАСНЫМ, всю мою внутренность повредило, чинили-латали, движок перебирали…
А так ничего и не могли сделать. Вот и разобрали на запчасти.
А только с тех пор у меня все какие-то видения…
- Какие видения, тетенька?
- Странные! Ладно, если б про кубометры земли, а то ведь - про перевыполнение плана по мужским галошам 41-размера! Или вдруг я вишни в чужом саду ворую! И зовут меня при этом как-то странно, чуть ни не нитрофоской…
Ржавчики сочувственно завздыхали, заскрипели, забухтели, Старый Огнетушитель прошипел:
-Ш-ш-шок-к…
А Сломанная Радиола зачастила:
- Галлюцинации, это галлюцинации, не иначе, вот ужас-то какой, бедненькая тетенька Гусенька, надо же так, вот что любовь-то делает, ай-ай-ай-ай…
- Дусь, - прошептала ДД, - тебе не кажется, что мы только что услышали что-то очень важное?!
- Елы-палы… - только и смогла ответить она.
Что и говорить: открытие, сделанное в чуланчике, поразило всех присутствующих! Вот оно и встало все на свои места, - спасибо ржавчикам и лично тете Гусе, вовремя про свою трагическую любовь вспомнившей!
Вот и разгадка таинственных и зловещих взрывов, уносящих и людей, и дачных и прочие существа и сущности черт знает куда!
Или – того не лучше, - сносящих напрочь крышу, поражающих нервную систему, разрушающих психику, убивающих любую сущность…
Все потому, что химические отходы, всякая дрянная дрянь скопилась под землей.
И галоши-то давно уже никто не носит, и от фабрики осталась одна Подошва со своими воспоминаниями – а вот поди ж ты!
- То есть, получается, что мы имеем дело с самопроизвольными выбросами…- начал Дизель, и Петрович тут же подхватил:
- …которые имеют свойство патогенов-галлюциногенов!
- И теперь наша задача…
-… найти очаг заражения… то есть, возбуждения…то есть, испражнения… ой.
- …ну, в общем – очаг; и придумать…
- …как его нейтрализовать!
- ПРАВИЛЬНО!
Слава Богу, пришли к единому пониманию.
Но не успели порадоваться, как вдруг услышали за окном раскат грома…
Неужели уже и гроза в январе?!
Но это была не гроза.
-Началось, - упавшим голосом сказала ДД.
- Шморлики вывелись…
Глава 6. День шморликов
Страшная заря занималась тем январским утром над сээнтэ «Заря», жуткая, лютая, кошмарная!
Ухало, крякало, завывало, визжало, ревело и рычало отовсюду;
и трещали и качались деревья в садах, того и гляди вырвет с корнем;
а ветки и сучья летали, что твои истребители, сбивая зазевавшихся ворон;
и ходуном ходили половицы в домах;
и падала с полок посуда;
и в дикой пляске-хороводе кружились лопаты и грабли, вилы и топоры, мотоблоки и косилки;
…уже не говоря о том, что одеяло убежало, улетела простыня и подушка, как лягушка, ускакала от меня…
Резвились вырвавшиеся на оперативный простор шморлики! Дорвались, вывелись, вылупились!
… ну как, страшно? Или не очень?
А если вам сковородкой по голове? Или кипящее масло из-под котлет из той сковородки – само собой выпрыгнет вам на ноги?
Понятно, что не «само»: никакое масло ни с того ни с сего прыгать не будет, ясное дело, чьи это козни…
Дачные отбивались, как могли, защищали каждый свой дом, каждый кирпичик, каждую досочку-половичку.
Действовали по известному принципу «он ломает – я чиню».
Да только ужасно много оказалось этих шморликов, гонишь его в дверь – они лезут в окно, и уже в трех экземплярах!
Зубастые, чумазые, скалятся, визжат, все хватают, кидают, топчут, гадят…горохом плюются.
А которые посообразительней – те фасолью.
И не схватишь их – скользкие, как мыло, и не догонишь – юркие, как мыши!
Ну, чума, истинная чума…
Бросив Петровича с дедом Дизелем решать проблему патогенов- галлюциногенов, ДД с Дусей вернулись в «Зарю», которая буквально вся стала полем битвы…
И, разумеется, немедленно вступили в бой!
И, разумеется, неравный: потому что, посудите сами, какое-такое у дачных может быть оружие массового поражения?! Одни щетки да метлы…
- Ну, и наварила Дарья, ну и наплодила на нашу голову! - приговаривала Дуська, энергично шуруя шваброй и стараясь спихнуть с потолка шморлика, который строил ей наглые рожи и
пытался провертеть дыру в доске корявым черным пальцем.
- А я тебя помню, ты в меня вилкой тыкала, когда я еще маленький был!
- Ишь ты, - удивилась ДД, веником выгребая целый рой шморликов из-под любимого комода, - они еще и болтают…
- А я тебя помню, ты в меня вилкой тыкала, когда я еще маленький был! - хрюкнуло откуда-то снизу.
- А я тебя помню, ты в меня вилкой тыкала, когда я еще маленький был! - квакнуло откуда-то из угла –
и пошло, и пошло сипеть, хрипеть, мяукать, свистеть –
- А я тебя помню, ты в меня вилкой тыкала, когда я еще маленький был!
И подруги только оторопело вертели головами, а противные голоса все повторяли и повторяли на разные лады одно и то же, пока, наконец, Дуська не пришла в себя и не взвизгнула:
- ОНЕМЕЙТЕ!!!
И только тогда прекратилось это безобразие, хотя откуда-то с чердака еще было слышное отдельное: «а я... илкой…огда… енький…ыл…!»
- Донь, а это же они обо мне! Помнишь, я тогда у Дашки в котелке рогулькой помешала?
- Да уж поняла…Слушай, а ведь «онемей» твое сработало – может, чего порадикальней придумаешь?
Но Дуська огорченно потрясла головой, безуспешно отдирая от штанов очередного шморлика, а тот шипел и цеплялся:
- Ты ведь знаешь, что я не могу…Вот, единственное: давай всех постараемся выгрести отсюда и я наложу заклятье «Без доклада не входить!»
- А подействует?
- Ну! У меня-то пока чисто. Это, конечно, не «Тройной замок», как у Дарьи, но работает…
- Вот же ты какая, - ДД осуждающе покачала ушами, - себя, значит, обезопасила, а остальные – пропадай?
- Донечка, солнышко, ты с ума сошла?! Меня ж не хватит на всю «Зарю», на сто без малого домов! Это же дикий расход энергии, ты моей смерти хочешь, да?!
Смерти Дуськиной ДД, разумеется, не хотела, и поэтому, повздыхав, снова взялась за веник…
Но, пошоркав туда-сюда обнаружила, что к венику уже прицепилась целая гроздь шморликов, увлеченно его обгрызавших:
- Тьфу ты, паразиты! Дусь, я тебя прошу, помоги, а? А я… а мне сходить надо, глянуть, как у всех дела… ну, и к Дарье тоже.
Дуська проницательно покивала головой:
- Мороз-воевода дозором обходит владенья свои? Ладно уж, иди, я тут все приберу и заклятье наложу, и сама к Дарье подтянусь, там и встретимся… если ничего не случится…
«Как у всех дела» - это было конечно, важно, но и так примерно представляла себе ДД, что дела – хреновые.
Пока шла по участкам, насчитала двенадцать поваленных заборов, двадцать две сломанные яблони, не считая вишен, а уж выведенной из строя садово-дачной техники и прочего инвентаря – и вовсе без счету.
И просто даже помыслить было страшно, что творится в домах…
Одно отчасти утешало, а с другой стороны, наоборот, напрягало: странная, звенящая и зловещая тишина внезапно повисла над «Зарей», не слыхать было ни уханья, ни рычанья, ни победных воплей, ни, наоборот, скорбных рыданий.
И непонятно: то ли у всех обеденный перерыв, то ли тихий час, а то ли перешли стороны к позиционной войне?
…А вот на 66-й даче обнаружилась стихийная сходка: собралось душ двадцать-тридцать, вооруженных швабрами и граблями. Коноводил Домкрат Дорофеич, - тот самый, если помните, что вечно «воздерживался».
А сейчас прорвало, видать, и такую держал он речь перед собравшимися:
- И в эту тревожную минуту, в час грозных испытаний, в годину бедствий, хотелось бы видеть в наших сплоченных рядах нашего уважаемого руководителя, Домну Дементьевну, однако, что же мы видим?! Мы видим, что мы ее не видим!
Во, разговорился-то, прямо депутат на трибуне, подумала ДД и подобралась поближе – причем, собрание ее упорно не замечало.
И как-то уж чересчур напряженно внимая словам докладчика:
- И я призываю всех, кому дороги наши демократические завоевания! Кто не хочет повторения ошибок прошлого! Кто не желает наступать в который раз на одни и те грабли…!
Насчет грабель, это ты в точку, подумала ДД, это в данный момент очень актуально.
Но неужели все так и будут молчать, и слушать эту ахинею?! К чему он клонит? Сместить ее, ДД, с поста председателя? Ну-ну, пусть попробует…
И почему все застыли, будто Дуська навела на них свое фирменное заклятье «замри-отомри»?
ДД подобралась еще ближе…
И ахнула: лица слушавших были и в самом деле, словно застывшие фото, словно каменные изваяния!
И пустые, безнадежно пустые глаза.
И только уши торчком.
…А это кто там, в засохших кустах малины, прячется, таращится, потирает злорадно лапки, чьи это знакомые рожи, похожие на коровьи блины, на кучи навозные?!
Ах, вы, подлые….
Глава 7. На костер ведьму!
На 81-м участке, в самой глубине заросшего сада, где стояло некогда некое строение-сооружение, которое так и хотелось бы назвать «крупорушкой»…или старым сарайчиком, или кухонькой…
Не стояло больше ничего. Груда порушенных и обгорелых досок, к тому же явно обгрызенных чьими-то острыми зубами, сизый дымок над ними – вот и все, что осталось.
А неподалеку от этих руин-развалин, на любимых своих чурочках сидели двое.
И разговаривали. Точнее, говорил только один:
- Котинька моя бедная, ты главное успокойся, не волнуйся, я с тобой, мы вместе, это главное, придумаем что-нибудь, прорвемся, не пропадем!
Молчание.
- У нас же домик остался! Там и чердак симпатичный, и подвальчик, я давно тебе предлагал переехать, немножко ремонта и можно жить, и будет не хуже, чем здесь…
Молчание.
- Ты постарайся сейчас не думать ни о чем, и главное – ты ни в чем ни виновата, ну так уж получилось, мы же не хотели, должны же они это понять, не звери ведь!
Молчание.
- Дашк, ну что тебе сделать? Хочешь, поиграю? Нет? Не надо? Ну, не буду, давай просто помолчим, у нас ведь так всегда это славно получалось – вместе молчать…
Выбился из сил, если правду сказать. Как с глухой говорил, не знал толком даже, слышит ли она его сейчас?
Вспомнил, как появился вновь – не соврал Голос! – на тех же чурочках, как пошел на запах дыма, как увидел ее, свою Дашку – и ужаснулся...
Сидела замотанная в какое-то рваное тряпье, в котором едва угадывалось ее любимое платье и нарядный фартучек, сидела скорчившись, уткнув лицо в черные лапки, и только тихонько подвывала и поскуливала…
А когда кинулся к ней с криком «Дашенька!» - отшатнулась, зыркнула провалившимся страшными глазами и просипела не своим, совсем не Дашкиным голосом - «Ты КТО?!»
Обнимал, гладил исцарапанные ушки, целовал – она сперва отбивалась, потом затихла в его объятиях, но слова больше не сказала, так и сидела молчком, а он все говорил, говорил, говорил…
Еще там, на руинах, подобрал сиреневую веточку – единственное, что осталось от их хозяйства, да еще в кустах валялся тот самый злосчастный котелочек, да еще его гитара…Можно жить!
Даже и шморликов не видать, - разорив-разметав гнездо свое, разбежались по окрестностям, а здесь больше не гадили почему-то…Видно, как ни крути – а Родина.
И можно бы начинать все заново, лишь бы Дашка очнулась! Пришла в себя, вспомнила его, лишь бы стала прежней, лишь бы…лишь бы…
Он навострил чуткие уши - откуда-то издалека, словно морской прибой, глухо и грозно пророкотало и прокатилось, - а потом все ближе и ближе, и вот уже совсем близко – в соседнем, кажется, проулке – …
ОНИ.
Нет, не шморлики. Это было бы не так страшно!
А вот те самые – с пустыми глазами, с лицами застывшими, перекошенными в дикой ярости и злобе.
И крик над толпой - о, сколько же веков этому крику!
- НА КОСТЕР ВЕДЬМУ!!!
И вскочил Димка, загораживая собой Дашку, а они уже здесь, уже вокруг них, наседают, тянут жадные скрюченные лапы, когти выпущены чуть не на полметра, острые, хищные! С клыков слюна капает, глаза светятся, как у волков…
- Она не виновата!!!
- Нет, это она, она, она!
- Она ведьма, ведьма, ведьма!
- На костер, на костер, на костер!
- Сжечь, сжечь, сжечь!
И все такие знакомые, такие свои – соседи, приятели; вон Денис с 22 участка, вон Динара, и Дарина тоже здесь, и чуть ли не бабушка Деменция в задних рядах, - притащилась со всеми, карга старая…
Озверевшие, ничего не соображающие…
Да что же с ними такое?!
В отчаянии взмахнул Димка сиреневой веточкой, поднял над головой, как саблю!
Замерли… но только на одно короткое мгновенье.
И его хватило: стремительно над ухом Димки прошептала невидимая сейчас никому ДД:
- Димка, продержись пару минут, только пару минут, мальчик!!! Играй, если веточка сломается!!!
Димка взглянул на веточку – и точно, вот-вот переломится, дрожит, выгибается, но пока держит застывшую толпу…
Веточка-веточка, помоги, милая, родная!
На сколько-то хватило ее, помогла родная, и все-таки сломалась с жалобным хрустом – и опять рванули вперед непохожие на самих себя дачные…
Соседи, друзья, приятели.
Звери.
- Играй!!!
И ударил Димка по струнам – первое, что в голову пришло.
Из Эрика Клэптона, кажется.
И что-то случилось с толпой, как в замедленной съемке стали движения, как в киселе вязком…
Но все равно – из последних сил тянут хищные лапы, а кто-то уже и костер запалил – огнем полыхнуло!
И вот-вот схватят, вот сейчас вцепятся, вот уже коснулись…
- Руки за голову!!! Оружие на пол!!! Вор должен сидеть в тюрьме! Я сказал!!!!
Как статуя командора, как Щит и Меч в одном лице встал, возник, воздвигся между ними и толпой Петр Петрович Петрушкин, бывший капитан полиции, - но право же, горе той полиции, которая таких героев увольняет в «бывшие»!
Стеной встал, несокрушимый как Закон и Порядок, Справедливость и Правосудие.
И – дрогнула очумелая толпа! Задрожали, затрепетали дачные, сморщились-съежились, клыки и когти втянули, глаза потухли, еще б чуть-чуть – и развеялись бы в прах…
Но схватила его за рукав ставшая вновь видимой ДД:
- Петрович, сбавь обороты! Они зачарованы-заколдованы, сейчас очухаются – всем стыдно будет!
- Знаю я таких зачарованных, - вполголоса проворчал капитан, - толпа, тетя, дело страшное!
Вот, помню, бросили нас как-то на митинг футбольных фанатов…
Глава 8. По дороге из желтого кирпича
- …Ну, понятное дело: Клико, кто ж еще?! Только не сама, конечно, а через своих Коку-Куку, остолопов, - они ж еще у нее грибов поганкиных наелись, вконец оборзели…
Сидели опять у ДД, Дуська тут все действительно прибрала, шморликов повыгоняла, заклятьем дачу огородила и теперь только ахала да глазами стреляла – жалостно в сторону Дашки, которая калачиком свернулась на знаменитом диванчике.
И абсолютно влюбленно-восхищенно на Петровича! ДД даже кулаком ей потихонечку погрозила, но тщетно…
- Петрович, ну ты прямо герой! Прямо этот… как его?
Ну, не важно, но как ты с ними справился!
- Да ну, чего там, - смущался тот, - работа у нас такая… Вот, помню, бросили нас на митинг футбольных фанатов…
- Нет-нет, простите, что перебиваю, - взволнованно влез Димка, - но как вы вовремя! Просто еще одна минуточка – и все! Все! Просто огромное, несказанное вам спасибо, и вам Домна Деменьтьевна, если б не вы… Ох, даже подумать страшно – они ведь уже костер развели…
Димка в ужасе схватил себя за уши, -
- И точно бы нас сожгли! Точно сожгли бы Дашеньку и меня, не смог бы я один ее спасти!
- Ну, все-все, хватит, проехали-проплыли.
- Нет, вы просто не представляете, что я пережил в эти минуты!
- Представляю, Димк…Нам теперь бы еще Дашеньку из этого ступора-прострации вернуть. И шморликов вывести. Ну, а потом уже… все остальное.
- А как ее вернуть-то?
- Не знаем, мальчик, пока не знаем…
На руках принес ее Димка в дом, сама идти не могла, но уже не сопротивлялась, не скулила – просто лежала с закрытыми глазами, вздрагивала под теплым пледом…
- Если Дашка… если она, - медленно, задыхаясь, произнес Димка, - то я… я убью их! Поганку, Кликушу, гадов этих навозных… всех!
- Остынь, ребенок! – сказала ДД.
- Не умеем мы убивать, - горестно покачала ушами Дуська.
- И, между прочим, это уголовно наказуемо, - угрюмо добавил Петрович.
Димка обвел отчаянными глазами друзей:
- А что ж мне делать-то?!
- Будь рядом, просто рядом. Говори с ней, играй что-нибудь ваше, любимое…и тебя услышат…надеюсь…
Говорила, и сама не очень-то верила, но что еще могла сказать? Случай неописанный, не бывало еще такого среди них, дачных:
амнезия, полное истощение нервной системы, отравление угарными заклинаниями…и Бог его знает, что еще!
ДД скользнула взглядом по заветному комоду, в который раз с надеждой: может, сейчас? Может, пора? Может, именно ЭТОТ случай имелся в виду?
Но молчал комод, как тот дорогой рояль, который заперт, а ключ потерян…
А вместо него грянул в комнатенке знакомый хрипловатый голос, а суповая ложка-телефон вспрыгнула на стол и сделала стойку:
- Привет чесной компании!
Димка вздрогнул, заозирался, но Петрович, на правах уже опытного, успокаивающе похлопал его по плечу:
- Да, Дизель Рудольфыч, и вам здравствовать, какие новости?
- Да что мои новости, вот тебя - с викторией! Жалею, что не присутствовал при сем, хотя бы мичманом! Видел, видел подвиг твой, не перевелись, знать, богатыри на земле русской! Утешил старика, знатно их приструнил! И красну девицу с добрым молодцем от беды неминучей спас…Утешил, право слово!
Петрович обреченно вздохнул:
- Дизель Рудольфыч, ну что вы, ей-Богу…Служба такая. Вот, помню, бросили нас однажды на митинг футбольных фанатов…
Но дедуля сурово перебил-пророкотал:
- Опосля расскажешь, а ты вот что, давай-ка возвращайся, мне тут без тебя не управиться, я уж почти все собрал, только одна закавыка осталась, помудрить нам с тобой надо…
- С чем закавыка-то?
- Да с дистанционным, будь оно неладно, управлением. Я, вишь ты, андроид-то пристроил, навигатор там, джипиэс опять же, туда-сюда… А вот с этим ДУ – застрял… А еще крепежа бы нам не помешало – хомутов, болтов, и главно дело – гаечек бы нам самоконтрящихся, хотя бы штук несколько!
Петрович поднял было озадаченно брови, полез в затылок – чесать, но Дуська подмигнула, ответила бодро за него:
- Сделаем, дедунь, не вопрос!
- И еще… эта… - голос деда слегка притих, - вы вот что, Дусенька, Домнушка, не могли бы у меня забрать ребятишек, Снежинку с дружком ее? А то у меня все ж таки тесновато и эта… не мотель-бордель какая.
- Дедуля! – ахнула ДД, - вы что ж такое говорите?!
- Ну, извиняюсь, - сконфузился дед, - но только у них тут медовый месяц вырисовывается, а мне оно, знаете ли, без надобности. Ребятки-то хорошие, ничего не могу сказать, а все ж таки…
И опять же – Прибор теперь занимает чуть не всю кубатуру, а они в своем любовном томлении мне пятый раз все провода обрывают…
В обчем, заберите их ради Вольта, а ты Петрович, поспешай, да просьбу мою не забудь…Даю отбой!
Вот еще забота: куда-то надо пристроить на постоянное место жительство бывшего Пылеглота с подружой, бывшей Плаксой…да еще с медовым месяцем, ой-ой-ой…
Ну, комнатенку еще одну нарастить – такую же, как эта, с диванчиком, столиком кухонным и венским стульчиком, окном в сад – не проблема.
Диван только нужно двуспальный… н-да.
Комода там, конечно, не будет…. да и обойдутся они без комода...
ДД вышла на крылечко и в сотый, тысячный уже, кажется, раз обвела глазами пустой и морозный, сухой и пыльный сад: потрескавшаяся земля, корявые ветви старых вишен и яблонь – словно руки старух, протянуты в немой мольбе; и все вокруг словно криком кричало, и слышала ДД этот безмолвный крик: снега, снега, СНЕГА!
Но снега не было, не было зимы, хоть тресни пополам!
Хоть сама ложись и согревай землю своим теплом…
И шморликов, что характерно, не слышно – притомились, видимо, буянить. Радоваться, понятное дело, рано: передохнут и опять возьмутся за свое…
- Домна Деменьтьевна!
Лысое существо с обтрепанными ушами и вислыми усами выглядывало из-за старого штакетника.
Домкрат Дорофеич, кто же еще.
Не иначе, как извиняться приплелся?
Точно:
- Я к вам делегатом, от всех нас, дураков, вы уж простите, не ведали ведь, что творили! И у ребяток прощения просим, напугали их, поди, до ужаса…
ДД молчала, сурово сдвинув брови, под носом воинственно затопорщились усы. Не дождавшись ответа, делегат сник, зашаркал валенком, заныл:
- Домнушка, матушка, ну, сама ведь знаешь…
- Не знаю! – отрезала ДД.
- И какая я тебе «матушка», окстись, дядя?! Не знаю я, что вы за существа такие, если одна мерзкая злыдня и два проходимца-недоделка ТАКОЕ с вами могли сотворить!
Домкрат Дорофеич горестно закивал лысиной, хотел что-то вякнуть, ДД не дала:
- Ты бы слышал, что ты нес, старый черт! Демагог Дорофеич…А может, - она прищурилась, - может, что у нормального на уме, то у зачарованного на языке, а?! Может, ты и правду такой, только сто лет притворяешься-воздерживаешься?
- Домнушка, - взвыл старик, - да что ж ты такое говоришь! Какой из меня этот… демагог? Да рази ж ты меня, всех нас, не знаешь?!
- Не знаю, - неумолимо, в третий раз отрезала-повторила ДД.
- И не знаю, чего теперь от вас ото всех ждать, - а если завтра еще какую погань на вас наведут?! Так и пойдете, как бараны? Вот, не поспей мы, хоть на секунду промешкай – представляешь, что было бы?!
Старик мелко затрясся, в отчаянии схватил себя за уши:
- Ну, прости, прости, прости! Мы уж все и так наказаны, что у нас по домам творится, - до лета не разгрести, такого натворили эти самые шморки… Щас-то вон затихли, а к вечеру на штурм опять пойдут! И ведь… ээ-э-эх, Домна Дементьевна, ведь как ты ни крути, но ведь и ребят тут вина! Вон, какую погибель на всех на нас навели!
- И поэтому их надо было сжечь на костре, - буркнула ДД, но уже и сама почувствовала: хватит, а то в какой-то морально-нравственный тупик заходит разговор.
- Ладно, перевернули страницу. Что у вас, по вашим линиям – тоже, как и здесь, тихо пока?
- Тихо, тихо, - покивал он, – да только ненадолго оно...
- Сама знаю.
- И как же быть-то? Как их, проклятущих, прогнать?! Как совладать с ними?
- Пока не знаю…
Не более, как через полчаса комнатенка для молодых была готова, даже букетик цветов на столе в вазочке стоял, - бонус от Дуськи.
Другие молодые пребывали в том же состоянии: Дашка лежала, Димка сидел возле, тихонько что-то напевал-наигрывал, искательно всматривался в любимое лицо: не откроет ли глаза, не очнется ли?
Ей было уже явно получше, землистая чернота спала, ровнее стало едва слышное дыхание, и мягкая, шелковистая, молоденькая шерстка появилась на ушках…
Но до полного выздоровления, конечно же, было еще ой, как далеко!
- Слушай, у нас тут уже какое-то семейное общежитие, - хмыкнула ДД, - с реабилитационным компонентом.
- И не говори, - отозвалась озабоченно подруга. – Слушай, а может, к цветам еще елочку навести? Новогодие все ж таки, не так давно было?
- Валяй елочку до кучи, устроим детям праздник…Медово-новогодний!
А те, для кого они сейчас старались, вовсе, кажется, не замечали ничего вокруг! И так и сидели в тех же старых дедовых покрышках – сидели и вели нескончаемый любовный диалог:
- А помнишь? «Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли. Её отец фермер Джон, целый день работал в поле, мать Анна хлопотала по хозяйству. Жили они в небольшом фургоне…
- …снятом с колёс и поставленном на землю»!
Ну, конечно, помню! Обожаю Волкова! И знаешь, как-то довелось прочитать исходник, - ну, того самого мудреца из страны Оз, - так просто рядом с нашим Изумрудным городом не стоял!
- Точно-точно! Абсолютно!
- А вот Сказки дядюшки Римуса – прелесть! Помнишь?
- Ну, еще бы…Хитрюга братец кролик: не бросай, мол, меня в терновый куст… И все-таки наши сказки, наша детская литература – это что-то совершенно особенное, потрясающее! Возьми ты, например, Крапивина…
- А знаешь, я его мало читала, только «Лужайку, где пляшут скворечники» и «Самолет по имени Сережа»…
- Да я тебе все наизусть, по памяти расскажу!
- Какой ты милый…А вот это, гениальное: «Я вас пятнадцатый раз умоляю, покажите мне план аэродрома!»
- «Этого вы от меня не дождетесь, гражданин Гадюкин!» Ну, еше бы – Драгунский, «Денискины рассказы»…
И они счастливо рассмеялись, влюбленно глядя друг на друга…
- У нас в библиотеке до самых последних пор устраивали детские литературные утренники…
- И у нас в садике была маленькая библиотечка, совсем крохотная, но все-таки…
За спиной у них деликатно покашляли:
- Я сильно извиняюсь, что прерываю вашу высоколитературную беседу, но вам, ребятушки, пора…
- Куда «пора»? – испугались они в один голос.
- Ну, как же: ждут вас, Домнушка с Дусенькой все глаза, небось, проглядели. ПМЖ вам специальное обустроили, а у меня тут скоро испытания Прибора начнутся, так что…
И дед многозначительно покосился на грандиозно-угрожающего вида сооружение посреди комнатки.
И чего там только не было…!
Собственно, не было там дистанционного управления, а все остальное – налицо.
- Дизель Рудольфыч, дорогой! Спасибо вам огромное за приют, за добро, за ласку!
- За все-за все!
- Ну, чего уж там…
Но когда парочка исчезла, тоскливо оглядел опять оборванные провода…
А влюбленные… ах, эти влюбленные! Им ведь что один шалаш, что другой – лишь бы рядом, лишь бы вместе, лишь бы говорить, да не наговориться!
Хотя, конечно же, уют и заботу оценили высоко, как и цветочки, и елочку: Снежинка разревелась от счастья, чуть опять в Плаксу не обернулась, еле успокоили!
- Ну, вот, еще пара минут и все будет готово…
- Потрясающе!
Петрович с уважением вытягивал шею, наблюдая за тем, как споро и сноровисто мелькают над столом Дуськины лапки, как из ничего, из воздуха буквально, возникает нечто до того высоко-технологическое, чему и названия нет!
А кучка крепежных деталей, болтов-хомутов и хитрых самоконтрящихся гаечек уже лежала на столе, на обрывке вчерашней газеты «Старониколаевские новости».
- Удивительно, как вы ловко это делаете, Дуся Дормидонтовна! У вас, наверное, высшее техническое? МАИ или МИРЭА?
- Да ну тебя, Петрович, - от смущения Дуся порозовела, как девушка, - кто нас туда возьмет? Эмпирически, сами до всего дошли. Вон, Донечка по телефонии, как ты уже знаешь… Ну, а я – все больше по старинке, заклинаниями…
- Вот, собственно, и все, - аккуратно сложила все в полиэтиленовый пакет с розочками и клубничками, сказала озабоченно:
- Только постарайся его не кантовать, мало ли что? Вроде я все закрепила нормально, а в дороге может разболтаться…Не тряси, короче: я там еще динамита положила малость, пригодится деду, он как-то просил…
Петрович опасливо покосился на пакет:
- А дорогу-то я найду без вас?
- О том не беспокойся, доставим в лучшем виде!
Он почему-то вздохнул, потоптался на месте, отвел взгляд.
- Так мне… отправляться уже, что ли?
Дуся молча, не отрываясь, смотрела на него…
И вот еще бы немного, - и что-то произошло бы! Что-то очень важное и необходимое для них! Но…
Но упала в этот миг стрелка часов на цифру 9.
И взорвалась сонная тишина за окном визгом и скрежетом тысячи маленьких злобных бормашин, и озарилась черная ночь желтушным, мертвым светом, и содрогнулись бревенчатые стены!
Бросились к окошку, а там…
Ну, шморлики, понятное дело. Если кто забыл, - как и ожидалось, ближе к ночи пошли на штурм.
Все, кроме Дашки, конечно, выскочили на крылечко - ого! Дачку № 13 взяли в кольцо, со всех сторон окружили, по всем правилам наступали, и сколько ж их тут было, мама дорогая…
Перли, как танки, черным по черному лезли напролом, ломая кусты…
Сортовой, между прочим, смородины.
- А вот мы их сейчас! Клин клином!!! – взревел Петрович, и, размахнувшись, хотел было метнуть туда, в самую гущу, взрывоопасный полиэтиленовый пакет с розочками и клубничками!
- НЕТ!!! – завопила Дуська, повисая у него на руке.
- НЕТ!!! – отчаянно вскрикнула Снежинка, повисла на другой руке: - Не надо!! Они же – ДЕТИ!!!
Петрович от неожиданности и лишнего веса – все ж таки, не бесплотные существа! – чуть не рухнул на ступеньки, а Снежинка легко спрыгнула в сад, остановилась, раскинула руки, словно крылья, как будто хотела обнять их всех!
И сильным, звучным меццо-сопрано, - откуда только взялось?! - перекрывая злобный визг и скрежет, запела:
- Белые снежинки кружатся с утра, Выросли сугробы посреди двора, Стала от снежинок улица светлей, Только одеваться нужно потеплей!
И – о чудо! – призамедлили свой «штурм унд дранг» хищные звереныши, сбились с бега!
Хоть еще и разевали острозубые рты, но в первых рядах уже беззвучно, и в глазах появилось странное, задумчивое выражение…
А рядом со Снежинкой стоял уже Снежок:
- Милый, а дальше-то я не помню! – с отчаянием обернулась она к нему, - выручай! Придумай что-нибудь!
И прокашлялся библиотечный, как все равно на лекции, и подхватил, и выручил - не с самого начала, с некоторыми купюрами, но довольно-таки близко к тексту:
- …И вот, вызванный волшебством злой колдуньи Гингемы ураган донесся до Канзаса и с каждой минутой приближался к домику, где жила девочка Элли! Вдали у горизонта сгущались тучи, поблескивали молнии! И случилась удивительная вещь: домик, где как раз и была сейчас Элли со своим любимым песиком Тотошкой, повернулся два или три раза, как карусель. Он оказался в самой середине урагана! И страшный вихрь закружил его, поднял вверх и понес по воздуху!!!
И – снова чудо, еще одно! Теперь уже вся толпа, - орда, скопище мелких пакостников, - затихла, застыла, вся, кажется, обратилась в слух! Внимательный такой.
И появилась вдруг в этой черной толпе прогалина, - тоненькая, как золотой волосок вначале, стала она расти, расширяться…
И оказалась дорогой из желтого кирпича – той самой, настоящей, сказочной!
И, взявшись за руки, Снежинка и Снежок, детсадовская и библиотечный шагнули на эту дорогу.
И третье чудо не замедлило статься: шли по желтым ярким кирпичам, шли, взявшись за руки, шли, сквозь онемевший строй, и - смыкалась за ними светлая черта!
Потому что вся куча-орда-толпа-скопище сделали военно-морской поворот «все вдруг» и строем пошла за ними!!!
И уже совсем-совсем издалека донеслось:
- … В дверях фургона показалась испуганная Элли с Тотошкой на руках. Что делать? Спрыгнуть на землю? Но было уже поздно: домик летел высоко над землей… Ветер трепал волосы Анны. Она стояла возле погреба, протягивала вверх руки и отчаянно кричала…Осиротевшие отец и мать долго смотрели в темное небо, поминутно освещаемое блеском молний…
Так и ушли. Умаршировали, исчезли, растаяли без следа!
И дорога пропала, как будто и вовсе не было.
На крылечке очнулись от столбняка:
- Что-то мне это живо напоминает, - пробормотала ДД. – Как это… «Когда одна дудочка и восемь дырочек победят целое войско…» Нет, не дудочка, а палочка?
Ох, ребятки-ребятки…спасители вы наши…
- Нет, но как она пела! Какой голос! – захлебнулся от восторга Димка. – Прямо Тамара Синявская! Брависсимо!
А Дуська с ужасом и упреком теребила за рукав Петровича:
- Ты что, действительно хотел в них ЭТИМ бросить?! Правда?!
- Да ладно тебе, просто напугать хотел…Ну, а если что, - может и бросил бы…
Вот помню, бросили нас на митинг футбольных фанатов…
- Ох, да погоди ты со своими фанатами – кто-нибудь скажет мне, КУДА они все подевались?!
И все переглянулись растерянно: в самом-то деле – куда?
- Не волнуйтесь, с ними все хорошо, - прошелестело в ушах у каждого, какой-то странный безликий голос, если можно так выразиться.
Или эта мысль утешительная пришла всем одновременно?
…Или вообще показалось? И не было ни Голоса, ни даже мысли, а просто какая-то снизошла откуда-то на всех уверенность, ощущение:
Все будет хорошо!
Глава 10. Последнее дело Клико
Она сидела на земле разбитая и уничтоженная, как упала, так и пошевелиться не могла: случилось ужасное, невозможное!
Все оказалось напрасным, все зря, все впустую…
Как обухом по голове пришло сегодня утром известие: хозяева ее продают коттедж, сворачивают здесь все свои дела и уезжают навсегда.
На ПМЖ в Новую Зеландию. Это решено, это окончательно, это бесповоротно.
Вот и все.
И как это осмыслить, осилить, осознать?! И что ей теперь делать? Оставаться здесь, в ожидании новых хозяев? Или, разорвать себя на части, одну оставить здесь, а другую, совершенно жалким образом запихнуть в какой-нибудь чемодан и в виде багажа отправиться туда, на новое место?
Да, конечно, так бывало, и неоднократно, так поступали многие…
Многие – но не ОНА! Не ОНА!!!
Она же не такая, как все, она особенная! Отдельная, неповторимая! Она – Хозяйка, Клико, Клитемнестра Контентовна, а не какая-то там Дуська-Муська…
Так что же делать?!
С тоской, почти с ненавистью смотрела она на дом – замок свой, свою крепость, счастье свое выстраданное, желанное!
И оказавшееся таким ненужным.
Спалить его, что ли? Раз у тех придурков не получилось…
а ведь почти получилось…
Нет, никому ничего поручить нельзя, все самой надо было делать!
Не говнюков этих посылать на дачных с заклятием «Лапша на уши», а самой идти!
И хрен бы что у этого капитанишки разжалованного получилось!
А то наорал, видите ли, - так они со страху все в штаны и наложили…
И со шморликами ничего не вышло… и сопляков этих, щенка шибко музыкального со своей девкой она не осилила…не сегодня-завтра прочухается…
Силы у нее не стало, вот что. Надломилось в ней что-то.
И случилось это в тот самый момент, когда не увидела в зеркальце своего отражения, а только Белый Ужас, когда заверещала, как поросенок, которого режут, когда в обморок брякнулась, как обыкновенная…
Вот! Вот оно! Слово ключевое, страшное.
Как ОБЫКНОВЕННАЯ.
Перестала, стало быть, быть особенной, стала, как все!
И сейчас, до кучи – последняя потеря.
Значит, финита. Конец всему.
Ох, и до чего ж погано-то на душе, до чего ж погано…
- Да неужто меня тут звали? – просипело за спиной.
Клико поморщилась, прикрыла глаза. Вот только ее сейчас и не хватало…
- Чего тебе? Рассчитались вроде...
Уперши руки в бока, Поганка покачала угрожающе головой:
- Ну, не-ет, окончательный наш расчетец еще впереди, ты меня обидела, а мы обид так быстро не забываем…
Клико криво усмехнулась:
- Серьезно? Опять грибов своих вонючих навалишь полный дом? Да хоть забери его насовсем!
Опухшие глазки без ресниц забегали растерянно, не ожидала, опешила:
- Чего врешь-то? Как это – «забери»?!
- А вот так: насовсем. И живи там. Что, не нравится?
- Да как же… да врешь ведь?!
- Не-а. Дарю! – и Клико широким жестом обвела участок, - все бери, твое будет, ну?!
- А ты куда же?
- Не твое дело. Берешь?
Они уставились друг на друга, Поганка ошарашенно-подозрительно, чуя явный подвох, а Клико злобно-решительно: а в самом-то деле, чем не вариант?!
Вот вам подарочек на прощанье, раз вы меня здесь бросаете – получите Поганку!
И посмотрим, как вы его продадите, коттедж свой!
Потому что, во-первых, кризис; а во-вторых – с таким довеском-нагрузочкой…
Замучаетесь продавать, неблагодарные!
А если и продадите каким-нибудь олухам – так это ее, Клико, уже не касается, слишком поздно начинать все сначала, слишком она устала… устала…
И что-то такое уловила, учуяла Поганка, потому что, опустив глаза пробормотала:
- Вообще-то… Знаешь, помойку-то нашу сожгли! То ли случайно загорелась, то ли нарочно… да оно бы так на так убрали – нынче утром бульдозеры пригнали, раскатали все, и следа не осталось…че-то строить хотят…наши все попрятались, разбежались, ну, я-то, конечно, могу и к винно-магазинным податься, есть местечко…
А ты-то что же? Ты-то куда же?! - спохватилась она, опять становясь злобно-подозрительной: ну, кто же в здравом уме поверит Клико, Хозяйке, когда она говорит ТАКОЕ?!
- Не хочешь, - не бери, - брезгливо поморщилась та. - Мне по барабану, я отсюда ухожу.
Поднялась с земли, отряхнулась и ни слова больше не говоря пошла по дорожке.
Поганка, разинув рот, смотрела вслед, и только сейчас, кажется, заметила, как изменилась Хозяйка, куда только делась надменная стать?! Поблекла, сгорбилась, знаменитый костюмчик в каких-то пятнах, от маникюра и следа не осталось на обломанных когтях, шерсть на ушах лезет клоками…
Ну и дела!
А Клико, ни разу не оглянувшись, дошла до калитки, секунду промедлила, закрыла глаза и, подняв лапы к груди сложила их крест накрест, шепнула что-то, короткое и яростное.
И пропала.
Поганка же, тварь умная и хитрая, оставшись одна, отнюдь не кинулась сломя голову в новообретенное жилище, а сперва обошла его по периметру, раз, другой…
И что-то не нравилось, что-то пугало ее, удерживало от последнего шага, шевелила тупым носом, принюхивалась…
И вдруг, ахнув, рванула бегом от дома, дальше, как можно дальше!
И недаром: огненный смерч взвился на том месте, где стоял коттедж красного кирпича – изящный и гордый, как средневековый замок, с башенками и флюгерами, затейливыми витражами в оконных переплетах….
Взвился смерч черно-оранжевый до самого синего неба!
И погас. И только маленькая кучка пепла осталась на ухоженном участке, с затейливо выложенной дорожкой, обсаженной туями; да ничком лежала у самого забора Поганка – обожженная, оглушенная, едва живая…
Глава 11. Смерть и воскресение Полуприемника
Испытания Прибора решили проводить на пустыре, который для пущей важности окрестили «полигоном».
Давным-давно было здесь хозяйство и разные службы машинно-тракторной станции: кипела жизнь, ревели моторы, восхитительно пахло соляркой и горячим металлом…
Ах, да что теперь вспоминать: было, да быльем поросло, и затянуло бурьяном да лопухами остатки кирпичной стены….
Вот тут КП и решили устроить – очень даже удобно, почти как естественный бруствер.
Накануне возились с Петровичем допоздна, отлаживали Прибор, настраивали дистанционное управление, гоняли на холостых.
Дело вроде ладилось, за привезенные запчасти Дизель похвалил: лучше фирменных!
А Петрович только вздохнул, вспомнив, как ловко управлялась со всякой хитрой техникой Дуся Дормидонтовна…
Дуся… Дусенька…ну и что, что усы? Подумаешь, усы.
Во-первых, не всегда же они у нее, а только когда переживает-волнуется.
Во-вторых, - некоторым женщинам они даже идут…
Ну, если конечно, не очень густые.
А в третьих…
- Петрович!! Заснул, тудыть твою цапфу?! – взревел над ухом Дизель.
- Дай ключ на двадцать, третий раз прошу! Очнись от грез!
Ну, вот. Ничего от них скрыть нельзя, от этих существ, на полметра под землю видят, каждую тайную тайность души мгновенно улавливают…
А Дизель проницательно поглядел на него из-под колюче-проволочных бровей:
- Хорошая, хорошая у меня внучка, дай Вольт каждому!
Вот закончим испытания, истребим нечисть, а там…
- Ладно, Дизель Рудольфыч, - решительно перебил его Петрович, - давай не будем!
- А не будем, так и не будем, - покладисто согласился дед. – Завтра день ответственный, спать ложись, это мы не спим, а тебе-то надо…
И приснился Петровичу удивительный сон…
Будто опять он на рыбалке, сидит на зеленом бережку, а над водой туман стелется, тихо так, славно!
И будто рядом – она, и тоже с удочкой, и так им вдвоем весело!
А рыба клюет – ну, просто как заведенная, так сама на крючки и прыгает…
И вдруг одна рыбешка из его ведра поднимает головенку, топырит жабры и спрашивает человечьим голосом: чего тебе надобно, дядя?
И с поклоном он ей отвечает: мол, ничего мне особо и не надобно, а вот, чтоб только были мы вместе!
В горе и в радости, в бедности и в богатстве, в болезни и в здравии…
- Несмотря на явные видовые различия? – прищурилась рыбка. – Это ж противоречит законам Природы, ты что, дядя, Дарвина не читал?!
И в отчаянии замотал во сне Петрович головой:
- Не читал, и читать не хочу! Не могу без нее!
- А ты знаешь, сколько ей лет по- вашему, по настоящему?! Она ж тебе в прабабки годится! – противным голосом проверещала зловредная рыбина, изжарить бы ее за такое…
- И хватит руками-то молотить, - вдруг добавила она голосом Дизеля, - вставать пора…
И когда Петрович продрал глаза, добавил:
- А снам не всяким верь, иные и обманки бывают.
- Ну, вы прямо не Дизель, а Рентген какой-то, - проворчал Петрович, натягивая штаны…
Морозным хмурым утром все было готово для первого испытания Прибора, который после долгих дискуссий решено было назвать Многофункциональным Уничтожителем Химических Отходов и Другой Дряни – сокращенно, стало быть МУХОИДД, а для полной краткости МУХОЙ.
Устроились на КП, - он же, если быть уж совсем точным, и ЦУ, центр управления.
Мигали лампочки, крутились стрелочки, прыгали цифирки, змеились провода, застыл в позе ожидания на красной черте с нулем устрашающего вида рубильник…
Ну, в общем, все как обычно в таких случаях.
- Я только одного не понимаю, как мы установим, что оно подействовало?
Дизель постучал по главному дисплею, на котором плавали кроваво-красные узоры…
- Вот видишь? По моим задумкам, ежели оно сработает, тут все станет голубым и зеленым. Ну, а ежели чего не так пойдет, не сумеем с первого раза достичь – то так красным и останется…
Ну, что? Вольт нам в помощь и все амперметры – поехали! Давай обратный отсчет!
- Девять, восемь, семь, шесть, пять…
- Не части, не части! Куда гонишь-та?!
-…три, два, один…
- Старт! – вскричали оба, и повернул Дизель рубильник, и что-то ухнуло в недрах МУХИ, и заурчало, и запело на разные голоса…
И по прежнему плавали по экрану багровые кляксы…
- Выключай, - махнул шестерней Дизель. – Не вышло с первого залпа. Ну так что ж? Отрицательный результат – он, того… Тоже результат! Пойдем дальше думать.
И три долгих дня и три долгих ночи думали, пока, наконец, не придумалось…
- Ноу хау! - объявил Дизель как-то утром, - в смысле, знаю, чего у нас не хватает, - и, отворив дверь к ржавчикам, позвал Полуприемника.
Тот, отъевшийся на дедовых харчах, вида вполне приличного, не затрапезного, не замедлил явиться.
- Вот что, милок, дело у нас к тебе, наиважнейшее, наинужнейшее дело.
- Дак я чего, я – завсегда! Уж так вам благодарен, Дизель Рудольфыч, что – все, что ни скажете…
- Ты погоди тарахтеть, выслушай сперва!
Помолчал дед, собрался с мыслями и сказал так:
- Чтобы нам истребить нечисть, чтобы нейтрализовать химическую гадость эту, что всякие токсины, галлюциногены-патогены из себя извергает во всей нашей округе, - в радиусе, по моим прикидкам, километров этак сто-сто пятьдесят, - построили мы Прибор, это ты знаешь.
И что испытание наше первое прошло неудачно тоже знаешь. А вот чего не знаешь, - для того, чтобы работал наш Прибор, чтобы, куда надо полетела наша МУХА, нам нужно всего-то немного…
Твоя голова.
- К-к-к-ак г-г-олова?! – с ужасом выдавил Полуприемник. – А я-то как же?
- А вот и думай. Пожертвуешь собой – всем нам, всему нашему миру поможешь… А нет – ну, так что же… живи дальше, никто тебя не тронет…
- Да почему ж именно моя-то?! Что в ней такое?!
- А то в ней «такое», что выпустили тебя, милок, в одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, и была это последняя партия, и больше таких, как ты, не делали, другая серия пошла, вот что в ней «такое»…
Уникум ты, понимаешь? А такой нам и требуется…
Полуприемник в отчаянии и тоске оглянулся – ржавчики смотрели на него кто сочувственно, кто с надеждой, а злорадных не было ни одного.
- Ребята... - прошептал он, - как же так…
Ну, и понятно, не могла тут промолчать Сломанная Радиола:
- Ой-ой-ой, бедненький, братец, что ж делать-то, ай-ай-ай, Дизель Рудольфыч, миленький, пожалей ты его, ведь только-только жить нормально начал, может, не надо, может, меня возьмешь, а что, возьми меня вместо него, я ведь тоже – из последней серии, ты сам говорил, таких как я больше не делали?!
Дизель отмахнулся, сказал необидно:
- Да ну тебя, Балалайка, не годишься ты для такого, мужского дела! Хотя… - он на мгновение запнулся, задумался, и вдруг просветлел лицом:
- А знаете что? А сделаем-ка мы из вас двоих Музыкальный Центр! Сердце-то твое, милок, останется, - МУХЕ оно без надобности, а оно у тебя, все ж таки, несмотря на все твои безобразия хорошее… И ты, девонька, наконец-то запоешь нормально, а то слушать тебя - аж в ушах звенит и скулы сводит, а с его сердцем – сердечником, точнее сказать, - будет самое то!
Ну? Что скажете?
Сообщество ответило незамедлительно и хором:
- Да! Да!! Да!!! Дизель Рудольфыч, спасибо, как вы здорово придумали, а я уж и надеяться перестала, братец, соглашайся, не бросай меня, вместе будем, ты только представь, какая жизнь впереди, новая жизнь, культурная, возвышенная, музыкальная, просто райская…
- Ш-ш-ш-шикарные перс-с-с-пективы! – прошипел-просипел Огнетушитель.
- Да, паря, считай, сто тыщ по трамвайному билету, - прокряхтел Карбюратор.
- Совет вам, да любовь! - прошептала тетя Гуся, смахивая слезу давно застывшего машинного масла.
- Какая любовь, они же родственники, двоюродные, кажется?!
- Двоюродным – можно! – твердо возразила тетя Гуся – и кто бы с ней спорил? Признанным экспертом в вопросах любви и брака была, а уж после того, как благодаря ей была разгадана тайна Белого Ужаса, совершенно особое, почетное место занимала в сообществе ржавчиков!
Ну, и сами понимаете: поскольку все выразили поголовный восторг и одобрение, - как же было Полуприемнику не согласиться?!
Что и говорить: умел Дизель приводить неотразимые резоны…
Другим утром на полигоне снова все было готово для испытаний.
И тут уж не выдержали ржавчики, попросились «посмотреть»; хотя и поворчал дед, что тут им не стадион какой, и не игра Реала с Арсеналом, но…
Разрешил.
- Давай, Петрович, сегодня ты командуй, может, у тебя рука полегче моей…
И снова был обратный отсчет, и снова рубильник встал в нужное положение, и снова что-то ухнуло в недрах усовершенствованной МУХИ…
А если быть точным, то не «ухнуло», а скорее «ахнуло» - ощутимо поменялась интонация – да оно и понятно.
Все замерли… как перед пенальти! Все взгляды – туда, на экран!
И вдруг, в самом центре кровавой каши из клякс, запятых и загогулин, появилась маленькая голубая точечка.
Задрожала, из точки превратилась в пятнышко…очень похожее на сердечко…а потом стало спиралью – и пошла описывать, пошла наматывать сверкающие нити, стирая, сметая красное!
И вот уже во весь экран – ослепительная спираль победно сияет, переливается, меняет тон, становится то густо лиловой, то бледно васильковой, то малахитово-зеленой!
Сомнений быть не могло, если вы, конечно, не дальтоник: все стало голубым и зеленым.
Как и должно было быть, как и обещал дедушка Дизель!
И значило это только одно:
- Получилось, Петрович!!
- Получилось!!! Победа!
- Ура! Го-о-о-ол! – завопила вся техническая общественность – и была где-то права…
Вот так умер, и так воскрес Полуприемник, существо когда-то правильное, потом ставшее жалким и противным, ничтожным прихлебателем у злодейки, а потом вновь обратившееся к свету…
и новой жизни!
Это была мораль, если кто не понял. Свежая и оригинальная.
Хотя нашей сказке еще далеко до развязки…
Вечером, разумеется, устроили банкет по этому знаменательному поводу. Имеется в виду избавление от Белого Ужаса, конечно: Дизель Рудольфыч авторитетно заявил, что больше никаких взрывов не будет, умная МУХА устроила так, что вся химическая дрянь, скопившаяся в почве, битком набитая токсинами-патогенами-галлюциногенами обратилась в очень полезный для растений компост – а дедушке привыкли верить, не было ни разу такого, чтобы он ошибся или обманулся!
ДД с Дуськой с лап сбились, чтобы устроить банкет по высшему разряду, пригласили всех, - все и пришли.
И дачные – практически в полном составе, во главе с прощеным Домкратом Дорофеичем; и ржавчики – без них-то теперь никуда, а особо – без тети Гуси!
Для такого случая пришлось комнатку знакомую растянуть до размеров уже вовсе гомерических, а как иначе?
В чулан оттащили знакомый диван, - Дашка уже потихоньку вставать начала, потихоньку ходить… Только вот по прежнему молчала и никого не узнавала…
Эх. Ну, да ладно – пройдет и это. Со временем.
В тот же чулан отправился и комод, и стол, и стул – чтоб не мешались…
Как было все красиво в банкетном зале! Дуська расстаралась в смысле интерьера: море цветов, воздушных шариков и мыльных пузырей, все – в зелено-голубой, счастливой гамме.
Во главе стола, на почетных местах, понятное дело – дедушка Дизель с Петровичем, угощенье – на любой вкус!
Для непьющего Петровича – жбан морса, остальным – кому чего: и марочное, выдержанное машинное масло, и консервированный березовый сок, и домашнее пиво, и даже – на любителя! – редкий в наших местах из вереска напиток, который забыт давным-давно, который слаще меда, пьянее, чем вино…
А закуски какие понаставили! А горячее какое!
Выпили за дедушку Дизеля, выпили за Петровича, за тетю Гусю, разумеется: отдельным почетным тостом выпили за Полуприемника: помянули прежнего, пожелали долгой и счастливой жизни будущему…
Потом, особо – за Снежинку и Снежка; какой-то умник предложил было не чокаясь, но все так на него цыкнули!
Долгий и цветистый тост произнес Домкрат Дорофеич, - о дружбе и взаимопонимании, о милосердии и сострадании, о терпимости и толерантности, о вечных ценностях, о подвигах, о доблести, о славе, и еще много о чем.
ДД даже испугалась, как бы это не чары вернулись, что-то уж больно кругло, как по писаному говорил…
Оказалось – точно, по писаному: бумажку-шпаргалку в рукаве прятал, а писали-сочиняли тост все дачные вместе, вот и получилось нескончаемое, невообразимое буриме…
- Донь, ты чего за голову хватаешься? Домкрат задолбал?
- Ой, Дусь, что-то мне неможется…
Не совсем правду сказала ДД…
Потому что уже минут десять, как странное ощущение испытывала, чувствовала, что должна, обязательно должна выйти сейчас из-за стола и пойти в чулан, словно зуммер какой-то в голове, в ушах звенел, зудел, звал настырно: иди!
И вошла – и ахнула: ящик заветного комода был… открыт!
Замерла на месте, будто лапы к полу прилипли, и явственно, как будто только вчера это было, дословно вспомнилось в который раз предсказание-пророчество, сделанное ей, тогда еще совсем молоденькой домовушке.
Напечатано было пророчество на древней пишущей машинке «Ундервуд», и кнопками приколото к задней стенке комода.
А написано-предсказано было следующее:
«Ящик это непростой, ключа к нему не подберешь, отмычкой не возьмешь, огня и воды не боится, для заклинаний неуязвим, откроется он сам, в самый нужный, самый важный, самый трудный и критический для тебя момент! Помни это, никогда не забывай! Крепко целую, твой…»
И дальше следовала абсолютно неразборчивая, хвостатая подпись, на которую была наляпана круглая, смазанная, фиолетовая печать, где можно было разобрать только несколько букв: «ухв…дык…МРОТ…»
Да, вот так все и было; и она не забывала, и сколько раз казалось ей, что - вот он, самый трудный и критический, наступил!
Со шморликами, с Дашкой, с Белым Ужасом, опять же, с зимой этой нынешней, неповторимой, никак не начинающейся…
Значит, все это было еще НЕ САМОЕ страшное?
С замиранием сердца заглянула в открытый ящик.
Ничего там не было, кроме маленького, с ладонь величиной кусочка серого асфальта.
ДД взяла его, недоуменно повертела так и сяк…
и вдруг острая боль, предчувствие чего-то неминуемого, непоправимого пронзила ее…
Да что ж такое?! Да все ведь вроде хорошо, жизнь налаживается?!
Она в отчаянии схватила себя за уши: нет, это невыносимо!
Глава 12. Еще один совсем короткий разговор
- …Вообще непонятно, коллеги, о чем мы спорим?! Нужна нам дорога, или не нужна…Это же ФЕДЕРАЛЬНАЯ трасса, поймите вы наконец! Это вообще не обсуждается! Проект принят и утвержден, и наша с вами задача как можно более… м-м-м… безболезненно решить вопрос с…этим… как его там?
- Садовым некоммерческим товариществом «Заря».
- Да! Вот именно. Так что даю вам срок до завтра, доложите ваши соображения.
- До завтра не успеем…
- Все! Разговор закончен! Не успеют они…ДОЛЖНЫ успеть! Меня губерния торопит, а их Москва, каждый день звонят; а мы тут из-за сотни каких-то развалюх сопли жуем! Вы соображаете, или нет?! Без места хотите остаться? Так это очень просто…
Короче, все: свободны! И чтобы завтра утром у меня был отчетливый план решения этой… м-м-м-м…проблемы.
Глава 13. Зимы ждала, ждала природа…
23 февраля – странный день календаря! Для людей, имеется виду, это они все спорят да спорят, - считать его праздником, или не считать; а дачным-то – что, они всегда об эту пору дрыхли без задних лап, а вот нынче, в бессонную эту зиму, сподобились дотянуть…
- Ну, как же не праздник-то?! – горячилась Дуся, хотя ей никто и не возражал, - он же в армии служил? Служил! А Дедушка Дизель, он же тоже мужского рода, и тоже наш защитник-спаситель! Да и Димка, несмотря на все… на всё…
Ну, короче, я считаю, что мы должны обязательно для них праздник устроить, и…
И у меня столько еще шариков воздушных осталось от того банкета!
- Да устроим, чего ты так разошлась-то? - ДД внимательно посмотрела на подругу, та смешалась под ее взглядом, лапкой пол смущенно заковыряла…
Очень изменилась Дуся за последнее время, похорошела, помолодела… И гарньер колор был тут совершенно не при чем.
- Сознайся, - тихо спросила ДД, - колдовала на него?
- Ну, - залилась виновато краской Дуся, - немножко… Честно, совсем-совсем чуть-чуть!
Вскинула умоляюще глаза:
- Ты понимаешь, я ведь только начала… а он сам потом…и я даже не знаю… потому что, он ведь тоже…и как-то оно само…а ведь если бы что – он бы ничего…
А так – вот!
- Яркая речь, - вздохнула ДД.
- И как ты себе это представляешь? В дальнейшем?
- Не знаю, Донечка…уж как получится, а не могу иначе! Не могу без него…
…Эх, Дусенька. Мне б твои заботы.
Последние дни жила ДД, как на иголках, все время таскала в кармане фартука тот злосчастный кусок асфальта – как вынула его тогда из ящика комода…
Понятно было, ЧТО именно он означает, не знала только КОГДА?
Но чувствовала, всеми клеточками своими, каждой шерстинкой чуяла – скоро, скоро…а как об этом сказать? Народу, той же Дуське? Она вон как светится от счастья своего неожиданного, а тут – такое…
Или не говорить до самого последнего момента, самой эту тяжесть тащить, ведь все равно, ни на кого не переложишь?
Или сказать сейчас?
Ох, ну просто голова пополам раскалывается и душа надвое рвется!
Дуська… раньше-то непременно ей сказала бы, да она бы и сама спросила, почувствовала, что я сама не своя; а нынче ничего не видит, не слышит, не замечает, вся - в своем!
Вон, по второму кругу пошла:
- Я ж самую малость только навела, а он, как будто того и ждал…
- Видела я твою «малость», - фыркнула ДД, - уши-то у него какие стали, а?!
- Ну, да, - поникла Дуська, - я и сама не ожидала…
А тот, про кого говорили они сейчас, сидел на завалинке возле Дизелевой избушки с паяльником в руках: дедуля попросил подправить блок питания к велотренажеру – в последнее время дед сильно озаботился своим здоровьем, крутил педали каждый день, ну, и оторвал своим нижним манипулятором проводок…
Петрович паял, а мысли его были далеко, далеко!
Каждую ночь снились теперь ему такие чудесные сны, хоть и не просыпайся! И всегда была там она – веселая, красивая – и такая родная, такая своя, что словами не выразить!
Да, много чего не мог бы выразить словами бывший капитан Петрушкин…
Куда-то далеко-далеко в прошлое ушла, отодвинулась его прежняя жизнь, со всеми заботами, проблемами, обидами и несправедливостями…
и службой, и «глухарями», и раскрытыми преступлениями, и отчетами начальству, и нагоняями от него же… и увольнением-сокращением, и тем, что последовало за ним – диким запоем, отчаянием, тоской…
И всего-то два месяца, даже меньше, считая с новогодней ночи, он здесь, в «Заре»,- а кажется, век прошел!
Будто век знает и Дизеля с его ржавчиками, и всех дачных, и ребят, Димку с Дашкой, которых успел тогда спасти; и Снежка со Снежинкой… от которых, что-то давненько не было известий…Неделю уж, кажется.
И ее.
Как он мог жить без всего этого?!
А может, и не жил вовсе?
Он и чувствовал себя здесь иначе, и возраст не ощущал, - а точнее, ощущал, но как-то странно: то ли ему 20 лет, а то ли 120…
Но какая разница, если любишь?
Ну, то есть абсолютно другим стал человеком.
…Человеком?
Или… просто…совсем Другим?
Мысль эта показалась ему определенно плодотворной, но додумать ее он, как всегда, не успел:
- Петрович, зайди-ка, тебя тут к телефункену! Вызывают!
Роняя канифоль, бросился в избушку, схватил наушник, поднес к ощутимо выросшему за последний месяц, пушистому уху…
Кстати, стало очень удобно…и как-то симпатично. А слух изощрился просто до невозможности!
- Да?!
- Привет, милый, как ты?
- Да вот сижу, починяю примус, - выскочила откуда-то веселая цитата, - а как ты? Увидимся сегодня?
- Так мы же вас с дедулей ждем вечером, вот, готовимся!
- А в чем дело?
- Праздник, забыл?! 23 февраля нынче, решили вас отметить!
Елки-палки, а ведь и правда.
- В общем, ждем!
- А ты?
- А я – особенно…
Он пристроил наушник на место, повернулся к Дизелю:
- А у нас сегодня опять банкет!
- Да уж знаю, - проскрипел тот, - жалко, что не здесь, были бы с музыкой, а туда тащить… замучаемся.
Оба посмотрели на Музыкальный Центр, свое последнее совместное достижение.
Центр был совершенно уникальный, играл сам, безо всяких кассет и дисков! Не говоря о пластинках.
Просто скажешь ему: мол, давайте-ка, ребята, сделайте нам Первую симфонию Чайковского!
Ребята пошушукаются, помурлыкают – и, пожалуйста вам, симфония.
А теперь, мол, давайте из битлов, с первого диска?
И, пожалуйста вам, битлы, «Please, Please Me»
Или попросишь какую-нибудь революционную или пионерскую песню – и тут же будет тебе про барабанщика, который в руки палочки кленовые берет….
А все – они, ребята, бывшая Сломанная Радиола и бывший Полуприемник…даже и непонятно, как их ТЕПЕРЬ-то, в новой ипостаси называть?!
Ну и Дизель, конечно же, с Петровичем!
- Скучно без музыки, - сказал Петрович и подумал, что было бы совсем неплохо заказать сегодня ребятишкам какое-нибудь зажигательное танго и пригласить ее…а то ведь - ни разу не танцевали!
- А может, и дотащим, - раздумчиво продолжил Дизель, - чего тут тащить-то? И ребяткам полезно проветриться. Так что ли, мендельсоны?
В недрах Музыкального центра пошуршало, словно заводил кто-то патефон и ставил на него старую пластинку, и ответ не замедлил явиться:
- А ну-ка песню нам пропой веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер! Моря и горы ты обшарил все на свете…
- Поняли, поняли! «Проветриться» - «ветер», что ж тут не понять? Все ясно, все вместе пойдем…
ДД сидела на крылечке и мрачно курила – и утро было, как всегда, как обычно серое и хмурое, и на душе было тяжко и горестно…
А в комнатушках у нее все опять ходило ходуном, Дуська прямо напополам рвалась, чтобы устроить ею же придуманный праздник, Димку с Дашкой совсем загоняла…
Да-да, с Дашкой: совсем уже почти поправилась девочка, почти ожила после тех страшных событий, почти прежней стала…
Вот только речь к ней пока так и не вернулась. Все понимала, слышала, отвечала глазами, а говорить не могла…
- …Дашенька, солнышко, а ты сделай так, чтобы эти воздушные шарики пахли чем-нибудь таким хорошим, веселым, весенним, ладно? Сиренью, фиалками, ландышами – да? Сделаешь? Ну, вот и хорошо, моя умница; Димк, а ты помоги мне этот комод обратно в чулан запихнуть, полкомнаты занимает…Да, отлично, и вот этот стол мы сейчас поставим, нет, большой не будем, как в прошлый раз, у нас же сегодня гостей не так много будет…
«Ишь, раскомандовалась, - думала ДД, - прям как у себя дома. И надо бы рассердиться на нее, Дуську, а неохота, пусть их, если им нравится…напоследок…»
И холод пробежал по спине от этого «напоследок», и уже ставший привычным ужас сдавил сердце, и горячим, как уголек, опять стал кусочек серого асфальта в кармане ее фартука…
Опять!
Она так ничего, конечно же, никому не сказала. Не смогла. Обреченно, в одиночку ждала неизбежного, держалась из последних сил, курила втрое больше обычного, а остальные как будто и не замечали, как ей плохо, как невыносимо страшно, как больно…
Вот только, кажется, Дашка, немая Дашка что-то чувствовала, то и дело ловила на себе ДД ее напряженный, вопрошающий взгляд…
Кто-то вышел на крылечко, тихонько прикоснулся к плечу – ну, так и есть, она.
«Что, что с вами?» - спросила умоляющими глазами, погладила мягкой лапкой.
«Скажите, я же вижу, я чувствую, что вам сейчас не до праздника, что происходит? Что-то страшное опять, да?»
- Ничего, Дашенька, - с трудом улыбнулась ДД. – Ничего, прорвемся, не впервой…
Дашка отрицательно потрясла головой:
«Нет! Нет! Я же вижу, как вам плохо, вы скрываете что-то от нас! Скажите! Неужели… неужели опять что-то из-за меня?!» - она постучала себя кулачком в грудь, глянула тревожно.
- Ну, что ты, маленькая, - ласково возразила ДД, - ты тут совсем не при чем! Да и тогда… ну, в чем ты виновата? И все ведь совсем даже неплохо кончилось, и даже хорошо!
И в самом деле, если вдуматься, если глядеть в суть и в корень вещей, все и в самом деле кончилось хорошо, и благодаря дашкиным шморликам обрели, можно сказать, личное счастье бывший Пылеглот и бывшая Плакса, Снежные, как их теперь называли друзья…
Правда, были они теперь далековато отсюда, рукой не достать, ногой не дойти, самолетом не долететь, вай-фаем не достучаться: в каком-то там другом измерении…или скажем, в параллельном подпространстве.
Но зато - все вместе! И при деле – да еще каком!
Из бывших шморликов, из этой дикой банды малолетнего хулиганья образовалась путем культурного перевоспитания средствами классической музыки и художественной литературы такая трудкоммуна, что любо-дорого!
Песталоцци и не снилось, Макаренко бы оценил.
Завели там свое хозяйство, благо климат позволяет и способствует, увлеклись агрономией да селекцией (Мичурин отдыхает!) вывели какой-то необычайной вкуснотищи фрукт, назвали бананас, на достигнутом не остановились, сейчас мудрят с новыми гибридами, - авока-као и кокобаном…
Причем, безо всяких там ГМО, что, согласитесь, особо ценно, насквозь натуральный продукт.
В общем, заняты по уши, днями на плантации колдуют, вечерами книжки читают и музицируют.
Откуда известно? А телепатическая связь на что? Регулярная, раз в неделю, на особой частоте – пожалуйста!
Вот, наладить бы еще переброску этой экзотики оттуда – сюда, да организовать сбыт продукции: Снежок, даром что когда-то был существом книжным не от мира сего, а бизнес-план составил толковый, умелый.
А Снежинка души в своих шморликах не чает, они ее «мамой» называют…хотя она им и приемная…в каком-то смысле.
И такие в ней кулинарные способности проснулись! Как начнет свои блюда, разные фруктовые десерты, пудинги да пироги дистанционно описывать – слюнки текут вполне реальные!
- Ну, видишь, как все хорошо? И у них, и у вас с Димкой – как он тебя любит-то! А ты волнуешься, глупенькая, - ДД обняла Дашку, прижала к себе, та прильнула…
И вдруг вскрикнула, вздрогнула, отпрянула!
Обожглась. Уголек-то все еще в кармане у ДД, она-то привыкла, забылась на мгновение…
«Что это, что?! Зачем?!»
И только было собралась что-то соврать ДД, как из дома грянула музыка, - это заиграл Димка на скрипке, Свиридова, «Тройку»…
И в тот же самый момент с жутким треском разорвалось серое низкое небо, как будто кто-то огромной когтистой лапой содрал с него грязную обертку…
И - пошел, повалил, полетел…
… долгожданный СНЕГ!!!!
Настоящая метель, вьюга, буран, пурга обрушилась на землю, вмиг, в считанные секунды закрутила, замела, занесла старый сад и старый дом…
Зима! Белая, настоящая, всамделишная!!!
Дождались.
…И какой же праздник получился на пушистых снежных коврах! Все и смеялись, и плакали, и кувыркались в снегу, как дети, и даже дедушка Дизель изобразил что-то вроде танца маленьких лебедей…
Все перецеловались, и не только наши влюбленные пары; и качали Димку, и кидали его в сугроб – хотя и кричали при этом, эх, ты, что ж раньше-то не додумался сыграть из свиридовской «Метели»?!
Но победителя, конечно же, не судят!
А потом всей гурьбой ввалились в дом, - а там и угощенье, как в лучшем ресторане, и дашкина работа – дивно пахло сиренью и ландышами!
И на полную мощь зазвучал Музыкальный центр, и танцевали Дима с Дашкой, и Петрович с Дусей, и Дизель Рудольфыч вытащил на середину комнаты упирающуюся – не слишком – ДД – и как вдарили они рок-н-ролл под Литл Ричарда!
Чуть у деда все шарниры и сцепления не полетели…
Вот оно, счастье, ты и пришло ко всем.
…Но что это там, вдали за рекой, ревет и бухает? Что за странные, зловещие звуки? Такие ненужные и неуместные среди всеобщей радости и веселья?
И почему замерла, застыла ДД посреди комнаты? И так побелело ее лицо? И что судорожно прижимает она к груди?
И – о Боже! – буйно и страшно пошли в рост у нее усы, прямо как в тот раз; и надо бы вспомнить заклинание, но сейчас было совершенно не до него!
- Бульдозеры, - хрипло прошептала она.
Нагнула голову, словно прислушиваясь, кивнула сама себе и пробормотала:
- Так и есть: на гусеничном ходу, модель D39TХ-22, прямой отвал с изменяемым углом поворота и перекоса, да…Он самый, зараза.
Все в комнате с ужасом и надеждой смотрели на нее…
конец второй части
Эпилог
Или, может быть, последняя глава.
Или, лучше сказать – «еще одна»:
Последний поворот
Как известно, марток – надевай трое порток. С портками было все нормально, но – не грели. И куртка камуфляжная, такая толстая, со множеством карманов, ее любимая, казалась сейчас легкой рубашечкой, дрожь до костей пробирала.
Ветреным мартовским утром стояла ДД на опушке леса - того самого, что начинался за участками «Зари», тянулся до реки, а дальше был уже коттеджный поселок, некогда «Заветы Ильича», а ныне «Массачусетс», помните?
Стояла, собственно, даже не на опушке – на вырубке леса: вместо елей, берез, осин торчали пни, штабелями лежали свежеспиленные стволы, пахло смолой, опилками, мокрой землей и снегом…
В общем, картина Левитана «Март».
Только без лошади. И деревьев уже нет.
А так – очень похоже…
Она перебирала в голове события последних дней, – все ли правильно сделала?
И вообще – все ли? Ничего не забыла?
За эту последнюю неделю февраля и самое начало марта событий нагромоздилось столько, что казалось, сутки растянулись до 40, а то и 50 часов!
Если все описывать – еще одну часть повествования придется заводить, а потому – коротко и конспективно: дорога, - та самая, о которой мы упоминали время от времени в нашем рассказе, дорога, которую обещали построить двенадцать мэров Старониколаевска, дорога, уже столько времени висевшая кошмарной перспективой над всеми дачными «Зари» и огнем обжигавшая в последние дни ДД – эта дорога начала-таки строиться.
Поскольку, как было уже сказано в известном нам разговоре, «федеральная трасса, проект утвержден…»
Этот самый утвержденный проект «Зарю» буквально напополам разрезал, - и так распилил, что оказались в зоне сноса дома-участки ДД, Дуси, Димки с Дашкой, бабушки Деменции, Домкрата Дорофеича… и еще десятка трех дачных.
Под ту же раздачу, кстати, попал домишко дедушки Дизеля и весь заросший бурьяном пустырь бывшей МТС. Он же – полигон.
И был составлен «отчетливый план решения проблемы», о котором говорилось в том же, подслушанном нами разговоре: хозяевам сносимых участков была обещана солидная компенсация, и всяческое содействие в оперативном «решении оргвопросов», в частности, в смысле вывоза барахла-пожитков.
И даже уже что-то вывезли, а кое-кому, говорят, что-то и выплатили.
Ну, а про эту мелюзгу, про дачных существ – кто бы знал-понимал, кому они нужны?
Короче говоря, все случилось почти так, как и предсказывала в свое время ДД в разговоре с Петровичем, тогда еще капитаном полиции Петрушкиным…
Разве что - не все товарищество под топор попало.
…И все это было абсолютно бессмысленно, потому что дорожные проектанты умудрились начисто забыть про… реку!
Маленькую, тихую, но все-таки речку, кое-где по колено взрослому, а кое-где и с «с ручками», но в любом ведь случае, - водная преграда!
Ту, что вьется между «Зарей» и «Массачусетсом», что испокон веков здесь протекала, а нынче на ней устроили кучу платных рыбалок; и в которую неминуемо должна упереться трасса, - а вот забыли про нее умники-кое-какеры!
Как и учесть, что на ней, на этой речке, должен быть какой-никакой, а мост!
А мост – это, вы же понимаете, уже совсем другая тема, ведомство, проект, бюджет и прочие ассигнования-инвестиции….
Но кто же будет спорить с федералами?! Да и зачем?!
Поэтому быстренько вырубили кусок леса, отчитались о «нулевом цикле», подогнали технику…
И вот уже зарычали моторы, и зарыли землю ковши, и замесили снег и глину гусеницы; и тупорылые бульдозеры уже нацелились своими загребателями-сокрушителями на ветхие, из штакетника, заборчики, на яблоневые и вишневые сады, на одноэтажные домишки, с облупившейся краской, с похилившимся крылечками и террасками…
И замерло все до рассвета, - последнего в этой «Заре».
Эх. Ломать – не строить….
- А долгие проводы – лишние слезы, - решительно заявила ДД и отменила последней своей властью, уже было намеченное на эту ночь экстренное общее собрание.
Все и так всё знали, все уже было решено. А коллективного «плача Ярославны» она просто не вынесет! И без него хватило бы сил…
Организовать массовый переезд на ПМЖ в параллельное подпространство – это вам не кот чихнул!
Одну ораву ржавчиков трансгрессировать – прикиньте-ка?! А ведь и оставить нельзя на погибель, мигом цыгане в металлолом уволокут…
Туда, к Снежным, уходили ее лучшие друзья, самые близкие, считай – семья.
И как они там устроятся?
Снежные обещали встретить, как родных, и всяческое содействие, -ну, будем надеяться… Тем более, что вариантов особо и нет…
Она знала, что расстается с ними навсегда…. Разве что – чудо?
Больше и дольше всех артачился и упирался Дед Дизель, грозился войной, и даже начал уже строить зенитную установку…
Еле-еле уломали старика, посулили неограниченные возможности в смысле разных технических перспектив.
А влюбленные – им что, море по колено, стройка по пояс: лишь бы с милым!
Собрались уходившие на той же самой опушке-вырубке, где ДД и сейчас стояла…
Загодя уже был сооружен портал, строили встречным образом – оттуда Снежинка старалась, отсюда Дуся.
Получился на совесть: прочный, просторный, с небесно-голубой каемочкой по всему периметру.
Бабушку Деменцию упаковали в спальный мешок, Димка прижимал к груди одновременно Дашку, скрипку и гитару, совсем налегке, крепко обнявшись, стояли Дуся и Петрович…
У Дуськи в лапках был маленький мешочек, который прыгал и дрыгался: мышек своих прихватила с собой, ну, не могла расстаться!
И как всегда, больше всех суетился и всем мешал Домкрат Дорофеич, хотел было речь прощальную затянуть, но Дизель на него рявкнул, и тот увял.
…Сжав зубы, смотрела, как они уходили, по одному и парами, - ее друзья, ее молодость, вся ее жизнь…
Как нырнули в портал Димка с Дашкой – она на прощанье всю ДД слезами облила, сунула в руку веточку березовую.
Потом Дизель со всем своим хозяйством-семейством – скрипнул напоследок, вроде как пошутил натужно: «эх, Домнушка, так и не доплясали мы с тобой…»
И вот уже только Дуся и Петрович остались с ней на полянке, что-то замешкались… и увидела ДД, как уже начинает меркнуть, гаснуть голубой периметр…
- А как же ты-то, Донечка?! – вдруг спохватившись, в панике обернулась Дуська, - догадалась наконец-то!
И уже сделала шаг обратно, уже почти вышла за контур…
- Нет! Не пускай ее!! УХОДИТЕ!!! – отчаянно закричала ДД, и увидела, как схватил ее за плечи Петрович, рванул к себе…
И растаяла голубая дымка, исчез портал…
Ну, вот и все.
А теперь остается самое главное…
Дождаться конца, а еще – успеть додумать мысль, которая осенила ее сегодня поутру…
Пророчество из комода ведь было неспроста, как и тот кусочек асфальта, который до сих пор с нею; и может быть, дело тут не просто в той дороге, а и в ней самой, ДД?
Ее лично касается?
Что, если это знак? Что, если…
Что, если была она Дачная, а станет теперь Дорожная?!
Ненадолго – но станет?
И буква та же…
Ведь и дороге тоже нужна любовь, может потому они у нас и плохие, что Душу свою никто под колеса не клал?
И если она сегодня погибнет, то, может быть, не зря?
…А может, и зря – подумаешь, скажут, старую кошку сбили, вылезла, куда не надо – и поделом ей…
И всплыли откуда-то из подсознания, из генетической памяти, из самого что ни на есть нутряного нутра слова старой-престарой песни, давным-давно не поют у нас такие:
Дорога, дорога нас в дальние дали зовет:
Быть может, до счастья осталось немного,
быть может, один поворот…
- Эй, огоньку не найдется? - сипло спросили сзади.
Она вздрогнула, оглянулась.
Ну, замечательно. Вот, значит, с кем придется встречать свой последний час. Всю жизнь мечтала…
Молча протянула зажигалку, Поганка цапнула грязной лапой, жадно засмолила…
Неизвестно, что она там курила, но явно не «Бонд», характерный запашок пополз, глазки заплывшие совсем посоловели, зато языком замолотила-затарахтела, как прорвало ее:
- Отправила, значит, своих, а сама осталась, ясное дело…А помойку-то нашу, ты знаешь, пожгли, так что я теперь то у винно-магазинных, то здесь, в лесу; и главно дело – во, навязалась на мою голову, Хозяйка бывшая, – и Поганка ткнула лапой в маленькое, скорченное существо, стоявшее рядом с ней.
Хозяйка?! У ДД аж в глазах потемнело…
На бывшую Клитемнестру Контентовну было страшно и жалко смотреть! Сгорбленная, грязная, седая старуха тяжело опиралась на палку, тупо смотрела перед собой, что-то беззвучно бормотала про себя…
- Да тока какая она теперь кому Хозяйка, Клюшка она, и больше никто, - хихикнула Поганка, - я ее теперь так и зову, а главно дело, она ж мне дом свой отписала, да! Тока он тоже сгорел, беда такая, ну, и хрен с ним, не жили во дворцах, нефиг и начинать; и вот, иду я значит, в лес, по естественной надобности, смотрю – она на земле валяется, лапами машет, плачет, стонет, плюется, орет «уйди-уйди!» То ли, значить, «белочку» словила, то ли братца-мухомора наелась не иначе, и вот чего с такой, с ней делать? Потащила ее было к тем, коттеджным, - может, думала, возьмут свои, а там-то!
Не, ты прикинь, не знаешь небось, кто у них теперь за главных-то?! Каська да Кока с Кукой, и такие гады оказались, что ты! Главно дело, Каська, сука, похлеще этой будет, а какой миленькой-то прикидывалась, зачем, говорит, ты эту дрянь сюда притащила, тащи обратно, кому она тут нужна, ну я плюнула, да и пошла себе, а эта, гляжу, за мной тащится, не отстает, гоню ее, - не уходит, обзывалась на нее по всякому – а ей пофиг, хотела побить – за ту, за шляпку свою, у-у-у, не прощу никогда, гадина! Но где ж там бить, стукнешь разок, а с нее и дух вон, и куда ее, главно дело, теперь девать, неизвестно, так и ходим, а может, ты ее к себе возьмешь, пристроишь куда-нибудь, хоть в подвал, а? Хотя чего это я, куда ты ее пристроишь, сама вон, без места осталась, и чего тут торчишь, чего не ушла-то вместе со своими?
Поганка, наконец-то, выдохлась и вопросительно уставилась на ДД.
Н-да. Ситуация. И надо ж было, чтоб такое – напоследок!
Чтоб сбили с такой важной мысли, испортили такую песню!
Поскольку ДД медлила с ответом, передохнувшая Поганка опять было завелась:
- Ну, ты гляди, и эта в молчанку играет, брезговает, значит, главно дело, я тут, как дура, таскаюсь…
- Погоди-ка, - поморщившись, перебила ее ДД, - ты у нас всезнайка, так может, в курсе, откуда она родом-то, где завелась?
Поганка приосанилась, - не всякий день ее всезнайкой-то называли! Сказала небрежно:
- Да чего там не знать, из городских-домовых она…
- А конкретней? Улицу может, хотя бы, знаешь?
- Улица Новаторов, - вдруг прошелестела бывшая мадам Клико, - дом тридцать два, корпус три, квартира двадцать один…
- Двадцать один?! – ахнула ДД.
- Да…
- А чего эта, чего?! - завертела тощей шеей Поганка, подозрительно перебегая глазками с одной на другую.
- Ишь, заговорила Клюшка, а со мной не хотела, а чего эта ты так заполошилась-та, а?!
ДД хотела было ответить…
Хотела – да не успела.
Ударил по ушам рев и рокот, грозно и гулко раскатился на весь лес – пошла техника дорожная – пошла, поползла, покатилась ломать да крушить…
Куда тут отвечать – сам себя не слышишь!
Поганка подпрыгнула, заметалась, завертелась волчком на месте - и вот уже нет ее: то ли к своим любимым, винно-магазинным рванула, то ли старым грибом под корягу забилась…
Ну, да эта - в любом случае не пропадет.
Они остались вдвоем, ДД со старухой-Клюшкой, потерявшей, забывшей родовое имя, но – ведь надо же! – помнившей улицу и дом…
Соседка! Из двадцать первой!! С ума сойти!!!
И сказать бы какие-то слова, да некогда, не до слов уже, да и не услышит никто никаких слов, - вон, надвигается черно-оранжевая громада, нависает стеной над ними, все ближе и ближе, вот-вот затопчет, раздавит своими гусеницами!
Ну, вы уже знаете: та самая модель D39TХ-22, прямой отвал с изменяемым углом поворота и перекоса.
И когда оставалось до них совсем рукой подать, каких-то несколько метров, что-то непонятное случилось в колонне…
Дрогнул строй, остановились, попятились механические громады…
… и повернули, и объехали…
и пошли совсем другим путем!
Ну, то есть, абсолютно другим!
И скрылись в мареве мартовского леса, и затих вдали рев и срежет…
Оглушенная, еще ничего толком не понимающая, стояла ДД, в дрожащих лапах кусок асфальта и березовая веточка, Клюшка мертвой хваткой в плечо вцепилась…и что-то про улицу Новаторов бормочет, про дом и корпус…
- Значит, «только один поворот»? «До счастья?» И в самом деле, хорошая песня, - задумчиво пробормотал Голос.
Все тот же Голос.
…А может быть, ей это только показалось.
Но вот что определенно не привиделось и не причудилось – так это родное, отчаянное:
- ДОНЬКА-А-А!!!
И как ухватило ее что-то мягкое и пушистое, но крепкое и сильное – не одна пара лап, много!
И все заверте…
коне…
а, может быть, и не…